Девочка-исключение

Короткие передышки между миссиями Какузу предпочитал проводить в убежище. При наличии доступной в любое время крыши над головой даже самые дешёвые загаженные мотели у дорожных развилок — пустая трата денег, а те, как известно, на деревьях не росли и на упомянутых развилках не валялись. И он был крайне убедительным, настаивая, чтобы и остальные следовали его примеру. Из потенциальных самоубийц лишь его придурковатому напарнику хватало живучести попытаться качать права, но с ним он разобрался быстро. Какузу с собой наедине шутил, что Хидан — это таки настигшая его карма за все грехи, но смешно ему не было. Свои нервы он оценивал в сумму, за которую можно купить небольшую деревню, поэтому выносить фанатичные россказни о кровожадном божке и вечные пререкания обходилось ему слишком дорого. Само собой, делить с кем-либо своё личное пространство он ненавидел не меньше остальных, но опять же не существовало в этом мире ничего такого, с чем он бы не стал мириться за достаточную плату. Благо компания большинства членов их организации была вполне терпимой — не считая его персональной головной боли, Тоби, и, пожалуй, Дейдары, остальные были вменяемы настолько, насколько вообще можно было таковыми быть, учитывая специфику их «работы». Учиха Итачи, например, почти всё своё свободное время проводил у себя комнате, нечасто с ним можно было пересечься на кухне или в тренировочной. Кисаме и Сасори были неплохими собеседниками под настроение, Лидер почти на глаза не попадался… К кому-то Какузу был более снисходителен, к кому-то — менее, но кое-кому не удалось выбесить его ни разу. Однажды, в один из типично скучных вечеров, оторвав глаза от книги и взглянув на девушку, — почти девочку, по его меркам, — сидящую за столом напротив, он вдруг понял, что ни разу не слышал её голоса. Ни на собраниях, ни на тех редких миссиях, где требовалось больше одной пары, ни в убежище. Никогда. И её присутствие не раздражало его, скорее просто отмечалось мозгом. Так было и в тот раз — пар вился над её чашкой, она выглядела как обычно отстранённой и безэмоциональной. Какузу слегка нахмурился и продолжил чтение. Его не интересовало ничто и никто, если для него в этом не было выгоды. Никто и ничто, но почему-то после того вечера его внимание стало притягиваться к ней немного чаще. Конан умудрялась оставлять после себя идеальный порядок, быть абсолютно бесшумной и ненавязчивой. В её поведении ничего не изменилось, а любопытство не было его пороком, но что-то было в том, как плавно она двигалась, наливая очередную чашку чая, как едва заметно морщилась от слишком громких восклицаний дурачка (дурачка ли?) Тоби. Как с неслышным усталым вздохом поправляла бумажный цветок в волосах, снимала и аккуратно складывала на спинке стула свой плащ, оставаясь в плотно облегающих штанах и откровенной безрукавке. Какузу оценивающе скользил краем глаза по её худым рукам с изящными запястьями, высокой груди и длинным ногам и не мог не думать, что такой, как она, не место здесь. В этом сыром убогом убежище, в этой организации, в их жестокой реальности. Ей больше бы подошло ходить босой и беременной по кухне небольшого домика среди бескрайних полей. А может, и вовсе тонуть в шелках, любуясь сакурой у пруда рядом с одним из даймё. Он не был сексистом, но родился почти столетие тому назад — от определённых стереотипов и пережитков прошлого было сложно избавиться. Впрочем, у него также не было дурной привычки недооценивать кого-либо. Если она один из членов Акацуки, да ещё и умудрилась подмять под себя Амэ, значит, во внешне хрупком девичьем стане таилось немало талантов. Прошло какое-то время перед тем, как первое осознание догнало второе — ему понравилось на неё смотреть. Необъяснимо, почти невероятно и до зубосводящей абсурдности неуместно. Он мог бы свалить всё на то, что она была единственной представительницей противоположного пола в их организации, но в его возрасте и с его опытом банальным наличием груди уже было не заинтересовать. Конан определённо была не просто милым личиком, но предпринимать какие-либо шаги, чтобы убедиться в этом наверняка, он не намеревался. Будь это не так, разочаруйся он в итоге, потерянного времени ему никто не вернёт, а его время — деньги. Поэтому он продолжал наблюдать за ней издалека, и оставаться им знакомыми незнакомцами, если бы не один случай: — Только перевязка тебе не поможет, — заметил он, опираясь плечом на дверной косяк своей комнаты. Странная