***
- Сара… Сара… Сара… — шепчет Джарет ей в губы несколько лет спустя. Прошло достаточно времени, чтобы ее яркие глаза стали казаться еще ярче - травянисто-зеленые, словно способны менять цвет. Ее лицо заострилось, но рот по-прежнему полный, по-прежнему насыщенного вкуса. Ее губы теплые и мягкие, и он глубоко зарывается руками в ее волосы. Ему почти кажется, что он погрузил руки в землю, настолько мягкими и послушными стали густые каштановые пряди. (Позже он поймет, что руки его утонули в могильной почве. Но сейчас - не позже; это не тот момент, который можно исправить, хотя он будет пытаться. И пытаться. И пытаться.) Она улыбается ему в губы. Ее глаза сияют тайной, и она произносит его имя. Это сомнение, и они оба знают, что он скажет. Но он все равно произносит эту фразу. - Пойдем со мной, - говорит он, прокладывая цепочку поцелуев к ее брови, и она снова улыбается ему. Ее вторая жестокость.***
Он женится на ней перед королевским двором, состоящим сплошь из высокопоставленных сказочных существ. Но Сара смотрит сквозь проходы и не показывает никакого страха. Только изгиб улыбки, как будто его мир - это шутка, доступная лишь ей. Церемония занимает много времени, и он практически не обращает внимания на перешептывания, будучи полностью поглощенным смертной рядом с ним. Всегда ли она казалась такой проницательной, такой нежной и в то же время необузданной? Он проводит большим пальцем по ее горлу, прежде чем поцеловать, остро осознавая, что может раздавить трахею. Но он этого не делает. Он мог бы, но знает, что не сделает. И когда он отстраняется, она дарит ему улыбку, которую он помнит, — милую, смертную улыбку - и шепчет: - Что ж, идемте, ножки... Это необъяснимо очаровательно.***
Джарет в замешательстве наблюдает, как она разговаривает со слугами и с управляющим. Даже с остальной знатью. У его Сары эгалитаристская жилка; она спрашивает об их интересах, обязанностях, об их именах и здоровье. И она прислушивается к их ответам, как будто они достойны отвечать ей с той же легкостью и простотой, с какой она задает вопросы. Его Сара никогда не может ему надоесть, но он находит своих подданных утомительными. Он достаточно времени уделяет им, когда вершит суд и выслушивает жалобы. Ему не нужно знать о них больше, чем есть. В некотором смысле он и есть они; он Царь, и его Царство является частью его. Функция и форма, предназначение и имя связаны в очень стильный узел, таково его мнение. Поэтому он целует ее в макушку, поручает этому нелепому рыцарю-лисе (Дизертону?) роль охранника и уходит.***
Время проходит. Он наблюдает, как оно утекает, и видит, как оно скользит мимо Сары так же легко, как и мимо него. Она высоко держит голову и улыбается загадочной улыбкой, когда он пристально смотрит на нее.***
Однажды утром Сара встает перед ним. Он лениво наблюдает с кровати, как она причесывается и переодевается во что-то длинное и черное. Во что-то, что ему хочется спустить с ее плеч. На ней это смотрится мило - но еще лучше смотрелось бы лужицей темной ткани на белом мраморном полу их покоев. Он говорит ей об этом. - Сегодня я участвую в заседании Малого Совета, — говорит она. Джарет смеется: - Ты, прелесть? Но Сара только смотрит на него и поднимает бровь. Его советники почти не смотрят на нее. Сара спокойно стоит рядом с ним. Ее кожа такая же холодная, как и у него, ее дыхание такое же медленное, как и у него, и все же он чувствует напряжение, которое пульсирует в ней. Она как натянутая струна. Она слушает, осознает Джарет с каким-то смутным ужасом. И она внимательно слушает.***
