10
Капитан Гидра не замечал за собой, что стал чудовищем. В собственных глазах он оставался героем. Капитан Гидра не понимал, насколько был слеп, не видел в своих поступках ничего ужасного. Он верил в их правильность, справедливость и игнорировал сопутствующие этим поступкам страдания, смерти, трагедии — множество смертей и трагедий, ещё больше страданий. Капитан Гидра был уверен, что ГИДРА делала верное дело, приносила благо. Он не сомневался, что Баки тоже вскоре это поймёт. Баки понимал лишь одно: Стива уже не вернуть.11
У Баки не поворачивался язык называть Капитана Гидра по имени. Даже в мыслях он не позволял себе обращаться к нему «Стив». Но над снами Баки не имел власти. Засыпая, он звал Стива так часто, что однажды, когда Капитан Гидра разбудил его посреди ночи, спасая от очередного кошмара, и Баки был словно обезумевшим от яда сна и не понимал, что человек перед ним не был его Стивом, а потому доверчиво и жадно прижимался к нему, чувствуя облегчение, безопасность и теплоту его объятий и жар его большого сильного тела, лежащего рядом, с губ Баки тихо сорвалось: «Стив». Ему казалось, что это имя, произнесённое вслух, было способно защитить его от любого кошмара, уберечь от любой беды, было способно выразить всё, что он испытывал в этот момент, выразить всю его благодарность и любовь лучше любых других слов. Капитан Гидра замер, и Баки вновь произнёс это дорогое сердцу имя и ощутил, как губы Капитана Гидра прижались к его волосам в нежном поцелуе, после чего услышал: «Всё хорошо, Бак, это был всего лишь кошмар. Теперь я рядом». Яд сна всё ещё не выветрился из его крови, и Баки, блаженно выдохнув, поверил этим словам и лишь крепче прижался к Капитану Гидра. Отравленный кошмаром, балансирующий на тонкой грани между сном и бодрствованием, Баки не задумывался, к каким последствиям приведут его действия, не предполагал, что из-за его неконтролируемых порывов любовной нежности и доверия все последующие ночи Капитан Гидра будет проводить рядом, под боком. В тот момент Баки только жался ближе к нему, считая Капитана Гидра своим Стиви и не думая ни о чём, кроме этого. Реальность ушла, будто сметённая прочь. «Они все ненавидят тебя теперь, они все желают тебе смерти, и лишь я люблю тебя, Бак, лишь я останусь с тобой до самого конца». «Я ненавижу тебя, Стив». «Нет, ты ненавидишь себя, а меня ты любишь больше всего на свете, и ты знаешь, что я говорю правду, потому что тебе я никогда не лгал».12
Иногда Баки смотрел на этого монстра и не мог поверить, что это был тот же самый человек, за которым он был готов пойти в самое пекло ада, был готов не раздумывая отдать свою жизнь. А иногда, в такие редкие моменты, как этот, Баки казалось, что монстр, который спит с ним в одной кровати, всё ещё его Стив. Баки действительно видел перед собой Стива, ведь было так легко обмануться, так хотелось обмануться, когда к нему так трогательно прижимались во сне, и ненавидел себя каждое мгновение, что испытывал нежность к этому монстру, который на глазах Баки безжалостно расправился со всеми его друзьями, потому что они отказались присоединиться к ГИДРЕ, не желая становиться предателями. Он старался быть правильным и изо всех сил пытался взрастить в своём сердце ненависть к Капитану Гидра, но Баки действительно любил его, и эта любовь мешала, она не позволяла ненависти надолго укорениться в его сердце. Баки чувствовал себя проклятым, беспомощным; даже в Аццано, когда он лежал в лаборатории, пристёгнутый ремнями к жёсткой койке, и его голова мутилась, а металл холодил его тело, в нём сильнее теплилась надежда на спасение, чем сейчас — когда он лежал бок о бок с Капитаном Гидра. Баки мягко коснулся его лба, убирая волосы, как делал это прежде, казалось, в прошлой жизни. Капитан Гидра поцеловал его ладонь и запястье, схватив его за руку прежде, чем Баки отдёрнул бы её.13
