No Certain Victory

***

      Когда Йорвет просыпается, ещё темно. Кровать рядом пустует и на мгновение он закрывает глаза, спасаясь от одиночества, которое грозит лишить его покоя. Есть много причин, по которым он обязан скрывать чувства, как скряга прячет монету, но это не мешает безнадёжно желать, чтобы всё было иначе. Он садится, потирая лицо ладонями, и только тогда осознаёт, что Исенгрим не сбежал. Он стоит, прислонившись к стене у открытого окна, и смотрит в ночь, которая милостиво окутывает разграбленные и дымящиеся руины Альдерсберга. Лунный свет разливается по резким чертам лица, скулам и тонкой линии рта, заканчивается тёмными тенями, которые бросают ресницы, и рельефной рубцовой тканью. А под резкими контрастами света и тени мир, похожий на братскую могилу. — Извини, не хотел тебя будить. — Ты не разбудил, — Иорвет поднимается и подходит, кладёт ладонь на спину Исенгрима. — Что-то не так? — он задаёт вопрос и тут же жалеет об этом. Конечно, всё не так, не так с их жизнью и выбором, из-за которого будущее висит на волоске. Есть ли что-то не «неправильное»? Смерть на свободе — всё равно смерть, их единственный шанс выжить в Дол Блатанне, но клятва и приказы обязывают оставаться здесь, продолжать сражаться. — Я начал это, и теперь должен закончить. Но я… — Исенгрим резко обрывает себя, челюсти сжимает до боли. Даже сейчас, между ними двумя, есть только одна слабость, перед которой Исенгрим отступает, и каждый раз это пробирает Йорвета до костей. Он обхватывает лицо Исенгрима ладонями и смотрит в столь любимые глаза, в серебряном свете которых нет ничего, кроме отчаяния и боли. — Ты не один, — когда Исенгрим не отвечает, Йорвет добавляет: — И куда бы ни повёл, мы последуем за тобой.       В этом не может быть никаких сомнений. И ему нужно, чтобы Исенгрим знал, верил в это. — Стоит ли это того? — шепчет Исенгрим, и Йорвет отчаянно желает взять его в ладони, как шипящее пламя, укрыть и сохранить. Смягчить острые углы вины, найти слова утешения, исцелить, хотя он знает, что нет ни языка, ни магии, которые могли бы вернуть мёртвых.       Поэтому он делает то единственное, что может.       Прижимает к себе Исенгрима, и целует, целует и целует его так, будто может забрать всю ненависть и сомнения, как яд из раны, себе.