- Ты мог бы уничтожить его, - говорит Сара позже, и он снова думает о бледном, нежном изгибе ее шеи. Целовал ли он его последнее время? Он так не думает; он не думает, что она позволила бы ему. В эти дни он посылает свои поцелуи ее запястьям и ее прекрасным губам. Джарет зевает и потягивается в постели. Раньше это помогало отвлечь ее, и сегодняшний день не становится исключением. Ее зеленые-зеленые глаза мерцают, глядя на него, и он опален жаром, который видит в них. - И зачем же мне тратить на него время, Сара? - он пожимает плечами. - Возможно, он мне не нравится, но мы столетиями были кем-то вроде союзников. Я выяснил, что война, как правило, не стоит затраченных усилий. Ее голос переливается льдистой остротой, когда она говорит тихо, но резко: - Затем, что, если ты этого не сделаешь, он попытается сделать это с тобой. Он рассмеялся бы, но она начинает ходить из стороны в сторону. Подол платья спереди становится короче, но шлейф остается на месте. Черная ткань волочится по полу под цоканье ее каблуков. Наконец, она поворачивается к нему лицом, и декольте оказывается глубоким, с воротником, отороченным сплошь черными перьями. - Он собирается на нас напасть. Он скупает лошадей и ищет серебряных дел мастеров - это транспорт и оружие. Сколько времени нужно, чтобы обучить кавалерию? Столько времени у нас есть, прежде чем его люди пересекут наши границы. Твои подданные будут... будут… — тут она запинается. — Джарет, мы должны что-нибудь предпринять.***
- Не отклоняйся от нашего плана, прелесть, - говорит он Саре - прекрасной Саре, безжалостной Саре, но, что важнее всего, его Саре; и она загадочно улыбается и осторожно обхватывает его руку. Другая женщина, а может быть, и сама Сара давным-давно, могла бы позволить своим острым и изогнутым, как когти разъяренной птицы, железным украшениям на пальцах вонзиться в его плоть. Но Сара не делает этого. Они проходят сквозь созданный им портал и выходят в вестибюль тронного зала другого замка. В нем есть элемент величия, которого недостает дворцу Джарета, но он считает дом своего соседа привлекательным экспонатом. Он во многом нефункционален. Если бы люди действительно жили здесь, спали, смеялись и мучили своих врагов, все было бы устроено совсем по-другому. Он и Сара проносятся из вестибюля, украшенного медью и красным бархатом, в нетронутый тронный зал. Но Гудфеллоу там нет, только его глупый консорт. Джарет сбрасывает руку Сары со своей руки и склоняется в учтивом поклоне. Голову низко не опускает, но тем не менее умудряется передать им скорее просьбу, чем снисходительность. - Милорд, - говорит он, - я ищу Робина Гудфеллоу. Не будете ли вы так любезны составить компанию моей невесте? Она не знакома с этим местом. Консорт Робина Гудфеллоу и Сара обмениваются взглядами и натянуто улыбаются друг другу. Он говорит: - Я был бы весьма польщен.***
- Нам нужно больше лошадиного мяса, милорд, если мы хотим проехать через сам Лабиринт, - слышит Джарет, приближаясь к залу совета Гудфеллоу. Значит, Сара права. Джарет скрипит зубами, а затем тихонько открывает двери взмахом руки. Они не закрываются за ним, и поэтому никто не замечает его присутствия, пока он не встает прямо за Гудфеллоу. Он ловит мужчину за рыжую бороду, а затем одной рукой хватает Гудфеллоу за подбородок, а второй держит лоб. Это закономерно; Король - это Королевство, а гоблины удивительно сильны для своего размера. Советники смотрят в ужасе. Один наполовину обнажает свой меч, но остальные знают, что могут быть уничтожены взмахом правой руки Джарета и звуком разбитого стекла. - Я боюсь, в самом деле, - говорит Джарет, потому что капелька дипломатии на самом деле не помешает сейчас, - что никто не поедет через мой Лабиринт к моему замку, не пожелав сначала избавиться от ребенка. Он достает из ботинка нож и перерезает Гудфеллоу горло. Закончив грязную работу, он бросает тело предателя-соседа на стол и, прихватив его голову, поворачивается и выходит из комнаты.***