возня в коридоре посреди ночи разбудила его. Он до последнего не хотел подниматься с кровати, но наитие словно за руку подвело его к двери. И не зря. Увиденное заставило его удивлённо выгнуть бровь: Конан сидела на полу в паре метров от него, зажимая ладонями внушительную рану на боку и грузно привалившись здоровым к стене. В воздухе витал знакомый железный запах — кровь сочилась медленно, пачкая и стекая по тонким пальцам на пыльный камень и бинты, разбросанные рядом. В полумраке лужица и дорожка из капелек были почти не заметны, но Какузу был уверен, что последняя тянулась дальше по коридору до самого выхода из убежища. Девочка то и дело жмурилась от боли, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Она не ответила, но Какузу не воспринял это как дерзость: вряд ли это было демонстрацией характера, похоже, ей действительно было дурно. И чем бы это ни было, откуда она вернулась, что произошло, а тем более — её лечение было не его заботой, но спустя минуту немого созерцания он всё же сказал: — Я зашью, заходи. Он не помог ей встать и не стал дожидаться её реакции. Развернулся и зашёл обратно. Если не дура — от помощи не откажется. Слабый стон, а следом и шаркающие шаги подтвердили наличие у неё мозгов, и его губы сами по себе искривились в довольной ухмылке. Какузу приглашающе кивнул на стул у кровати, когда она прошла, согнувшись и держась за стену, не села — скорее упала на него. Жёсткая нить шевельнулась и продвинулась под кожей, стремясь наружу, как только он протянул руку, второй приподнимая повыше насквозь пропитавшийся край её безрукавки. Рана выглядела безобразной, но чистой. Не особо глубокая, длинная — она начиналась у бедра и заканчивалась на спине. Конан дышала часто и шумно, расфокусированно глядя куда-то за его плечо. Безусловно, в зашивании на живую приятного мало даже для шиноби с высоким болевым порогом. Её судорожные вздохи отвлекающе щекотали ему шею, пока он быстро стягивал края раны. Жалко её саму или портить такое тело швами ему, конечно же, не было. — Лидеру, — «твоему сторожевому псу» неожиданно для самого себя захотелось поправиться ему, но он лишь добавил ещё один ровный стежок к ряду остальных, — следовало бы получше прикрывать твою спину, девочка. Тёплое дыхание резко оборвалось, и Какузу встретился с ней взглядом. Кажется, от его комментария она немного протрезвела. — Он здесь ни при чём, — это стало первым, что она сказала ему за всё время их поверхностного знакомства. Едва в сознании, с трудом ворочая языком, Конан ожидаемо не смогла не вступиться за своего обожаемого Пейна. Какузу хмыкнул, спорить не стал — смысл? Он закончил, щедро плеснул на свежий шов антисептик из личной аптечки, сорвав с её губ болезненное шипение, и кивнул в сторону выхода. Конан так же без слов понятливо поднялась. — Спасибо, — тихо сказала она, пошатываясь у двери. — Сочтёмся, — небрежно бросил он, не сомневаясь в том, что отплатить ей было нечем. После той ночи её отношение к нему потеплело почти неуловимо. Вряд ли это бросалось в глаза со стороны, но он почувствовал разницу. Она тоже начала смотреть на него, хотя раньше её взгляд был будто сквозь. У этого, к слову, были свои минусы — наблюдать за ней незаметно стало не в пример сложнее. Также она приветливо кивала ему при всякой встрече и любезно отодвигалась, уступая ему больше места на диване. Он насмешливо прищурился, когда Конан впервые поставила перед ним вторую чашку чая, уже привычно занимая место напротив. Какузу мог бы подколоть её по этому поводу, но она слишком забавляла его, чтобы ненароком спугнуть. Они были на кухне одни, было раннее утро, остальные, если и проснулись, то завтраком пренебрегли. Сам Какузу лениво перелистывал одну ветхую книжонку — есть он планировал позже, ближе к оговоренному с Хиданом времени отправления. На самом деле его настроение болталось где-то у нулевой отметки, пока она не заинтересовала его этим совсем уж дружеским жестом. Предстоящая миссия была разведывательной — в Такигакуре прятали джинчуурики Семихвостого, и, несмотря на попытки сконцентрироваться на чтении, мыслями он был где-то далеко: ему не хотелось возвращаться в родную ненавистную деревню, но лучше него с этим заданием никто не справится. — Что ещё ты умеешь делать? — спросил он — к чёрту книгу, если есть материал для изучения поинтереснее. Спрашивал он не про чай, естественно. Конан почти не глядя и никуда не торопясь складывала очередной квадрат белой бумаги. На