Только работа и никаких развлечений

Ты просто устала, повторяешь себе. Ты просто устала, и тебе нужно поспать. Нет, это не лихорадка. Ты просто странно одета для прохладной ночи. Ты работала без перерыва две недели подряд. Босс уже начал называть тебя нарушителем трудового законодательства, который только и ждет этого, но у тебя есть письменное подтверждение того, что ты добровольно выходила на каждую смену. Ты вызвалась, и у тебя действительно все получалось, несмотря на усталость. Конечности тяжелеют, ты тащишь себя домой из закусочной и не обращаешь внимания на свое тело. Твои ноги убивают тебя, ветер заставляет тебя дрожать, но в тоже время он приносит с собой холодное облегчение против слишком теплой кожи. Ты достаешь ключи, когда входишь в здание, и тут же головокружение начинает хватать тебя за голову и держать ее в заложниках. В одну минуту ты, пошатываясь, приближаешься к двери, а в другую уже боретесь с ручкой. Твои глаза закрываются, и ты качаешься. Как будто ты можешь заснуть стоя. "Т/и." Ты поворачиваешь голову в сторону голоса, но теряешь фокус так же быстро, как и обретаешь его. Твои колени подгибаются. "Ребенок!" Земля поднимается навстречу тебе, но ты не дотягиваешься до нее. Кто-то держит тебя на руках, кто-то намного выше тебя. Он - он заставляет тебя почувствовать себя маленькой, когда обхватывает тебя за талию и ведет к дивану. Ты узнаешь его лицо, но его имя, как всегда, ускользает от тебя. "Здравствуйте, мистер... . ." "Уильямс, малыш. Это Дон Уильямс". Он укладывает тебя на диван, прикрывая рукой лоб и глаза. Боже, его ладонь такая прохладная. Или ты просто такая теплая? "Ты вся горишь. Где твоя соседка?" Ты поднимаешь руку, бесцельно указывая на стену в неясном направлении к комнате Люси. "Лулу!" - зовет он. Его ноги такие тяжелые. Свет такой яркий. Ты так устала. Он возвращается, ругаясь под нос. "Она ушла?" - спрашиваешь ты. Твой голос звучит так далеко. "Да, занимается бог знает чем. Чертовы дети". Твое зрение затуманено, пока ты наблюдаешь за ним. Дон проводит рукой по волосам, другая лежит на бедре. "Я присмотрю за тобой". "Я в порядке." У тебя и раньше была лихорадка. Это ерунда. "Нет, ты кипишь в собственной коже. Я не оставлю тебя одну". Его рука скользит по твоим плечам, побуждая тебя сесть. "Давай, постарайся принять душ и лечь в постель. Я попробую найти лекарства". Ты пытаешься встать, но ноги снова подводят. Он подхватывает тебя под мышки и опускает обратно на подушки дивана. "Если подумать, оставайся на месте". Ты делаешь то, что тебе говорят. Такое ощущение, что в груди у тебя крошечные кулачки, сдавливающие легкие. Тебе приходится с трудом сглатывать, все начинает болеть. Тебе в руки суют что-то твердое, и ты подносишь это к губам. Это может быть пульт дистанционного управления или бомба, а ты, как идиотка, пытаешься ее выпить. Конечно, это всего лишь стакан воды, а к нему присоединяется крошечная чашечка зеленого лекарства, которое ты выпиваешь залпом. Ты кашляешь, хныча от мерзкого вкуса, затем глотаешь остатки воды в тщетной попытке смыть его. Когда ты заканчиваешь, ставишь стаканчик и чашку с лекарством на ноги и вздрагиваешь. "Спасибо", - говоришь ты, когда Дон забирает предметы из твоих рук. "Давайте просто уложим тебя в постель". Он поднимает тебя на ноги, и ты, пошатываясь, идешь за ним, пока он ведет тебя в комнату. Смущение еще больше нагревает твою разгоряченную кожу, когда он ругает тебя: "Тебе нужно убраться в своей чертовой комнате". "Нет времени", - единственное оправдание, которое ты можешь придумать. Дон вздыхает, одна из его рук уходит от тебя. Ты просто знаешь, что он щиплет себя за нос, как он всегда делает, когда сталкивается с трудным жильцом. "Извините", - произносишь ты. Ты не хотела быть трудной. Ты ушла из дома, потому что у тебя не было сил быть одновременно и семейным посредником, и