Эхо прошлого

            Пидорас потягивал утренний кофе, уже прикончив «приготовленный с любовью» завтрак, и читал свежую газету.             Давно мир оплела великая Сеть. Сложно было найти место, где не ловил интернет, ещё сложнее — где до тебя бы даже не дозвонились. Сейчас у каждого в кармане был смартфон, дома ждал, как собака, ноутбук или стационарный ПК. В два нажатия, а то и вовсе используя голосовое управления можно было быстро узнать любые новости, прогноз погоды, отыскать любую информацию. Сеть не упустила и особняк Соло, опутав его самым плотным образом: дом был заполнен новейшей и дорогущей техникой всех форм и размеров. Но чем проще и доступнее становился интерфейс, чем больше появлялось различных наиподробнейших объяснений и гайдов, тем сложнее Оскару становилось во всём происходящем ориентироваться. Стоило ему с трудом освоить одно новшество, как он обнаруживал, что оно уже устарело, и ему на смену пришло пять других. Особенно его доводили голосовые ассистенты Siri и Google. Любая фраза, например, «Какая температура на улице?», могла вдруг активировать эти исчадия ада, и они начинали, перебивая друг друга, вещать совершенно противоположную информацию. И Оскар не знал, как это остановить. Когда ему предлагали помощь, он высокомерно отказывался, и продолжал страдать. Оскар читал газету, игнорируя купленный неделю назад айфон на краю стола.       — Рэндал?       — М?       — Вот ты помнишь, как мы тебя ловили?       — А ты думаешь, я мог бы забыть самый жуткий день в моей жизни?       — Самый жуткий? — с усмешкой переспросил Оскар.       — Да. Ты когда-нибудь посмотри на своё зверское выражение во время охоты. Голос Рэндала был так же лишён цветов, как он сам. Абсолютно белый, чуть прозрачный, лёгкий, вписываемый в любой интерьер. И так же, как абсолютно белый цвет не может иметь оттенков, голос Рэндала их не имел. Не давая совершенно никакой информации о состоянии и намерениях говорившего, этот голос дезориентировал, заставляя потенциального противника искать помощь в мимике. Но под бледной кожей не двигался ни один мускул. Последней надеждой оставались глаза — так называемое зеркало души. Некое отражение там действительно можно было обнаружить: отражение собственного без толку напряжённого лица.       — Почему ты заговорил об этом? — спросил Рэндал, садясь за стол со своей порцией апельсинового сока.       — Да тут… М, где это было? — Оскар нахмурил широкие брови, пытаясь выудить, как рыбку, нужную строчку. — «Известно, что жертвы нападения обычно забывают подробности случившегося, а иногда и сам инцидент вычёркивают из памяти». Тут, конечно, приведены человеческие измерения времени, но, я подумал, для нас с тобой уже тоже прошло достаточно времени. Насколько подробно ты помнишь это?       — У меня вполне человеческий мозг, — возразил Рэн, безучастно глядя на пустой подоконник, где только вчера стоял его бонсай. — Но, тем не менее, я помню каждую деталь. Даже во что ты был одет.       — Только я?       — На остальных я не смотрел. Оскар поднял глаза на Рэна. Но даже спустя века совместной жизни он не угадал, был ли это комплимент, или Рэндал говорит по существу. Зато ему удалось разглядеть недовольство в упрямстве, с каким он пялился на окно.       — Что случилось?       — Эстер выкинула мой бонсай.       — Эстер? Зачем ей твой бонсай?       — А кому ещё мог помешать мой бонсай на общей кухне? Рэндал повернулся, позволил заглянуть ему в лицо, и Оскар уловил сжавшиеся в обиде челюсти и прищур, через мгновение исчезнувший.       — Я поговорю с ней, — ласково пообещал Оскар. Рэн подёрнул плечами и встал из-за стола, начиная нервно собирать оставшуюся от завтрака посуду. Оскар не стал напоминать, что в доме для этого имеется прислуга. Наверное, это привычка? Делать всё самому. Хотя, кажется, когда люди из нищеты и лишений резко выбиваются в хорошую, а то и роскошную среду, это развращает их. Они прекращают отдавать себе отчёт, пытаясь самоутвердиться за счёт своей новой власти, проявляя её там, где нет в этом никакой необходимости, путая смысл слова «достоинство». Им кажется, если они проявят всё возможное неуважение к людям, находящимся ниже по рангу, как когда-то вышестоящие относились к ним самим, то сразу поднимутся на тот недостижимый уровень величия. Они даже не подозревают, что суть величия — уметь уважать и понимать других. Нет, Рэндал был совсем не похож на таких. Как и раньше, он спокойно возился в земле сада, готовил, мыл посуду, стирал. Да, сейчас это стало проще с появлением современной техники, но Рэн никогда не брезговал «чёрной» работой, хотя и получил возможность свалить её на других. Он не презирал нижестоящих. Он ненавидел всех одинаково.             Оскар посмотрел на часы, допил последний глоток кофе, уже поднимаясь. Выходя из кухни, ладонью коснулся спины Рэна, даже не ожидая ответной реакции. Пересёк столовую, в которой не ел без повода — это была проходная комната, не имевшая связи с несущими стенами особняка, и Рэндал в неё никогда не заходил. Из холла Оскар поднялся на второй этаж по широкой лестнице, закрытой ковром. Так оказался в спальне, щелкнул замком двери, вышел на середину комнаты и замер, задрав голову, рассматривая узор галтели. Тонкий вампирский слух уловил писк посудомоечной машины, приступившей к работе. Мысленно отсчитав десять секунд, он перевёл взгляд к нелепо пустому, вопреки перегруженности всей остальной комнаты, участку стены. Хорошо смазанная дверь, пригнанная до миллиметра, отворилась без шума. Чуть пригнувшись, Рэндал проник в комнату и затворил дверь, тут же слившуюся со стеной. Бросил взгляд на защелку на входе.       — Ты на долго сегодня? — вопрос прозвучал тепло, но в то же время с беспокойством. Рэндал заглянул Оскару в глаза с надеждой, останавливаясь от него в полуметре.       — К сожалению, — Оскар сам сделал недостающий шаг, бережно взял Рэндала за плечо одной рукой, чуть подтягивая к себе для объятий, второй погладил по лицу. — Нужно утрясти все вопросы с поставками.       — Ты взял дело на Доуэна? — почти шепотом спросил Рэн, как будто Доуэн мог их услышать.       — Желтую папку?       — Нет, синюю, Оззи, — Рэндал вздохнул. — Ну ведь я вчера дал тебе её в руки.       — Так дела с Доуэном в желтой папке. Рэндал цыкнул досадливо, покосился на сбившийся узел галстука и принялся его вязать по новой.       — Оззи, желтая — официальная папка. Тебе нужен компромат. Ты едешь ему угрожать или рассказать, какой он молодец? Сейчас принесу, боже. Ты закрывал кабинет вчера?       — Закрывал.       — Постой здесь. Рэндал выскользнул в стенную дверь. Оскар недовольно поставил портфель на комод, вытащил желтую папку и перелистал её. Чёрт, действительно, это не та. Рэндал уже материализовался, забирая у него из рук желтую и вкладывая синюю.       — Я всё подготовил и разложил по порядку.       — Спасибо, Рэнди.       — Напиши мне потом, ладно?       — Да, конечно. Рэн сам подтянул Оскара к себе для поцелуя. Оскар в очередной раз подумал какие дикие усилия приложил Рэн, учась скрывать все свои эмоции, которых на самом деле было великое множество. Так много, что они часто противоречили сами себе, порождая тревожность и пустые опасения. Вопросы «зачем» и «почему» его не занимали — он знал на них ответ.       — Я пошёл.       — Удачи, Оззи. Оскар прошёл к двери, обернулся, и Рэндала уже не увидел. Лишь щелчок замка ванной комнаты подсказал, куда он скрылся. Оскар вздохнул. Никто бы не стал вламываться в его спальню, никто бы не стал в неё заглядывать через его плечо. Никто не позволил бы себе такую дерзость в сторону Главы клана. Но Рэндал не доверял никому. Подобно дыму сигар, он вился вокруг Оскара и столь же мгновенно исчезал, стоило отвести от него взгляд. Оскар вышел и запер спальню. Своим подчинённым он и без того внушал страх — впрочем, другими методами с грудой вампиров и не управиться, — а его привычка закрывать все двери в личные комнаты, не допуская в них даже собственную жену, порождала легенды среди склонных к мистике и тайнам юных особей. Говорили и про коллекцию голов предателей, и про заспиртованные пальцы, отрубленные за провинность, про тайные документы и досье на каждого вампира в клане. Впрочем, досье действительно были, но заведовал ими вовсе не сам Оскар. Старожилы клана, знавшие ещё его отца, считали, что младший Соло паранойей пошел в папашу. На самом же деле запертые комнаты, к которым не имели доступа другие, были безопасными зонами для Рэндала, в которых он мог отдыхать и работать в отсутствие Оскара. Закрывались: спальня, из который был прямой ход в личную ванную, кабинет и читальный зал, представлявший из себя домашнюю библиотеку, заключенную в подпирающие потолок стенные шкафы, с диванчиком, креслами и кофейным столиком по центру комнаты. В большем Рэн зачастую не нуждался. Трудности возникали только с кухней. Там хозяйничала прислуга, запереть её было попросту невозможно. И Рэндал вслушивался в звуки, засев за стеной, как вор, подстерегая безопасный для себя момент. Целая сеть потайных ходов связывала особняк. О них знали только несколько человек, а разбирались в них всего двое: Рэндал, пользовавшийся ими каждый день, как люди пользуются обычными коридорами, и Эстер, которая этот особняк проектировала. Про призрака-альбиноса ходило столько же легенд, сколько про самого Главу, если не больше. Содержание их, в общем-то, сводилось к истории о тайном личном слуге господина Соло, собиравшем для него информацию обо всём, происходящем в клане. С ним поговорка «у стен есть уши» становилась буквальной. Сплетники были очень близки к истине, ошибаясь лишь в положении Рэна. Он был не слугой, а возлюбленным.             Рэндал вернулся в спальню. Посмотрел на часы. Четыре утра. Оценив предложение Рэна, Оскар поехал поднимать Доуэна прямо из постели в худший для пробуждения час, когда мозг не готов не то, что принимать решения, а даже воспринимать окружающий мир, путаясь в собственных ночных образах, вплетая их в неразборчивую речь своего обладателя или вдруг выбрасывая их галлюцинациями, пугая сам себя. Сколько теперь его не будет дома? Не меньше шести часов, а то и вовсе целый день. Эта не точность раздражала, хотелось знать, сколько предстоит находиться в одиночестве.             