Девочка, которая хотела исчезнуть

Ночь окутывала комнату Мафую тишиной и спокойствием, будто бы большим и тёплым покрывалом. Лицо Асахины, освещенное голубоватым светом экрана, выглядело неестественно бледным, создавая ощущение, будто за компьютером сидел не человек, а лишь его тень. Отсутствие даже малейшего отблеска жизни на её лице лишь усиливало это чувство. В тишине раздавались лишь стук бегающих по клавиатуре пальцев да редкие щелчки мыши. Сделав необходимые правки в тексте, девушка, критично осмотрев текст и еще раз убедившись в его совершенстве, сохранила изменения и закрыла вкладки. Экран компьютера погас, закончив свою работу, погрузив комнату в темноту, освещаемую лишь слабым светом лампочки в аквариуме. Завтра она вышлет получившийся текст Канаде, а она в свою очередь начнёт работу над новой песней. Может быть именно она сможет спасти Мафую? А может быть спасти ее уже ничто неспособно? Мафую не понадобилось включать свет, дабы дойти до постели. Отсутствие лишней мебели в комнате и идеальный порядок позволяли девушке без каких-либо трудностей ориентироваться в ней. Она села на кровать, по привычке засмотревшись на пустующий аквариум. В нем не было ничего живого, лишь искусственные водоросли слегка покачивались из-за течения воды. Эта комната была таким же аквариумом. В ней тоже не было ничего живого, кроме изредка движущейся тени человека. Может быть именно поэтому Мафую так нравилось минутами смотреть в прозрачную синеву воды. Она не знает. Повторяя вчерашний, и позавчерашний и все предыдущие дни, она легла на спину, положила руки на одеяло вытянув их по швам и, посмотрев на потолок, закрыла веки, мгновенно уснув в этой неестественной позе. И только сейчас, в этой пустой комнате и мертвой тишине, когда никто не мог этого увидеть, лицо девочки чуть изменилось и единственной, едва прослеживающейся эмоцией на нем была печаль, исходящая из самых тёмных уголков её души и тяжело оседающая на ее ресницах, губах и чуть сжатой челюсти. Она встала вместе с тихим гудением будильника, почистила зубы, умылась, собрала вещи и перекусила бутербродами, что с заботой были оставлены ей на кухне её матерью. Оба из них были с сливочным маслом и джемом, как и обычно. Вот только Мафую не любила ни сливочное масло, ни бутерброды с ним, а джем всегда казался ей излишне сладким и неприятным своим послевкусием. И если раньше она ничего не говорила об этом матери, чтобы ненароком не оскорбить и не нагрубить ей, то сейчас ей было уже все равно и бутерброды казались ей абсолютно безвкусными, как впрочем и остальная еда. Покончив с завтраком она подошла к зеркалу в прихожей и посмотрела в него. Здесь невидимой чертой проходила граница. Граница между хорошей дочерью Мафую, доброй одноклассницей Мафую, верной подругой Мафую и вечно холодной Мафую, безэмоциональной Мафую и циничной Мафую. Она дотронулась до зеркала, будто хотела перейти на другую сторону и в следующее мгновенье, словно самый искусный актёр, она сменила маски, и теперь перед зеркалом стоял уже совершенно другой человек. Личность, вылепленная искусным гончаром - ей самой. Улыбающаяся и с искрящимися глазами, всегда готовая поддержать в трудную минуту добрым делом и приятным словом. Кратко говоря, теперь она - идеальная человеческая единица; совершенный человек. И нет никакой разницы в том, что это все ложь. Им всем была нужна добрая, милая и улыбчивая Мафую, вот только не настоящая, нет. Настоящей Мафую в этом мире не было места и никогда не будет. По дороге в школу Асахина с опозданием подумала о том, что ей следовало бы надеть кофту, ибо с наступлением Октября на улицах стало заметно прохладнее. Как только Мафую зашла в класс, с ней сразу же поздоровалась несколько человек, она мгновенно ответила на приветствие солнечной улыбкой и села на место. Как и подобает воспитанной и скромной, "хорошей" девочке. Асахина как раз достала из рюкзака необходимые учебники, как к ней подошёл один из её одноклассников. Мальчик лет 16-17, чёрные волосы и карие глаза. В общем и целом ничем не отличающийся от остальных. Мафую в ту же секунду вытащила его фамилию и имя из своей памяти: Сато Аой, точно. — Доброе утро, Асахина-тян! Ты готовилась к сегодняшнему уроку Истории? Нам задали вопросы к параграфу 17, но я совсем запутался в терминах, можешь мне с ними