Just like me, they long to be

Феникс Райт просыпается в объятиях другого человека и в кровати, к которой он не привык, но чувствует, что мог бы пролежать здесь остаток своей жизни и умереть счастливым. На несколько мгновений ему и правда кажется, будто он мертв. Он дрейфует в уютной пуховой постели. Окруженный мягкими одеялами, согретый и довольный, ослепленный солнцем, просачивающимся с улицы. Сквозь тонкие паутинные занавески проникают лучи, окутывая его неземным белым светом. Только когда некто в его объятиях ерзает, осознание ситуации обрушивается на Феникса. Как будто навес с балдахином обвалился и упал на него. Феникс рад, что это на самом деле не так, но ощущения сопоставимы. Он спит в постели Майлза Эджворта, в его комнате детства. И мужчина в его объятиях — тот, кому эта комната принадлежит, Майлз Эджворт собственной персоной. Поначалу Феникс не шевелится, слишком ошеломленный тем, как вообще оказался в таком положении. Прошлой ночью он и правда заснул невероятно быстро, но точно помнил, что сделал это повернулся спиной к Майлзу. Неужели не только он, но еще и Майлз перелегли друг к другу лицом? Они засыпали на противоположных концах кровати, и все же вот он, Феникс, — с уютно свернувшимся калачиком Майлзом Эджвортом в его объятиях на середине кровати. Решив, что он не хочет будить Майлза, потому что, черт возьми, тот выглядит милым, когда спит (и намного более расслабленным, непринужденным — впервые за всю жизнь), Феникс также очень беспокоится о реакции Майлза. И все же он не может сдержать стона, когда тонет в матрасе. — Боже, эта кровать реально нечто… — тихо произносит он, укладывая подбородок совсем рядом с макушкой Майлза. Майлз тихо смеется, и Феникс замирает. — Извини, я тебя разбудил? — спрашивает он, а голос едва слышим. Майлз мычит и только прижимается ближе к Фениксу, его глаза закрыты. Руки скользят по бокам Феникса, почти рассеянно, инстинктивно, и это заставляет Феникса вздрогнуть. Если Майлз и осознает, что делает, он ничего не говорит — по крайней мере, какое-то время. — Ты нет, — шепчет Майлз, его голос хриплый. — Не разбудил– я об этом. Несмотря на то, как тихо, как смущенно он звучит, Майлз не меняет положения. Феникс решает не думать об этом. Вместо этого он концентрируется на том, как руки Майлза сжимаются на боках, как он притягивает Феникса так близко, как только может, и прижимается, ища его тепла. Феникс издает тихий писк, чувствуя, как краснеет лицо. Он переключается на то, как ему нравится чувствовать руки Майлза на себе, и эти прикосновения поднимают Фениксу настроение. Он задается вопросом, долго ли Майлз не спал. Феникс надеется, что нет. Он чувствовал бы себя лучше, если бы разбудил Майлза, а не заставлял его оставаться в объятиях из-за такого же нежелания вырывать Феникса из сна. Майлз издает мягкий гортанный звук. — Майлз? — осторожно спрашивает Феникс. — …тепло, — отзывается тот. О боже. Феникс не в силах удержаться от смеха, чувствуя себя своим тезкой. Феникс всегда был довольно теплым — Майя и Афина любят подмечать это, — но никогда не представлял, что Майлз будет жаться к нему из-за этого. Феникс накрывает бок Майлза одной рукой, прижимая ладонь к пояснице, и Майлз выдыхает. Это долгий, довольный звук, который Феникс не часто слышал от него. Майлз и правда настолько расслаблен рядом с ним? — Тут всегда было так холодно… мне никогда не нравился холод, и то, какой огромной кажется эта кровать, — бормочет Майлз, и неожиданно все приобретает больше смысла для Феникса. Это была его комната и его кровать — слишком большие для девятилетнего мальчика, которого перетащили через океан после смерти отца. Такая гигантская кровать для такого маленького ребенка, должно быть, ощущалась холодной. — Но ты теплый, как феникс, — снова бормочет Майлз. Феникс фыркает: — Смешно. — Знаю, я комедийный гений, — отвечает Майлз тихо, хотя его голос совершенно монотонен. Это заставляет Феникса рассмеяться — звук наполняет комнату. Майлз мычит снова, крохотная улыбка возникает у него на губах. Он прижимается щекой к груди Феникса. Майлз, кажется, немного проснулся теперь и, возможно, не так смущен, как представлял Феникс, судя по присутствию шуток. — Ммхм, — издает Феникс со смешком. Майлз никак не отзывается на это. Феникс почти уверен, что Майлз все еще по большей части спит — он хорошо его знает, и такая физическая привязанность на него не похожа. Это не значит, что Фениксу не нравится — как раз