Анонимность

Это становится своего рода вечерним ритуалом между вами двумя — будить Кассандру на закате. Ты всегда осторожна в своих движениях и в том, сколько света пропускаешь из коридора, когда входишь в ее роскошную спальню, но холодного страха, который раньше сжимал твою грудь, больше нет. Размеренными шагами ты подходишь к краю ее кровати. Обычно Кассандра спит на боку, но сегодня она лежит на животе, гибкая спина и кремовые бедра соблазнительно выделяются на фоне атласных малиновых простыней. Ее хорошенькое личико наполовину уткнуто в подушку, густые каштановые волны ниспадают за ухо и на одно плечо. Это зрелище заставляет тебя на мгновение остановиться и вглядеться. Странное чувство — удовлетворение? — наполняет твою грудь при мысли, что ты знаешь, насколько гладкая и чувствительная эта кожа. Затем ты качаешь головой, глядя на себя. Соберись. Одно дело признать, что ты заключила взаимовыгодное соглашение с убийцей — ты остаешься невредимой, она наслаждается, вы оба разделяете удовольствие, чтобы скоротать время, — но совсем другое — гордиться этим. Она не твоя. Не твоя любовница, и уж точно не твоя девушка. Это означало бы, что вы стоите на равных, чего, безусловно, не делаете. Ты именно та, кем она тебя называет: Игрушка. Вопрос в том, как ты зовёшь её у себя в голове? — Миледи, — говоришь ты, понизив голос. Она не шевелится, но каким-то образом ты знаешь, что она проснулась. — Или разбуди меня по-хорошему, или не буди меня вообще, — слова доносятся приглушенно из-за ее подушки, — если бы я хотела услышать «миледи», я бы позвала другую служанку. Что ж. Похоже, ей действительно нравится, когда ты позволяешь себе некоторые творческие вольности. Итак, ты наклоняешься вперед и прижимаешься губами к ее колену, затем двигаешься чуть выше по ее бедру, затем целуешь вены, видимые на ее руке. Губы Кассандры медленно растягиваются в довольной улыбке, когда она поворачивается на бок. Затем ее пальцы сжимаются на вырезе твоей рубашки и притягивают тебя к себе в быстром легком поцелуе, который заканчивается покусыванием твоего языка. Ты всегда волнуешься, когда она так делает — наверное, именно поэтому она это делает в первую очередь, — думая, что в итоге у тебя откусят язык, но пока она тебя даже укусила. И если ты честна с самой собой, а это не так, но, если бы ты была… острые ощущения... так возбуждают. Кассандра облизывает губы и отползает назад, похлопывая по месту, которое она только что освободила на матрасе королевских размеров. Ты смотришь на нее в замешательстве. Конечно, она не предполагает… — Ну же, давай же. Я не кусаюсь, — дьявольская ухмылка кривит ее рот, когда она говорит, вероятно, самую большую ложь года, — составь мне компанию до ужина. Ты забираешься к ней в кровать, как будто это долбаное минное поле. Однако, как бы осторожно ты ни опускалась на алые простыни, синяки по бокам все равно дают о себе знать. Ты незаметно втягиваешь воздух сквозь зубы. Пальцы Кассандры скользят к тебе, к открытой части твоей талии, там, где задралась твоя рубашка. Там есть заметное фиолетовое пятно, по которому она проводит пальцем — прохлада ее кожи так успокаивает, — пока она не прижимается к нему. Короткая вспышка боли заставляет тебя ахнуть. Она хихикает. — Ты так мило выражаешь боль, — говорит она, как будто испытывая искушение вытянуть из тебя больше. — Мне говорили, что мои стоны превосходны, — ты отвечаешь быстро. Кассандра хихикает, — это так? — ее янтарные глаза весело блестят, когда она толкает тебя на спину и садится верхом. Этого зрелища достаточно, чтобы у тебя перехватило дыхание. Греховный черный цвет ее нижнего белья проглядывает сквозь королевский красный цвет простыней, обернутых вокруг ее талии, и все это прекрасно контрастирует с ее невероятно бледной кожей. Ты хочешь прикоснуться. Но тогда ты можешь потерять свои руки, поэтому ты, напрягая мышцы, ждешь ее хода. Кассандра медленно проводит тонким пальцем вверх по твоей шее, вплоть до нижней губы, — …да, они хороши, — выдыхает она, хотя ты почти забыла, о чем говорила. — Не могут сравниться с твоими, — ты шепчешь в ответ. На данный момент ты на самом деле не способна к рациональному мышлению. Ты ненавидишь то влияние, которое она оказывает на тебя. Как все, что она сделала, может быть просто проигнорировано в твоей голове всякий раз, когда она становится такой рядом с тобой. Губы Кассандры изгибаются в почти застенчивой улыбке. — Я поверю тебе на слово, — говорит она, — больше их никто не слышал, так что… Стоп. Твой разум заикается и останавливается. Стоп. Что? По слухам, Димитреску живут уже более ста лет. Судя по тому, что ты видела в замке, вероятно, дольше. И ты… ты у нее первая? — Кошка проглотила язык? — она снова хихикает, беря тебя за подбородок двумя длинными пальцами, — я думаю, что мне больше всего нравится удивлять тебя. Ты хочешь спросить, интересовал ли ее кто-нибудь