Хвосты

Данила проснулся там же, где и отключился: на ковре, который лежал на полу их репетиционной базы. Телефон в кармане неприятно впивался в бедро. Даня поморщился и осмотрелся, хотя в царящем вокруг полумраке сложно было разглядеть что-то. Прямо рядом с ним спал Николай, лежа на спине и положив под голову правую руку. Чуть подальше расположились остальные участники группы, даже Паша приехал. Надо ведь было снять стресс от явления Талызина народу, да еще и в компании мертвого тела Ивана, вот они и снимали этот стресс, как могли. Холодков вспомнил обвинения Виталика и слегка улыбнулся, так как они были абсурдны: никаких наркотиков они никогда не употребляли, оргий тоже не устраивали, вот алкоголь бывал, да, и то не сегодня. Сегодня Николя предложил подробно обсудить случившееся, и ребята поняли, что домой они этой ночью вряд ли попадут, но возражать не стали: всем было не по себе. Обсуждение и правда получилось очень долгим. Не выспавшийся накануне Даня в какой-то момент начал терять нить разговора, поэтому не понял, когда импровизированный сеанс групповой терапии перешел в прослушивание лекции кого-то там очень умного. Холодков так хотел спать, что даже не услышал имя лектора, да и вообще решил, что лекция сейчас не в тему, и предложивший это Николай издевается. Впрочем, возражать Данила не стал, лишь поудобнее улегся и почти сразу уснул. Когда отключились остальные, он не слышал. Сейчас спали все, кроме Холодкова, и он чувствовал себя так странно, как будто тоже спит и видит сон. Даниле казалось, что именно сейчас можно не контролировать себя так сильно, не молчать о том, что внутри. Он ведь никогда не хотел молчать, не хотел, но слов тоже не было. Впрочем, слов не нашлось и сейчас, да и кому говорить? Все спали. Не было слов, но… Данила заметил, что футболка Николая задралась, протянул руку и положил тому на живот, и сразу понял, что его друг не спит, понял по напрягшимся мышцам, по ощущению резкой собранности и настороженности с той стороны. Даня замер. Ощущение, что это сон, не проходило, хотя Холодков и понимал: он не спит. И все же эта ночь дарила какую-то странную смелость. Можно было не врать хотя бы себе и рискнуть. Даня легко погладил Николая по животу, услышав в ответ сдавленный выдох. Комягин еще больше напрягся, даже сжал кулаки, но не отталкивал, не отскакивал сам, только шепотом спросил: — Что ты делаешь? От звуков этого голоса по позвоночнику Данилы пробежали мурашки, внизу живота стало жарче и тяжелее, а пульс участился. Холодков продолжил гладить Николая по животу, хотя его пальцы дрожали, зарываясь в густую растительность, лаская то едва заметными касаниями, то более решительно. Комягин все еще ждал ответа, и спустя почти минуту Даня тихо сказал: — Я задумался о том, почему мы прячем свои хвосты. — Что? — не понял Николай. — Хвосты, — задумчиво прошептал Холодков. — Мы ведь тоже котята. Данила почувствовал, что Николя попытался отодвинуться, но все же остался на месте. Тогда Холодков начал гладить более решительно, не только там, где задралась футболка, но и ниже, забираясь рукой под брюки и белье. — Ты сошел с ума? — спросил Комягин. — Это реакция на стресс? — Нет, — Даня почти засмеялся, опуская руку еще ниже, уже ниже живота, — нет. Посмотри, какой ты милый и пушистый котенок. А у котят есть хвосты, и твоему хвосту бантик не нужен, чтобы размер компенсировать. Николай выдохнул сквозь зубы, ощутив, как сильные пальцы Данилы обхватили его член, к которому тут же прилила кровь. Холодков это почувствовал, и сам возбудился, поэтому придвинулся как можно ближе и впился губами в губы своего друга. Даня ожидал, что его оттолкнут, может быть ударят, но его обхватили руками и прижали к себе, яростно и жестко отвечая на поцелуй. Это ошеломляло. Обоих поглотил безумный поток эмоций и чувств. Парни даже не пытались быть нежными в этом столкновении губ, в этой борьбе языков. Они даже пару раз укусили друг друга, но это лишь больше распалило их. Данила даже не сразу заметил, что рука Николая оказалась в его штанах, он почувствовал это, лишь когда его член обхватили пальцами и начали резко его надрачивать. Без смазки было немного больно. Того, что успело выделиться, явно не хватало, но Даниле нравилась эта боль. Он на секунду уткнулся в плечо друга, чтобы не застонать вслух, а затем начал дрочить член Николая в том же ритме. Тяжело дыша, парни утыкались друг в друга и заглушали стоны рваными поцелуями, стараясь быстрее кончить. Им казалось, что это мгновение может прерваться в любой момент, но им было необходимо получить, впитать в себя каждую эмоцию, каждый выдох, каждый оттенок этого удовольствия, а разобраться, что это все значит, можно будет и потом. И вот Николай не смог сдержать приглушенного стона, хотя и вцепился зубами в футболку Данилы, слегка прикусив и кожу, и кончил, пачкая спермой себя, свою одежду и руку друга. Холодков тихо охнул. Боль от укуса легким электрическим разрядом пробежала по телу, приближая оргазм. Данила кончил, обессилено прижимаясь к Николаю. Некоторое время парни лежали, тяжело дыша и обнявшись. Данила мысленно порадовался, что они никого не разбудили своими стонами, однако в воздухе все равно пахло свежим потом, разгоряченными телами и спермой. Видимо, Николай это тоже ощущал, так как пробормотал, прежде чем уснуть: — А ведь сейчас даже не сентябрь…