наоборот, но он только притворяется влюбленным в Майлза, а если так продолжится, то все может пойти немного другим путем. И все же Феникс не шевелится, потому что ему удобно и тепло, а Майлз — ощутимая и приятная тяжесть у него под боком. Они лежат так, в объятиях друг друга, еще некоторое время, и Феникс почти уверен, что провалится обратно в сон, когда внезапно раздается стук в дверь. — Майлз Эджворт! — кричит Франциска фон Карма из коридора. Майлз выпрямляется так быстро, что его голова врезается в челюсть Феникса, и тот шипит. — Уже полдень, ты, глуповато глупый глупец! Вытаскивай свою ленивую задницу из постели! — Оставь меня в покое! У меня джетлаг! — кричит он в ответ, а Феникс молчит, потирая и без того пульсирующую челюсть. У него такое чувство, что этот разговор Майлз и Франциска вели уже много раз, и он и правда кажется ему забавным. Франциска смеется так громко, что Феникс слышит ее сквозь дверь. — Раньше это тебя не останавливало! — она снова стучит. — Иди отсюда! — У нас есть чем заняться, — говорит Франциска, но уже не крича, хотя ее голос по-прежнему громкий. Майлз кривится, стонет и плюхается обратно к Фениксу, который сидит и прикрывает ладонью челюсть. — Я здесь не для того, чтобы планировать свадьбу, мне ничего не нужно делать, — бормочет он, и Феникс сдерживает смех. Можно спорить, что они не родственники по крови, но эти двое — брат с сестрой во всех других отношениях. Выходки Франциски почти напоминают Фениксу Майю, и он улыбается. Через мгновение Майлз добавляет: — Разве мне нельзя немного отдохнуть, Франциска? Неужели ты так меня ненавидишь? Феникс встречается с ним взглядом и подавляет трепет. Вид Майлза — растрепанного и все еще сонно моргающего — настолько домашний, что Фениксу хочется наклониться и поцеловать его. Он отводит взгляд. — Мы что, дети? Не будь таким мелочным. Вставайте и встретьтесь со мной внизу в главном зале, у вас двадцать минут, — говорит Франциска, и Феникс почти слышит улыбку в ее голосе, а потом то, как, удаляясь, щелкают ее каблуки. — Она и ее двадцать минут, — произносит Майлз, закрывая глаза. Феникс фыркает, — и это, кажется, выдергивает Майлза в реальность. Глаза Майлза резко распахиваются и замирают на Фениксе, как будто он только сейчас осознает, насколько они близко и где находятся. А потом он смотрит туда, где его рука все еще лежит на боку Феникса, и лицо Майлза становится таким же красным, как драгоценный камень в центре прокурорского значка. Он отшатывается, отползает на край кровати, где был перед тем, как заснуть, и отодвигает тонкие занавески. Феникс моргает. — Майлз— — Тебе лучше выбрать одежду, которая не станет стеснять движения, — перебивает Майлз, даже не глядя на Феникса. Его голос граненый — Феникс надеется, что не сделал ничего неправильного. — Если моя догадка окажется верной, как обычно и случается с Франциской, то тот факт, что мы собираемся в главном зале означает, что мы будем танцевать. Феникс моргает, свешивая ноги с края кровати и вытягивая руки над головой. — Я… не умею танцевать, — говорит он, но не совсем то, о чем думает. Феникс, конечно, изучал искусство и это, разумеется, был театр. Но речь о бальных танцах, а Феникс — неуклюжий растяпа. Тот, с кем он в конечном итоге будет танцевать, возжелает прикончить его после всех тех раз, когда Феникс наступит ему на ноги. Это проигрыш для обеих сторон. Майлз фыркает. — Ты будешь в порядке, — отвечает он, хотя все еще не поворачивается и не смотрит на Феникса, но тот знает, что слова искренни. Феникс вздыхает, еще раз потягивается, когда встает, и, направляясь одеваться, может только надеяться, что все пройдет не слишком плохо. К его большому неудовольствию, Майлз оказался прав. Обрадованный, что надел джинсы (вы бы удивились тем, как легко он двигался в них) и темную рубашку, он не может не почувствовать себя недоодетым, когда ловит взгляды троих женщин, уже ожидающих их. Франциска одета в серебристое бальное платье с рюшами на плечах, и оно словно разрезано у колен. Она нетерпеливо постукивает ногой в каблуке по полу. На Софии — черное бальное платье, а подол шуршит по полу во время ходьбы; Суни одета в розово-золотой традиционный китайский наряд с длинными, свисающими рукавами. Майлз вздергивает бровь. — Если бы я был осведомлен, что мы переодеваемся, возможно, я выглядел бы более уместно, — говорит он, бросая острый взгляд на свою сестру. Франциска фыркает, София безуспешно сдерживает смех. — Это