Папы

— Пошла ты! — с таким криком Анна показывает уходящей Санни средний палец, громко хлопнув входной дверью. Она бросается к полочке с обувью, начиная небрежно снимать ботинки. Анна так шумно топает, что поднос утреннего завтрака Чонгука в постель дрожит вместе с посудой. Тумбочка у прихожей опять полна вещей. Чонгук выходит из ванной комнаты, удивлённо смотря на пулей пробегающую в свою комнату дочь, которая за эту неделю хлопает дверью комнаты уже, наверное, раз пятый. Эта частота, похоже, увеличивается вместе с числом возраста. Чонгук вытирает полотенцем шею, начиная подниматься вверх босыми ногами, туго затягивая халат. Он чувствует, как шипит не до конца спавшая пена шампуня на голове. Однако мужчине не до гигиены, пока у Анны в её сладкие четырнадцать наступает период, когда она лучшей подруге с порога дома кричит, чтобы шла куда подальше. К сожалению, Тэхёна дома нет. Он на работе. Тот, как и всегда, приготовил бы её любимое какао, включил рандомный, но хороший фильм, во время которого они бы с дочерью обсудили, что произошло. А о решении потом сказали бы Чонгуку, чтобы узнать его мнение. Чонгук этот метод не жалует в последнее время. Точнее не он, а их психолог. Тот считает, что завуалирование помощи заставляет Анну прятаться в комнате. Прямое объяснение без всяких фильмов и задабриваний в виде какао помогло бы лучше раскрыть специфику совместного решения для девочки. А так она до сих пор думает, что её загоны — это то, что нужно обсуждать тихо, сидя в комнате с включенным на полную фильмом и горячим какао, в котором можно прятать слёзы. — Тебе что-то нужно? — Чонгук открывает дверь, заглядывая внутрь. Анна лежит головой вниз на подушке. Она машет ему, чтобы шёл прочь тоже с такими предложениями. Чонгук качает головой. — Фильм включить? — он заходит внутрь, закрывая за собой дверь. — Нет, — Анна приподнимает голову. Она начинает растирать пальцами лицо, чтобы волосы не липли к промокшим щекам. Чонгук не мешает ей. Он аккуратно потом гладит её по плечу. — Что случилось? Вот так вот прямо. Психолог так и советовал. Анна с опаской смотрит в его сторону. Девочка думает некоторое время, будто представляет его реакцию. Потом она качает головой, решив, что Чонгуку не понравится. Анна кривится, замолкая. — Ты знаешь, что Тэхён к тебе всегда лезет, потому что если это буду я… — Чонгук наклоняется к ней, уткнувшись носом в макушку. — Я буду с тобой рыдать и не отлипну, пока не пойму, что произошло. — Это манипуляция, пап, — Анна возникает, закатывая глаза. — Я искренен, — Чонгук вздыхает. — Я реально буду расстроен, если ты не позволишь мне помочь. К твоему сведению, психологию Санни я понимаю лучше, чем даже её мать, — на этих словах он пожимает плечами. Девочка хмыкает, вытирая слёзы. Она выпрямляется, смотря на родителя. — Ты наверняка не поймёшь, из-за чего мы так, — Анна вздыхает. — Я прогрессивный родитель. Попытаюсь понять, — Чонгук садится удобнее, чтобы начать обсуждать. Между ними повисает неловкая и долгая тишина. Похоже, девочка выбирает нужное выражение. Она задумчиво мычит, глубоко вдыхая. — В общем, — Анна поджимает губы. — Это про обращения к вам. — Обращения, — повторяет за ней Чонгук, хмурясь. — Какие обращения? — Отец и… папа.

Тэхёна с работы встречает озадаченное лицо мужа.