малооплачиваемой обузой. Теперь у тебя едва хватает сил, чтобы оставаться в вертикальном положении, когда твоя попа ударяется о матрас. От стряхивания пальто кружится голова. Как только руки освобождаются, тебя охватывает холод, и зубы стучат. Сквозь дымку болезни ты улавливаешь, что Дон стоит перед тобой на коленях, и замешательство делает все еще хуже. "Просто сниму твою обувь", - говорит он, как будто слышит твой внутренний монолог. "Ты должна знать что это лучше, чем оставлять грязь на своих простынях". "Я не собиралась", - огрызаешься ты, вырывая ногу из захвата обуви, пока он ее держит. Ты делаешь то же самое с другой ногой и стонешь: "Ты такой отец". "Это должно быть оскорблением? Потому что это не так". Он поднял твои ноги с земли и наклонил тебя, заставив лечь горизонтально на матрас. "Мой сын - это лучшее, что я когда-либо создавал в этом мире". Ты усмехаешься. Дон - милый парень в глубине души. Ты задаешься вопросом, каким бы он мог быть, если бы ты встретила его до того, как его бывшая жена вонзила в него свои когти. Он натягивает на тебя одеяло, и ты издаешь непроизвольный стон. "Спать", - пролепетала ты, не в силах выразить даже приличную долю благодарности человеку, который не дал тебе потерять сознание в коридоре. "Ага. Спи", - повторяет он, снова кладя ладонь на твой лоб. Ты медленно засыпаешь, теряя ощущение времени и пространства. Его рука все еще на твоем лице? Его пальцы гладят твои волосы? Ты не знаешь. Он говорит отстраненно: "Ты не можешь продолжать это делать, Т/и". Еще один неровный вздох. "Ты не можешь убивать себя ради людей, которым на все наплевать". Ты издаешь еще один стон, и после этого проваливаешься в темноту. ~ Он слишком стар, чтобы заботиться о детях, но ты не совсем ребенок, и он это знает. Он знает это, и он ненавидит это, потому что в его жизни нет места для такого рода драмы. Ему нужно было управлять зданием. Оно разваливалось, жильцы постоянно опаздывали с арендой, но это был его дом, черт возьми. У него была бывшая жена, с которой тоже нужно было разбираться, но теперь, когда Рой стал жить взрослой жизнью, она стала меньше беспокоить его. Но если бы она знала... Боже мой, если бы Карен узнала, что он испытывает чувства к ровеснице Роя.... Циники вроде Дона не часто испытывали чувства, а когда испытывали, то чувствовали глубоко. Поэтому он избегал этого влечения так долго, как только мог. Он похоронил его под своими обязанностями и более тяжелой работой, точно так же, как неделями и годами хоронил свое недовольство Карен и ее отношением. А потом надо было вот так взять и рухнуть, волосы прилипли к лицу после долгого рабочего дня, а тело слишком легкое для своего возраста. У Дона уходят все силы, чтобы подняться со скрипучих коленей и оставить тебя отдыхать. Из-за лихорадки ты вздрагиваешь так, что он представляет себе, как бы ты выглядела при других обстоятельствах. Ты сворачиваешься клубочком под одеялом, сохраняя тепло и издавая те тихие звуки, на которых он не может не зациклиться. Твой голос такой мягкий и легкий по сравнению с его, и на мгновение он встает над тобой и проводит костяшками пальцев по твоей теплой щеке. Когда ты прижимаешься лицом к его руке, ища его прикосновения, Дон отстраняется и уходит. Он проводит рукой по волосам, и на его брови появляется тревога. Беспокойство как за твое здоровье, так и за его рассудок. Дон потер лицо, сел в гостиной и прислонился спиной к подушкам дивана, пока не вернулась Люси. Она появилась только через полтора часа, а он к тому времени не сомкнул глаз меньше двадцати минут. Она вскочила, открыв дверь, и увидела Дона, сидящего в гостиной. "Что за...?!" "Потише", - огрызнулся он, прежде чем снова понизить голос. "Т/и заболела". Смущение искажает выражение ее лица, прежде чем осознание снова выпрямляет его. "Она в порядке?" Дон издал классический вздох. "Она