имитация нарядов, которые мы собираемся надеть на день свадьбы. Пусть я и уверена, что наши молодожены предпочли бы танцевать друг с другом, но сначала им придется немного потренироваться. Вы, бедные глупцы, — наши подопытные кролики, — говорит Франциска. Только тогда Феникс понимает, что до ушей слабо доносится музыка. Очень тихо, но достаточно, чтобы уловить ее. — Супер. Объяснив, что они с Майлзом будут в паре с одной из невест (Франциска наотрез отказывается позволить Суни и Софии танцевать вместе до свадьбы), она толкает Феникса в сторону Суни, и, не успев даже поздороваться, они начинают танец. Сначала все не так уж плохо, медленный вальс в порядке. Чуткие предусмотрительные движения, — куда деть руки и как вести Суни для поворотов, учитывая ее длинные, струящиеся рукава. К удивлению и веселью Феникса, и он, и Суни случайно наступают друг другу на ноги. Они оба смеются, пока Франциска не шикает на них. Франциска просит Майлза и Софию станцевать еще раз. Это не займет много времени, но Феникс все равно сужает глаза, когда видит, как София держится за Майлза. То, как она смеется, когда Майлз кружит ее; как ее улыбка может осветить Берлин темной ночью, пока подол юбки шуршит и вихрится по полу. — Выглядишь ревнующим, — произносит Суни, подходя к Фениксу. Он подскакивает. Таращится на нее. — С чего бы? Она не увлечена Майлзом, а вы, черт побери, поженитесь через два дня, — говорит он, но все равно звучит довольно горько, поэтому может понять, откуда у Суни такие мысли. Она тихонько смеется. — Да, это верно, — нежно отвечает Суни, ее взгляд смягчается, когда она смотрит на свою невесту. — Но я все равно вижу в твоих глазах ревность. Феникс фыркает, убирая руки в карманы, и вздыхает. Это ненормально, что так и есть — Феникс не встречается с Майлзом. Майлз — не его, чтобы ревновать, у Феникса нет на это права. И, как он и сказал, София скоро женится. Он вздыхает. — Могу я поделиться с тобой секретом? — произносит Феникс. — О? — Суни склоняет голову. И прежде, чем Феникс успевает попросить, она говорит: — Я никому не расскажу. Она дарит ему улыбку, и Феникс мягко смеется. Суни пытается сохранить невозмутимое выражение лица, но он может сказать, что ей любопытно. — Майлз и я… на самом деле не встречаемся, — шепчет Феникс. Мгновение тишины. Затем: — Оу, — выдыхает Суни, и Феникс тихо фыркает, качая головой. Он все еще смотрит в пол, ожидая, пока Суни сформулирует мысли. Она выглядит, словно хочет что-то сказать, но не знает, как. Она мычит. — Я… я думала, что вы встречаетесь; вы оба либо очень хороши в притворстве, либо вы просто… — Суни замолкает, но Феникс знает, что она имеет в виду. Он не может заставить себя ответить. Суни, кажется, не возражает. Она пожимает плечами. — Значит, ты на другом конце света, вдали от своего дома, чтобы притворяться, что в отношениях? — спрашивает она, и вслух это звучит слегка нелепо. Феникс прикусывает губу. — И все это ради мужчины, с которым даже не встречаешься? Суни договаривает, и ровно в этот момент Майлз и София выполняют завершающий поворот, а Франциска говорит им остановиться. На лице Софии сияет широкая улыбка, а Майлз, несмотря на то, что запыхался, тихо смеется. Когда он замечает, что Феникс наблюдает за ним, его смех затихает. Он отводит взгляд. Феникс морщится, скрещивая руки на груди. — Из-за того, как Фрэн рассказывала, что Майлз говорил обо мне, все начали думать, что мы вместе, и он не хотел портить общий настрой. Я не мог не помочь ему. Он засранец и иногда выносит мне мозги, но я все еще готов на все ради него, даже полететь в Германию и стать его фальшивым парнем, — говорит он; Фениксу слишком страшно произнести те три заветных слова, которые — он знает — окончательно решат дело. Это и страшно. — Но ты не против стать его настоящим парнем, мм? — Думаю, что все усложнил, но да, было бы здорово, — произносит он, издавая тяжелый вздох. Майлз, похоже, отводит взгляд от Феникса и смотрит куда угодно, но не на него — и это больно. — Ну, что ж, мы празднуем свадьбу два дня — попробуй выжать из них максимум. Я уверена, что ты ничего не усложнил. Я вижу в его глазах — он любит тебя так же, как и ты его. Может, даже больше. Так что дерзай. — Тебе легко говорить, — бормочет Феникс, но сдерживая смех. — Наверное, я посмотрю, что смогу сделать, но не думай, что я устрою что-то, что отвлечет внимание от вашей свадьбы. Нелепость — моя визитная карточка, но я, на самом деле, не такой. Суни