Scene of smth

В жизни Яна уже очень давно существовало только две вредности, о которых знали все: алкоголь и Глоу. Две вредности столь непоколебимые в своем постоянстве, что могли бы стать одной из констант, на которых держится мироздание. Что ж, хорошо, что не стали. С алкоголем отношения, конечно, оставались крайне сложными, но вот вторая плохая привычка… Её можно было поставить под сомнение тогда, когда Ян проснулся утром, неловко уткнувшись носом Джеку в рёбра. Подрывник полулежал на кровати, надев вирту-очки, левой рукой неспешно перебирал его взлохмаченные волосы, а правой что-то набирал на виртуальной клавиатуре. В то утро, казалось бы, особняк должна окутать аура неловкости, но Шаркису и группировке шуры-муры отдельных её членов погоды не делали (конечно, если это не пассия босса, тут уж все плясали под его дудку). Поэтому ни времени понежиться в кровати подольше, ни глупых попыток перечеркнуть всё произошедшее не было. Вечером же Джек снова порывался остаться: - Я не буду к тебе приставать! Честно-честно! - Мне надо подумать, – буркнул Ян и захлопнул дверь. Подумать тогда было о чём. Ведь, как не хотелось признавать, но Ян действительно больше не думал о Глоу каждую минуту. Не прокручивал одну и ту же мысль как заезженную пластинку. Теперь он вспоминал о котёнке с горечью и сожалением, но будто бы смирившись. Хуже становилось лишь когда Ян пил, а так как он уже давненько не прикасался к алкоголю, то и ощущение складывалось, будто «отболело». Джек работал как раздражающее лекарственное средство, как перцовый пластырь, который лепишь на больное место в надежде прогреть и облегчить боль, а получаешь адское жжение на коже, которое терпеть нет никакой возможности, но и про первичный очаг боли больше не вспоминаешь. Фейерверк по пятам следовал за Яном по особняку, когда не работал в мастерской, приставал, шутил двусмысленные шутки (не шутки это были, как оказалось, а фантазии и планы), дарил цветы и приносил кофе в постель. Пару раз Ян этот кофе на него выплеснул, дабы отвадить настойчивого ухажёра. Но не тут-то было. Сейчас Ян был даже этому рад, потому что Джек оказался интересным собеседником и хорошим слушателем, что редкость, согласитесь, а ещё до мурашек заботливым и внимательным. И именно Джеку Ян решился открыть свой секрет. Свою тайную страсть. Свою третью вредность. Пришлось тихо выскользнуть из-под обнимавшей его руки Фейерверка едва в окнах забрезжил рассвет. Вернувшись минут через сорок, он застал растрёпанного сонного Джека, который недоумённо озирался по сторонам. - Упс. Не успел, – неловко усмехнулся Ян, тихо прикрывая дверь ногой, чтобы удержать в руках поднос с кружками и тарелку с той самой тайной. - О, ты сварил мне кофе? – подрывник блаженно зажмурился и потянулся на кровати, демонстрируя гибкость своего смуглого тела во всей красе. - Я тут сделал то, что люблю больше всего на свете, – уши от смущения горели так, что впору было опасаться их обугливания. Джек уткнулся в тарелку с таким видом, будто сейчас лопнет от зависти к содержимому, которое Ян так высоко ценил. - Ты больше всего на свете любишь ЭТО?! - Да. - Это же вафельные трубочки со сгущёнкой, – пробормотал подрывник. – Знаешь, у меня тоже есть трубочка. Если хорошо полизать, то даже с начинкой. - Это единственное хорошее воспоминание, которое у меня осталось от матери. Когда мы были совсем маленькие, она делала такие трубочки нам с братом по праздникам. Мы каждый раз бежали на кухню ей помогать, но больше мешали, – Ян усмехнулся, но в глазах стояла печаль. - Прости, я не знал, – стушевался Фейерверк. - Сначала ты ешь эту трубочку, а потом я подумаю о твоей, – подмигнул Ян, подцепляя с подноса ещё теплую вафлю и с наслаждением откусывая от неё как минимум половину. Джек удовлетворённо хмыкнул. - Ты жаришь трубочки, а я жарю тебя, – он слизнул сладкую тягучую сгущёнку, оставшуюся в уголке чужих губ. – Мне нравится.