Баки не чувствовал себя в безопасности, он всё так же, как и прежде, был в плену, он считал это пленом, хотя никто не ограничивал его свободу, никто не держал его взаперти и не сковывал его руки. Пока что везение было на стороне Баки, только долго ли это продлится, долго ли Капитан Гидра позволит этому длиться? Капитан Гидра не уставал повторять, что не убьёт его, постоянно говорил так, когда Баки доставлял ему проблемы, но ведь существовали вещи, которые были намного хуже смерти, и Баки не сомневался, что в конце концов настанет такой момент, когда Капитан Гидра обратится к ним, и тогда Баки будет молить, чтобы его убили, но Капитан Гидра останется глух к его мольбам. Баки насторожённо ждал, когда этот момент наступит, но, когда время пришло, всё равно оказался к нему не готов. Оказалось, к такому было просто невозможно подготовиться.14
Регулярные инъекции, после которых Баки испытывал тошноту, лёгкое головокружение и провалы в памяти, были не так плохи по сравнению с тем, что ждало его впереди.15
Лаборанты пристёгивали его к креслу, подключали датчики и провода, насильно засовывали каппу в рот, причитая, что это для его же блага, а Капитан Гидра говорил: «Ты ничего не почувствуешь»; и Баки верил, не сомневался в нём и его словах, потому что видел перед собой Стиви, а Стиви никогда не лгал. Стиви был добр к нему, заботился о нём, они заботились друг о друге. Но вот не прошло и минуты, и его начали истязать — пришла та безумная, сводящая с ума боль, которую Баки ждал с самого первого дня, как оказался в плену ГИДРЫ, только облегчения вопреки всему не наступило. Баки закричал; нечеловеческий крик вырвался из человеческого горла, а потом сердце остановилось. Баки надеялся, что на этом всё закончится — вот она, его финальная черта; но они не дали ему умереть, и он возненавидел их за это ещё больше. Он очнулся из-за гневного, озлобленного крика. Крик прекратился, как только он открыл глаза. Над ним сразу же склонился человек. Он не узнал его и не знал, что от него можно было ожидать. Этот человек был слишком близко, и он дёрнулся, стараясь отодвинуться, но ничего не вышло. Его голову, руки и тело крепко-накрепко удерживали ремни. Он был прикован и не мог толком пошевелиться. Он не помнил, как и почему это произошло. Не поддаваться панике было непросто, но откуда-то ему было известно, что паника не поможет выбраться. Она лишь усугубит дело, так что он старался держать себя в руках. Получилось лучше, чем он мог ожидать, и это навело его на мысли, что ему не впервой пребывать в такой ситуации. Он уже проходил через нечто подобное. Кровь стынет в жилах. Что за жизнь у него была? Он ждал, что к нему обратятся по имени, но этот человек лишь смотрел на него во все глаза. На его лице читалось нетерпение. — Кто, к чёрту, ты такой? — спросил он, и этот человек улыбнулся. Ему не понравилась его улыбка, в ней было нечто зловещее. Стоило относиться к этому человеку с подозрением, но он с ужасом осознавал, что испытывал к нему лишь бесконечное доверие. Это было на каком-то подсознательном уровне, и бороться с этим не представлялось возможным. Было в этом человеке что-то, что заставляло его отринуть все сомнения и подозрения и просто довериться, потому что нужно ведь кому-то доверять, а этот человек — по крайней мере он говорит лаборантам освободить его от датчиков и проводов, расстегнуть ремни и отойти от него. И он всё ещё улыбается ему, в отличие от остальных. Остальные как будто бы боялись его. — Кто, к чёрту, ты такой? — повторил он и понял, что даже не знает, кто он сам такой. Наверное, это было важнее, потому он спросил: — Ты знаешь меня? Этот человек кивнул, и он осторожно спросил, как будто заранее знал ответ и просто проверял его: — И кто я? Как меня зовут? — Ты мой друг, — ответил этот человек, — и я никогда не причиню тебе вреда. На самом деле он хотел знать больше, ему нужно знать больше, чтобы заполнить пустоту, которая была на месте его воспоминаний о своём прошлом, но голос этого человека был сильный и непоколебимый, тем не менее мягкий, словно бы даже нежный и наполненный добротой, и на минуту его это успокоило; он даже расслабился, хотя обстановка вокруг оставалась всё такая же враждебная. Напряжение ушло; этот человек помог ему подняться и держал под руку, зная, как слабы сейчас его ноги, и он не сразу понял, что своего имени, как и имени этого человека, он так и не услышал.16