только смеется, но в ее глазах светится понимание. Как будто она знает, что произойдет. Феникс хотел бы так же. И это даже если Майлз избегает Феникса или его взгляда (чем он, кстати, вероятно и занимался, — и это сводило Феникса с ума). Франциска настояла на компании Майлза во время обхода поместья. Это дало ему прекрасную возможность избегать Феникса весь оставшийся день. Поэтому тот остался с невестами, которые показывали окрестности и знакомились с ним получше. Суни вела себя добродушно, но тихо, вслушиваясь в рассказы Феникса, и позволила Софии атаковать его потоком вопросов о работе. Она была абсолютно по-настоящему заинтересована Фениксом, его карьерой и опытом. Феникс был рад вопросам, хотя бы потому что они помогли отвлечься от Майлза, который, похоже, избегал его. София была более чем взволнована, когда услышала о Трюси, а потом почти умоляла добыть ей автограф Клавьера, когда узнала, что те знакомы. Феникс не обещал, но сказал, что постарается. Она была вне себя от радости при мысли об автографе Клавьера Гэвина. То, как просияло ее лицо, стоило того. После этого день проходил как в тумане. София таскала его (и Суни, по сути, тоже, — но та не особо возражала) по поместью фон Кармы. Она показывала ему внутренние сады, и Феникс не мог не влюбиться в них. Цветы просто великолепны, а их сочетание заставляло творческую сторону Феникса чуть ли не петь от восхищения. Красные и желтовато-золотистые бутоны очень красиво смотрелись вместе с белыми декорациями. Он отдал должное флористам, — те проделали невероятную работу. Феникс задавался вопросом, что Майлз думает об этом, пока не одернул себя — его мысли не должны возвращаться к Майлзу, особенно когда кажется, что тот его игнорирует. Однако это не очень-то легко, когда он вспоминает, что они делят не только комнату, но и кровать. Даже если комната Майлза в целом слишком велика, трудно игнорировать кого-то присутствующего. Феникс возвращается гораздо позже, чем ожидал. София и Суни завладели его вниманием, заведя разговор об искусстве, и Майлз уже в постели к тому времени, как он прокрадывается обратно в их комнату. Феникс старается не пялиться на него — наблюдать за спящими странно, но Майлз великолепен, и он действительно выглядит умиротворенным, когда спит. Феникс готовится ко сну в тишине, и хотя ему и хочется произнести очень много всего, он может заставить себя пробормотать только: — Спокойной ночи, Майлз, — а потом скользнуть под одеяло. Майлз не отвечает. Когда Феникс просыпается, его руки обнимают Майлза, а спина прокурора прижата к его груди. Феникс слишком устал, чтобы двигаться, поэтому он позволяет себе снова провалиться в сон. Так теплее, и он чувствует себя в безопасности. Он притворяется, что Майлз спит, хотя знает, что это не так — его дыхание не такое ровное, как во время сна. Когда Феникс просыпается снова, Майлза уже нет, но место, где он лежал, все еще хранит тепло. Мысль, что Майлз оставался в его объятиях даже после пробуждения, заставляет Феникса улыбнуться. Майлз суетится по комнате наполовину собранный, и Феникс приподнимается с мычанием, почти хныканьем. Майлз бросает на него взгляд через плечо, но ничего не говорит. Феникс не удостаивается ни мягкой улыбки, ни "доброго утра". — Я сделал что-то не так? — спрашивает он раньше, чем успевает придумать что-то еще. Голос хриплый. Майлз замирает там, где стоял. Он склоняет голову. — О чем ты? — отвечает Майлз, сдвигая брови. Его волосы все еще в беспорядке после сна. Феникс сглатывает — горло кажется суше, чем должно быть. — Ты избегаешь меня, я что-то натворил? — Что? Конечно нет, — Майлз хмурится. — Тогда– Майлз поднимает руку, прерывая Феникса. Зубы клацают от того, как быстро он закрывает челюсть. Майлз суживает глаза, глядя на него, и Феникс не хочет признавать, что это на него действует. Он встречается со взглядом Майлза, полным бури — и все же великолепным. Майлз не выглядит сердитым, но и недовольным тоже. — Я не избегаю тебя, — говорит он, кладя вторую руку на пояс. — Я не избегаю. Мне жаль, если это так выглядит, я– это слишком, и я испытываю много всего, с чем обычно не сталкиваюсь. Я… не знаю, что должен чувствовать. Я доволен? Полагаю, да. Я присутствую на свадьбе, а ты здесь, и ты мой мнимый парень. Майлз, кажется, не знает, есть ли в его словах какой-то смысл. Он наклоняет голову. Фениксу вспоминается его обещание Суни. Слова вертятся и назревают на языке. Позволь мне стать твоим