столе уже лежала пара журавликов, цветок, как тот, что был закреплён у неё в волосах, лягушка и что-то напоминающее собаку или лису. Наверное, ей тоже было необходимо отвлечься, другого объяснения этому глупому занятию с утра пораньше Какузу не находил. Конан удивлённо моргнула и подняла на него глаза: она явно не ожидала, что он с ней заговорит. А он и вправду не собирался — если бы не свербёж под давними чуть позеленевшими от времени тюремными тату, то утро, как и все те, что были до него, они бы провели в тишине. — Чего бы тебе хотелось? — ответила она вопросом на вопрос, быстро справившись со ступором. Чего бы ему хотелось? Какузу ухмыльнулся: ничего из того, что ему действительно хотелось, она ему дать не могла. — Как насчёт денег? — предложил он. — Это же незаконно… — настолько умильно на мгновение растерялась она, что он расхохотался — нашла фальшивомонетчика. В наивно распахнутых янтарных глазах почти сразу сверкнуло понимание. Да, он это не всерьёз, просто поддразнивал. — Незаконно? Девочка, ты вообще догадываешься, в кружок по каким интересам ты угодила? — он продолжил веселиться. Конан уязвлённо нахмурилась. Какузу заметил, как она слегка смяла свою бумажку в неосознанном жесте, и в первый раз за много лет ощутил что-то похожее на укол вины. Обижать её после того, как ей удалось его искренне рассмешить, было жестоко. Однако и с её стороны было глупо так остро реагировать на подобную мелочь, поэтому давно забытое чувство живо вытеснила собой ещё более грубая мысль: «Переживёт». Он пригубил свой чай, пока эмоции на её лице сменялись одна за другой, и заинтригованно наклонил голову, разглядев на том что-то вроде воинственности. — Конан, — Она упрямо поджала губы, не страшась смотреть в глаза одному из самых опасных нукэнинов прямо. — Что? — Какузу не понял, при чём здесь её имя. — Меня зовут Конан. Я давно не девочка, — уверенно произнесла она. Какузу помрачнел и смерил её тяжёлым взглядом. Фактически любой член Акацуки годился ему если не во внуки, то в дети точно. Это совершенно не означало, что он испытывал к кому-либо отеческие чувства, но и игнорировать разницу в возрасте было невозможно. Как и нереально было отмахнуться от того, что на самом деле скрывал её открытый наряд и броская внешность: мелкие морщинки, свидетельствующие о пережитом горе, огрубелость черт и выжженную на радужках жёсткость. Трудное детство, не менее херовая юность — по Амэ, зажатой между трёх Великих Стран, Вторая и Третья Мировые прокатились волной цунами. — Да, — помедлив, согласился он, — я вижу. Конан молча встала и вышла из кухни, оставив после себя беспорядок. Какузу закончил завтракать в одиночестве и перед тем, как уйти, прихватил со стола цветок — в тот день для них обоих было слишком много «впервые». *** Их с Хиданом миссия прошла не по плану, но и не неудачно. Они извлекли Семихвостого, и девчонка-джинчуурики, захотевшая с ним подружиться, умерла. Какузу не почувствовал по этому поводу ничего, но по возвращении в убежище, стряхнув с плаща дорожную пыль, он вдруг поймал себя на мысли, что от умиротворяющей компании другой девочки он бы не отказался. Они вновь случайно пересеклись всё на той же кухне. Какузу пришёл туда, чтобы поработать с последней бухгалтерской книгой, а она показалась в дверях часом позже. Коротко кивнув ей, он собрался вернуться к ровным столбцам цифр — судя по тому, как закончилась их последняя встреча, их отношения, скорее всего, вернулись к отсутствию всяческих любезностей, — но она неожиданно заговорила с ним первой: — Следующий — Шукаку. Какузу вздохнул, отложил карандаш и откинулся на стуле, складывая руки на груди. «Заговорила», конечно, было громко сказано. — Тебе стоит избавиться от привычки изъясняться со мной односложно, — не приказ — пока что только совет, чудесным образом она всё ещё не раздражала его, но уже была близка. Она замерла спиной к нему у шкафчиков с посудой, напрягшаяся линия её плеч свидетельствовала о том, что она прекрасно услышала и поняла его. Выбор, продолжать ли с ним общение на его условиях, оставался за ней. — Шукаку — следующий биджуу, которого нужно извлечь, — наконец-то определилась она. — На миссию пойдёшь либо ты с Хиданом, либо Сасори с Дейдарой. — Ясно, — просто ответил он. Его покоробило негромкое звяканье посуды и то, что она не повернулась к нему лицом, но по этому поводу он промолчал, потому что интересно было другое: Лидера что, разбил инсульт и у него отнялась речь? Почему о