В комнате было два вертикальных зеркала в человеческий рост, одно почти квадратное, являвшееся частью туалетного столика с множеством выдвижных ящиков и ящичков, на котором стояло ещё одно маленькое круглое зеркало. Удивительно, почему потолок не зеркальный? Зеркала «видели» друг друга, и, раздеваясь, Рэн отражался множество раз. Преумножалась его бесцветная необычность, взрывная яркость красных глаз. Когда он замирал, комнату заполоняли мраморные статуи. Множились плавные движения, как бесчисленные волны сонного моря. Продольные шрамы на внутренней стороне предплечья, уродливые кружки старых ожогов папиросами на груди и животе тоже множились, и забытая от них боль множилась и жгла кожу, как раскалённый металл. Каждый день Рэндал смотрел на сотни своих отражений, и сотню раз прокручивал имена тех, кому однажды он выжжет сигаретами глаза. Он давно пережил этих людей, их кости покоятся под двумя метрами земли, а может их затопили и разрушили грунтовые воды. Но он не мог отказать себе в принятии ванны из их крови хотя бы внутри собственного воображения.             Большое зеркало в ванной комнате запотело. Рэндал закрыл кран и опустился в болезненно горячую воду. Запрокинул голову, опираясь затылком на подушку из мягкой резины. Уставился в глаза собственному отражению на потолке. Горячая вода. Как это сейчас просто. Достаточно лишь повернуть кран, и источающая пар жидкость хлынет неудержимым потоком в ванну, заполняя её до краёв. Но Рэндалу хорошо помнятся времена, когда даже холодную воду достать было нелегко. Его мать дважды, а то и трижды в день таскала от колодца тяжелые вёдра. Хотя слово «таскала» будет в её отношении не верным. Она уверенно несла их, держа спину прямо и голову поднятой, не смотря на вес, тянувший её к земле. Её тонкое, худенькое тело, казалось, переломится, как тростинка. Но она была гибким вишнёвым прутом, сломать который не так-то просто. Это умение держать себя Рэндал унаследовал в полной мере.       Презрительные взгляды тупых деревенских женщин провожали её, за спиной шептались: «Приехала, узкоглазая, с вражеской земли, беды от неё все», «А сына, сына-то видели? Проклял её Господь, и дитё проклятое». А она никогда не оборачивалась, и ни одна сволочь не смела брякнуть ей что-то в лицо. Кабель-отец никогда не защищал её ни словом, ни делом. Он не работал, жили они на деньги, полученные за время войны, и пособие, полагавшееся ему как ветерану. Он считал, что и так сделал для своей жены достаточно: забрал из гнилой азиатской страны, перетащив через весь белый свет с одного острова на другой, только побольше, вывел в цивилизованный мир, дал крышу над головой, деньги и себя. А что получил? Несъедобные обеды — ей приходилось работать с незнакомыми ей ингредиентами, но его это не волновало, — сплетни соседей и сына-выродка, которого прятали от людей и Божьего света, ведь его кожа не переносила солнечных лучей.             Мать, плохо знавшая английский, всё же старалась говорить на нём как можно больше, чтобы Рэндал запоминал его, но песни и сказки всегда звучали на родном японском, и Рэндал предпочитал его ровно до того момента, пока отец, будучи пьяным, не избил его за «язык наших врагов» и «Заговор со своей матерью устроил, да? Так я вас обоих застрелю!». Больше по-японски он не разговаривал.             Шипела, булькала, безудержно вертясь, бомбочка для ванны, окрашивая воду в глубокий искрящийся синий. Рэн ловит её и зажимает в пальцах, чтобы почувствовать, как она пенится. С чего он начал думать о прошлом? Ах, с приёма ванны и начал. Он плачет, а мать награждает его звонким ударом по заднице. За волосы притягивает к ведру и умывает ледяной водой. Он хлюпает слезами, соплями и водой, заливающейся в раскрытый в рыдании рот, за что получает ещё один удар. Его пробирает дрожь, но не от удара, а от холода. Мать заворачивает ему рукава и заставляет мыть руки по локоть. Затем приказывает снять штаны и подмыться. Потом снова вымыть руки. Печь растоплена, Рэн укутан в шерстяное колючее одеяло, и постепенно прекращает стучать зубами. «Мам, но отец же…» «Это неправильно, — отвечает она с ужасным акцентом, — в этой стране не принято мыться. Но это неправильно. Ты будешь пахнуть. А потом будешь болеть долго-долго. А потом умрёшь. Мой сын не будет грязным и больным. Мой сын не будет как они.»             Облегчение наступало летом. Летом вода долго грелась на солнце, и освежиться ей было одно удовольствие. В тёплое время мать заставляла мыть голову не раз в неделю, а раз в три дня. В пять часов, когда солнце уже не жгло так свирепо, они вдвоём по очереди мыли волосы. Вдвоём было удобнее: один лил воду, второй мылил и полоскал. И Рэндал оставался на крыльце обсыхать и получать необходимую, по мнению матери, дозу солнца. Она называла его «сыном сумерек», потому что в сумерках всё лишено цвета. И считала, что именно последнее дыхание солнца, рождающее сумерки, будет полезно и необходимо для её Рэна. Рэндал опирался руками на собственные колени, клал на руки голову и выбирал на горизонте точку, цепляющую глаз. Дым, валивший из трубы соседской домушки, облако, движимое по небу порывами буйного ветра, безымянное дерево, развесившее во все стороны зелёные лапы, довольствовавшееся солнцем весь день. Хотелось бы ему так же, как это дерево, расставить руки, выпятить грудь навстречу бесцветным жарким лучам? Хотя Рэн всю жизнь был лишен такой возможности, он и не желал её получить. Прохладная тишина дома казалась куда более привлекательной, даже манящей. Расположившись в углу на лавке