настоящим парнем. Пожалуйста? — Ты не ненавидишь меня… верно? — он ловит себя на том, что спрашивает. — Конечно же нет! — чересчур быстро отвечает Майлз. Он вздыхает, поправляя очки на переносице. Феникс не находит в себе смелости подняться с кровати, поэтому именно Майлз делает шаг навстречу. Он тянется к одной из рук Феникса, и Феникс переплетает их пальцы. Склонив голову, Майлз запечатлевает поцелуй на костяшках пальцев. Лицо Феникса вспыхивает темно-красным. — Никогда. Я был на пределе душевных сил — ты даже не представляешь, скольким Франциска может занять одного человека, — но нет, я не ненавижу и никогда не буду ненавидеть тебя. Феникс тихо смеется. — Нечестно с моей стороны о таком спрашивать. Слишком много навалилось на тебя, — шепчет он. Бесчестно ждать, что Майлз будет в порядке с таким количеством воспоминаний. — Глупости, это с моей стороны нечестно быть таким холодным к кому-то, а к тебе — особенно. Ты так много сделал для меня за последние несколько дней, а я был… сбит с толку, и несправедливо вымещать это на тебе, — тихо говорит Майлз. Феникс не может не признать, что да, это было жестоко и довольно неуместно с твоей стороны, но он этого не говорит. Вместо этого он неуверенно улыбается Майлзу. Тот произносит: — Мне жаль. Они так близко, что Феникс почти сокращает дистанцию для поцелуя, но сейчас не время. — Эй, все в порядке, — шепчет он и наклоняет голову, чтобы столкнуться лбами с Майлзом. Это заставляет Майлза мягко рассмеяться. Он качает головой, отстраняясь, но не отпускает руку Феникса, пока не оказывается слишком далеко. Феникс с надеждой спрашивает: — У нас получится сегодня провести время вместе? Майлз одаривает его извиняющейся улыбкой. — Франциска настаивает на моей помощи сегодня, хотя, я думаю, она просто пытается наверстать наше совместное упущенное время. Кажется, ей нравится возможность пожаловаться на отца кому-то, кто понимает, — он смеется. Феникс встает с кровати, зевая. Они с Майлзом одеваются в уютной тишине. Майлз очень часто касается: то задевает плечо, то проводит рукой по лопаткам, пока огибает Феникса, чтобы что-то схватить. Это слишком сильно будоражит Феникса, и он рад, что Майлза не будет поблизости, потому что, заметив его, он каждый раз начинает волноваться. И если Суни и София и замечают это, когда Феникс показывает им некоторые из своих старых набросков, то ничего не говорят. День свадьбы настигает Феникса как товарный поезд. Майлз будит его (слишком рано на вкус Феникса), мягко тряся за плечо, и они собираются в легком оцепенении. Происходит так много всего, что Феникс едва понимает, что происходит. Он одевается в костюм, который немного темнее, чем обычный, хотя жилет все еще бледно-голубой. Наряд Майлза выглядит почти точно так же, как и в суде — странно видеть его в широком шейном платке (и хотя Феникс почти уверен, что на самом деле это жабо, у него не хватает духу сказать об этом Майлзу), но это знакомое, почти утешительное зрелище. — Честное слово, Феникс, — ворчит Майлз, вырывая Феникса из мыслей. Он цокает языком — Феникс думает, что это перенято от Клавьера — и качает головой. Бормочет: — Ты когда-нибудь завяжешь уже этот галстук? Иди сюда. Майлз тянется, чтобы схватиться за галстук Феникса и притянуть его к себе. Феникс суживает глаза, пока Майлз колдует над галстуком, поправляя его. — Я умею завязывать галстуки, большое спасибо, — фыркает Феникс. — Ммхм? Что ж, тогда, полагаю, мне следовало отпустить тебя на свадьбу с криво завязанным галстуком, да? Ну же, ты достаточно раз ставил себя в неловкое положение перед толпой и знаешь обо всем лучше меня, — Майлз ухмыляется, опуская руки. Феникс усмехается. — Ты придурок, — смеется он, игриво толкая его в плечо. Майлз качает головой, поправляет платок и смотрит на свое отражение в маленьком переносном зеркале. Он наносит консилер, чтобы скрыть мешки под глазами, и это заставляет Феникса хмуриться. К тому времени, как Франциска приходит за ними, они собраны вот уже почти пятнадцать минут. Она одета как подружка невесты. Ее макияж великолепен, но выглядит Франциска напряженной. — Вы оба готовы, отлично. Феникс Райт, ты пойдешь со мной — бедная мисс Кестлер вот-вот сойдет с ума от нервов, и она хочет поговорить с тобой. Майлз, ты можешь пойти побеседовать с Суни, — распоряжается она. Как всегда сразу к делу, да? Майлз кивает. — Где Суни? — Она и ее сестра в моем кабинете. Составь им компанию, пока мы успокаиваем Софию, — говорит