будет в порядке после отдыха, но она ломает себе спину, пытаясь удержать тебя под этой крышей". Он не ожидал, что его тон будет таким резким, но ей нужно было знать правду. Стыд опустил ее взгляд вниз, красные пятна окрасили ее светлые щеки, когда он добавил: "Ты свободная душа. Ты не хочешь, чтобы тебя что-то удерживало. Но если ты не возьмешь на себя ответственность за свою жизнь и будешь перекладывать ее на кого-то другого, ты причинишь боль людям..." "Я пытаюсь, ясно?!" Слезы наворачиваются на глаза Люси, дергая за толстые, жесткие тросы, из которых состоят сердечные струны Дона. Она сердито отводит глаза и отвечает: "Я отправила столько заявлений, сколько смогла найти, и я все еще зарабатываю, что могу, на..." "Остановись на этом". Она прикусила губу, вероятно, ожидая, что он осудит ее. Видит Бог, Карен так и сделала. "Если ты зарабатываешь деньги, каким бы способом ты это ни делала, прекрасно. Не приноси это дерьмо сюда, оставь это в своем бизнесе". Люси гримасничает, и он знает, что это все еще грубо. Но с этим... с этим он справится. Лулу он видел еще ребенком. Тебя - нет. "Лулу, ты должна делать все незаметно и, самое главное, безопасно". "Я знаю", - шипит она. "Хорошо, но если ты работаешь, то куда идут эти деньги?" Он подождал. Она сложила руки на груди, находясь в шаге от того, чтобы упереться пятками и сказать ему "отвали". Она делала это уже несколько раз, теперь это было предсказуемо. "Я не сержусь, ребенок..." "Ты не мой гребаный отец, ясно?" - кусалась она. "Я знаю." Но это было похоже на это, и опять же, это было чувство, которое он понимал. "Т/и нужна наша помощь. Она переутомляется, и ей совершенно необходим отдых. Я просто пытаюсь понять, как лучше помочь тебе". Неважно, что она нарушила свой контракт несколько раз. Помочь ей означало помочь тебе, а тебе отчаянно нужен был кто-то на твоей стороне. "Может быть, я могу просмотреть некоторые твои заявления и дать рекомендации". Люси скрестила руки, фыркнула и откинула голову назад, чтобы сдержать шальные слезы. "Хорошо", - шепчет она, затем кивает. "Хорошо, я... могу это использовать". "Я проверил ваш холодильник. У вас не так много еды, не так ли?" "Нет." Она покачала головой. "Я могу купить немного, у меня есть немного денег". Она вздыхает. "Я только что потратила большую их часть, выручая приятеля из тюрьмы". Дон сдержал еще один вздох, закрыв глаза и опустив голову. "Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя использовали другие, Лулу". Прежде чем она успевает возразить, он говорит: "Иди, возьми свое резюме и все такое. Давай сделаем что-нибудь с этим, пока есть возможность". Она сужает глаза. "Разве ты не устал?" Не так устал, как Т/и, с горечью думает он. "Я в режиме родителя, пользуйся этим, пока можешь". Он моргает, затем поднимает руку. "У тебя есть номер телефона, где работает Т/и?" Люси кивает. "Мне позвонить за нее?" "Если ты не возражаешь. Ей нужно поспать как можно дольше". Она достает свой телефон, затем останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на него. Он остается неподвижным, не желая отвечать, не желая реагировать. Она ищет у него ответа, а он боится того, что она придумает без его подсказки. Внезапно в ее голове загорается свет. Она качнула головой в сторону, намек на улыбку дернулся в уголках ее губ. "Ни за что". "Почему ты просто стоишь там?" - спрашивает он, пытаясь казаться невозмутимым, в то время как его сердце колотится в груди. "Я знаю, что ты мягко относишься к своим любимым жильцам, но я думаю, что ты действительно мягко относишься к Т/и". Глаза Дона сужаются на нее. "Я не мягкий. Я просто делаю все, что в моих силах". "О," ее брови поднялись со знанием дела. "Значит, ты не то чтобы мягкий, ты милый с ней". У Дона отвисает челюсть, а ухмылка Люси расширяется. "Ты должен что-то с этим сделать, пока кто-то другой не сделал