Анонимность

Дошло до того, что ты даже не можешь притворяться перед самой собой, что она тебе безразлична. Все время, которое ты проводишь с Кассандрой каждый вечер, сделало определенные чувства невозможными для отрицания, хотя ты слишком напугана, чтобы назвать их все. Ты не в состоянии описать улыбку, которую не можешь сдержать, когда она взволнованно тянет тебя в оружейную, чтобы показать свою коллекцию клинков — и очень оживленно объясняет, как оптимально использовать каждый из них. Ты не хочешь знать, что означает заикание в твоём сердцебиении, каждый раз, когда она искренне смеется, бледная шея запрокинута назад, нос слегка сморщен и все такое. И ты становишься чуточку ближе не только к Кассандре. Бела приходит к тебе всякий раз, когда они вдвоем ссорятся, и говорит: «Скажи моей сестре» то или это. Даниэле, по-видимому, запрещено приближаться к тебе в радиусе двадцати метров, но она подходит, чтобы ткнуть тебя пальцем всякий раз, когда хочет позлить Кассандру. Ей никогда не удается сделать ни того, ни другого, потому что средняя сестра всегда врывается, кипя от злости, и утаскивает младшую за капюшон мантии, как котенка. Леди Димитреску — единственная, кто так же далека, как в тот день, когда ты впервые увидела ее, — и это, вероятно, к лучшему. В любом случае, ты редко ее видишь, особенно после того, как Кассандра уносит тебя в пустое крыло замка, чтобы ты была полностью предоставлена ей. Сегодня все по-другому. После ужина Бела уходит со своей матерью, а ты идешь помогать другим присутствующим горничным убирать со стола. Но твоя возлюбленная встает у тебя на пути и вместо этого хватает за локоть, торопливо увлекая за собой. — Только не говори мне, что ты всерьез думаешь заставить меня ждать дольше, — она говорит. Конечно, ты обещала посмотреть с ней фильм, который нашла на своем телефоне, и с тех пор она жужжит от нетерпения. То есть до тех пор, пока некая рыжая голова не преградит вам путь. — Даниэла, двинься, — фыркает Кассандра. — Что вы делаете? Возьмите меня с собой, — отвечает младшая сестра, переполненная детским любопытством. — Нет. Иди доставай Белу, — делается прогоняющее движение. — С Белой не весело. Я хочу пойти с тобой и Алексией, — она произносит твое имя так небрежно, что это поражает. — Подожди, дай мне минутку подумать об этом — момент окончен — нет, — быстро заявляет Кассандра. Но Даниэла бросается вперед и хватает тебя за руку, как коала. Твои глаза расширяются одновременно с глазами Кассандры, по разным причинам. Брюнетка тут же хватает свою сестру за мантию, не слишком нежно. — Не трогай ее, она моя! — Если ты не возьмешь меня с собой, я расскажу маме, где ты нашла этот музыкальный плеер и телефон! — Даниэла отвечает, ее хватки достаточно, чтобы перекрыть тебе кровоток. Ты посылаешь Кассандре умоляющий взгляд, прежде чем они обе оторвут тебе руки тем, как они тянут тебя. — При одном условии, — старшая сестра подносит палец к лицу младшей, — ты сидишь рядом со мной и не двигаешься. — …но она такая теплая, — сказала Даниэла, почти надувшись, — мама говорит, что делиться — значит заботиться… — Найди себе своего собственного человека, — Кассандра рычит, когда вы втроем направляетесь в главный зал и садитесь на диван рядом с камином. — Вам с Белой достались самые красивые! — Проспишь — проиграешь. Кассандра буквально прижимает тебя к подлокотнику дивана своим телом, чтобы держать Даниэлу как можно дальше. Даже когда начинается фильм, ты чувствуешь, как она дуется на тебя за то, что не может прикоснуться к тебе так, как ей хочется. Ты не так сосредоточена на фильме, как на том, как мило она играет с твоей рукой на протяжении всего фильма. ----------------------------------- Становится все труднее и труднее напоминать себе о том, что они собой представляют. Особенно когда через десять минут после начала титров Даниэла все еще оплакивает смерть главного героя. Даже Бела приходит в зал и спрашивает Кассандру, что она с ней сделала. К тому времени, как она закончит разбираться со своими сестрами, твоя возлюбленная приходит к тебе с головной болью. — Мы покидаем это крыло прямо сейчас, — говорит