предстоящей миссии ему сообщает она? Её попросили об этом или же… это было предлогом? — Чаю? — предложила Конан, подходя с подносом, чем оборвала его размышления. Он предостерегающе вздёрнул бровь. — Тебе налить чаю? — она понятливо исправилась, при этом закатив глаза. — Не откажусь, — оскалился он, подпирая ладонью щёку и прощая ей это за тот дивный жасминовый чай, что у неё получался. *** С их короткого разговора до миссии по поимке однохвостого биджуу, на которую в итоге пошли не они, прошло достаточно времени, чтобы он успел заскучать, и это несмотря на то, что в тот период работёнки хватало и в убежище он почти не появлялся. А может, именно поэтому. Само собой, он не имел ничего против зарабатывания денег, но не мог не признать, что вместо старины Зангея предпочёл бы видеть её лицо, а в опостылевших чайных и онсэнах его тянуло на «их кухню». Чем реально ей удалось настолько зацепить его, как она смогла так скоро внедриться и прорасти внутри, он так и не понял. Ломал над этим голову и прикидывал, не проще ли её убить, ведь одно было ясно как божий день — подобные привязанности для шиноби всегда лишние. В книге Бинго было её имя и за неё была назначена цена не менее привлекательная, чем она сама. — Тебя что-то беспокоит? Какузу ошибся во второй раз, предположив, что вне убежища она будет молчать как рыба и прикидываться, что они друг друга не знают. В её деревне Конан называли «Бумажным Ангелом», и Какузу впервые воочию увидел, почему, обернувшись на посторонний шорох на опушке, служившей им открытым тренировочным полигоном. — Можно сказать и так, — растягивая слова, до последнего давая себе возможность передумать, ответил Какузу. — Что? — без обиняков спросила она. Любого другого он бы расчленил за то, что посмел полезть, но Конан снова оказалась особенной — исключением. — Ты, — на этот раз легко признался он. Её глаза шокировано округлились, крылья затрепетали, а после обвисли бесполезным бумажным ворохом. Какузу не отвёл взгляда, ожидая непонятно чего. — Я… — прошептала она в расстроенных чувствах, не в состоянии скрыть эмоций, — не знаю, что ответить тебе. Он выдохнул. — Ты и не должна, — пожал плечами, развернулся и продолжил тренировку, больше не обращая внимания на взмахи крыльев. Какузу был уверен — рука у него не дрогнет. Возможно, только благодаря этому факту он и смог отложить её устранение на потом. Куда спешить, если всегда успеется? *** Ему удалось вернуть ей вопрос спустя чёрт знает сколько времени: — Что тебя беспокоит? — Он махнул на возвышающуюся на столе гору оригами. Лягушек всевозможных размеров, если быть совсем уж точным. Конан вся подобралась, сжимая губы до тонкой линии, и посмотрела на него исподлобья. — У меня был учитель, — медленно начала она: ей откровение давалось тяжело. — Он спас нас, а потом бросил… — надолго её не хватило, она осеклась, чем заставила его нетерпеливо поморщиться. Какузу устал достаточно, чтобы ожидание, пока она соберётся с мыслями, стало испытанием его нервов на прочность. Запечатать сразу двух хвостатых подряд — не по парку прогуляться. Особенно после сражений с элитой Страны Огня. — И? — поторопил он. — Я думаю, — Конан раздражённо вздохнула, нерешительность испарилась сама по себе, — думаю, что скоро нам с ним предстоит встретиться снова. И встречу эту он не переживёт. — Тебе не хочется убивать его, — сразу догадался он. Ему не нужно было даже смотреть на неё, он не сомневался, в том, что прав. — Могу сказать тебе лишь одно — у хорошего шиноби в словарном запасе не должно быть такого слова, как «хочется» или «не хочется». Слова «надо» вполне достаточно. — А ты всегда был хорошим шиноби? — она встретилась с ним глазами и тут же потупилась, сообразив, что ходит по тонкому льду. Девочка-исключение. Первым порывом было ответить «да» или даже постыдное «я старался», но, внимательно взглянув на неё ещё раз, он осознал, что самым честным будет: — Нет. С кухни он ушёл первым, нарушив негласную традицию. Утром они отправлялись на поиски Девятихвостого, поэтому правильным было как следует отдохнуть, но в голове крутились все их встречи и диалоги, и из-за этого в ту ночь ему едва удалось сомкнуть глаз. На рассвете он сдался, решив подождать Хидана на улице. — Будь осторожен, — донёсся до него тихий шёпот, который мог принадлежать лишь одному человеку. Какузу замер всего на секунду и, нащупав в кармане помятый бумажный цветок, зашагал дальше по коридору, в котором всё началось, к выходу из убежища.