ГОСТ Свободы

— Вы хотите, что?! — поперхнувшись кофе, чуть ли не вскрикивает Александр, из-за чего на него устремляются несколько недоуменных взглядов. Парень быстро приходит в себя, давая себе мысленный подзатыльник и промакивает рот салфеткой. Он, всё же, в самом популярном ресторане Петербурга, и стоило бы вести себя подобающе. В конце концов, он впервые в «Палкинъ», а это отнюдь не дешевое место, Саша бы сказал — чересчур дорогое для рядовой деловой встречи. Залы, залитые светом, приятный бархат на скатертях и отменный кофе. От этого места разит деньгами. — Прошу прощения… — убирая ткань обратно на стол, Невский все еще не поднимает глаза на собеседника. Он явно не был готов к такому. — Я понимаю ваше замешательство и радость, не каждый же день вам предлагают печататься в самой тиражной газете страны! — с явной гордостью и энтузиазмом хмыкает мужчина напротив. Довольный, что заставил этого парня прийти в шок, главный редактор «Нового времени», поэтому упивается такой реакцией. Подобный эффект он производил на каждого журналиста, которого звал к себе на работу. Петербуржец шокирован, ведь эта встреча стала такой же спонтанной, как и утреннее тайное приглашение в «Палкинъ». Журналист остолбенел, когда к нему в редакцию «Искры» пришли люди, и предложили встретиться с неким редактором, некой газеты. Он ожидал чего угодно, приглашения в «Неделю», например, но никак не предложения печататься в «Новом Времени»! — Я польщен вашим вниманием, но все же я хочу оставаться независимым журналистом, а ваше издание, уж простите за грубость, пишет по указке «сверху», — Александр поправил очки и покачал головой для пущей уверенности. Одно из качеств Невского — он мог брать себя в руки в считанные секунды. Он быстро собрал мысли, и вернул самообладание. — «Новое Время» поет на чей угодно лад, кроме своего собственного. Не зря Вас еще называют «Чего Изволите»? Московский нахмурился, и отпил немного кофе. А этот парень либо смелый, либо глупый, раз не тушуется отпускать в его сторону столь наглые высказывания. Скорее, он молод и имеет массу амбиций на столичные новости. Но почему же он отказывается? Печататься в «Новом Времени» — мечта любого журналиста, начиная от консерватора, заканчивая либералом. Хотя бы об одной колонке «Новой» со своим именем грезит любой пишущий человек! А этот своенравный парень вертит носом! Московского, конечно, предупреждали об ужасном характере журналиста, о его «принципах», но он полагал, что их взгляды на состояние страны похожи… Они ведь оба понимают, на какое дно сейчас опускается их страна. Все трещит по швам из-за старых нитей: они прогнили, нужны свежие, но и старые распускать нельзя, иначе этот горе-кафтан разойдется. Ведь либералы придерживаются этой политики? А этот юноша — чистой воды либерал. — Александр Николаевич, я, верно, не так объяснился, «Новое Время» — это не государственная газета. В ней печатаются лишь исключительные журналисты и писатели, — Михаил хитро улыбается, смотря прямо в серые глаза. Тот лишь задирает свой аккуратный подбородок. На лесть не купить, с такой внешностью наверняка его от комплиментов уже воротит. Значит, можно подкупить другим. — А самое главное — они все работают без цензуры. Невский смотрит с явным скепсисом, даже не пытается скрыть. Цензура сейчас везде, «Искра» — одно из немногих издательств, что не подвергало своих сотрудников жесткой редактуре. В этом-то и заключалась причина, почему Саша до сих пор печатался именно там. Да, это маленькая газета с небольшим тиражом, но Сашу здесь уважали, печатали и самое главное — читали. — Михаил Юрьевич, только на этой неделе три консервативные газеты пытались меня переманить под тем же предлогом, — Александр лжет. Эти надутые мужики с толстыми кошельками и не думали предлагать ему публиковаться без цензуры, они лишь заманивали деньгами. Но Невский не променяет свою свободу на золотую клетку. — Только вот им нужно мое имя, а не мысли, по этой причине я им отказал. Невский поправляет очки и начинает вставать в порыве уйти. Московский лжет, к гадалке не ходи, а лжецов Саша на дух не переносит, жаль, что окружен ими. Зря только прибыл, Московский такой же, как и все редакторы, жадный до денег. Только этот еще умеет лгать, журналист чувствует, что ему доверять нельзя. Он и не будет. — Вот по той же причине я отказы… Не верит ему юноша. «Своенравный», — думается редактору про себя. Он бесцеремонно обрывает на полуслове, говоря уже не игриво, а жестко: — Повторяю, «Новое время» — это не газета Его Величества. Петербуржец выгибает бровь, пропускает мимо ушей такое хамство. Все в городе и за его пределами знали, что Московский работает на Николая II. Эту газету считали исключительно государственной. Это был рупор власти. — Хотите сказать, что вы не работаете на Правительство? Юноша ухмыляется, не верит словам этого дьявола информационного мира — вон какие черти в глазах голубых скачут. Такие люди только о