с нуждавшимися в штопке вещами Рэн ощущал себя на своём месте, с неодобрением поглядывая на шумную жизнь сквозь оконное стекло. Насекомые вызывали брезгливость, птицы раздражали своей громкостью и беспокойством, скотина казалась нелепым порождением людской глупой прихоти. Коровы и собаки были и вовсе жуткими. Помимо запаха и шума, они были просто опасны. Хоть сколько-нибудь привлекательными из всех живых существ Рэндал находил кошек. Тихие, чистоплотные и хитрые. Великолепные охотники, столь уверенные в себе, — и не без основания! — что часто забавлялись с жертвой, прежде чем её съесть. Больше кошек он любил только растения. Их воля к жизни поражала воображение. В те времена Рэндал постоянно задавался вопросом: зачем Бог дал этим травинкам такую силу? Их жизнь коротка, у многих не достигает и года. Они рождаются, в лучшем случае, чтобы дать семена, а в худшем — стать пищей, не успев даже зацвести. Но сила, заложенная в них, заставляла расти и жить, имея лишь горстку скопившейся в расщелине скалы земли, или поднимать и переворачивать макушкой камни, освобождая себе путь к свету и небесной голубизне. Когда ад, начавшийся с появлением Лоуренса, завершился безопасностью и тишиной особняка Соло, Рэндал наконец-то получил возможность осмыслить всё, что с ним произошло за безумные несколько лет. Он обнаружил, что Бога нет, а он сам — травинка в сухой расщелине, на которую помочился случайный путник. В таких обстоятельствах любая влага — спасение. Случайное совпадение дало немного сил пустить корни и достать до воды. Все живые существа имеют в себе при рождении запас энергии, но он неумолимо иссякает. И только воля случая решает выжить ли тебе или, не смотря на всё твоё упорство, превратиться в пыль. Нет Бога, нет справедливости. Только ты, твоя воля и случайности, определяющие твой взлёт и падение.             Лоуренс появился неожиданно. Лошади не успели ещё цокнуть возле забора первого дома, когда на другом конце деревни беспокойно шептались о карете и знатном господине. Рэндал в привычной позе сидел на крыльце, безразлично глядя на вершину холма, увенчанном вертикально установленным булыжником — меткой пастухов. Отец практически запнулся о него, когда карета остановилась напротив их дома. Он приглушённо ругнулся, потребовал скрыться в доме, но Рэндал лишь неприязненно подался в сторону. Последние годы он слушался исключительно мать. Когда он это только придумал, то доводил отца до пенящейся слюны, но даже изувеченный побоями упрямо придерживался принятого решения. Прошло несколько месяцев, и он победил. Отец махнул рукой и выбежал на встречу гостю, словно тот был Божеством.       — Зря вы его гоните, — этот голос был совсем не похож на привычный Рэндалу деревенский говор. — Он у вас уникальный. Такую красоту просто нельзя прятать от мира.       — Вы правда так думаете, сэр? — прокуренный голос отца ломался, как у подростка, в попытках звучать подобострастно.       — Сколько ему?       — Тринадцать, сэр.       — Славный возраст. Рэндал, обычно игнорирующий людскую речь, если она не принадлежала его матери, теперь зачарованно пялился на возникшего из неоткуда джентльмена. Такую одежду, такой выговор он наблюдал впервые. Движение ветра доносили до него колкий аромат его духов, и Рэн им упивался.       Рэндал вздрогнул от неожиданного ощущения присутствия, обернулся к своей матери, возникнувшей за спиной, как тень.       — Что, он заинтересовал тебя? — спросила она японским шепотом. Рэндал молча кивнул и сделал движение головой в сторону гостя. Мать кивнула, и он снова уставился на него.       — Вы не могли бы позвать его? Это ведь ваш сын, верно?       — Да-да, — отец закивал и грубо рявкнул: — Рэндал! Тело рванулось вперёд, а ноги забыли сделать шаг, и Рэн чуть было не скатился с лестницы кубарем. Он бы за это ещё получил подзатыльник, но Лоуренс уже заглядывал ему в глаза. Отец по-солдатски сделал два шага назад. Как же глубоко армия засаживает в мозг определённые нормы поведения. Они превращаются в будто бы врождённый инстинкт, действуют безотказно.       — Святые угодники, — его ухоженные руки показались нежнее шелка, — Рэндал, так ведь? Будь я художником — посвятил бы всё своё творчество тебе одному. Рэндал боялся смотреть в его глаза, и всё же каждую секунду бросал короткие взгляды, стараясь понять идиотская ли это шутка взрослого богатея, или…       — Я знаю, что в хозяйстве альбиносы мало полезны. Их обжигает солнце, их кожа слишком нежна. Они как тепличные растения. Раскрывают всю свою прелесть только в особых условиях, — джентльмен улыбнулся. — Что вы думаете, если я его заберу? Утончённые руки снова коснулись его, только теперь поглаживали по свежевымытым волосам. Как славно, что он приехал именно сейчас. Рэндалу не хотелось больше ничего, кроме как слушать поразительной мелодичности голос, чтобы он не говорил, и ощущать эти руки. Он думал, что это только его собственные пальцы такие тонкие, из-за его особенностей кожа через чур мягкая и не способна загрубеть. Но этот человек очевидно здоров. Почему он так отличается от всего, что Рэну приходилось видеть? Деньги способны даже на такое?       — Заберёте? — переспросил отец, — Помилуйте, но зачем он вам нужен? От него нет никакого проку.       — О, поверьте, я смогу дать ему то, что ему необходимо. Не волнуйтесь, я не оставлю вас без помощника. Звонкая монета разве не лучший напарник? Мужчина бросил отцу тяжелый мешочек, и тот вцепился в него, как голодная собака в шмат мяса. Рэн ещё млел от незнакомой доселе нежности, когда вдруг ласковая рука стала властной, и развернулся его к дому спиной.       — Катался когда-нибудь на таком? Клянусь тебе, это весело. Залезай. Прозвучавшие слова, отец, считавший деньги, цепкая хватка на плече, отречённое лицо матери. Вдруг всё схлопнулось, заискрилось фейерверком осознания. Рэндал обернулся. Мать стояла на крыльце, как и прежде. Ни один мускул на её лице не дрогнул, когда Рэндала настойчивой лаской снова подпихнули к карете. Беззвучное вопросительное «мама…?» не нашло в её сердце отклика. Отпрыск порабощённого народа занял своё законное место.       — Можешь звать меня…              — Лоуренс, — рыкнул Рэндал, швырнув баночку от шампуня через всю ванную. Шампунь закончился, он этого не предусмотрел. На полочках был только мерзкий Оскаровский, от которого у Рэна неизбежно появлялась перхоть. А новая упаковка его шампуня находилась в комоде на другом конце комнаты. Поразмыслив минуту, Рэн с шумом встал, вылез, разливая вокруг синеватую воду, искрясь шиммером в ярком свете ламп, пошел к комоду. Если бы Рэндал пытался всё забыть, то шрамы никогда бы ему этого не позволили, а Рэндал и не пытался. Ему хотелось отмщения, и он достигал его, став частью мясорубки, став её сердцем-моторчиком, движущем смертоносные лопасти, которую из себя представляла компания Оскара.

***

            Основать компанию Оскар решил ещё в юности, устав от постоянного давления отца. Своё успешное дело и хорошая прибыль должны были стать защитой от нравоучений и требований, которые больше походили на приказы. Говард тогда управлял кланом и готовил из Оскара приемника, которым Оскар совсем быть не хотел. Должность Главы — безумно утомительно и… скучно. А вот свой бизнес — другое дело. Одним вечером они с Остином — лучшим другом с самого детства — засели за разработку плана. У Оскара было потрясающее образование, отцовское воспитание и отцовские же деньги. Остин всегда учился плохо, но имел огромный житейский опыт, харизму и красноречие, граничащее с простой болтливостью, которые иногда играли большую роль, чем все академические знания Оскара. Оскар мог бы справиться и один, но дуэтом они работали во много раз успешнее. Хотя вернее предположить, что, проживая жизнь на пару почти с самого рождения, они уже не мыслили какую-либо деятельность друг без друга. Суть затеи проста и гениальна: добывать и поставлять нечисти такую продукцию, как человеческие кровь, мясо, костный мозг, отдельные органы и так далее, позволяя господам, готовым платить, избежать охоты и не рисковать собственным здоровьем и безопасностью. Чем же затея Оскара отличалась от давно отлаженной системы, поддерживающий «банк крови» их клана, обеспечивающий пропитанием всю элитную верхушку? Оскар хотел организовать независимую от политики и межвидовых отношений компанию, оказывающую услуги и физ. и юр. лицам, без привязки к социальному положению и объему заказа. В перспективе было создать нечто вроде продовольственного магазина или кафе, но об этом пока было рано задумываться.             Но выйти на рынок оказалось не просто. Никто не доверял двум из ларца одинаковым с лица, тем более из известного своей агрессией вампирского клана, словно они хотят заняться чёрной работой низших существ. «Вы дети известных родов, зачем вам деньги?». Первой попыткой выйти из тупика стало решение отправлять на переговоры не себя, а доверенных приятелей, которые поддержали идею и присоединились к «компании». Затем пришлось вычеркнуть и упоминание принадлежности к клану. Безвестных кровососов в драном тряпье, готовых на любое дело ради заработка воспринимали лучше. Но мало кому в действительности требовалась еда. Кто мог платить, у того уже была прислуга для этой цели, другим было нечем расплачиваться за товар. И постепенно команда Оскара начала брать любые заказы, превращаясь в обычных наёмников. Это получило гораздо больший успех, и постепенно удалось наработать себе имя, хотя известное пока лишь в узких кругах.             К следующей зиме в компании насчитывалось уже двадцать работников, под будущий офис было выкуплено потрёпанное здание, и наконец-то нашёлся заинтересованный в изначальной идее Оскара деловой партнёр, думающий открыть специализированный ресторанчик. Всё уже было обговорено, оставалось поставить подписи. Накануне важной сделки, поздно вечером в кабинет Оскара бесшумно вошёл отталкивающе чистый господин в безмерно белых одеждах. Его платье резало глаз, а аура — душу.       — Я слышал, вы хорошо делаете свою работу, — произнёс господин загробным голосом. — На вас можно положиться.       — Добрый вечер, сэр, — Оскар поднялся ангелу на встречу. — Слухи вас не обманывают. Он попытался улыбнуться, но потом передумал. С ангелами ему ещё не приходилось иметь дел, но он вспомнил слова отца: с ними лучше говорить исключительно по существу, не выражая ничего ни на лице, ни в голосе. В том, что перед ним именно ангел Оскар даже не сомневался. Его появление сразу всадило в разум эту мысль. Вероятно, ангел хотел, чтобы его узнали и не задавали лишних вопросов.       — Нужно найти одного человека. Ликвидировать. И доставить труп мне.       — Какие приметы у цели? — Оскар достал лист бумаги.       — Юноша девятнадцати лет, альбинос, красные глаза. Аура специфическая, имеет общее с ангельской. Этим он мало похож на человека. Такой объект сложно упустить, даже будучи слепцом.       — Он точно выделяется, — кивнул Оскар, записывая. — Есть предположения или конкретные данные, где его искать?       — Думаю, прячется где-то в пределах Лондона. Вряд ли в центре.       — Понял, — снова кивнул Оскар. — В каком состоянии должен быть труп?       — Примерно узнаваемым.       — Сроки?       — Две недели. Но чем раньше — тем лучше. Оскар не решился спросить про деньги, тогда он был ещё молод, чтобы ставить ангелу условия. Ладно, от одного заказа с него не убудет, да и цель выглядит лёгкой. Да… лёгкой. Но почему ангелам самим не выполнить эту работу? Найти кого-то для них проще пареной репы. Оскар моргнул, комната была пуста. С плеч словно камень свалился. Он облегчённо выдохнул. Нет, сперва завтрашняя сделка, потом всякие альбиносы. Или лучше уже сегодня дать распоряжение? Лондон не столь велик, но неизвестно, насколько много знает этот человек. Если его ищет сам ангел, да ещё и перепоручает работу другому виду, то, вероятно, у альбиноса есть туз в рукаве. Оскар вздохнул и опустился обратно за стол.             Сделка была успешно заключена, а вечером прилетела ещё одна радостная весточка: круг поисков сузился до одного крошечного района — там альбиноса видели трижды, он воровал еду.       — Чёрт, этот ангел серьёзно просто заявился к тебе? — Остин подал один бокал с виски Оскару, второй налил себе и плюхнулся в кресло напротив. — И на что эти высшие существа похожи?       — На нестерпимо яркий свет, — после паузы ответил Оскар. — Только не глазам больно, а изнутри.       — Если б я тебя не знал, я бы решил, что ты брешешь. А на лицо чем-нибудь отличаются? А крылья?       — Никаких крыльев. На лице эмоций нет. Он больше на куклу похож.       — Даже глаза не светились?       — Да говорю тебе, наружность — обычная. Остин насмешливо фыркнул.       — Ну, вот, как всегда, в этих легендах одна ложь. Ты завтра пойдёшь с нами за целью?       — Естественно, — Оскар наконец-то отпил, отставил бокал и вынул папиросы из внутреннего кармана пиджака. — Мне же потом перед этим ангелом отвечать.       — А, — засмеялся Остин, — ну, конечно, как же мы без великого Оскара Соло с человечком не справимся.       — Мне кажется, он не обычный человек. Тут подвох.       — Да ну тебя, — отмахнулся Остин. — Ты в шкафах перед сном наличие монстров не проверяешь?       — Учитывая моё положение — стоило бы, — проворчал Оскар.       — Ооо! — Остин аж в ладоши захлопал. — Раскрой тайну, правда у твоего папаши на каждого из клана папка есть?       — Правда, — серьёзно ответил Оскар, глядя другу прямо в глаза. Остин осёкся и напряжённо уставился на него в ответ.       — И в твоей написано… — тяжёлым тоном произнёс Оскар.       — Что…? — тревожно поторопил его Остин.       — …что ты редкостный засранец. Оскар искренне рассмеялся, почти уронив на себя пепел. Остин от возмущения аж покраснел и пнул Оскара по ноге.       — Сам ты редкостный засранец! Но через минуту смеялись уже оба. Остин безоговорочно верил другу, какой бы абсурд тот не говорил, и Оскар не мог иногда не воспользоваться этим.             Следующей ночью группой из четырёх человек они отправились на поиски цели. Все, кроме Оскара, были уже уверены, что это лёгкое дело. Такого ещё никогда не было — найти цель за два дня. Оскара же это, напротив, настораживало, хотя он и допускал мысль, что, возможно, этот альбинос или глупец и всё происходящее — дурацкая воля случая, или он умеет скрываться только от ангелов. Правда уверенность остальных начала рассеиваться, когда, обойдя весь район, они не нашли ни запахов, ни следов странной, описанной ангелом, ауры, которая должна бы по-хорошему выделяться, как красный флаг.       — Вы что, просто людям на слова поверили? — разозлился Оскар, налетая на двух других спутников.       — Эй, Соло, полегче, — возмутился Эйд, придерживая Оскара, чтобы тот над ним не нависал угрожающе. — Мы твоих этих вот специфических аур в глаза не видели. То, что мы из чистокровных и в курсе про ангелов, ещё не значит, что мы их ароматы каждый день вдыхаем, как благовоние.       — Правда, — мягко вмешался Остин. — Ты ведь из нас один представляешь, что примерно нужно почувствовать. Поэтому я и надеялся, что ты с нами сегодня пойдёшь. Остин не надеялся и даже не задумывался, просто умел врать в нужный момент. Оскар заткнулся и отошёл в сторону от остальных, закуривая.       — Ну и куда ты…?       — Думать, — с насмешкой пояснил Остин. — Сейчас сообщит нам что-нибудь гениальное. Эйд продолжил невнятно бурчать себе под нос, Остин примирительно улыбался молчаливому Гарри, Оскар напряжённо курил, уставившись в окно овощной лавки. Ему показалось, что за стеклом что-то шевельнулось, и он пытался разобрать, обманули ли его отражение приятелей, или внутри действительно кто-то есть. Но в тёмном даже для вампира помещении больше ничего не происходило.       — Ладно, — он повернулся к команде. — Давайте попробуем обойти всё ещё раз. Только теперь пойдём по самым узким двор… Что-то скрипнуло! Он точно слышал, как что-то скрипнуло в этой проклятой лавчонке! Не договорив, он метнулся в проулок, к чёрному ходу магазинчика и перегородил двухступенчатую лесенку в тот момент, когда фигура в капюшоне покидала дверной проём. Они оба замерли. Из глубины капюшона на Оскара с холодной ненавистью смотрели красные глаза. Но даже на такой расстоянии ауры у существа как будто не существовала вовсе. Словно это одно тело без внутреннего наполнения. Он даже не имел запаха. В проулок влетели подельники Оскара. Тогда ночной вор швырнул противнику в лицо полупустой мешок, а сам бросился в сторону. Но пытаться обогнать вампира бессмысленно, даже имея большую фору. Оскар схватил тонкое запястье, рванул на себя, юнец повалился на землю, и, чтобы удержать равновесие схватился за руку Оскара сам.       — Лучше не дёргайся, — приказал Оскар и вдруг осознал, что его собственное запястье словно горит под белыми пальцами. Бессознательно он вырвал руку и тут же отскочил назад от атаки вампирских когтей.       — Эй, он тоже вампир?!       — Сети!       — Оскар, чёрт возьми, отойди! Оскар и без криков Остина вынужден был отступить. Альбинос сделал новый выпад со скоростью, во много раз превышающей людскую, хотя меньше минуты назад он двигался так же медленно, как все смертные. Эйд бросил сеть, альбинос увернулся и попытался бежать. Гарри успел зайти с другой стороны и тоже бросил сеть. Цель была схвачена.       — Эй, Оскар, он же не должен быть вампиром? — крикнул Эйд.       — Он и не вампир, — медленно проговорил Оскар. — Ауру чувствуешь? Теперь все чувствовали. Что-то в ней было от ангелов, но…       — Оскар, — Остин приблизился к жертве. — Он как будто тобой пахнет. Он тебя ранил?       — Нет, — Оскар тоже подошел к сетям. Юноша не двигался, только яростно смотрел на всех, не моргая, как загнанный зверь. Теперь было видно, что это никакой не плащ, а одна дранная простынь, украденная с бельевой верёвки. Одежды под ней не было.       — Ты кто такой? — Остин с опаской подпихнул альбиноса краем ботинка, но тот даже не среагировал. Теперь, когда Оскар стоял близко, парень смотрел исключительно на него.       — А сожрать то его можно? — грянул Эйд над ухом. — Нам же труп нужен.       — Если кому и жрать, — сухо ответил Оскар, — то Гарри. Он его поймал.       — Эй, брат, поделишься? Гарри молчал. Остин покосился на Оскара.       — Ты думаешь о том же, о чём и я?       — Точно нет, я же не идиот.       — Да ну тебя! — возмутился Остин. — Что ты вечно… Но Оскару было не интересно. Он чувствовал, как парень в сетях безуспешно пытается его загипнотизировать. И как аура его слабеет и растворяется.       — Побереги силы, — обратился Оскар к альбиносу. — Их всё равно не хватит, чтобы подчинить меня. Видимо, парень пришёл к такому же выводу и наконец-то моргнул.       — Чудесно. А теперь… спи. Когда вампиры применяют свою силу, их радужка отливает алым, что сейчас и произошло с глазами Оскара. Лишь на мгновение. Юноша оставался таким же упрямо-напряжённым. Но начал чаще моргать. Веки тяжелели. И в конце концов глаза закрылись. Тело обмякло, и Оскар аккуратно подхватил его на руки.       — Ты собрался заграбастать его один? — взмахнул руками Эйд, который уже сторговался с Гарри на половину, хотя тот не говорил ни слова.       — Я не буду убивать его. По крайней мере пока.       — С чего это? Тебе же нужен труп!       — Хватит, — обрезал Оскар. — Спасибо за помощь. Я выдам вам вашу долю завтра.       — Что ты задумал? — спросил Остин, когда они вдвоём подходили к псевдо-офису их компании.       — Мне кажется, он может быть полезен, — отозвался Оскар. — У него нет ни запаха, ни ауры. А когда он… Он схватился за меня, и я почувствовал, как будто горю заживо. Но на руке нет никаких следов. Оскар продемонстрировал другу своё запястье.       — А потом он начал драться как вампир и пах тобой? — продолжил за него Остин.       — Да. Мне кажется…       — Он крадёт энергию! — радостно догадался Остин.       — Схватываешь на лету.             Оскар снарядил Остина добыть матрас, подушку, постельное бельё и какой-нибудь нормальной одежды. Остин поворчал, но подчинился. И когда всё необходимое было доставлено в одну из необорудованных комнат «офиса» Оскар отослал друга домой. Только сейчас выпутав свою жертву из сетей, Оскар опустил альбиноса на постеленный на полу матрас. Достаточно долго на него смотрел, решая, разумно ли предлагать ему чистую одежду и постель, не позволив отмыться от уличной грязи. Несознательно протянул руку и получил смачную пощечину. Юнец взвился с постели, но, не победив действие гипноза до конца, повалился на пол, как пьяный, и пополз от Оскара в другой угол. Оскар, который должен был бы от такого удара раскалиться до бела, почему-то не ощутил даже укола раздражения.       — Так ты давно не спишь. Когтей уже нет? Значит всё потратил на борьбу с гипнозом? Альбинос не отвечал.       — Это твоя кровать, — продолжил Оскар, — и твоя одежда. Наверное, мне следует отойти, верно? Хорошо. Он встал и отошел к противоположной стене. Альбинос не двигался.       — Ты можешь вернуться на кровать. Я знаю, что условия не самые комфортные, но, если мы с тобой договоримся, я не выдам тебе ангелам. И найду тебе комнату гораздо лучше этой. Я знаю, что у тебя сейчас мало оснований мне доверять, но…       — Убей меня, — хрипло перебил парень. Оскар молчал некоторое время. Потом спросил:       — Ты ищешь смерти? — ответа не было, и он спросил ещё: — зачем тогда сопротивлялся?       — Ты ведь меня не убил. Оскар снова молчал некоторое время. Альбинос не двигался, неотрывно следя за каждым движением противника. Потому Оскар решил тоже не шевелиться, чтобы не напрягать его.       — Может выслушаешь моё предложение? — ответа не было. — Ты же даже не знаешь, какую работу я хочу…       — Хочешь фарфоровую куклу себе в коллекцию, — вдруг с необычайной злобой рыкнул альбинос. — Нет.       — Что…? — Оскар сперва даже не понял. Потом понял. И невольно неприязненно сморщился. — Я хотел предложить работать в моей компании. Твои способности незаменимы. У тебя нет ни ауры, ни запаха. Немного обучишься, и тебе не будет равных в слежке и тихих убийствах. За работу получишь деньги и будешь волен делать что хочешь. Что думаешь? Ответа не последовало. Но Оскар приметил изменение в выражении глаз. Они больше ничего не выражали. Оскар предположил, что парень что-то обдумывает. Тогда он направился к выходу.       — Я принесу тебе еду, воду и всё необходимое. Подумай. У нас ещё есть полторы недели, чтобы придумать, как отбить тебя у ангелов. Решайся. Надо было нажать на дверную ручку и выйти, но Оскар медлил. Почему-то надеялся что-то услышать, или увидеть, или… да какого ж чёрта ему тут надо?       — Как тебя зовут?       — Рэндал. Оскар кивнул и покинул комнату.                    Он закрыл за собой входную дверь дома Доуэна. Стёр рукавом пальто кровь с лица, тут же это пальто снял и бросил в руки своему подчинённому.       — В химчистку. Без мордобоя не обошлось. Оскар достал сигару, откусил кончик. Он терпеть не мог такого варварского обращения, но сейчас был зол и сожрал бы её целиком, будь в этом хоть какой-то смысл. Подлец Доуэн загубил товара на круглую сумму. И дело было не в деньгах, а в той твари, которая уже третий раз перебивала доселе надёжные каналы сбыта. Доуэн был звеном в большой цепочке заведений, покупавших у Оскара человеческую продукцию, и подкупить Доуэна значило перекусить компании толстую доходную жилу, обездвижить одну из её конечностей. Пока это ещё не было большой угрозой, но станет, если не решить проблему как можно скорее.       — Установите за ним наблюдение, — тихо скомандовал Оскар и пошёл к машине. — И не только за ним. За всеми заказчиками. Ему услужливо открыли дверцу. Он кивнул и сел. Дверцу закрыли.             Пока автомобиль съезжает с ухоженного газончика, варварски разметив его шинами, Оскар решает, стоит ли, не дожидаясь, когда солнце наберёт силу, проберётся сквозь крошечные щели меж задёрнутых штор и пробудит хитрость внутри заспанных душ, заглянуть ещё к нескольким коллегам по ремеслу и проверить их влажные глазки. Не залегла ли под тенью ресниц коварная ложь? Он командует адрес. Водитель послушно кивает.             К десяти Оскар возвращается в особняк. Его встречает тишина. Вампирам от природы всё же ближе ночной образ жизни, и пока у всех горожан рабочий день давно начался, свободные от бытовых забот представители кровопийц предпочитают поспать. Впрочем, слышна была невнятная возня прислуги на кухне, а в дальнем крыле мыли полы. Чего они затеяли с самого утра? А, кажется, сегодня у Эстер какой-то приём. Рэндал наверняка не смог позавтракать из-за них. Оскар цыкнул.             В спальне Рэндала не было. Оскар обнаружил его в читальном зале. В ответ на щелчок замка в комнате скромно зазвучало фортепиано, словно смущаясь нежного прикосновения пальцев пианиста. И Оскар, и Рэндал предпочли бы живую музыку любой другой, но возможность наслаждаться музыкой без присутствия третьих лиц всё же заставила приобщиться к современным технологиям. Грамотно расположенные колонки высшего качества, скрытые в интерьере, создавали иллюзию настоящего оркестра. Звук казался объёмным, подлинным. Рэндал делал вид, что виденным им сотню раз стеллаж с книгами непомерно интересный, но, на самом деле, чего-то ждал. И Оскар знал, чего именно.       — Разрешите пригласить вас на танец, мистер Ходжез? Рэндал к нему обернулся с притворным удивлением, улыбнулся так, словно безумно польщён, а не ждал этого момента с самого утра.       — Пожалуйста, мистер Соло. Оскар взял Рэндала за руку и подвёл к себе, приобняв за талию. Пальцы правой руки Рэн аккуратно сцепил в «замочек» с пальцами Оскара, левую опустил ему на плечо. С новым тактом они шагнули в танец, оба вспоминая тот первый раз, когда на первом этаже гремел отцовский бал, а они вальсировали в тесной спальне, упоённые обществом друг друга. Уже сгорел тот особняк, был возведён новый, музыканты давно обратились в прах, а вместо рассыпавшихся от ржавчины инструментов звучали динамики, управляемые хитроумной программой. А им всё никак не надоедало смотреть друг другу в глаза.             Вибрация от, очевидно, выбитых пинком дверей пробежала по стенам. Оба замерли, устремив взгляд в направлении источника звука, словно могли видеть сквозь стены. Рэндал кивнул Оскару, и тот стремительно вышел.       — Отец! — раздался надрывный женский вопль.