***
Соломонс назначил встречу Кушель в гостинице, в номере, в котором остановился и в котором пробудет еще три дня. Она постучала. Ей разрешили войти. В этот миг Мануэль сидел в кожаном кресле за широким деревянным столом, заполненным бумагами, опилками заточенного карандаша, керосиновой лампой, пустым бокалом для виски и прочими принадлежностями, название которых Кушель и не знала. Карие раскосые глаза, каштановые волосы, уложенные на бок рукой, квадратная челюсть, устланная чуть темной бородой с золотистыми переливами вплоть до самих висков, аристократичный заостренный нос и правильная форма губ довершали портрет красавца-аристократа из столицы Парадиза. На нем был очень чистый костюм, его длинные пальцы не знали, что такое грязь. Клиент Кушель был чист и вымыт. Даже в его комнате было приятно находиться, ничего лишнего, порядок и чистота. Шумно перелистывая страницы, Мануэль читал отчет о поставках зерна в Подземный город, деньги за которые он никак не мог разглядеть перед собой, как бы ни старался. — Да уж, сколько у вас мошенников в этом загадочном месте… — сказал он, поднимая глаза от бумаг и стягивая с носа очки. — Будешь вино, Олимпия? — Не стоит беспокоиться. И я — Кушель, это мое настоящее имя. Неизвестно почему она решила признаться незнакомому мужчине, клиенту по сути, как ее зовут по-настоящему. — Так будешь или нет, Кушель? — Да, спасибо. Мануэль поднялся с кресла и проследовал к небольшому бару, где стояло несколько бокалов и бутылка красного вина. — Странное место этот Подземный город, — разглагольствовал он, — мужчины здесь не способны разглядеть истинную красоту и дать ей объективную оценку. Бросив короткий взгляд на девушку, он в который раз пожалел, что вообще сюда приехал. Снял бордельную девку, заказал вино. Куда приятнее было бы встретить такую красавицу в Стохесе. Его поражали ее скромность, кротость, покладистость, но эти грязные мысли, которые лезли в голову из-за ее глубокого декольте — они лезли от лукавого. И этот еще чокер… Черт бы побрал Подземный город. — На это есть зеркало, — заметила она. — Оно вполне объективно. — Зеркало? Разве ему можно доверять? — А кому можно доверять? Кушель утаила то, что с ее внешностью и фамилией Аккерман, ее могли взять на работу только в бордель. Такова жизнь, она не могла уже ничего изменить, как и этот красавец-аристократ, Мануэль Соломонс, который жил как хотел; ездил, куда хотел; ел, что хотел и где хотел. Он мог полюбить кого угодно. Сегодня он в Подземном городе, а завтра — в другом конце острова. Как бы хотела Кушель такую жизнь! Как бы она хотела выбраться из-под «земли»! — Я почти здесь не сплю. Не успею уснуть, как тут же просыпаюсь и смотрю на часы, жду, когда настанет утро, а утро не настает, то есть солнце не появляется. Если до утра еще далеко, я все равно больше не могу заснуть, сажусь за свои записи. А ты здесь для меня, ну как лучик света, как первый поцелуй что ли… Пока она его слушала, ее волнение куда-то исчезло. Похоже, он и правда разбирался в женщинах. Соломонс говорил нейтральным тоном, тоном эксперта, и Кушель задумалась: а что, если он прав? Что, если она себя недооценивала? С другой стороны, у нее не было денег на покупку красивой одежды и косметики, она не ела нормальную еду в достаточном количестве и больше употребляла алкоголя, чем нужно? Она уже готова была смириться с мыслью, что против бедности бессильна, когда Мануэль вдруг улыбнулся и посмотрел на нее так, как никто на нее никогда не смотрел. Выпив немного вина, расслабившись, разрядив напряжение внутри себя, Кушель вдруг посмотрела на Соломонса долгим взглядом. В ее глазах читалось многое: ее прошлое, ее тоска, ее несбывшиеся мечты. Их лица были близко, они чувствовали взаимное тепло дыхания, глаза Мануэля переливались желанием, которое он, как мужчина воспитанный, умело сдерживал. — Забыла, — вдруг произнесла Кушель, закусив губу, а затем, увлекая за собой клиента, подошла к кровати. — Вы как любите? С чего начать? Соломонс сделал какой-то замысловатый жест рукой и провел по волосам, пригладив их, после произнес: — Не хочу бездушного совокупления. Это главное. — Внезапно он подался вперед, и Кушель от неожиданности зажмурилась, ощутив на своих дрожащих губах его мягкие и нежные губы. Властное тело Мануэля вжало ее в зеркало, висящее на стене. Он не церемонился, лишая ее возможности хлебнуть воздуха, жадно и безжалостно целуя, кусая красивые розовые губы. Хрупкие руки сначала уперлись в мускулистую грудь, а потом обняли за широкие плечи, ласково задевая ноготками выбритый затылок. Для Мануэля Соломонса это было сродни забаве, красивая проститутка из Подземного города — сейчас она не чья-то, не под кем-то, а его, его личная шлюха. Он даже приготовил двойную сумму за какой-то несчастный час времени. А точно час? Он хотел бы провести с ней все три дня. Кушель и не заметила, как сладко начала целоваться с клиентом, она обычно никогда этого не делала и не позволяла себе. Не заметила, как ее платье оказалось выше бедер и как губы Мануэля за скрытой магией жадных поцелуев и ласк уже оказались на ее нежной шее. Его тяжелые вздохи, мажущие кожу