Право на жизнь

Редкие лужицы покрыты не хрустким льдом — снежным салом ещё, и лошадиные копыта вязнут в некоторых, через вязкое надводье упав до илистого дна. Вода здесь на поверхности всегда чуть теплее, она уже горячая сочится сквозь землю, стремясь наверх. Вода рыжая, пахнущая металлом, в ней не водится рыбы или какой ещё твари, да и в большие озерца она не собирается. Солдаты пьют её, только выкипятив.       В предгорьях не бывает сильных бурь, вода, даже такая, имеется в избытке, питая растения, и для лагеря это место прекрасно — а Хейг скептически хмурится, когда Хадвар ему это объясняет.       Чем ближе к Виндхельму, тем явнее меняется погода — яркое солнце здесь бывает нечасто, небо сплошь, как хлопком, затянуто облаками, и свет льётся равномерно и тускло. Серая местность, снежная, холодная, полная этой ржавой горячей воды — иногда Хадвар думает, как за такую землю можно столь долго бороться. Негостеприимный, скудный, дикий край.       И чувствует какой-то странный стыд, будто он свой род, все колена, всех предков своих предаёт этой мыслью.       Хейг рядом посвистывает и жуёт веточку снежноягодника, со своей лошадкой в поводе. Свист его, как и весь шорох их передвижения, тонет в глухом тумане, текущем с предгорий. До лагеря недалеко, Хроллод ждёт, ждут и его отряды, готовые взять в сопровождение Хадвара до следующего лагеря. Там будет Вайтран, нейтральная территория, а от Вайтрана уже рукой подать до Солитьюда. То, что Хейг сказал о вражеской стоянке у горы Гулдун тревожит Хадвара, и это первый вопрос, который он собирается задать Хроллоду за чаркой вина и составлением отчёта для генерала.       Второе — он попросит Хейга сделать ещё одну карту со всеми отметками, какие он чертил в Камне Шора, и каждую пояснить. Второе перерастёт в третье, та же бумага и чернила, но теперь планы горизонтов Мзулфта. Если это реально, конечно.       Так что работы им всем хватит.       Хроллод встречает их с двумя солдатами у густых передвижных кустов, составленных в непролазные заросли, чтобы скрыть дорогу к лагерю. Кусты за ним сдвинуты ровно так, чтобы конные прошли по одному, и Хадвар салютует, открыв под меховым плащом блестящие отметки на нагруднике.       — Ну неужели, неужели, — посмеивается Хроллод, лысый до блеска, но с усами такими огромными, что нападавший на них снег выглядит уже, как целый сугроб       Он поддаёт по крупу Хадваровой кляче и помогает своим солдатам укреплять в траншеях обратно подставные кусты. Хейг идёт почти задом наперёд, увлечённо наблюдая за этим таинством, и Хадвар не удерживается, собрав с плеч снег и слепив его в комок, кидает Хейгу в затылок, обернувшись. Попадает. Тот подскакивает, дёргает повод и лошадь ржёт, а Хейг оглядывается на Хадвара удивлённо и усмехается на его улыбку.       Лагерь разросся. От дороги на деревьях оборудованы позиции для наблюдения, а в низине, среди сосен высится деревянный частокол. За ним — несколько десятков больших шатров, несколько срубов с покатыми крышами. Стойло, пышущая жаром кузня, даже тренировочная площадка.       — Целая деревня, — обводит рукой увиденное Хадвар, спрыгнув с коня.       Стряхнув снег с усов и приглаживая пальцами их теперь, Хроллод перекидывает поводья Хадваровой лошади солдату и похлопывает его по плечу, увлекая за собой к срубу.       — Места благодатные, — добродушно начинает он. — Людей хватает. А чего простаивать? Вот мы и строим. Зверья много — пушниной торгуем. Тут мимо нас уже кошки караваны свои таскать взялись. Эх, почти как дома.       Мечта любого норда, втянутого в эту войну. Оказаться дома. Оказаться в безопасности.       Хадвар думает было, что сейчас даже дома — уже не дом, везде сквозит эта тревога и тревожное же ожидание… А потом вспоминает утро этого дня, и объятия, тёплые и уютные, и встряхивает головой.       — Да, — говорит он, и Хроллод улыбается ему, шевелятся усы. — Как дома.       Пахнет лагерь совершенно обычно, по-деревенски, только свежее дерево, смолянистый его дурман ещё стоит сильный. А внутри сруба так и вовсе так пряно и сладко пахнет сосной и смолами, что Хадвар вдыхает глубже, и трогает даже ладонью шершавый бревенчатый бок, и крепко замазанные стыки. Печь натоплена, на грубом столе разложена карта, стопками высится бумага — как исписанная, так и чистая, для новых писем. Хроллод с плеч скидывает плащ, державшийся на одной фибуле, и поводит закованными в латный нагрудник плечами. Руки у него закрыты до локтей рубахой с подбивкой, а дальше голые. Хадвар удерживает дверь и манит к себе засмотревшегося по сторонам Хейга, уже успевшего разговориться с солдатом, пришедшем взять его лошадь в стойло.       Когда он входит, Хроллод расплывается в улыбке ещё шире — а потом и вовсе смеётся, когда за Хейгом в сруб втискивается пушистая, снегом припорошенная каджитская морда.       — Карджо тоже сюда, можно? — муркает он гортанно, и Хадвар качает головой. — А куда тогда Карджо?       — А иди-ка ты, косматый, к Ардию, — благодушно басит Хроллод. — Коли легат разрешит тобою распорядиться. Ардий, стало быть, у кузни должен быть. Эльф лесной, узнаешь, как увидишь.       Карджо кивает ему и исчезает в становящемся непроглядным снегопаде за дверьми.       — Вот же, — вздыхает Хроллод, опускаясь на низкий табурет у огня и потирая колено. — Под сосенками-то было раздолье, от снега нас спасали. Пока с веток сыпаться целыми сугробами не начинало.       — Под постройки расчистили? — следуя примеру и снимая плащ, стремительно мокнущий от тающего на нем снега, Хадвар прилаживает его у огня сохнуть и опускается на пол подле Хроллода.       — Да коли бы, — морщится тот и смотрит в огонь. — Дракон. Сосенки погорели наши, да ещё семерых мальчишек подавило, когда падать начали. А потом ещё пятерых…       Хейг стоит спиной, словно стряхивая в сенях с себя остатки снега, давно уже обратившегося водой, и Хадвар подёргивает плечами, отворачиваясь от него.       — Это как?       — Да в три налёта. Тварь огромная, огонь не берет, стрелы ему что мошка плодовая. Мы едва частокол затушили, да вот только крыши перекрыли на хатах, как эта дрянь вернулась. Первый раз пятерых задавило. Потом шестого не досчитались… Седьмого… Второй раз дрянь через семерик прилетела, и снова — не можем солдатёнка найти. Уж не убежал ли? А потом допоняли. Сожрала она, тварь-то. И в третий раз так же — только тут-то уже мы увидели. Хвать лапищами и пошла в гору крылами работать…       Он вздыхает выразительно, глубоко, теребит ус, а потом тянется к мешочку с махоркой на пояске.       — Жалко, да управы нету ей. Дракон — он страшнее Ульфрика.       Хадвар искренне полагает, что Хейг должен хотя бы подойти ближе, ну а потом и сказать что-то — с сотником же он не молчал. Только ничего не происходит. Хроллод набивает трубку и предлагает табак Хадвару, а Хейг так и стоит в сенях.       — И потому вам, легат, и не отдохнуть, — кивает сам себе Хроллод, от огня не отрываясь. — Надо уже завтра вам пойти, вон, отряд ждёт. А то тварь прилетит, а вам с ней встреча ни к чему.       — Вы знаете, когда она прилетит? — подаёт голос Хейг наконец, и Хадвар вполоборота следит, как он медленно, блестя глазами подходит ближе.       — Так да, — оборачивается Хроллод. — Два раза прилетала семь дней спустя. Так и тут уже пора ей. Пятый день нынче.       И Хейг опускается к Хадвару под бок, так близко, что как бы Хроллод не сказал чего, как бы его не озадачило такое: да только Хроллоду всë равно. Задумчивый, смакуя дым распаливаемой трубчонки, он поворачивает табурет, чтоб сидеть к огню лицом, и задаёт только один вопрос:       — Это тот ваш человек, легат? — припоминает письмо, где Хадвар обтекаемо сообщал о гражданском, которого защищает по приказу генерала.       И, получив утвердительный ответ, немногословно, ровно и ёмко излагает новости и последние приказы, сплетни, слухи, разведданные и боги знают что ещё.       Хейг притискивается ближе и опускает Хадвару на плечо голову.       И засыпает. Хадвар и сам засыпает почти, когда Хроллод оборачивается от огня и смотрит вдруг пронзительно и внимательно сквозь сизые вензеля выдохнутого дыма.       — Он брат вам или кум? — говорит едва слышно и кивает на Хейга. — Или муж?       Хадвар ёжится под этим взглядом, но не теряется. И не отступает. Думает было, что как жаль — он Хроллоду, старику Хроллоду не может сказать правды; а потом понимает, что правды-то, под его вопрос подходящей, и сам не знает.       — Скорее муж, — шепчет он в ответ.       И Хроллод кивает понимающе и грустнеет, и обвисают усы заметно.       — Тоже по своей Дафе скучаю, — вздыхает он. — Хорошо это, когда рядом. Ну. Человек.       Ещё как, думает Хадвар. Ещё как.       Хейг просыпается сразу, как Хроллод, проскрипев дверью, уходит пройтись по лагерю, провести ночную проверку, дав им добро заночевать в этом теплом срубе, где спит и сам.       — Дракон, — говорит Хейг удивлённому такому быстрому пробуждению и таким чистым, без тени сна, его глазам Хадвару. — О чем я говорил? Лагерь хорош, место хорошо, а от дракона не спастись.       — И послезавтра дракон прилетит и ещё кого-то сожрёт, — спокойно пожимает плечами Хадвар.       Надеясь, что Хейг придёт к верному решению и ему не придётся приказывать или просить. Неясно, что сработает лучше — но хотелось бы обойтись его личным решением. А Хейг смотрит выжидающе ему в глаза, хмурится, чуть отворачивает голову и кривит губы.       — Давай, скажи это, легат, — фыркает он.       — Мы должны помочь, — пожимает Хадвар плечами и вдруг улыбается, искренне, вполне радостно, чувствуя набухающую, как бутон, в груди нежность.       А Хейг недовольный, как встревоженная и мокрая птица, и поглядывает краем глаза на Хадвара, и качает головой.       — Акари осталась в Камне Шора и пойдёт за нами только через день. Что без неё делать?       Он не сопротивляется, когда Хадвар обхватывает его руками и роняет на себя, притягивая, прижимая и нежа, как девушку, которую пытается уговорить.       — Целый день есть, чтобы научиться премудростям, который знают каджиты, — говорит он, Хейга поглаживая по груди, сцепленным рукам, животу. — И которые знаешь ты.       — Надо скорее в Солитьюд, кто-то мне говорил, — фыркает Хейг и вдруг смеётся, и расслабляется в его руках, и откидывает голову Хадвару на плечо, щекоча волосами кожу. — Но хорошо. Я сделаю по твоему слову.       И Хадвар уж в поцелуй шепчет ему заранее — хотя и негоже заранее говорить такое:       — Спасибо.