помочь? —Все это было сказано на одном дыхании, Мафую просто не дали возможности вставить и слова. Внутри всколыхнулся отблеск какого-то чувства, но она не успела разобрать, что это было, как момент прошёл, и ощущение пропало. Нужно было ответить. — Сато-кун, и тебе доброго утра. Да, готовилась. Давай я объясню, там ничего сложного. — Спасибо, ты самая добрая на свете, Асахина-тян! Твои родители наверняка рады и гордятся тем, что у них такая хорошая дочь. — Девушку опять перебили, но та уже не обратила на это внимание. Слова одноклассника заевшей пластинкой повторялись в голове у Асахины. Внутри что-то треснуло. Мальчик, что минуту назад улыбался во все 32, отшатнулся и посмотрел на девочку взволнованно и совсем немного испуганно. — Асахина-тян, все в порядке? — А, что, прости? — девушка недоуменно взглянула и только потом поняла, что улыбки уже нет на её лице, и что она, хоть и на пару секунд, но скинула свою маску открыв на всеобщее обозрение пустоту своей оболочки. Но мгновение прошло и все вернулось на свои места. Асахина-тян снова нежно улыбается и успокаивающе мягким голосом убеждает своего одноклассника, что все в порядке, и предлагает не откладывать с изучением терминов и начать разбирать их прямо сейчас. День прошёл незаметно, слова мальчика не покидали голову Мафую ни на миг. Гордятся ли ей её родители? Наверное, да. Наверное ее одноклассники и знакомые на самом деле любят её. Тогда все это притворство, вся эта ложь, они ведь стоят того? Стоят же?? Квартира встретила её приветливой тишиной. После шума улицы это было лучшим средством для успокоения, но почему-то, в отличие от остальных дней, даже сняв с себя уже ставшую привычной маску, Асахина не почувствовала себя ни на толику легче. Через пару часов монотонной учёбы все уроки были сделаны. Что это за уроки и в чем заключалась суть заданий Мафую уже и не помнила. Порыв оглядеть свою комнату вынудил девушку осмотреть каждую привычную ей вещь. Ее взгляд задержался на аквариуме чуть дольше, чем на остальных предметах мебели. Асахина вдруг почувствовала необъяснимое отвращение к окружающей ее обстановке. От этого хотелось сбежать. Но даже оказавшись в ванне и умывшись, она поняла, что желание не пропало. Отражение в зеркале было отвратительно незнакомым, оно издевательски смотрело на неё и насмешливо улыбалось. От этого хотелось убежать, хотелось разбить зеркало ударом руки. Но в последний момент здравый смысл сказал ей, что нельзя, она ведь поранится и испортит зеркало, родители наверняка будут недовольны, будут волноваться за нее, а этого нельзя допускать. Сбежать. Единственным местом, которое не было ей отвратительно и из которого не хотелось сбежать, оказался секай. Постоянно серое небо (было ли это небом на самом деле, или все же просто его иллюзией девушка не знала), чёрные балки и торчащие отовсюду геометрические фигуры хоть и были привычными, не вызывали чувство отвращения и желание сбежать. Знакомая фигура с только одним надетым чулком и небрежно завязанными хвостиками приблизилась к девочке. Не забывая манер, Мафую посчитала необходимым поздороваться, хоть в том не было ни нужды, ни желания. — Привет, Мику, — и чуть подумав, добавила, — я хочу остаться тут ненадолго, ты не против? — Привет, Мафую. Конечно, нет, это ведь твой секай и ты вольна быть здесь столько, сколько пожелаешь. — Ответ последовал незамедлительно. Девушки стояли напротив друг-друга не говоря ничего, им это было попросту не нужно. Взгляд разноцветных глаз, не выражающих ничего, показался Мафую гораздо роднее привычных лиц одноклассников, родителей и друзей. Мафую, ведомая неизвестным доселе порывом, медленно сменила положение ложась на спину и устремляя взор пурпурных глаз на серое вроде-как-небо. Мику, дабы не мешать девушке, но желая остаться при этом рядом, не услышав от Асахины ничего, что не позволяло бы ей это сделать, присела рядом с ней, согнув ноги в позе лягушки. Наконец-то расслабившись и начав погружаться в свои мысли, перед Мафую проносились события этого и предыдущих дней. Все те капли эмоций, что ежедневно копились в ней, но которым было не суждено выйти наружу и открыться окружающим, прерватились в огромное море, окончательно ломая чашу внутреннего "я" под своим весом, выливаясь и топя все на своём пути. Разум Мафую затопило чувствами, что