Тень

Обычно влюблённые сравнивают друг друга с мягкими, укутывающими закатами, кто-то при мысли о любимом вспоминает рассвет, когда белый утренний луч, проникающий в комнату через щёлку занавесок, скользит по сонным лицам. Каждый проводит свою параллель, связанную с тем или иным воспоминанием, которое греет душу, вытягивает из запустения в самую трудную минуту. Бывает, посмотришь на ночное небо, такое тёмное, будто на белый лист кто-то намеренно вылил целую банку чернил, посмотришь на блики сияющих в далеке звёзд и волей не волей вспомнишь лицо, такое родное, с россыпью веснушек, похожих на эти самые звезды, вспомнишь - улыбнёшься, сразу хорошо на душе станет. Яков был тенью. Эраст сравнивал брата только с этим явлением в нашем мире. Яков всегда был рядом, даже если Эрасту этого не хотелось, даже если он тяготился от такого фантомного присутствия, от которого никогда в жизни не избавишься. Неважно в какой точке мира был Эраст, о чём думал и чем бы он не занимался, Яков всегда был с ним, скользил за ним, жил при этом собственной жизнью, как тень, пришитая к ногам героя в одной из старых сказок. Окончательно Эраст убедился в этом, во время их первой с Яшей ссорой. Страшно сказать, какой шум стоял в доме. По стёклам окон отчаянно бил дождь, окна первого этажа беспощадно хлестали ветви осенних деревьев, а Эраст стоят напротив Яши, настроенный настолько воинственно, что было ощущение, будто он не с братом и любимым человеком о чем-то договаривается, а на поле боя собирается. -Эраст, я не отпущу тебя в Москву. Если тебе так хочется работать в полиции, я устрою тебя на лучшее место в отделении.- Фандорин вспыхнул, уши у него покраснели, он категорически устал от того, что старший брат пытается сделать всё за него, решить все его проблемы, он был уверен, что дай тому волю, Яша бы посадил его в золотую клетку и не выпускал бы никогда. -Я хочу сделать что-нибудь сам, как же ты не понимаешь!- Яков Петрович устало выдохнул, медленно поднимаясь из кресла и опираясь кончиками тонких пальцев о стол. -Может ты и от меня избавиться хочешь, яхонт мой?- Уголок глаз у Эраста дёрнулся. -Ты подло играешь, Яша.- Гуро улыбнулся, он прекрасно знал,на что давить при разговоре с младшим, хоть и не любил запускать ссоры до такого. Однако в данном случае он был уверен, что в Эрасте бушует юношеский максимализм, Яков помнил, что в девятнадцать лет был такой-же. После недолгого молчания Фандорин схватился за ручку собранного им саквояжа, готовый уезжать, но у двери его застал холодный голос, от которого по спине пробежали мурашки. -Если ты сейчас уйдёшь, я и палец о палец не ударю, чтоб помочь тебе с должностью в Москве.- В груди неприятно кольнуло у двоих. Яков сам от себя не ожидал такого холода, такого жестокого и черствого тона, успев десять раз пожалеть о произнесённом. Эраст тоже не ждал таких слов, слишком уж привык к бесконечному потоку ласки от старшего, такой неправильной, такой запретной. Привык к нежным признаниям, звучащих вечерами у самого уха, привык к любящим рукам. Привык к заботе и полному понимаю между друг другом. Однако такое заявление лишь усилило его боевую юношескую упрямость, всё больше усиливая желание показать, что он и сам может что-то сделать. Эраст медленно развернулся, последний раз глядя на брата. - До скорой встречи, Яша. Береги Андрея, ты ему нужен.- С этими словами Эраст покинул кабинет брата, покинул дом и Петербург. -Даже не оглянулся, упрямец.- Выдохнул Яков, закусывая губу. Он был уверен, что Эраст на него не в обиде, они слишком сильно любят друг друга, слишком сильно они связаны, знают о каждом абсолютно всё. Однако тревога о брате не пропадала, особенно, когда Гуро уже решил снова сесть, но подняв глаза на дверь, увидел прислонившегося к ней Андрея. Мальчик был напуган, не понимал, почему Эраст уехал, почему так жарко и любя поцеловал его в лоб, наказал хорошо учиться и беречь себя, следить за Яшей. Шестилетний мальчик шагнул в кабинет и тихо спросил : -Яша, а Расти, он же вернётся, он не бросает нас, как папа?- Якова перевернуло, отца Толстого он терпеть не мог, он не представлял, как можно было будучи таким ярким, солнечным человеком сбежать как только умерла жена. Единственное, что его успокаивало и из раза в раз удивляло, так это то, что все они, все трое были копией их общей матери. -Не бойся, Андрюша, просто Эраст вырос.