Сара улыбается ему в тронном зале. Консорт Гудфеллоу растянулся на троне своего возлюбленного, а руки Сары до запястий ржаво-красные от крови. Он видел ее более красивой. Он никогда не видел ее более своей.***
Той ночью он пытается сгрести ее в объятия и поцеловать, как раньше. Ее горло длинное, белое и хрупкое, и он скучает по нему. Но она смеется и поднимает его запястья над его головой. В конце концов он целует ее от щиколотки до колена, а она смеется и извивается, а позже, позже, позже забирается на него сверху. На следующее утро он просыпается поздно. Сара уже встала, и когда он, наконец, пробирается, затуманенный и вымотанный бурной ночью, в зал совета, то видит ее, погруженную в дискуссию. - Значит, мы лишили их генерала, — говорит она. — Его наследник отомстит. - Робин Гудфеллоу не оставил наследника, Ваше Величество, — говорит один из его советников. — Его территории перейдут к… Сара спокойно смотрит на Джарета и приподнимает бровь. Он готов поклясться, что этот взгляд пробуждает в нем самое худшее, но в данный момент он соглашается с ней. - Какая нелепость. Нет уж, приготовьтесь собрать все наши силы, — произносит он. - Я говорю, что эта земля моя.***
Таким образом, Сара становится неотъемлемой частью его жизни. Они выслушивают жалобы на двух тронах на возвышении. Она стоит рядом с ним, ее прохладная рука покоится на его руке во время собраний Малого Совета. Она сверкает, как бриллиант, слева от него на придворных приемах. И всегда, всегда, всегда ее глаза сияют травянисто-зеленым, как растущий сад, и все же ее улыбка хранит свои тайны. Джарет не единственный, кто любит ее. Он видит это во взглядах своей свиты — и не только придворных глупцов. Она грациозно танцует с Титанией и Маб в подобии длинной захватывающей игры, которая должна превратить ее в добычу. Но она высоко держит голову и улыбается, а в конце делает реверанс перед Маб и целует руку Титании. Той ночью он несет ее в постель, бросает на матрас в попытке напомнить о том, кто главный. Но в конце концов он оказывается под ней и прекращает сопротивляться. Когда он просыпается, то видит ее читающей историю королев Подземелья.***
Этот бегун носил при себе стальной перочинный нож. Джарет смотрит на Рыжую Банду, столпившуюся вокруг одного из своих, пораженного ножом. Из раны сочится оранжевая кровь. Джарет знает, что будет дальше. Проблема не в том, что нож стальной; он или Сара могли бы пережить такую рану, могли бы пережить десять тысяч таких ран, но его подданные — существа менее богатые магией и менее привязанные к жизненной силе своей земли. Он смотрит на свою Королеву и видит, что она бледная и дрожит. Она сжала кулаки в белой ткани платья, и ее длинные темные волосы больше не прямые, как кость, а дико вьются по спине. Голос Сары тихий, но она тщательно выговаривает каждое слово, словно впиваясь в него губами, зубами и языком: - Лабиринт - это испытание, Дженсон. Мы не проверяем вас на прочность; мы не даем вам бремени больше, чем вы можете вынести. Если бы ты постарался, ты бы обогнал мое создание. Джарет спросил бы, знает ли об этом бегун, но это не имеет большого значения. Ни он, ни его Лабиринт не жалеют бегунов, применяющих смертоносную силу. Он недолюбливает уничтожение своих подданных, а именно этот огневик умрет в мучениях. - Ты убил одного из наших людей. И это как-то должно доказать, что ты обязан вернуть свою дочь? — Голос Сары все еще ледяной, но она становится на колени рядом с умирающим Порохом и притягивает его ближе. Она проводит прохладными костяшками пальцев по его голове и издает успокаивающие звуки. Почти шепотом она напевает: - Chilly down with the Fire Gang… Однажды он с безжалостным восторгом наблюдал за ее полнейшим страхом перед Рыжей