Чонгук медленно накрывает на стол, перебросившись несколькими фразочками в стиле «как на работе?» и «устал?». Тэхён сразу замечает неловкую тишину, после которой следует интенсивное покашливание. Так Чонгук готовится говорить долго. — С чего мы решили, что ты father, а я dad? — Чонгук начинает недоумённо. Внезапно. Тэхён аж замирает с вилкой у рта. — Я попытался вспомнить момент, когда мы это обсуждали, но не вспомнил ни одного момента, когда мы, — указывает на них обоих, — согласовывали обращения в таком порядке. — Это я предложил, — Тэхён всё же засовывает мясо в рот, хлопая глазами. — Не может же Анна звать нас «папа один», «папа два». — Да, это я понимаю, — Чонгук кивает. — Но в чём основа разделения? С чего ты решил, что отец — это ты? — с каждым словом тон становится ниже. Он внимательно смотрит на мужа, готовясь приступить к еде с ответом. — Почему ты?.. — Тэхён хмурится. — Ты перескочил. Боже, — Чонгук становится громче. Он тут же передумывает в пользу стакана воды, бросая приборы на стол, из-за чего вилка звонко стучит по тарелке. — Я не перескакиваю. Мне нужно знать, почему ты вдруг задался таким вопросом, — Тэхён улыбается, смотря на хмурого мужа. Чонгук глубоко вдыхает, уставившись на него в ответ. — В чём проблема? — Класс Анны поднял вопрос нашего гей-родительства. Это было непринуждённое общение между детьми. В какой-то момент Анна возгордилась, что мы с тобой такие хорошие, по сравнению с другими родителями, но потом ей стало неуютно, когда дети подняли вопрос, почему в нашей такой понимающей и прогрессивной семье кто-то выполняет менее официальную роль «мамочки». Лучшая подруга твоей дочери, дабы её утешить, добила тем, что сказала, что это из-за моей позиции в постели, а не роли «мамочки». Анна днём подняла этот вопрос, задав мне его в формулировке: «Вы реально так делите позиции? Как гетеросексуалы?», — Чонгук под конец выдыхает с дрожанием. Он поднимает взгляд на пустое место, поворачивая голову. Тэхён уже стоит над ним, чтобы наклониться и обнять. — У меня тот же вопрос. С чего ты решил, что это должно было именно так делиться? — Чонгук, — Тэхёну приходится встать на колени, чтобы обнимать за талию мужа было удобно. Он целует его в колено, после щекой прижавшись к бедру, улыбнувшись. — Я бы никогда не посмел каким-то образом между нами это постулировать. Ты знаешь, что мы давно переросли эти игры в доминантов. — Да, но… — Эй, — Тэхён гладит его по бедру. — Все дети называют родителя-мужчину «папа». Я хотел, чтобы это трепетное и тёплое обращение принадлежало тебе, — причина звучит в тишине так громко, что Чонгук даже дышать перестаёт. — И я не хотел, чтобы ты это потом оспаривал, поэтому даже не дал право выбора, а ты был так взбудоражен малюткой Анной, что и возникать не стал. Чонгук зарывается пальцами в волосы Тэхёна, несильно сжимая. Он намекает, чтобы тот поднял голову. Тэхён поднимается, оказываясь стиснутым в объятия. Чонгук сжимает его так сильно, что мужчине приходится встать, дабы не приложиться к полу, упасть и быть придавленным. Тэхён поднимает и Чонгука с места, обнимая за талию, зарывшись носом в плечо ещё не снятого халата. Чонгук боялся даже не того, что причина могла быть такой, какой и задумывала Санни или одноклассники девочек. Чонгук не против быть каким угодно для своей семьи. Называй его Тэхён с подобными причинами кем-то — Чонгуку неважно. Он и был лоялен, когда они начинали отношения, когда Чонгук, увлечённый сексуальными предпочтениями, носил всякие вещи, говорил грязные слова, был для Тэхёна каким угодно. Чонгук поймал себя на этой недостойности, когда Анна вдруг озаботилась этим с точки зрения своего поколения и нынешних границ в обществе. Может, Чонгуку было страшно сказать дочери, что всё так и есть. — А где Анна? — У Санни, — Чонгук закрывает глаза, начиная всхлипывать. Тэхён целует его в висок. — Помирились? — Пошла мириться. Сама. — И что ты ей сказал, раз сам не знал причины? — Тэхён улыбается, смотря на Чонгука. Чонгук опускает руки, целуя коротко мужа в губы. — Сказал, что мы бросили монетку, — он всхлипывает. — Нет, я хочу сказать ей, что соврал. Я хочу, чтобы она знала, какой ты, на самом деле! А не то, что мы, как долбоёбы, бросили монетку. — Хорошо, — Тэхён смеётся, улыбаясь. — Скажем вместе.