- В Москве Эраст всегда чувствовал за собой брата, он следовал за ним по пятам, никогда не отпускал, всегда наставлял, будто был его интуицией, будто тень его держала руку, чтоб она у Эраста не дрогнула. Фандорин этому не удивлялся, только рад был и всё же посылал домой в Петербург письма. "....непростые времена, Яша, дела сложное, страшные, волосы дыбом встают. Вчера, когда меня чуть не утопили, я был уверен, что Единственное, что спасло меня тогда - ты. Я знаю, что ты всегда со мной, твоя тень, твоя душа." Так было всегда, с тех пор, как Пётр Исаакеевич Фандорин, новый муж матери шестилетнего Яши позвал его в комнату, светлую, чистую, обустроенную хорошей деревянной мебелью. Там невероятно пахло свежими простынями, от недавно постиранных занавесок тянуло освежающей влагой, а у одной из стен стояла маленькая кровать. Яша тогда долго стоял в дверях, почему-то не осмеливаясь зайти дальше за человеком, которого уже привык называть отцом, он всё стоял, наслаждался такой удивительной чистоте и спокойствию в этой комнате. Яков сдвинулся с места только когда Петр Исаакиевич мягко взял его за руку и указал на ребёнка, спящего в кровати, а потом сказал. - Это твой брат, Яша.- Мальчик с интересом рассматривал маленький комочек, забавно сопящий во сне, а потом обратился к отцу, широко раскрыв чёрные глаза. - А как его зовут?- -Его зовут Эраст. Эраст Петрович Фандорин. - Яша надолго замолчал, переводя взгляд с брата на отца. Много разных мыслей было в его детском уме, ему казалось, что он раньше никогда так близко не видел настолько маленькое дитя. Младенец зашевелился во сне и Яков опустил к нему руку, совсем робко, будто боясь случайно навредить, а ребёнок, не открывая глаз, аккуратно схватил Яшу за палец. Гуро тогда улыбнулся. -Я буду его защищать, честное слово. Я вижу его впервые, но я его очень-очень люблю. - Свое детское обещание Яков Петрович так и не нарушил, с Эрастом он проводил время больше чем все няньки, учителя, гувернеры и родители все вместе взятые. Когда младшенькому был год, Яша с невероятным энтузиазмом держал его за руки, пока тот уверенно шагал, заливисто смеясь, радуясь собственному успеху. Неоднократно скопленные Яковом деньги шли на покупку детских книг, которые он сам же и читал потом брату, а через несколько лет, когда все ложились спать, Яша, зажигая свечку, кропотливо переписывал странички из этих книг, разбирая каждое слово на слога, чтобы утром учить Эраста читать. Когда Эрасту было уже семь лет, любовь его отца к азартным играм стала становиться всё более и более ощутимой. Пётр Исаакиевич часто пропадал где-то, а домой возвращался совсем хмурый, неразговорчивый. В один из дней, бывший у них в доме учитель месье Сириль - молодой француз, высокий, но страшно худой, с забавным моноклем на левом глазу, которого очень любили и Эраст и Яков, собрал свои немногочисленные вещи и навсегда покинул их дом. Денег на гувернера не было. С тех пор Яков не отлучался от брата уже ни на минуту, он воспитывал его, учил и просто страшно любил. Их мать, после рождения Эраста стала чаще болеть, ходила по дому, как призрак и страшно любила своих сыновей, они же считали её самой красивой женщиной в столице. Елизавета Фандорина была высока, казалось, что она была даже выше своего мужа, её смоленные волосы всегда были убраны в аккуратную причёску, но от чего-то из неё всегда выбивалась одна кудрявая прядка у виска. От неё всегда пахло одним и тем же ароматом, Яков очень любил зайти в её комнату, где она сидела в своём мягком кресле, укутавшись в белую шаль и смотрела в окно. Яша тогда всегда был на редкость тихий, он будто чувствовал, что матушке плохо, что она больна, что её взгляд, устремленный куда-то вдаль, полон раздумий о нём и о маленьком Эрасте. Он любил зайти к ней, сесть рядом прямо на пол, прижавшись щекой к мягкой ткани платья, закрыть глаза и вдыхать лёгкий, апельсиновый аромат. Елизавета часто была с сыновьями, однако когда зависимость мужа усилилась,  её здоровье стало ещё хуже, она могла часами сидеть в плетёном кресле на веранде их летнего домика, с улыбкой наблюдая за тем, как Эраст важно вышагивает за братом, пытаясь повторить его походку. Эраст же всегда смотрел на Яшу с нескрываемым восхищением, лучшей наградой для него в детстве было разрешение походить по комнате брата, поразглядывать его вещи, пролистать тетрадки, заглянуть в шкаф. У Якова всегда