шаг". "Разговор окончен". Он встает, решив пройти через холл и скрыться от любопытных глаз Люси. "Принеси свои вещи утром, и не упоминай об этом..." Ее рука ложится на его предплечье, останавливая его прежде, чем он успевает покинуть квартиру. Она тут же убирает ладонь, когда он бросает взгляд на его руку, но его взгляд не отпугивает ее. Люси спрашивает: "Что в этом такого? Если ты можешь читать мне лекции о том, как заботиться о своих обязанностях, то я, по крайней мере, могу сказать тебе, что нужно немного пожить". "Я сорокапятилетний разведенный мужчина, вот в чем дело". Слова вылетают прежде, чем он успевает их остановить. Он отводит взгляд, чувствуя жар на своем лице, который он определенно не хотел признавать. Он не хочет признавать ничего, связанного с этой темой, но вот он здесь, снова щиплет переносицу и громко выдыхает. "Т/и слишком молода, чтобы нести на себе все это дерьмо". "Господи, я говорю тебе, чтобы ты ее трахнул, а не женился ". "Лулу!" Он не хотел кричать так громко, взгляд метнулся к дверному проему на случай, если он разбудил тебя. Но ты даже не шелохнулась. Он качает головой и вскидывает руки вверх. "Я никогда не был таким..." "Еще не поздно попробовать, знаешь ли. Можно снять напряжение в спине". Она фыркает. "Или ослабить палку в твоей заднице". "С меня хватит разговоров на эту тему, спасибо, увидимся утром". Он поворачивается к ней спиной и уходит. В то же время, он сгорает изнутри. ~ Большую часть времени, пока ты больна, твое сознание находится в тумане. Благодаришь ТК за то, что он пишет тебе и сообщает, что твои смены подстрахованы. Стресс из-за денег почти не дает тебе уснуть, но приходит Люси и уверяет тебя, что беспокоиться не о чем. Ты видела ее больше всех с тех пор, как вы съехались. И больше всего ты видела своего арендодателя. Он проверяет тебя. Ты помнишь его руку на твоем лбу, ищущую лихорадку. Ты помнишь тихие разговоры, в которых он спрашивает, все ли у тебя в порядке, а ты говоришь, что все хорошо, и он называет тебя лжецом. Ты помнишь быстрые движения пальцев по волосам. Костяшки пальцев на щеках. Губы, прижимающиеся к твоему виску. Лихорадочные сны. Только так ты можешь объяснить себе эти моменты. Ты просыпаешься, пьешь воду, что-то ешь, принимаешь лекарство, ложишься спать. Встаешь, идешь в туалет и все повторяется. Это те вещи, которые ты должна делать, которые должна помнить. Если бы все эти мелкие прикосновения происходили только один раз, ты бы помнила, что они происходят только один раз, верно? Но они были не только один раз. Они происходят несколько раз, каждый раз, когда Дон приходит проведать тебя. Ты начинаешь думать, что он даже не реальный человек, а целая галлюцинация, которую ты не ожидала увидеть. Он - сказочное существо, просто пришедшее помучить тебя, пока ты не в своем уме. Ты не можешь примириться с тем, что Дон, который является твоим домовладельцем, требующим с тебя арендную плату, также является Доном, который утешает тебя, когда ты пытаешься уснуть. Ты даже не знаешь, от чего ты больна, ты просто знаешь, что твое тело болит, грудь болит, и ты просто... такая. Устала. Приходит Люси и говорит, что прошло всего два дня. А кажется, что прошло две недели. Может быть, тебе снится больше, чем ты думаешь. Ты действительно просто воображаешь: "Дон?" "Да, он здесь. Хочешь, чтобы я...?" Она останавливается, когда ты качаешь головой. "Ты в порядке,?" "Он был здесь все это время?" - спрашиваешь ты. "Да, ты нас ужасно беспокоишь". В ее взгляде что-то есть. Она что-то знает. Тебе кажется, что ты тоже знаешь. "Я... я ему... нравлюсь?" Ее лицо краснеет. "О, определенно нет", - говорит она, но затем назойливо подмигивает тебе. Ты нахмуриваешь брови. "А?" Ты медленно моргаешь, усталость медленно тянет тебя под себя. "Он совершенно не считает тебя сексуальной и не хочет увидеть тебя голой". Она снова