Бандой. На самом деле это был не злой умысел. Но именно в своем отчаянном бегстве через этот лес она доказала, насколько приятной игрушкой может быть. Ее страх и решимость спели ему такие сладкие песни. Теперь она поет их любимую песню одному из них, когда тот умирает. Его грудь болит. Он не может объяснить спутанную волну чувств, которые подстегивают боль. Джарет фиксирует взгляд на бегуне: - Дженсон. Я согласен с Королевой Гоблинов. Этих слов еще не слышал ни один бегун. Джарет и Сара прилагают большие усилия, чтобы быть парой взаимодополняющих элементов, чувством притяжения и отторжения, светлым и темным, жестоким и добрым. Сара сочувствует им и шикает, когда они наглеют. Джарет не притворяется, что сочувствует. Он лишь тот, кем он является: переменчивый сказочный король, которого заставляют разбираться с отвратительным идиотизмом эгоистичных и недостойных. - Ты признан виновным в убийстве. Твое право на испытание Лабиринтом аннулируется, и твой приз конфискован. Девочка наша, и ты, укравший жизнь нашего подданного, не получишь даже своих мечтаний в обмен. Прочь. Он машет рукой, и молодой отец исчезает.***
- Нет, Сара, — говорит он однажды вечером. — Нет смысла в дальнейшем завоевании. Это недопустимо. Не все в этом мире хотят того, что принадлежит нам. Он останавливается и понимает, что только что сказал. Не его. Их. Ее право собственности признается небрежно, как будто это не более чем правда. Сара бросает на него один из своих жестких, холодных взглядов. Но ее голос мягок, когда она говорит: - Ты, должно быть, устал. - Я устал. Я устал от войны, прелесть. Он вытягивает ноги и отводит взгляд от камина, когда один из их слуг становится перед ним на колени, чтобы подложить дров в огонь. - Джарет, - говорит она, - я тоже устала. Но у нас есть подданные - даже новые - и мы должны о них думать. У нас самая большая территория в Подземелье, если не считать Оберона и Титании. Кто-нибудь захочет их землю. Они будут страдать. Как будто они уже не страдают от бесконечных завоеваний, к которым она его подтолкнула. Он начал чувствовать себя утомленным и истощенным, и знает, что это не из-за ночей, которые он проводит в их постели. Его сон глубокий и спокойный; нет, само его царство устало, и истощение просачивается в его кости. - Нет, прелесть, - мягко говорит он. - Оберон никогда этого не допустит. Титания восхищается тобой, и мы стали незаменимыми друг для друга. Слишком великими, чтобы позволить себе потерпеть неудачу. Глаза Сары вспыхивают чем-то, что ему не очень нравится, но ее взгляд скользит в сторону камина. Она встает и быстро пересекает комнату. Она хватает маленького гоблина за плечо и одним плавным движением оттаскивает от огня. Слуга-гоблин ударяется о противоположную стену, но ошеломлен лишь на мгновение. Он заламывает руки, когда Сара пинает горящую ветку, которую он пытался использовать, чтобы поджечь огонь, а затем становится на колени, чтобы закончить свою задачу самостоятельно.***
- Ты был прав, - вздыхает Сара несколько ночей спустя. Ее кожа белая на фоне их темных, дорогих простыней. Джарет проводит пальцами по ее волосам и говорит: - Я часто прав, даже когда это не так. Одно из преимуществ быть королем, Сара. Она смеется и целует его. Позже, в темноте, она говорит: - Я все время боюсь за них. Я чувствую себя опустошенной… больше, чем была. - Мы привязаны к земле, - говорит он ее макушке. - Король - это королевство. Королевство - это королева. Ты приспособишься.***