был строгий порядок абсолютно во всём, именно поэтому Эраст всегда знал, что где находится, порядок вещей в этой комнате не менялся ни разу за много лет. Эраст братом всегда гордился, сиял от счастья, когда Яков возвращался домой с любой победой, даже самой маленькой. Эраст всегда хотел быть как он, смотрел на Яшу, как на олимпийского бога, мечтая к нему приблизиться. Когда же Эраст поступил в лицей, он чувствовал, что будто сходить с ума, первое время он страшно тосковал по брату, хотелось прибежать домой, обнять, почувствовать защиту. С годами таких объятий становилось всё меньше и меньше, Гуро поступил на службу, где сразу начал приобретать успех, а Эраст всё больше времени проводил в стенах лицея, где его однажды спросил один из сверстников. -Эраст, а что же ты молчишь? Неужели ни одна девица из института не нравится?- Вот тогда-то Эраст впервые задумался о том, а как это "Любить", любить не маму и не отечество, а другого человека. Он постоянно слушал разговоры одноклассников, их воздыхания по ученицам института, находящегося недалеко от лицея, а сам понимал, что сколько бы красавиц там не было, ни одна ему была не нужна. Яков все чаще появлялся в газетах и совсем не бывал дома, в котором всё равно сохранилось ощущение его присутствия. Порой, Елизавета Фандорина, сидя за столом с Эрастом, пыталась окликнуть Яшу, а потом, судорожно вдыхая воздух, вспоминала, что того нет в доме. Эраст тогда крепче сжимал в руках приборы, всякий раз переживая укол досады от того, что брата нету рядом, что тот не видит его успехи, не видит, как больна маменька, как сложно ей носить их нового брата или сестру,  как непросто им было после смерти Петра Искакиевича. Тот умер очень внезапно, в тот же год, как уехал Гуро, оставив за собой только долги и несколько светлых воспоминаний, Якова тогда не было в Петербурге и Эраст хоронил отца один, а спустя полгода, вернувшись домой на пасхальные каникулы встретил нового мужчину, ставшего женихом их с Яшей матери. Алексей Александрович Толстой был замечательным человеком, моложе своей невесты на несколько лет, он был всегда полон сил и из него нескончаемым потоком било желание жить, творить и радовать окружающих. Ему очень понравился Эраст, он обещался съездить с ним в Европу, как только матушке станет легче, а с Яковом Алексей Александрович был знаком только из рассказов домочадцев и из нескончаемых газетных статей. В свою очередь Эраст не мог ответить взаимностью на такие пылкие родственные чувства и к новому мужу матери относился исключительно с уважением, вместо того, чтоб отдавать любовь Алексей Александровичу, он все свои силы отдавал новому жителю их дома - Андрюше. Казалаось, что этот мальчик никому кроме Эраста и не нужен был, Елизавета Фандорина после его рождения слегла окончательно, вовсе не выходя из своей комнаты, Алексей Александрович проведывал детей до неприличия редко. Поэтому Эраст решил для себя, что будет как Яша, Андрея беречь и учить. Когда Эраст снова был дома уже на каникулы по случаю рождества, всё семейство, все этажи, каждая комната была погружена в тревожную тишину, совершенно противоречащую празднику. В сочельник скончалась Елизавета Фандорина и казалось, что весь дом умер вместе с ней. Эраст отлично помнил, какая тишина была повсюду, даже маленький Андрей не плакал и не кричал, будто чувствуя, совсем по детски и интуитивно, что воцарившееся молчание нарушать нельзя. Тёмная, холодная ночь стояла за окном, ветер резко кружил мокрые хлопья снега, завывая где-то на чердаке. Эраст не спал, сидел на кровати, сложив руки на коленях, а в голове впервые не было ни одной целостной мысли. Кудрявые волосы сбились, падали на лоб, которого коснулся холодный пот, слёзы Эраст сдерживал, веря подсознанию, которое уверенно ему твердило, что матушка жива, что нечего оплакивать его не ушедшего человека. А потом гробовую тишину тёмного дома прервал громкий удар открывающейся входной двери, заставивший Эраста вздрогнуть. Всё давно уже были дома, Алексей Александрович у себя в кабинете, оплакивал жену и быстро собирал вещи, няньки тихонько ждали врача. Сердце вдруг забилось быстрее, больно било о грудную клетку, будто вот-вот высчкочет. -Что же у вас такая тишина, дорогие мои, на вас не похоже! Вот хитрецы, даже про пополнение мне не написали, а ну, показывайте скорее Андрюшу!