подмигивает, указывая на какую-то внутреннюю шутку, в которую ты не посвящена. Ты насмехаешься. "Сумасшедшая". А потом снова засыпаешь. ~ На четвертый день у тебя спадает температура. На пятый день Дон стучит костяшками пальцев по твоей двери, прежде чем войти в комнату. Он застает тебя сидящей и опирающейся на подушки, глаза открыты, и ты безучастно смотришь на часы. "Ну, по крайней мере, теперь в твоих глазах есть свет, малыш". Моргнув, ты обращаешь свое внимание на него. "Мне никогда в жизни не было так скучно". Он присаживается на твою кровать, его ладонь касается твоего лба. Ты закрываешь глаза и позволяешь ему пощупать твою температуру - суперспособность, которой, похоже, обладает большинство мужчин с детьми. "Все еще прохладно. Как ты себя чувствуешь в остальном?" "Как мертвый груз". Твои конечности все еще такие тяжелые. Ты пытаешься собрать воедино то, что было реальным с тех пор, как ты лежала в постели до сих пор. Его ладонь реальна. А вот его костяшки пальцев и губы? Ты хрипишь. "Мне нужно вернуться к работе". "По крайней мере, следующие несколько дней у тебя свободны, так что наслаждайся ими". Он подталкивает тебя под руку. "Набирайся сил". Еще один тяжелый вздох. "Я не могу позволить себе остаться без работы, Люси..." "У нее есть работа". Твоя бровь нахмурилась. "Лулу?" Он кивает. Ты не веришь. "Черт." Он фыркает. "Ты можешь сократить свои часы,ребенок. Дай себе передышку". По какой-то причине боль в груди испаряется. Скоро тебе станет легче, ты снова сможешь расслабиться. Ты проводишь руками по лицу. "Слава Богу". Рука Дона ложится на твое колено, и что-то трепещет в твоем нутре. "Ты в порядке?" - спрашивает он, сверля тебя взглядом, когда он кладет свою ладонь на твою ногу, как будто это пустяк. Как будто это естественно. Как будто он прикасался к тебе так раньше... Ты смотришь. Ты смотришь, и он это понимает. В ту же секунду он убирает руку и ... его лицо краснеет. Он встает и уходит, сказав тебе, чтобы ты поскорее выздоравливала. Ты думаешь, что теперь понимаешь подмигивания и подталкивания Люси. ~ Позже раздается стук в его дверь. "Подожди." Он все еще пытается осмыслить твой взгляд, который ты бросила на него раньше, и то, как ты не выглядела полностью отбитой его прикосновениями. Ты выглядела озадаченной, если не сказать больше. Когда он открывает дверь, выражение его лица меняется от слегка раздраженного до пустого, как только он понимает, что это ты. Его сердце резко бьется в груди. "Черт, похоже, ты снова двигаешься самостоятельно". Подожди, почему у тебя такое красное лицо? Он трогает твой лоб, измеряя температуру. Он почти задыхается, когда ты наклоняешься к его ладони, твоя рука обхватывает его запястье и тянет его вниз, так что он прижимается к твоей щеке. Твоя рука дрожит, скользя по его руке, и ты закрываешь глаза. Твой выдох неровный, ты нервничаешь. Пульс Дона стучит в его ушах. "Все прекрасно", - говоришь ты, рискуя взглянуть на его выражение лица. "Спасибо. ...за заботу обо мне". Почти больно отдергивать его руку от себя, особенно когда твои пальцы следуют за ним, как будто ты собираешься вернуть ее на место. "Я бы сделал это для любого, малыш". Его попытка отыграть свои действия слаба, и он это знает. Ты смотришь на него, так серьезно и нервно, сжимая кулаки в кулаки. "Ты прикасался к чужому лицу и целовал его, пока я спала?" Черт. Ты спала. Ты должна была спать. Как ты могла это вспомнить? "Тебе снилось..." "Нет, не снилось", - отрезаешь ты. Ты переминаешься с ноги на ногу. Он чувствует себя в ловушке, не в состоянии вернуться в свою комнату и спрятаться достаточно далеко от последствий своих действий, чтобы захлопнуть дверь. Он все равно не мог заставить себя сделать это. Дон абсолютно точно сделал то, что ты сказала, он не собирался отступать, как какой-то трус. Ты разжала руки, как бы готовясь к побегу. Возможно, так