она ранее подавляла в себе. Ощущение одежды на коже, что теперь по какой-то причине стало гораздо явственнее обычного, было невыносимым. Хотелось вцепиться в нее руками и зубами, а после.. .. стянуть ее, порвать ее, разрезать, поджечь, утопить, уничтожить. Заставить исчезнуть. Хотелось перестать притворяться. Хотелось снять прилипшую к ее личности маску, отодрать с кожей от лица, разбить, уничтожить и больше не надевать. Хотелось сбежать от всего. Хотелось попросить помощи. Хотелось научиться радоваться новому дню. Хотелось вновь научиться не выдавливать из себя улыбку, а улыбаться просто потому что захотелось. Хотелось, чтобы её поняли, чтобы её крики о помощи хоть кто-нибудь услышал. Хотелось прекратить это все. Хотелось.. хотелось.. хотелось.. хотелось.. Хотелось просто.. ...Просто исчезнуть из этого мира. Первый всхлип эхом раскатился по пустому миру. Изначальное удивление девушки, вызванное слишком громким для подобного места звуком, сменилось на понимание того, что этот звук издала именно она. Мафую поняла - она плачет. От чувства жалости и отвращения к самой себе хотелось сжаться до размеров маленькой точки и исчезнуть, кануть в небытие, но девушка могла позволить себе лишь сжаться перевернувшись на бок и впившись ногтями в ладони пытаться остановить слезы, что уже успели намочить волосы и образовать маленькие лужицы на полу. Именно в этот момент Асахина Мафую поняла одну вещь и приняла для себя решение: Только вечный сон сможет дать ей спокойствие и умиротворение, которые она так долго искала и так сильно жаждала; только смерть даст девушке свободу от того одиночества, что тяжёлыми оковами медленно и методично перекрывало ей кислород и утягивая на дно. Поэтому она останется в этом мире. Останется навсегда и исчезнет. Можеть быть, если бы девушка в этот момент оглянулась, то поняла бы, что её крик о помощи не остался неуслышанным, что было рядом существо, которое искренне хотело помочь Мафую, которое знало ее настоящую и принимало ее такой. Но Мафую не сделала этого, вместо этого она продолжила лежать свернувшись клубочком и выплакивать все чувства из черезчур переполненного, но в то же время слишком пустого, сердца. Мику хотела помочь Мафую. Она могла бы обнять её, положить её голову к себе на колени и провести рукой с молочно белой кожей по пурпурным локонам, пропуская их сквозь тонкие пальцы. Она могла бы сказать как Асахина дорога ей и насколько она успела привыкнуть к ее визитам в столь мрачное и одинокое место, когда её присутствие давало Мику возможность вдохнуть полной грудью, возможность почувствовать себя человеком, возможность улыбнуться, возможность.. жить? Она могла бы медленно поглаживать её по щеке успокаивая, а после тщательно бдя хрупкий сон уставшей от слез девушки. Могла бы аккуратно стирать их с её ресниц рукавом своего платья. Но она осталась молча сидеть в прежнем положении наблюдая, следя за тем, чтобы никто не смог помешать девушке в минуту её откровения. Она не знала как иначе ей помочь, не умела. Она могла только быть рядом, но этого было недостаточно. Её, Мику, существования было недостаточно для того, чтобы спасти Мафую. И сейчас, в этом пустом мире и тишине, разрезаемой редкими всхлипами и ударами слез об пол, когда никто не мог этого увидеть, обычно безэмоциональное лицо искусственно созданной девушки изменилось. И только внимательно взглянув на чуть сжатые губы, нахмуренные брови и чуть дрожащие ресницы можно было понять то, что пыталась выразить внешняя оболочка. Всепоглощающую грусть. Ту грусть, что переполняла ее существо. Чувство отчаяния, вызванное своей беспомощностью. Тихая печаль, что казалось бы, была с ней с самого её появления, сопровождала ее в каждой секунде собственного существования и прекратит свое существование только в тот момент, когда свое существование прекратит её носитель. Эта печаль чуть слабела, когда рядом с Мику была Мафую, вот только сама Мику никак не могла облегчить существование Мафую своим присутствием. В это она верила. Это её разрушало. В этом одиноком мире были только две одиноких девушки. Два маленьких отчаяния. Одна девочка хотела умереть. Другая не знала, как ей помочь. Это была их общая трагедия, связывающая их тонкой, но неразрывной нитью, единственным возможным концом которой было исчезновение обеих.