Она приспосабливается. Они вершат суд и выслушивают обиды, и на его стороне его королева сильней. Сила разворачивается под ее плечами, под ее сердцем, и их королевство окутывает ее, как плащ. Притворяться влюбленным в Королеву Гоблинов становится модно. Странствующий менестрель - зачинщик этого дела - сочиняет какую-то дурацкую мелодию про королеву из белого мрамора с изумрудными глазами. Он приносит песню ко двору Оберона и Титании. Титания, конечно, смеется, хлопает в ладоши и просит исполнить ее на бис. В конце концов песню поют в их собственном королевстве - в их собственном Городе Гоблинов - от замка до самых отдаленных городских лачуг. Сара, конечно, подавлена и немного польщена. Джарет иногда напевает припев, когда ему весело, просто чтобы посмотреть, как кровь приливает к ее белым щекам. Проблема в том, что песня навязчива. Он ловит себя на том, что напевает ее, пытаясь переделать на собственный мотив, в свободные минуты, когда его никто не слышит. Но несмотря на то, что он может подкорректировать кое-что из текста - сделать его более соответствующим мелодии, более плавным - кажется, что он не может переписать песню, хотя она слишком проста на его вкус. И он, кажется, не может изгнать мысленный образ Сары, высеченной из мрамора, словно как одна из лучших работ Бернини, с жесткими, невидящими глазами, сверкающими, как зеленая ледяная стружка.***
- Глаза лета, кожа зимы, - поют его подданные, - уста утра, волосы полуночи. Прикосновение лунного света, а сердце бескомпромиссное, как солнечные лучи. И Джарет начинает задаваться вопросом, видят ли они правду, которой не видит он. Сама мысль нелепа. Но он не может изменить песню, и он не может заставить певцов замолчать, и он даже не может не задумываться иногда над этими словами. Сара перестает краснеть и начинает улыбаться медленной, довольной улыбкой.***
Как и причуды, любовь к королеве усиливается. Придворные возлагают к ее ногам белые лилии - только дурак станет преподносить розы королеве, постоянно сидящей рядом с мужем - и кланяться ей ниже или даже кланяться ей первой. Он для них почти второстепенен. Джарет подавляет раздражение. Его королева любима. И он может использовать это восхищение своей женой в своих целях. Вряд ли все это продлится долго.***
В конце концов какой-то мелкий граф выходит за пределы даже его терпения. Слова витиеваты, но смысл ясен: Королева Гоблинов могла бы стать Королевой Лето, если бы захотела. - Королевство Лето, - отвечает Сара таким холодным и резким тоном, что им можно было бы разрезать алмаз на аккуратные ломтики, - Наш союзник, а Титания - мой близкий друг. Подданный падает на колени, но в поисках прощения у Сары, а не у Джарета. Лето не в ее компетенции. Хотя она любит Титанию, Джарет знает, что она боится Лето - и что она будет править только вместе с ним, если сможет. Он подозревает, что это влияет на ее ответ. Сара милостива: - Избавьте меня от вашего присутствия и не возвращайтесь. Но Джарет поднимает руку. Все замирают. Он дрожит, бледные глаза широко раскрыты от страха. - Ты высказывал насилие против Королевства Лето… и, подразумевая, что моя жена сможет снова выйти замуж, призывал к насилию против меня. Сара напрягается рядом с ним. - Теперь ты мой, - говорит Джарет. Он не удосуживается повышать голос; как бы ни было интересно разыгрывать свою партию, повышать голос и дико жестикулировать, ему это не нужно. Все взгляды в зале обращены на него; каждое ухо ждет его слов. - И я называю тебя прахом. Я называю тебя меньше, чем этим: ты забыт. Ничей сын, отец ничего, лишенный даже хижины, которую можно было бы назвать своей, и без голоса, чтобы оплакивать ее. Сара шипит его имя, но он качает головой, предупреждая ее. Он этого не допустит. Он был щедр; он позволил ей своих поклонников. Он был снисходителен к этим мужчинам и женщинам, которые утверждают, что любят женщину, которую он любит, которые смотрят на нее ревнивыми любопытными глазами и бормочут обрывки песни, которую он начал ненавидеть. Достаточно. Граф, спотыкаясь, выходит из зала с открытым в беззвучных рыданиях ртом. На ходу он кажется полуслепым от горя. Джарет наблюдает за ним и не знает, что видит его жена. Через долгое мгновение Сара поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. В ее глазах проблеск чувств, которые он не может описать, но они ему не нравятся.***