Франциска, а затем хватает Феникса за запястье и выталкивает в коридор — забавное зрелище для наблюдателей. Их шаги эхом отдаются в коридорах, которые уже полны суетящихся людей. Бормотания и разговоры — в основном немецкие — приводят Феникса в большее замешательство, чем что-либо еще. София врезается в Феникса в ту же секунду, как Франциска заводит его в кабинет. Из всех вещей, которые могут выскочить на него, невеста, одетая в категорически массивное свадебное платье, вероятно, не самое странное. Она благодарно улыбается ему. София выглядит просто великолепно, и, если бы она не собиралась замуж, а он не был по уши влюблен в Майлза, Феникс бы растаял. Все красивы, и это несправедливо. — Ты в порядке? — спрашивает Феникс. София убирает прядь волос с глаз. Она быстро моргает, как будто пытается не заплакать, потому что не хочет размазать макияж. Затем разглаживает несколько складок на переде своего платья. — Что, если что-то произойдет сегодня? — спрашивает София, почти пищит. — Например что? — Я не знаю! Что угодно? Что-нибудь плохое! Я боюсь, что что-то случится. Я планировала это так долго, но– но… — она запинается, комкая платье в руках. Феникс осторожно забирает ее руки от платья, боясь, что та порвет кружевной материал платья. София шмыгает носом. — Прости, это глупо, я знаю. — Эй, — он хмурится. — Нет-нет, тебе позволено бояться, тебе позволено нервничать. Свадьбы — большие, изменяющие жизнь события. Но ты же любишь Суни, верно? София снова шмыгает и кивает: — Ну конечно. — Тогда вы будете в порядке. Ничего плохого не случится, — говорит Феникс, улыбаясь. София еще раз шмыгает, но теперь улыбается и потом трет нос, заботясь о своем макияже. Она берет кисточку для макияжа и немного хайлайтера. Делает прерывистый вздох. — Спасибо, ты очень добр. Теперь я понимаю, почему Майлз так сильно любит тебя, — говорит София, и Феникс издает искаженный звук смущения. Лицо заливается ярко-красным. — Майлз всегда был таким грустным в детстве, я никогда не знала, почему, но всегда очень волновалась за него. Даже в его ранние двадцать, когда мы не общались, я волновалась. Я рада, что ты даруешь ему улыбку на лице и счастье в жизни. О, ты бы только видел, как он смотрел на тебя во время ужинов. — Э-это твоя свадьба, не моя, — пищит он, отчего София смеется, пока проверяет поправленный макияж в карманном зеркальце. Она… в чем-то права. Это заняло некоторое время, но Майлз смягчился: стал ласковее и начал чаще улыбаться. София трясет головой, ее черные волосы подпрыгивают в такт движению. — Я обещаю, все будет в порядке. Можешь винить меня, если что-то пойдет не так. Я за это отвечу. — Danke, — шепчет она, а потом Франциска выталкивает Феникса из комнаты. Он почти врезается в одну из подружек невесты. Та обходит его, даже не отрывая взгляда от блокнота в руках, и Феникс думает, что если все свадьбы такие, то он, может быть, передумает делать предложение. Конечно, для этого ему в первую очередь нужно вступить в отношения, но… это так, формальности. — Вот ты где! — восклицает Майлз, вынуждая Феникса подпрыгнуть намного выше, чем он хотел бы признать. Майлз подходит к нему и хватает за руку, ведя по коридорам. — Поторопись, нам стоит занять места, пока не стало поздно. Надеюсь, ты сможешь вести себя тихо во время церемонии? Там будет много людей, — говорит он с легким смешком. Феникс фыркает. — Как держится Суни? — Держу пари, лучше, чем София, — смеется Майлз. — Она нервничает, однако я не могу винить ее, свадьбы полны стресса. А теперь ускорься. Феникс смеется, позволяя Майлзу тащить его в сторону садов. Они в суматохе спускаются по лестнице и уворачиваются от людей, чтобы ни с кем не столкнуться. Майлз подводит его к их местам. Вокруг собралось уже много людей, и они заводят разговор с Майлзом. Феникс не возражает, что не понимает, о чем они говорят, — он не уверен, что в принципе способен поддерживать какой-либо разговор. Он чувствует такой же стресс, как и София, а это даже не его свадьба. Перед началом церемонии Феникс начинает теребить свободную нитку на манжете рукава, и Майлзу приходится каждый раз останавливать его, бросая обеспокоенный взгляд. Феникс просто отмахивается, что с ним все в порядке. Он не уверен, почему у него стресс, знает только, что он есть. К счастью, подружки и друзья невест идут по проходу между рядами, сигнализируя о начале церемонии, которая ненадолго отвлечет его от мыслей. На протяжении всего процесса