оно и было. "Я просто говорю, что я знаю", - прочищаешь ты горло, - "и это нормально". Дон стонет и, как он всегда делает, когда на него давят, щиплет себя за нос. "Нет, не нормально, Т/и". Это действительно не нормально. У него есть чувства к тебе, которые он не может проявить, и теперь ты знаешь о них. "Послушай, я не хочу, чтобы ты думала..." "Что?" Еще один стон прорывается сквозь него, черт, ты сегодня нахальна. Прерывая его не один раз, а дважды. "Что ты здесь не в безопасности". Ты нахмуриваешь брови. "Я знаю это", - он почесывает голову, поднимая глаза к потолку, чтобы не смотреть на тебя, - "здесь странная динамика: я - твой домовладелец, а ты - к..." "Дон, я не ребенок, я взрослый человек, и я говорю, - ты отдергиваешь его руку от головы и берешь ее в обе свои, - что я не против этого". От твоего прикосновения по его руке пробегает электрический ток, тепло разливается по внутренностям. "Я, - заикаешься ты, из твоего горла вырывается смешок, - у меня уже были отношения, и я просто не знаю, действительно ли я то, что тебе сейчас нужно". Дон моргает, но не убирает руку. Ему нравится, как нежно ты держишь его руку. Более того, ему нравится ощущать твои мозоли на кончиках пальцев. Ты слишком много работаешь, ты заставляешь себя не выдерживать и продолжаешь. Ты удивительный человек, а он просто... старик. "Что тебе сейчас нужно, Т/и?" - спрашивает он. Он знает. "Что-то стабильное. Полегче". Ты качаешь головой: "Мне сейчас не до сложностей". "Я не занимаюсь случайным сексом", - признается он. Он может прояснить этот вопрос, поскольку Лулу, вероятно, открыла свой чертов рот по этому поводу. Должно быть, именно поэтому ты вообще с ним разговариваешь, черт, вы оба все еще видны в коридоре. К черту. Твое лицо такое же красное, как и его, вы оба не уверены в себе. "Я тоже", - произносишь ты. Ты не встречаешься с ним взглядом, и он не может не задаться вопросом, думаешь ли ты о нем так же, как он думает о тебе. "Если... если я буду с кем-то встречаться, я буду предана. Я просто не самый интересный человек, чтобы быть рядом". Он не может удержаться от ухмылки и фыркает. "И ты думаешь, что я такой?" Твои губы искривляются в небольшой улыбке, и это облегчает тяжесть, скопившуюся в его желудке. "Я работаю, и, судя по тому, что я видел, ты тоже". Ты хихикаешь. "Не похоже на адскую пару". Внизу открывается дверь. Глаза Дона сужаются, когда он берет твои руки в свои и тянет тебя внутрь. Ты задыхаешься, когда дверь закрывается за тобой, прежде чем ты упираешься в нее спиной. Дон отпускает твои руки и прислоняется к дверной раме, прижимая тебя к себе и возвышаясь над тобой. Его внутренности скручиваются, когда ты, очевидно, пытаешься подобрать слова: "Что, стыдно, что тебя видят со мной?". "Публика - это не мой стиль", - начинает он, - "и я думал об этом некоторое время". Он захватывает твои губы, удерживая тебя в нежном поцелуе, чтобы понять, как ты к этому относишься. Когда он слышит твой тихий стон, он обхватывает рукой твою шею и притягивает тебя ближе. Ты погружаешься в его объятия, как будто это совершенно естественно. ~ "Ты буквально только что переболела, ты уверена, что готова к этому?" "Если бы не была, я бы не стала приходить". Твои ноги сцепляются за его спиной, когда вы переходите из одного пространства в другое. Его улыбка становится намного более знойной, когда он смотрит на тебя так. Ты пытаешься расстегнуть пуговицы на рубашке , целуешь его, пока твои пальцы танцуют по волосам на его коже. Ты знаешь, что его тело в тонусе еще до того, как он снял нижнюю рубашку, его грубые, большие руки пробираются к твоей рубашке. Ты стонешь, когда он опускает голову к твоей груди, языком обводит один из твоих сосков, лапая и сжимая его. Откинув голову назад, ты обнажаешь шею, когда он стряхивает с тебя одежду и целует до самого горла. Когда он