Кассета #17 “Воспоминания”

Билли Харгроув не может вспомнить точно, как именно папа его бьет. Папа всегда становится злым рядом с ним и (возможно) ненавидит его. Билли иногда забывает, почему мама снова трётся к нему по ночам, если папа строго настрого запретил делать это (или как он говорит кричит: «заниматься сексом»). Хоть мама уже не подходит к сыну так часто и не трогает так приятно и тепло, как раньше, но всё же, иногда, позволяет себе нарушить обещание данное папе и снова трахаться с Билли, когда дома никого нет, кроме них. Билли… любит папу, но не так сильно, как маму… или маму тоже не так сильно любит, но не любит не так, как не любит папу… … Хм. Помнится, что папа тогда его сильно избил. На правом предплечье и худых детских ножках оставались ярко-красные продолговатые линии, вместо привычных сине-фиолетовых, которые быстро теряли краску; тогда и мама была подозрительно тихой, после очередных криков и побоев. Мама тогда не помогла маленькому Билли, сидела за кухонным столом и долго-долго пила, или курила отцовские пахучие сигареты. Тогда и папы тоже не было дома, вроде, пропал на несколько недель. Мама обычно отвечала мальчику, что папа задерживается на работе или гуляет с коллегами, а в плохие дни говорила, что отец бросил их и больше не вернётся, но мальчик точно знал, что папа вернётся, ведь все его вещи были дома!… … Вроде, это была тёплая весна, почти лето, и маленький Билли сидел у себя в комнате, заканчивая свой небольшой проект для школы. Несколько приклеенных друг к другу бумаг, на которых изображён рисунок с человечками, в лице него и мамы держащихся за руку, а рядом много-много разных деталей: шарики, коробки-подарки, кривой букетик цветов и что-то похожее на коротенькие стишки-поздравления. День матери выпал на 8 Мая; последние 5 лет этот праздник так и катится по разным датам Мая, непривычно, но мальчику нравится видеть маму улыбающейся! Мелки, сжатые в крепких, уже вспотевших, детских руках, оставляют краску, прямо-таки въедаясь в кожу. Билли неожиданно приходит в голову, что зелёная краска оставшаяся на его пальчиках и под короткими ногтями похожа на кровь, которая также въедалась, если забыть помыться. О, мама, кстати, сидела в гостиной, заканчивая убираться за мальчишкой, после того как он прослушал все различные отцовские кассеты, которые он давным-давно запрятал в тумбе под пузатым телевизором. Там были и незнакомые, но громкие Короли, грубые и крикливые Буквы, а ещё, по-видимому, и мамины любимые Приветики, как было написано на кассете. Билли разделил мамину любовь с последней группой музыкантов, но и песни Розового Флойда классно звучали, как и совсем незнакомые Аэросмиты!.. Мама тогда позвала его со столовой, когда он докрашивал маме-маленькой платице в желтый цвет, который до этого случайно был оранжевого оттенка. Она заботливо гладит его по щеке и говорит тому садится за стол, накладывает ему свыкшуюся пюре и хлебную котлету, которую каждый раз приходилось запивать целым стаканом воды, чтобы случаем не подавится. Иногда мама не ела вместе с сыном, но тому всегда удавалось скормить небольшую часть своей еды, заботливо выпив половину своего стакана и отдав другую половину маме. Так мальчишка, воодушевлено побежав в столовую, по пути оставил рисунок лицом вниз на кофейном столике в гостиной. Когда мама только успела положить тарелку со своей едой рядом, то в дверь зазвонили. Встретившись взглядами, она пошла приветствовать гостя. — … Оу, нет-нет, прости, Мэлвин, — отнекивалась она, пытаясь широко не раскрывать входную дверь. Мелвин Бэйтс, добренький мужчина живущий здесь с тех пор, как здесь поселились ещё молодые Харгроувы. Ещё молодая жена-красавица часто находила своего уставшего и вусмерть пьяного мужа у добродушного соседа, что не только прикрывал одного, но мог помочь чужой жене в саду или с тем, что сломано внутри, если мужа не было дома, ну, очень давно. — Я… знаешь, я и сама давно с ним не виделась. М-может ты что-нибудь слышал от него? Или может он снова, ну… — …Не знаю, это возможно, дорогая… — Мелв чешет одной рукой свою поседевшую бородку, глубоко вздыхая, переступая с ноги на ногу и оглядываясь, — Ты знаешь, может… или помощь нужна какая? — мужчина снова осматривается сзади себя, вдруг кто пройдёт из знакомых соседей или магическим образом всё же появится Нил. — Оу-оу. Нет. Нет, Мэлв, я… мне не нужна помощь, дома всё в порядке. — блондинка широко улыбается, говоря уверено, и спешит закрыть дверь, пока чужая рука не преграждает. — …как ты могла такое сотворить?.. — мужчина даже не может назвать женщину по имени, только смотрит с глазами полного осуждения и непонимания. — Ч-что о чём ты? — она снова улыбается, держится рукой за дверь и также нервно переминается с ноги на ногу. — Ты и сама знаешь, что делаешь. Ты осознаешь. Громкий грохот двери отвлёк Билли от еды. Слышались крики, кажется мама просила остановиться и поговорить, но её не слушали; что-то происходило в гостиной. Но Билли-младший только уполз под стол, надеясь, что папа все же не тронет маму и лучше побьет его. Не хотелось портить рисунок маленькой-мамы какими-то уродливыми пятнами, а вот Билли-миленькому можно было пару точек, в виде ран, добавить. — Мэлвин!.. Мэлвин, пусти!.. — хрипит женщина, хватаясь за сильные руки, — Мел!