Кассандра, и это, пожалуй, все предупреждение, которое ты получаешь. В следующую секунду ты чувствуешь прилив воздуха, и твой желудок подпрыгивает туда, где должно быть твоё сердце; твои глаза видят только размытое пятно и предзнаменование черных мух. Когда она останавливается, ты со вздохом врезаешься в бок Кассандры. Твоя рука болит от напряжения. Мир вращается целых десять секунд. Она смеется у твоего уха. Низкий и удовлетворенный, как бы вы ни были дезориентированы — это напоминает вам о том, как вы пьете вино у костра в разгар зимы, — вы не можете не наслаждаться тембром ее голоса, звучащего так близко. — Аргх, почему здесь так холодно? — жалуется она тем же тихим тоном, который ты так любишь. Здесь действительно довольно прохладно по сравнению с более обжитыми частями замка, но твоему телу достаточно тепло от постоянной близости и прилива адреналина, который она всегда вызывает в вас. — О, хорошо, я могу потерпеть это некоторое время, если это означает, что нам не помешают, — Кассандра замолкает и приподнимает твой подбородок холодным пальцем. Ваши губы встречаются и скользят вместе в отработанном танго. Ее наманикюренные ногти пробегают по твоему горлу и плечам, заставляя дрожать по причинам, которые не имеют ничего общего с температурой. Вы оба начинаете по-настоящему увлекаться этим, когда Кассандра уводит тебя обратно к ближайшей стене. Это окно, прикрытое тонкой занавеской. У тебя хватает ума понять, что она, вероятно, была слегка приоткрытой, судя по инею, покрывающему твое плечо, но у тебя есть более важные дела, на которых нужно сосредоточиться, например, прикосновение ее языка к твоей нижней губе. Пока Кассандра не прижмет свою голую руку к невидимому отверстию, чтобы загнать тебя в угол, как она обычно делает. И- Она визжит. Она дергается с такой силой, что ее спина врезается в картину на дальней стене, сбивая ее с ног вместе с разбитой рамой. Ты остаешься там неподвижной и немой, с застывшим ужасом наблюдая, как ее лицо искажается чистой, неприкрытой болью. — Закрой! — Кассандра кричит на тебя, — закрой, сейчас же! Твой нервы внезапно начинают работать на пределе, и ты закрываешь окно, как будто от этого зависит твоя жизнь. Что только что… произошло…? Медленными, осторожными шагами ты приближаешься к ней. Она сжимает свою руку, как раненое животное, обнажающее зубы, чтобы скрыть свою уязвимость. Это первый раз, когда ты видишь ее такой. Потерявший контроль, согнувшийся от боли. Задыхающейся. Что-то в твоей груди разрывается. Ты смотришь на ее руку и видишь, что ее бледная кожа почти кристаллизовалась, посерела и распадается — как дешевый, хрупкий фарфор — на мух, которые падают на пол, слегка подергиваясь. Ты думала… ты думала, что они могут просто контролировать насекомых. Что рассеивание было просто уловкой, допущенной их мутацией. Но теперь ты понимаешь, что мухи — это ее тело. Все это время в ловушке надвигающегося ужаса дочерей… и сбежать от них было так же просто, как открыть окно. — Кассандра…? — спрашиваешь ты дрожащим голосом, когда первоначальный приступ ярости покидает ее. Она смотрит на тебя, разрываясь, когда ты слышишь тяжелый стук быстро приближающихся каблуков. — Кассандра?! — зовет другой голос, на этот раз глубокий и властный. Когда Леди Димитреску сворачивает за угол во весь свой огромный рост, твои инстинкты кричат тебе бежать. Но один взгляд на Кассандру заставляет тебя остаться. Альсина на мгновение останавливается, чтобы оценить происходящее. Затем ее губы изгибаются к низу, а из перчаток торчат острые когти длиной в половину твоего тела. О… Боже… — Что ты сделала с моей дочерью?! — она требует и двигается к тебе, но Кассандра встает перед матерью прежде, чем она сможет по-настоящему угрожать твоей жизни. — Я привела ее сюда, мама. Это моя вина. — она спешит объяснить. Альсина смотрит на тебя так, словно хочет раздавить ногами… но затем несколько смягчается, увидев взгляд, которым одаривает ее дочь. — Пойдем со мной. Сейчас, — говорит она строгим материнским тоном, который не оставляет места для возражений. Ты сжимаешь здоровую руку Кассандры, молча спрашивая, все ли с