- Эраст вскочил с кровати, спеша спуститься вниз, чуть не выбив собственную дверь. Не зря сердце так билось, Фандорин был уверен, оно почувствовало присутствие старшего брата, само к нему потянулась. Через коридор и первый лестничный пролёт Эраст буквально пролетел, совершенно не чувствуя расстояния, а затем застыл, увидев старшего брата, который с нескрываемым удивлением смотрел на младшего. Яков знать не знал о произошедшем в доме, мчался туда, как мог, будто чувствовал, что произойдёт что-то фатальное, а потом увидел Эраста и потерял дар речи. Яков не видел его несколько лет, а теперь смотрел на младшенького с едва скрываемым восхищением. Как вырос его Эраст, в какого прекрасного юношу превратился. Только Яков решил ему улыбнуться, как Эраст сбежал по ступенькам, сокращая последнее расстояние и упал брату в руки. Вцепившись в воротник морозного пальто, он наконец заплакал, поняв вдруг, что никого больше кроме братьев у него нет, что все его размышления приходят к одному - он страшно влюблён в Якова. Эраст совершенно не помнил, как дошёл до спальни, как вообще уснул, что происходило с ним после появления Яши. На следующее утро у юношу начался жар, на памяти Гуро младшенький никогда в жизни так не болел. Эраст не открывал глаз, почти постоянно находясь в состоянии между крепким сном и явью, он судорожно дергался в постели, будто кто-то бил его, заставляя скривиться, а если просыпался, то тянулся дрожащей рукой к стакану воды и засыпал вновь. Яков впервые взял себе отпуск, чтобы решить, что делать с семейством, которое оказалось на нём, что делать с Эрастом и совсем маленьким Андреем. Он совсем забегался, то ругался с нянькой, что та неправильно ребёнка учит и выхватывал из её рук букварь, долго читал ему, рассказывал сказки, одним только взглядом заставляя нянек испуганно раствориться. После того, как Андрей засыпал, Гуро сразу шёл к Эрасту и сидел у него до самого вечера, устраивался в кресле напротив кровати и подолгу читал. В один из дней книга совершенно не хотела поддаваться Якову, строчки прыгали, слова рассползались, не позволяя собрать их и найти в них смысл. Следователь с раздражением захлопнул книгу, держа её в одной руке, покрутил, разочарованно поглядев на корешок,задвинул вглубь стола безымянным пальцем и обратился взглядом к спящему брату. Эрасту уже было намного лучше, врач сказал, что идёт на поправку, просто на организм свалилось слишком большое потрясение. Яков Петрович после этого заключения сразу решил, что нужно будет позаниматься над Эрастовой выдержкой. Гуро скользил взглядом по младшему, разглядывая его очень внимательно. Он всё ещё удивлялся тому, как же вырос его Эраст, каким взрослым стал, какая красота и внутренняя сила распустилась в нём. Былая детская пухлость ушла, будто её и не было никогда. Черты лица его обострилась, на остром, будто высеченном носу виднелись совсем редкие веснушки. Яков Петрович с волнением заметил, что ему невероятно нравится, когда брови у Эраста вот так вот приподняты, будто бы надломленны. Из под рубахи выглядывали острые ключицы. Гуро всё вспоминал, как брат обнял его несколько дней назад, как плакал, уткнувшись в морозное пальто. Яков Петрович закусил губу и отвернулся к окну. Он был уверен, что неправильно это, что ужасны его чувства, что не должен он хотеть зарыться носом в мягкие кудри этого семнадцатилетнего мальчишки, тем более брата. Он обещал всю жизнь его беречь, охранять и не отпускать, а эти чувства Эраста погубят. Из раздумий Гуро вытянул детский плач из соседней комнаты, который заставил Якова вздрогнуть. Он медленно поднялся, забрал книгу и уже подошёл к двери, как вдруг обернулся, чтоб вновь взглянуть на брата. Яков сам не знал о чем думал в то мгновение, но он развернулся и так же медленно подошёл к изголовью кровати, склонился к нему и коснулся губами лба брата, а затем своим прислонился к его, будто целовал икону или святые мощи, что-то такое же спасительное и чудесное, божественное и не имеющее логического объяснения. Яков Петрович вышел, тихо прикрыв за собою дверь, полный уверенности в том, что Эраст спал, не заметил его слабости. А Фандорин тем временем, лежал на боку, улыбался, приложив тонкие пальцы ко лбу, будто желая сохранить на нем ту нежность и тогда он точно был уверен, что ненужна ему была ни одна ученица института, что любил он одного только человека, который сейчас укачивал на руках их младшего брата.