Амнезия не осталась надолго. Постепенно воспоминания возвращались к нему. Он вспомнил своё имя, своё прошлое, вспомнил события нескольких последних месяцев, вспомнил, что Капитана Америка больше не было, зато был Капитан Гидра, который безжалостно убил остальных членов Ревущих Коммандос и Пегги, и Говарда, и всех, кто мог бы остановить его; Баки вспомнил, что именно у этого человека, а не Стива, он сейчас находился в плену, ведь как бы Капитан Гидра ни относился к нему, что бы ни говорил, как бы ласково и любовно он ни смотрел и прикасался, всё-таки это был плен. Может быть, было бы лучше, если бы он так ничего и не вспомнил, но Баки был рад, что его память восстанавливалась. Рад настолько же, насколько Капитан Гидра пребывал из-за этого в ярости. Капитан Гидра не вымещал свою злость на него. Наоборот, он смотрел на Баки с восхищением и благоговейным трепетом, словно не видел ничего совершеннее, чем он. Страдали же другие. В основном те, кто нёс ответственность за проект, ведь они не справлялись со своей работой, и за это их ждало наказание. В ГИДРЕ всегда есть наказание, оно помогает сохранять дисциплину. На этот раз наказанием служила смерть, и это была почти публичная казнь: лаборантов, которые должны были занять освободившиеся места в проекте, заставили смотреть, как умирают другие. «Вас ждёт та же участь, если вы не справитесь». Баки тоже был там, стоял по левую сторону от Капитана Гидра. Может быть, он мог бы помешать исполнению наказания, может быть, Капитан Гидра его послушался бы. Стив иногда прислушивался к его словам. Наверное, Баки должен был что-то сделать, ведь нельзя смотреть, как людей убивают, и оставаться в стороне, ничего не испытывать в этот момент, даже отвращения от вида окровавленных тел, сваленных в кучу, или злости. Капитан Гидра как-то говорил, что они должны сделать его злее. Но Баки смотрел, как умирают люди, которые истязали его по приказу Капитана Гидра, и не двигался, оставаясь спокойным. Он не испытывал в этот момент ничего. Он даже не моргал, когда звучали выстрелы и тела падали на пол, друг на друга, как карты в разрушенном карточном домике. Капитан Гидра добился от него абсолютного безразличия. Не осталось даже ненависти к самому себе. Баки уже было неважно, что случится дальше, и потому, когда Капитан Гидра вложил в его руку пистолет, направил её на последнего оставшегося в живых лаборанта, который несколько недель делал ему инъекции и был не так отстранён, как остальные, и прошептал на ухо: «Давай», — Баки не задумываясь нажал на спусковой крючок. А затем ещё раз и ещё — уже в мёртвое тело. Звуки выстрелов больше не коробили его слух. К сожалению, привыкнуть можно ко всему. «Отличная работа», — Капитан Гидра положил руку ему на плечо. Баки не почувствовал привычной нежности. Рука Капитана Гидра как будто хотела подчинить себе, а уже потом приласкать, если повезёт. Не повезло. Но было уже неважно. «Ты хотя бы раскаиваешься в содеянном?» «Они уже умерли, к чему раскаяние?»17
Это повторялось так часто, что в какой-то момент успело стать рутиной. В какой-то момент жизнь для Баки обесценилась настолько, что поступки Капитана Гидра перестали ему казаться чем-то ужасающим.18
Пока лаборанты суетились вокруг и пристёгивали ремни, Баки не отводил взгляда от Капитана Гидра. Он вглядывался в черты его лица, стараясь рассмотреть в них Стива, его Стиви, потому что хотел сохранить в памяти о нём хоть что-то не омрачённое образом Капитана Гидра, мыслями о нём и его злодеяниях, преступлениях против него, его друзей и всего человечества; и последнее, о чём он подумал перед тем, как зажмуриться и сжать каппу в зубах, готовясь к очередной агонии: «Теперь это действительно конец, Стиви», — потому что глаза за него открыл уже кто-то другой.