Феникс понятия не имеет, кто что говорит. С того момента, как священник (Феникс узнал, что ни Суни, ни София не католики, но они все равно захотели позвать священника) приветствует и благодарит всех за присутствие, а потом переходит к обетам, Феникс потерян. Он не удивлен, что все по-немецки. Майлз шепчет переводы ему на ухо, негромко, чтобы его слышал только Феникс. Хотя интимные слова адресованы не ему, от того, что Майлз произносит их прямо на ухо, по спине пробегает дрожь. Фениксу не нужно знать немецкий, чтобы понять, когда обмен клятвами заканчивается и когда “Вы можете поцеловать невесту” произнесено. Поцелуй и последующее за ним ликование достаточно красноречивы, и Феникс присоединяется ко всеобщим аплодисментам, хотя не может перестать думать, насколько прекрасен Майлз в окружении падающих конфетти (разлагающихся и безопасных для природы). С того момента свадебный прием проходит как в тумане. Трудно сохранять контроль, когда две энергичные, обезумевшие от радости жены таскают его и Майлза повсюду. Когда Феникс снова сосредотачивается на происходящем, он танцует с Суни, — но начинает играть новая мелодия, и через несколько мгновений они меняются партнерами по танцу. Феникс со смехом передает Суни ее жене. София завершает поворот в танце с Майлзом и скользит навстречу жене, а Феникс берет Майлза за руку и без особых усилий утягивает его за собой. Майлз фыркает: — Я думал, ты не умеешь танцевать. Феникс снова смеется. — Ну, у меня были хорошие учителя, да и вообще! Этот танец по моей части. Ты, кажется, забыл, что я собирался играть в театре, пока не ушел в юридическую школу, — замечает он. Улыбка Майлза стоит того. Сейчас они в поместье, в главном зале, который выглядит великолепно, освещенный люстрами над головами. — Я никогда не смогу забыть, ты слишком сумбурный, — отвечает Майлз, поднимая руку и смахивая кусочек конфетти с щеки Феникса, и снова растворяется в танце. Феникс просто подмигивает: — Только для тебя. Майлз усмехается, но не отвечает. Он больше ничего не говорит. Он не произносит ни слова за весь остаток песни. Когда музыка сменяется более тихой мелодией, а танец меняется с быстрого на медленное покачивание, Майлз склоняет голову. — Останься. Потанцуй со мной еще немного, — просит он. Как Феникс мог отказаться? Он кладет одну руку на талию Майлза, а другой держит его ладонь. Феникс устраивает лоб на плече Майлза, прикрывая глаза. Для него это легко. Он ниже Майлза всего на дюйм, но этот дюйм имеет значение в таком медленном танце. Майлз укладывает свободную руку на поясницу Феникса, прижимая его так близко, как только может. Феникс со вздохом открывает глаза и окидывает танцующие в главном зале пары. Он натыкается на глаза Суни, и она смотрит на него, будто он должен сделать что-то большее, чем просто покачиваться в руках Майлза, но Феникс не может заставить себя. Он хочет, но слова застревают в горле. Майлз — ощутимое и уютное тепло напротив. Его медленное, спокойное дыхание щекочет шею — Феникс думает, что мог бы умереть прямо здесь и умереть счастливым. Он крепче сжимает руку Майлза. — Все хорошо? — спрашивает Майлз, слова — мягкий рокот в ушах Феникса. Он не доверяет своему голосу, который может дрогнуть, поэтому просто кивает, и Майлз сжимает его ладонь в ответ. Он немного отступает, продолжая удерживать Феникса, и крутит его синхронно с другими парами, чтобы тут же прижать к себе снова. Феникс взвизгивает. — Спасибо, — шепчет Майлз через мгновение, — за то что сделал это для меня. Я обратился к тебе столь неожиданно, и все же ты согласился. Ты летел четырнадцать часов, только чтобы притворяться несколько дней — и я знаю, что это много, но ты совсем не жаловался и не злился на меня за всю ту несуразицу, через которую я заставил тебя пройти. Он мягко смеется. Феникс фыркает. — Может, я все еще должен тебе за тот частный самолет и полет ко мне, когда я свалился с Сумеречного моста в реку Игл? — говорит он, и Майлз кашляет, смеясь. — О, ты безусловно должен, не говоря уже о том, что заставил меня выступать в качестве адвоката Айрис, мм? — Прошу, ты был великолепен. — Как и всегда. Я обязан признать, что это ощущалось довольно… хм, волнующе — указывать на все те противоречия и ложь. Особенно учитывая, что на свидетельской трибуне был Ларри Батц. Он издевается над судом даже больше, чем ты, — говорит он. Феникс поднимает взгляд, щуря глаза. — Эй, — он дуется. — Грубо. Майлз смеется, запрокидывая голову. Не