раньше, но боишься переступить черту. Однако Кассандра, похоже, понимает, и у нее нет проблем с ответом на твой не заданный вопрос. — Первые несколько десятков лет после мутаций были… скверными. Голода и жажды было достаточно, чтобы свести с ума. Не оставалось места ни для чего другого, — объясняет она, — и люди в целом привлекательны для меня только закованными в цепи и истекающими кровью. Что-то внутри тебя содрогается от того, как небрежно она это говорит. Как будто она просто комментирует погоду. — Но ты… в тебе есть маленькая искра, которая мне нравится, — она ухмыляется тебе сверху вниз. — А как насчет того, что было раньше? — ты спрашиваешь. — Хм? — Ты сказала, после мутаций. А как насчет того, что было раньше? Улыбку Кассандры так быстро поглощает бездна, что ты задаешься вопросом, не померещилось ли тебе это. Напряжение нарастает в ее висках, а глаза приобретают ледяной оттенок, который, кажется, гасит все тепло в комнате. — Нет никакого «раньше». Ты никогда не слышала у нее такого тона голоса. Ты также надеешься, что больше никогда не услышишь. Затем разговор переходит на более легкие темы. Она расспрашивает тебя о мире за пределами деревни, и ты делишься тем, что помнишь из своего детства, пока не приходит время сопровождать ее на ужин. Но даже когда она ест и разговаривает со своей семьей, даже когда она уходит со своей матерью и сестрами, а ты остаёшься одна, чтобы убрать за окровавленными тарелками с другими горничными, ты не можешь избавиться от этого взгляда в ее глазах, когда ты осмелилась спросить о ее жизни до мутаций. И чем больше ты задерживаешься на этом… есть только одно слово, которое приходит на ум в качестве точного описания. Преследование. ----------------------------------------------- Глубоко в своем сне ты слышишь предательское жужжание мух. Что-то крылатое трепещет у твоей щеки, но ты чуть шевелишься. Оно колет тебя в челюсть, и ты кряхтишь. Оставь меня в покое, ты протестуешь, но мозг все еще затуманен сном. До тех пор. Укус, который прорезает тонкую линию на твоей челюсти, заставляет подскочить в постели — Аа! — твоя рука летит к ране, глаза широко раскрыты. Знакомая форма материализуется из роя насекомых прямо перед тобой. Кассандра хватает тебя за руку, прежде чем ты успеваешь начать метаться и паниковать еще сильнее, чем сейчас. В твоих легких нет кислорода за те миллисекунды, которые тебе нужны, чтобы понять - она здесь не для того, чтобы убить тебя. Возможно. — Успокойся, — она говорит это так, как будто ты слишком остро реагируешь. Ты пытаешься сделать глубокий, расслабляющий вдох, но она тем временем наклоняется вперед, проводя кончиком языка по свежему порезу на тебе. Вот тебе и кислород. Она даже мурлычет тебе в шею. Несмотря на жжение, твой желудок трепещет. Кассандра отстраняется, облизывая губу. — Вот. Теперь лучше? Нет. Твое сердце пытается выпрыгнуть из груди. Неужели она никогда не слышала о стуке? Ради всего святого, сейчас середина ночи. — Ч-что ты здесь делаешь? — ты спрашиваешь. У нее вырывается драматическое раздражение. — Мне скучно. Ах, да, в этом есть большой смысл. Ты уделяешь минутку тому, чтобы задуматься, во что превратилась твоя жизнь, затем принимаешь отсутствие должного отдыха и откидываешься на подушки. Кассандра воспринимает это как приглашение сбросить капюшон и сесть рядом с тобой. — А ты… хочешь прогуляться на улице? — ты предлагаешь, неуверенно. Ее глаза на мгновение загораются, как рождественская елка. Затем она, кажется, вспоминает что-то, что приглушает сияние. — Нет. Не могу. Сегодня слишком холодно. Это… не должно быть проблемой для нее, не так ли? Это заставляет задуматься. — Ну, если я останусь здесь, то засну, — робко признаешься ты. Взгляд Кассандры темнеет, когда она проводит кончиками пальцев по упругой коже твоего обнаженного живота, склоняясь над тобой, как львица, загоняющая свою добычу в угол. — Я не против укусить тебя, если ты это сделаешь. Ты хочешь сказать, что не возражаешь, но ее губы оказываются поверх твоих, гладкие, со вкусом клубничного бальзама для губ, и на этом разговор заканчивается. — Но я готова заключить с тобой сделку, — наманикюренный ноготь немного давит на середину твоей груди, — используй свой умный язычок с пользой, и я позволю тебе выспаться. Такая избалованная и такая требовательная, думаешь ты. Но потом, глядя на ее лицо так близко… такая красивая. Ты забываешь о сне на следующие полчаса или около того, сосредоточившись исключительно на Кассандре, твоя спальня наполняется ее тихими вздохами и стонами. Верная своему слову, она действительно расслабляется, когда удовлетворена, а ты так устала, что глаза начинают закрываться еще до того, как ты опустишь голову на подушку. Однако она не уходит… и ты обнаруживаешь, что не возражаешь. Когда на этот раз ты засыпаешь, твоя последняя мысль — это то, что нежный холод ее тела рядом с твоим почти… Успокаивает.