себе пекутся. Михаил некультурно ставит локти на стол и наклоняется ближе на сторону собеседника, укладывая подбородок на руки. Он смотрит снизу вверх. Никому Московский не позволял с собой так разговаривать, но сейчас ему нравилась такая расстановка сил. И пусть оба ведут себя неподобающе. На них уже поглядывают. Михаилу плевать, а вот Саше нет, но он продолжает упрямо стоять. — Между нами нет такого доверия, чтобы Вы мне верили на слово. Поэтому предлагаю доказать делом, — эти слова Московский тянет так сладко, с наслаждением смотря на недовольного Александра. Он знает, как убедить его. И уже забросил наживку. — Приносите завтра в редакцию статью на ваш вкус, и я вам обещаю, что она не подвергнется редакции. В печать все пойдет в первозданном виде. Михаил ухмыляется подобно сороке, что утащила корону с головы императора. Юноша играет в гляделки с этим чертом, но быстро сдается — не может он долго смотреть в его горящие глаза. Этот редактор явно самоуверен и нагл. Он прекрасно понимает, что нужно журналисту. Свобода. Это птица вольная. У него явно острый ум. С такими людьми дел лучше не водить, и пусть Саша хочет печататься в больших газетах, независимость с честью терять не собирается. Но все же что-то внутри загорается интересом. Но нет, парень давно для себя решил. Он будет свободным, и не попадается на эти сладкие речи. — Михаил Юрьевич, — холодно начинает Александр, а на губах появляется снисходительная улыбка. Он как окунь, быстро на крючок не попадется. — Я ведь не дурак, дорожу своей репутацией, и ей просто так разбрасываться не собираюсь. — Как и я — ценными сотрудниками, — подхватывает игру Московский, копируя улыбку журналиста и вставая вслед за ним. Саша хмурится — его эта беседа начинает напрягать. На них уже начинают не просто поглядывать, а откровенно пялиться. — Михаил Юрьевич, позвольте нескромный вопрос, — Александр, дождавшись короткого кивка, продолжает: — А на кой вам такие проблемные журналисты, как я? Ваша газета поддерживает как консерваторов, так и Его Величество, зачем Вам либерал? Разве Ваши рейтинги не упадут? Михаил усмехается, сверкая голубыми глазами. Точно, дьявол. Он медленно ставит руки на стол и наклоняется к собеседнику, да так близко, что Александру хочется отвернуться, но он упрямо смотрит вперед. — Александр Николаевич, тот, кто владеет информацией — владеет миром. А чтобы получать эту информацию, нужно иметь надежные источники. У вас талант находить все. А что касается рейтингов, поверьте, Вы сейчас — это то, что нужно моей газете. Я чувствую, куда дует ветер. Саша задумывается. А Московский прав, ветер начинал меняться, и в сторону либералов, но не опасно ли иметь такого человека у себя в «друзьях»? Он ведь предприниматель, а у них одно лишь на уме — деньги. Будет ему покровительствовать, пока это выгодно, однако продаст при первой возможности, как только цена взлетит до небес. Они смотрят друг другу в глаза: один ищет подвох, а второй смотрит уверенно, готовый достать туз из рукава. Он у него как раз есть. «Самоуверенный», — думается про себя журналисту. Нет, он не пойдет на это. Саша уже разворачивается, чтобы уйти. — Татищев! — кричат на весь зал, и полупьяная туша врезается в стол, опрокидывая кофе на скатерть. Журналист быстро отпрыгивает. Мужчина на столе старается встать, но к нему уже подходит его компаньон, по сравнению с ним, трезвый. Он-то и помогает другу встать. Одеты они довольно странно, явно небогато, хотя сидят в таком заведении. — Прошу простить, моего друга, он перебрал, — поднимая за шкирку, оправдывается незнакомец средних лет с большой лысиной. — Пр…рошу… проШэээнья! — распинается мужчина, шатаясь из стороны в сторону, и уже собираясь подойти к Александру, но его быстро одергивает собутыльник. Саша злится, но ничего не говорит нетрезвой парочке, лишь челюсть сжимает сильнее. — Ильич! Пшли! Тут скушна! Тут Веть Адна иМперская Шва…! — не успевает пошатывающийся пьяница закончить фразу, как ему затыкают рот рукой. — Заткнись, — из заведения Ильич уводит своего друга вразвалку, каким-то чудом не задев больше никого. Тот что-то неразборчиво то бормочет, то кричит. Невский провожает их гневным взглядом. Повезло, что на костюм ничего не попало. Какая отвратная парочка. Саша собирается уйти за ними, как он и собирался, но его опережают. Михаил хлопает юношу по плечу. Да этот человек слышал, что такое воспитание?! Проходя мимо, шепчет почти на самое ухо: — Жду Вас завтра, Александр Петрович. Саша заметно вздрагивает и оборачивается, быстро выпаливая редактору уже в спину: — Михаил Юрьевич, вы ошиблись, мое отчество Николаевич. Александр смотрит с беспокойством и… страхом? Михаил опасный человек, и если он правда узнал… то ему не поздоровится. — Информация. Вот, что правит миром. Мурашки пробегают по загривку. Знает. И будет шантажировать. Но сейчас, похоже, всё что нужно Московскому — это работа на него? Плевать. Хорошо. Он пойдет ему на уступки.