сразу, — хотя Феникс уверен, что прошло немного времени, но это ощущается вечностью, — но Майлз вдруг начинает выглядеть так, словно хочет что-то сказать. Его хватка на руке Феникса усиливается, он отступает на шаг и вздыхает. Феникс почти уверен, что Майлз не понял, как перемена в его поведении не ускользнула от глаз Феникса. Пока мелодия потихоньку затихает, Майлз уводит его с танцпола и усаживает на скамейку в дальнем конце зала, подальше от любопытных глаз. Он кладет голову на плечо Феникса, а тот окидывает взглядом помещение, наблюдая за танцующими парами, кружащими тут и там. София и Суни выглядят такими невероятно счастливыми, что у Феникса на лице расцветает улыбка. Он прячет лицо в изгибе шеи прокурора, и Майлз слегка наклоняет голову, целуя его в висок. — Ich liebe dich, — произносит Майлз практически неразличимо из-за всеобщего смеха, разговоров и музыки, но Феникс все равно слышит. Все останавливается, дыхание прерывается. — Я знаю, что это значит, — сипит он. Феникс чувствует, как губы Майлза растягиваются в улыбке: — Я знаю. — Так ты—? — …Да, — шепчет Майлз. Феникс не может подобрать слов. Он с трудом сглатывает, протягивая руку, чтобы обхватить ладонь Майлза. Открывает рот, чтобы ответить, но слова застывают в горле. Он прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Я тоже— люблю тебя. Вот. — Ты не очень пытался скрыть это, — смеется Майлз, и Феникс в самом деле не может спорить, потому что так и есть. Все, что он сделал, — было для Майлза: начиная попытками заставить его улыбаться в детстве и заканчивая становление адвокатом ради его "спасения" — так много было ради Майлза. Но даже после этого… Феникс всегда был любвеобильным. Он всегда стремился, чтобы люди вокруг знали, что он любит их, но был нерешителен рядом с Майлзом. Феникс боялся, что такая искренняя нежность отпугнет его, но в годы лишения лицензии он был рад, что Майлз знал, как Феникс заботится о нем — говорить просто не хватало сил. — И все же мне потребовалось много времени, чтобы осознать это. — Надо сказать, много чего стояло на пути, — добавляет Феникс. Он не говорит об этом вслух, но знает, что Майлз думает о том году, когда он… "ушел". Когда Феникс думал, что Майлз мертв. — И все же, как я и говорил. Нам потребовалось время, но, в конце концов, случился переломный момент — и вот, мы здесь. Он мягко смеется. Майлз фыркает, шлепая его по руке так, насколько это возможно в их позах. — Заткнись. — Что! Это правда. Майлз вздыхает: — Да, но это не значит, что тебе нужно использовать нашу банальную фразу теперь, когда это правда, — он толкает Феникса плечом, улыбаясь. — Потому что так еще банальнее, даже нелепо. Феникс берет Майлза за другую руку, держа замок из пальцев на своих коленях. Он проводит подушечкой большого пальца по костяшкам Майлза. Феникс чувствует себя уютно. Он знает, что им еще многое нужно обдумать, но… — Ты же позволишь мне взять твою фамилию, да? — выпаливает он. Майлз рявкает хохотом. — Твои мысли уходят довольно далеко вперед, как погляжу. — Может, слегка, но… может быть, свадьба однажды была бы неплоха. Не настолько суматошная, как эта, но… если ты не против, то и я точно нет, — говорит Феникс. Майлз обвивает лодыжку Феникса своей, а его глаза направлены на их сцепленные руки на коленях Феникса. Он пожимает плечами, устраиваясь поудобнее. — Феникс Эджворт-Райт звучит неплохо, я позволю тебе взять ее. Феникс ухмыляется. — Я знал, что смогу убедить тебя. — Да-да, — Майлз снова целует его висок, и Феникс смотрит обратно на танцпол. Он наблюдает за парами, танцующими, покачивающимися и веселящимися. Он задается вопросом, были ли у всех них такие же нелепые предыстории в их личной жизни — Феникс надеется, что нет. Это сформировало то, кем он является сегодня — все это, — но он не хотел бы, чтобы кто-то имел дело со всем тем, что случилось с ним. — Я люблю тебя, — шепчет Феникс. Майлз мягко склоняет голову, прижимаясь губами к губам Феникса. Феникс выдыхает, наклоняясь навстречу поцелую. Губы Майлза мягкие и пухлые, и Феникс мог бы провести ночь, пробуя их на вкус, если бы они не находились на публике. — Я тоже, — говорит Майлз, когда отстраняется. Улыбаясь, Феникс чмокает его в челюсть, а потом опять обращает внимание на танцпол. Кружащиеся невесты — размытое бело-красное пятно, а София ловит его взгляд и усмехается. Когда он переглядывается с Суни, в ее улыбке нет ничего, кроме самодовольства. Феникс тихо смеется.