ней будет в порядке. Она поворачивается, мгновение смотрит на тебя, затем толкает твою голову своей. — …Увидимся позже, Алексия. Но, как оказалось… «позже» — это очень субъективно. ------------------------------------ В Личных Покоях Альсины… Не часто бывает, чтобы Кассандра одна получала выговор. Она никогда раньше не была единственной виноватой. Она привыкла к тому, что ее сестры рядом с ней, пока Альсина ругает их троих… только на этот раз они за закрытой дверью, и она там, чтобы в одиночку противостоять гневу матери. Она не может усидеть на месте под этим желтовато-серым, прищуренным взглядом. Ее пальцы теребят край рукава мантии, чтобы чем-то занять себя, в то время как Альсина делает глубокий успокаивающий вдох, который, как она знает, не предвещает ничего хорошего. Вообще. — Кассандра. Ты понимаешь всю серьезность ситуации? — Да, мама, — она продолжает смотреть вниз. — Даже если горничная не причинила тебе вреда намеренно, теперь она знает твою слабость. Твою и твоих сестер. Ты была неосторожна, допустив это, — Кассандра чувствует, как тревога поднимается из глубины ее живота и угрожает поглотить ее целиком от этого тона. — Я знаю, мама. Прости меня, — тихо отвечает она. Она хочет сказать, что Алексия не будет использовать это знание ни против кого из них, но она не может заставить себя солгать матери. Потому что правда в том, что Кассандра не знает наверняка, что Алексия этого не сделает. Почему это окно было открыто? Почему?! — Ты не позволила мне исправить твою ошибку. Я полагаю, это означает, что ты сделаешь это сама? — спрашивает ее мать, и Кассандра поднимает взгляд. Что…? Поначалу искушение заковать Алексию в цепи и наблюдать, как кровь вытекает из ее гибкого тела, было сладким и сильным. Но теперь, при мысли о том, чтобы убить ее — потерять ее — каким бы то ни было способом… Кассандру тошнит. Это странно, потому что она чувствует, что у нее учащенное дыхание, когда она вообще не дышит, а мир накренился и— Пожалуйста, не надо. — С каких это пор ты стала колебаться перед убийством, Кассандра? — …Если… это то, о чем ты меня просишь… — отвечает она, но это совсем не похоже на нее саму, даже для ее собственных ушей. — Как я могу просить тебя об этом и разбивать твое сердце? — Альсина раздраженно всплеснула руками, — я должна была прекратить это несколько месяцев назад, но я считала, что это мимолетное увлечение. Я никогда не думала, что ты в конечном итоге будешь так привязана. — Я… я не… — она пытается протестовать, но ее мать не слушает. — Разве? Ты с ней каждый день, и она больше почти не щеголяет царапинами. Твои глаза следуют за ней повсюду, когда она находится в одной комнате с тобой. Ты инстинктивно наклоняешься ближе всякий раз, когда она подходит, чтобы налить тебе вина. Ты думаешь, я этого не замечу? — Конечно. Конечно, она заметила. Кассандра молча сглатывает. Воспоминание о том, как Кассандра лежала, слишком слабая, чтобы пошевелить хоть пальцем, на смертном одре вместе с Белой и Даниэлой, пронзает мозг Кассандры, как пуля. Ее руку сотрясает сильная судорога, и мухи срываются с места, чтобы неистово жужжать вокруг нее, когда она утыкается лбом в ладонь. Она на грани нервного срыва, и ей так трудно без ее сестер. Они всегда были вместе, с самого начала. Они родились вместе, вместе научились контролировать свои силы, вместе умерли- В следующую миллисекунду Альсина стоит перед ней на одном колене, гладит ее по волосам и заключает в объятия. — Шшш, успокойся, любовь моя, — воркует она, — мне жаль, что я была так сурова с тобой. Я хочу только самого лучшего для вас троих. Кассандра не говорит, потому что не может, не может осознать, что это была за вспышка в ее голове. — О, моя Кассандра. Я не причиню вреда служанке, если это навредит и тебе. Она ждет возможного «но». — Но я не могу позволить этому продолжаться и дальше. Наверное, это и к лучшему. Ее матери виднее. В конце концов, это правда, что в последнее время она ведет себя не так, как обычно. Так что, да, это решение для ее же блага. Но. Сердце Кассандры реагирует на это так же, как на воздействие зимнего воздуха при минусовой температуре.