Той ночью в их покоях Джарет бездельничает в постели и наблюдает, как Сара снимает свои украшения. Она вытаскивает гребни с жемчужными наконечниками из плетеной короны на макушке и бросает их в коробку. Он смотрит на бриллиантовые шпильки в каскаде кудрей и косичек, которые ниспадают ей на спину, словно усыпанные блестками звезды на ночном небе. Уста утра, волосы полуночи. - Ты перестала просить меня запретить эту песню, - говорит он с внезапным и занявшим долгое время осознанием. - На данный момент я не уверена, что ты справишься с этим, не выставив себя дураком. - Я уже выставил себя дураком из-за любви, - говорит он и встает с постели, чтобы поцеловать ее обнаженные плечи - кожу зимы - и добавляет, глядя в ее зеленые глаза в зеркале: - Я сделаю это снова. Сара смеется: - Джарет, ты ревнуешь? - Один из твоих поклонников едва ли не просил тебя убить меня и соблазнить Оберона. Я вряд ли могу назвать себя польщенным, драгоценное создание. Она поворачивается, чтобы поцеловать его, прежде чем вытащить все усыпанные блестками звезды в темной реке ее волос. Он находит одновременно странным и милым то, что она не использует магию, чтобы расчесывать волосы. Вместо этого она берет богато украшенную расческу и позволяет ей бесшумно скользить по кудрям, которые смягчаются волнами, а затем падают прямо. - Пусть у них будет свое маленькое увлечение, - говорит она. - Ревность тебе не идет. В зеркале ее губы красные, как окровавленный рассвет. - А что с той частью, где их небольшое увлечение приводит их к совету убить меня? Сара пожимает плечами: - Будь немного страшнее. Пусть они любят меня и боятся тебя. - Стало совершенно ясно, что они любят тебя больше, чем когда-либо будут бояться меня. Что весьма несправедливо. В конце концов, он был здесь первым. - Тогда я тоже буду страшной, - она улыбается ему. - Они будут любить и бояться меня в равной степени. Это позволит им и тебя бояться. - Страх и любовь не существуют вместе, прелесть, - говорит он ей. - Они не могут любить и бояться тебя одновременно. - Почему бы и нет? - Голос у нее спокойный, деловитый. - У тебя получается.________________________________________________________
Возьмем и Зиму? *Бонусный кусочек. Автор выделил его в отдельную работу, но ввиду количества текста я взяла на себя смелость опубликовать его совместно с первой частью. «Слишком велик, чтобы позволить себе потерпеть неудачу», — думает Джарет, осматривая поле боя. Те, кто еще умирает, стонут, но недолго; большинство его гоблинов-солдат носят мизерикорд. Какими дураками они все были, если думали, что все могло закончиться иначе. Джарет не испытывал сильной любви к Оберону, но ему действительно жаль Титанию, которая считала его Сару другом. Он многому научился за столетия, прошедшие с тех пор, как они поженились. Он обнаруживает Сару смотрящей на тела бывших Короля и Королевы Лето. - На этом закончим, дорогая, - спрашивает он, - или возьмем и Зиму? Она поворачивается к нему и улыбается своей холодной, отстраненной улыбкой. Улыбкой, которая напоминает ему о страхе и огне, и не возвращает ночи, проведенные с ее головой, лежащей у него на груди. Но Джарет не обращает на это внимания, вместо этого тянется к ее руке — и она нежно отводит когти, подаваясь навстречу его прикосновению, — и притягивает ее к себе. Он целует ее, и она податлива под ним. Мир расстилается перед ними как начало чего-то нового, но это, по крайней мере, уже пройденный этап.