губы, неразборчивые жадные касания сухих рук, измазанных в чернилах, заполняли комнату, и слух Кушель, что на эти мгновения забыла, как ее зовут и кем она была. Она не понимала, что происходило, пока не почувствовала руку этого потрясающего мужчины на внутренней стороне своего бедра. Вроде как она должна была его ублажать, но что-то пошло совершенно не по плану. Кушель громко ахнула, приподнимая бедра, чтобы Мануэль смог стянуть с нее белье. Пробуя ее пальцами, он вдохнул запах ее волос, да и всего тела. Кушель пахла вином и полевыми цветами. Черт, где она могла найти такие цветы в этом месте? Почему она пахла именно ими, это какой-то дешевый парфюм или что? Лучше спросить саму Кушель, но он не хотел прерывать сладострастный процесс. Она прикусила губу, губу Соломонса, чтобы не застонать, тут же царапая пальцами его накрахмаленную рубашку. Ее губы сами коснулись его щеки, поймав свежий аромат духов. Мануэль пах мужчиной, терпким, знакомым до боли мужчиной, как Кенни, ее родной брат. Соломонс пах не как все остальные ее клиенты, от них разило потом, жиром, какой-то мерзостью или уборной. Его же тело и одежда издавали запах корицы, цитруса и еще чего-то пряного, чего-то такого ароматного, чему Кушель не могла дать названия. Ей нравился его аристократизм и чистоплотность.***
Следующие дни они вновь провели вместе, в той самой обстановке, в гостиничном номере. Кушель вела себя так, как будто она его возлюбленная, но ведь она проститутка! Она сходила с ума, сердце колотилось, и кровь стучала в висках. Продажная девка, продажная, а с ней такое впервые. Ей все в нем нравилось. Нравилось, когда он тянул ее в укромный уголок, нравилось бояться, что их увидят вместе, нравилась сама мысль, что они занимались любовью. Это нормально влюбляться в клиента? С кем-то такое уже случилось у девушек из борделя? Ей нравилось, как он говорил замысловатыми сложными фразами. Сначала она думала: как много всего он знал, надо его слушать, но всматривалась в его губы и ничего не понимала. Прошло всего три дня, а Кушель Аккерман успела полюбить в Мануэле все: его руки, его тонкие пальцы, его стан, каждую косточку под кожей, его шею, его колючие небритые щеки, его нос, волосы на его груди, его ноги, его колени. Она ласкала его, доставляя наивысшее удовольствие. Она делала для него такие вещи, от которых ее мутило бы с другими мужчинами, но ради Мануэля она была готова на все, только бы доставить ему удовольствие, только бы сделать его счастливым.***
И после его отъезда, лишь после того, как в ее утробе зародилась новая маленькая жизнь, до Кушель глухо дошло, что Соломонс все врал. Мануэль ловко поиграл на самолюбии девушки, все его рассуждения и комплименты служили единственной цели — расположить красавицу к себе. Она почувствовала себя дурой. Как она могла быть настолько наивной и глупой! Позволить столичному павиану завладеть своим телом настолько, чтобы забеременеть. Кенни за такое ее бы уже хорошенько встряхнул и привел в чувства. Опустив глаза и вытерев слезы, Кушель прокляла Соломонса и себя саму за свою наивную любовь, за свое низкое и бедное положение и увидела, как владелец борделя взором облизывал ее тело снизу вверх, и невольно скривилась, сделав шаг назад, в сторону своей комнаты. — Иди работай, чего стала? — прогудел владелец борделя. Кушель попросила отпуск из-за своего интересного положения, но хозяин притона лишь укорительно покачал головой и вновь прогнал девку принимать клиентов. Время шло, живота пока не было видно, Кушель решила, что хоть немного, но заработает будущему ребенку на пропитание. Очередной клиент с тревогой покосился на нее. Он Олимпию даже пальцем еще не тронул, а сопротивление было налицо! Военный средних лет поспешно отошел от девушки и опустился в кресло, сдергивая и швыряя в сторону душащий его галстук. Кушель на мгновение прикрыла лицо руками и, сказав тихонько себе, что у нее нет выбора, коснулась жестких волос мужчины. Он податливо, как котенок, обделенный вниманием, вытянул шею, только бы руки такой красавицы не покинули его, а Кушель стала еще краше, будучи в положении. Сбросив платье и оставшись полностью обнаженной, она обошла кресло и села на мужские колени, обвив крепкую шею. Глядя мужчине прямо в глаза, она робко улыбнулась: — Только я не целуюсь в губы.***
Вдруг Кушель поняла, что должна увидеться и поговорить с Мануэлем. Он должен был еще приехать или снова врал? Его колдовские чары потеряли над ней прежнюю власть, и она решила, что при встрече сообщит ему о ребенке. Это был точно его малыш, другого варианта и быть не могло. Она была нерасторопной, но точно знала, что, когда мужчина изливался в нее, она могла забеременеть, а изливаться в себя не позволяла. Мануэлю Соломонсу же позволила многое, слишком многое. По меньшей мере, может ли она попросить Кенни сблизить ее с Мануэлем, найти его? Кушель хотела доказать ему, что способна разделить его интересы в гораздо большей степени, чем какая-то иная девушка. Только Кушель Аккерман больше никогда не встретила Соломонса в Подземном городе, но у нее появился маленький комочек счастья по имени Леви, зачатый от любимого мужчины.