… кхе-кх, он!… Пус-.. ти, ах!… Билли хорошо помнит выражение лица мамы, когда она отползала от того человека. Чужого человека. У неё шла кровь с виска или брови, в одном ухе не хватало серьги, как и самого мочка уха, а рот косился в умоляющих словах остановиться. На ней больше не было тех красивых бус на шее, только красная то ли царапина поперёк шеи, будто сам папа оставил, а не тот добрый дядька, который присматривал за ним, пока обоих родителей не было дома. От сильного пинка в грудь женщина падает на спину с выбившимся дыханием, слёзы и драка размазали темную тушь и макияж, только кровавый порез-синяк красиво выделял её скулу. Мелвин тем временем возвышался над ней. Именно, что возвышался, а не стоял. Точь-в-точь как папа… — … ты должна была одуматься.. На крайний случай, бросить и исчезнуть из их жизни, но ты… — мужчина отводит взгляд в сторону барахлящего телевизора, но затем снова впивается в неё уничижительным взглядом. Что-то блестит в его чёрной руке. — Мэлв, прошу тебя послушай!.. — умоляла она, рыдая, — Я.. я-я глупая, глупая женщина!.. Мне всего-то нравилось проводить с ним время!.. Он, он мой сын, Мэлв!… — Именно, что сын! — он вскидывает руку вместе с пистолетом на неё и делает шаг ближе, пока она, не имя сил уползти, пыталась спрятаться за немного огрубевшими от домашней работой руками. — Именно то, что ты сделала, делает тебя ёбанной потаскухой!.. Думаешь мне радостно, а?! Это был твой сын, очнись!.. Но мама не сказала ни слова о Билли, только сложила руки в молитвенном жесте и плакала, умоляя соседа остановиться. Бам-бам-бам. Не один выстрел, а несколько, это Билли точно помнит, хотя был сильно напуган, а сердце выбивало такую громкую чечётку, что он был уверен, что сосед заметит прятавшегося мальчика. Он помнил этот уже потухший взгляд на её лице, помнил, как яркая кровь окрасила зелёное платье с желтыми цветами, словно эти цветы магическим образом расцвели и стали другими, а не кровь, растекающаяся вокруг тела уродливым темным пятном. Блондинистые волосы мамы тоже запачкались, как и ее личико. Мелвин устало вздыхает и свободной рукой с силой трёт глаза. Может даже плачет. Приходится несколько раз глубоко вздохнуть и взглянуть в глаза Правде. Взглянуть на тело матери Уильяма, чтобы убедиться, что всё сделано. И только странное движение на периферии зрения его отвлекает, когда он тянется рукой нащупать пульс. Сам Билли-младший тихо сидел под столом, закрыв рот своей детской ручонкой. У него были такие же кудрявые блонд волосы, как у неё… Необычайно яркие, почти светящиеся, глаза и такой… напуганной до ужаса взгляд. Если прислушаться, можно было услышать в тишине, как бьется его детское сердце, тук-тук, тук-тук… — Ты такая же шлюха, как и твоя мать… с этими-то глазами… — слова вырываются настоящие, искренние. И теперь Бэйтс понимает, почему Нил спьяну называл сына «педиком». Мальчишка выглядел как точная копия жены Харгроува, но это детское личико так будто и говорило «шлюха» и «педик». Билли, он… не помнил, когда именно пришёл папа. Он на всю жизнь запомнил эти глубокие, почти чёрные, глаза этого мужчины. Его чёрная кисть была покрыта в блестящих каплях крови, еле заметной для глаза. Когда мистер Бэйтс уходил, Билли помнил как его глаза были такими уставшими с ужасными мешками под глазами, что делало его взгляд ещё более глубоким, будто его чёрности было недостаточно. Помнил только эти повторяющиеся слова в голове «педик» и «шлюха». А ещё он подумал, что рисунок безжалостно залит кровью и, вероятнее всего, сильно помялся, так как кофейный столик лежал на боку прямо у телевизора, загораживая неизвестного ведущего новостей на одном из каналов, увлечённо рассказывающего о победе национальной команды со счетом семь-пять. Думает, что даже на рисунке не сможет исправить это. Папа домой приходит молча, даже эмоций не подаёт, когда видит мертвое тело мамы. Хмыкнул странно и направил взгляд на Билли, уже выползшего из-под стола, но сидящий на коленях на расстоянии от тела. «В моём доме, ты слушаешься меня, Билли. И эта погонная сука не отнимет у меня… твоего уважения ко мне. Глава семьи — отец — всегда уважаем. Ты меня понял, Билли? Ты меня понял?»: сказал он тогда. А Билли совсем не понял. Он хотел обнять маму и забрать рисунок, чтобы закончить его, потому вперившись пустым взглядом на кровавую мамину руку рядом, он очень отчетливо ощутил стальную и жесткую хватку папы на волосах и удар по лицу. Папа так и тянул его, через дорожку, в машину, где наказал сидеть без звуков и не рыпаться. Папа забрал тогда несколько каких-то бумажек, деньги, чемоданчик (со своими вещами и бутылкой алкоголя, как выяснилось в мотеле) и коробку тех кассет, которые Билли сегодня вчера утром прослушивал. Время было ночное, может даже утреннее, когда Билли попытался расслабиться и разлёгся на задних сиденьях, чтоб поспать. Он помнит, что тогда папа пах спиртом, маминой кровью и вонючими сигаретами, которые точно были запрятаны в мамином комоде. Билли не мог вспомнить, почему они тогда уехали и почему отец так сильно его ненавидит.