стонет от одного только прикосновения к тебе, это самое сексуальное, что ты когда-либо слышала. Твое тело оживает по мере того, как он скользит руками по вашей коже, обнажая все больше и больше твоего тела. Штаны спускаются. Ты смакуешь мысленный образ его головы между твоих бедер, твоих пальцев, запутавшихся в его темных волосах, когда он ласкает тебя. Ты не можешь молчать, хотя чувствуешь, что должна. Это кажется секретом между вами двумя на данный момент, историей, которую вы сможете рассказать, когда будете готовы, и только тогда. Когда он ползет по твоему телу, чтобы поцеловать тебя, ты чувствуешь вкус себя на его губах. Его пальцы переходят к тому, что начал его рот, и ты выкрикиваешь его имя, как молитву. Твои ноги дрожат, пальцы загибаются, ты позволяешь ему чувствовать себя так, как ты отчаянно нуждалась в этом уже довольно долгое время. Ты хватаешься за его плечи, стыдясь того, насколько нуждающейся ты кажешься, и утешаясь тем, что он поощряет тебя разрываться ради него. С Доном ты в безопасности, даже когда он работает над тобой, готовясь к тому, что он ворвется в тебя. И, черт возьми, у него с собой гребаное копье. Его глаза и руки, кажется, никогда не покидают тебя, даже когда он входит. Он идет медленно, пробуя , позволяя жжению в твоих бедрах и внутренностях притупиться, прежде чем подарить тебе новую волну боли смешанной с удовольствием. Ты проводишь ногтями по его спине, пока он заполняет тебя, его ладони скользят по твоей блестящей от пота коже. Твои волосы прилипли к лицу, и он стонет в такт твоим крикам, целуя и покусывая твои губы, прежде чем сказать тебе, как сексуально ты выглядишь, когда так возбуждена для него. Он скользит руками вверх по твоим рукам, а затем переплетает свои пальцы с твоими и прижимает их к кровати. Он прижимает простыни к твоей коже, удерживая себя над собой, пока он входит снова и снова, снова и снова. Ты раскинута уязвима, обнажена, полностью отдана на его милость, пока он трахает тебя. Твои крики кажутся такими высокопарными и беспомощными, совершенно неконтролируемыми. Даже когда он хрипит, стонет и рычит, он, кажется, полностью осознает как себя, так и тебя. Ты почти не можешь держаться на ногах, ты погружаешься в колодец наслаждения, и он тянет тебя туда. Когда ты кончаешь, на твоих губах звучит имя Дона, и он вскоре следует за тобой. Он прячет свое лицо, целуя тебя с силой, обнимая тебя, пока он изливается в тебя. Его губы не покидают твои ни на секунду, ты чувствуешь только его, а твое зрение медленно начинает проясняться от экстаза. Вы оба в полном беспорядке. Удовлетворенные, но все равно в беспорядке. Он остается внутри тебя, целует тебя, обнимает тебя во время содроганий после оргазма. Он зарывается лицом в твою шею и просто остается. После того, как ты медленно отойдешь от мук страсти, он смеется тебе в ухо. "Неплохо для старика?" "Заткнись, блядь", - вздыхаешь ты. "Ты не старый, и нет, не плохо". Ты слегка отстраняешься, встречаясь с его взглядом. "Подожди, когда я возьму себя в руки, я покажу тебе "хорошо для ребенка" или что-то в этом роде". Он снова смеется. "Ты и сама была неплоха". Дон целует тебя в щеку. "Определенно, лучшая из всех, что у меня были". Черт, тебе действительно жаль его. "Твоя бывшая, должно быть, была самоцветом". "Не порти настроение, вспоминая о ней". Он откидывает твои волосы в сторону , а затем берется за участок кожи за твоим ухом и присасывается к синяку. Ты вздрагиваешь, снова стонешь от его губ на твоем теле. Когда он отпускает тебя, он шепчет: "Если это не считается, что ты стала ласковой, то я не могу дождаться, чтобы увидеть, как, по твоему мнению, это выглядит на самом деле". ты чувствуешь, что твоя шея и щеки становятся теплыми от его слов. "Дай мне час, и ты поймешь, что я имею в виду". Ты решаешь, что можешь привыкнуть к тому, что он так улыбается и смеется.