Усталость

      Кто говорит, что только пингвины не летают?       А как же те птицы, которые просто потеряли крылья?       Нео наклоняет голову вбок и не отводит взгляд. Альцест тоже смотрит прямо.       Закатные лучи окрашивают комнату в оранжевые оттенки. Обычно бледное лицо Нео становится теплым, и его глаза, которые так долго не видели солнечного света, выглядят наконец живыми. Суровые черты Альцеста разглаживаются, как будто солнце подсвечивает что-то доброе и мягкое под жесткой маской президента.       Они никогда не скажут друг другу о том, что заметили на чужом лице в последних лучах солнца.       Нео на несколько секунд закрывает глаза и делает шаг к выходу.       Когда-то сил хватало, чтобы сделать этот шаг гораздо более уверенным. Громким и выразительным. Шаг человека, который четко знает, что делает, и всё происходящее — лишь часть его плана. Сейчас это тихий шаг человека, который устал.       Альцест это понимает.       Когда-то он видел перед собой шумного анархиста, который твердо следовал своим идеям. Нравятся они Альцесту или нет, но идеи у Нео правда были. То, что заставило его запереть всех в опасном Энде, а затем убить нескольких человек на следующих выборах.       В камере Нео говорит, что так не хотел.       Для людей в их мире смерть не означает конец. Но уменьшает ли это боль, которую он им причинил?       Президент ничего не сказал Нео во время первой встречи в тюрьме. Тот был благодарен, ведь жалость — последнее, что было ему нужно в тот момент. А кроме жалости… разве мог испытывать Альцест что-то ещё?       Самодовольный, упертый, ехидный, как будто даже безумный — способен ли нормальный выступить один против всех? — и слишком уверенный в себе. Последнее Нео и подвело.       Пожалуй, Альцест всегда признавал его убежденным. Это не отменяло того, какой проблемой Нео стал, окрашивая его президентский срок в бессонные ночи, нервы и постоянное напряжение. Ведь он и не предполагал, что выкинет Нео в следующий раз.       А Нео был изобретателен.       Остается ли птица без крыльев птицей?       Или это уже другое существо?       Как тогда назвать птицу без крыльев?       Во время первого визита в тюрьме анархист, или бывший анархист сидел у стены, согнув ноги в коленях. В наручниках. Как будто безоружный, он мог причинить вред человеку в незеритовой броне с топором наперевес. В следующий раз Альцест попросил Джаста не заковывать его.       Плечи опущены, на лице залегли тени (или так кажется из-за тусклого освещения камеры?). В глазах что-то изменилось. Нет больше неугасаемого задора, только усталость. Альцесту показалось, что там мелькнуло сожаление, когда Нео произнес ту самую единственную фразу.       Я так не хотел.       Он быстро отогнал наваждение. Нео не может сожалеть или тем более раскаиваться, ведь это же Нео.       Жалеют ли птицы о потерянных крыльях?       Пытаются ли взлететь после утраты?       Или просто ходят по земле, не зная, куда себя деть?       Нео правда не хотел, чтобы заканчивалось вот так. Жертвы, нервы всех вокруг, перманентная готовность убегать и драться, продумывание хитрых планов, один против всех. И никто так и не понял, что он хотел сказать, чего добиться. Нео просто устал от этого, но упрямо не признавался. Поэтому после предательства Ники часть его даже выдохнула с облегчением.       Он помнит, как стоял тогда пойманный, окруженный дровосеками с оружием наготове, понимая, что это последняя остановка, и не понимая, почему всё закончилось так. Они не смотрели с ненавистью, не смотрели с жалостью. Просто смотрели как на преступника, как будто и не было у них других общих воспоминаний.       Нужны ли были эти бравады? Эта борьба за что-то эфемерное?       Нео останавливается на пол пути к выходу и смотрит на топор, висящий на стене.       — Что будешь делать дальше? — Альцест удивляется тому, как неестественно и некрасиво его голос режет тишину.       — Не знаю, — спустя несколько секунд отвечает Нео. — Может, подорву что-нибудь. — Медленные слова растворяются в воздухе, впитываются в глухую тишину стен так быстро, что кажется, будто их и не было вовсе.       Альцест не возражает.       Не подорвет.       Рука Нео оказывается холодной. Он не одергивает ладонь, когда Альцест сжимает её своей. Теплой. Нео неосознанно тянется к этому теплу и крепко-крепко сжимает его ладонь в ответ.       Может ли выжить на земле птица без крыльев, которая должна летать?       Или она уже обречена?       Нео приходит сюда как по старой привычке. Будучи вне закона, он слишком уж часто поджидал Альцеста в темных углах его базы, спрыгивал вдруг с балок, вылезал из окна или просто сидел в кресле спиной к двери.       Игра.       Один не пытается причинить вред по-настоящему. Иначе давно бы заминировал тут всё или прошёлся механизмом с динамитом над его территорией.       Другой не пытается поймать взаправду. Размахивание топором и сердитый бас — лишь чтобы не выглядеть, будто ведет переговоры с врагом. Иначе давно бы уже устроил засаду со всей конторой дровосеков.       То было неправильным по своей сути, но казалось абсолютно правильным по ощущениям. Будто так и должно быть, что Нео сидит на нем сверху и оставляет яркий засос прямо под подбородком. Будто законом природы Альцесту велено схватить его за то, что вновь оставляет следы на видном месте, опрокинуть его на стол и заломить руки, чтобы не вырывался (а то Нео так старался сбежать).       Тихие стоны, которые каждый пытается скрыть, недвусмысленные звуки и следы в самых разных уголках базы Альцеста — словно всё так, как и должно быть.       Нео каждый раз уходил с улыбкой до ушей. А сейчас без улыбки. И не уходит. Остается до самого утра, то ли потому, что знает, что за ним точно не придут, то ли… Думать об этом Альцесту не хочется совсем.       Лучше оставить всё как есть.       Однако руку его сейчас не отпускает. После подрыва площадки для выборов их история встала на паузу, словно Нео сам почувствовал, что перешел какую-то черту, и перестал караулить президента в его собственном доме. Альцест держит крепко.       Последний луч солнца мажет желтым по потолку.       Птицы, которые не летают, — не птицы уже вовсе. И на земле их ждет лишь смерть.       Нео не птица.       Так что попробует.       Надо только немного отдохнуть.       Нео сам первым подается на встречу. Обнимает и едва ли не виснет на Альцесте, чувствуя, как чужие руки обвивают в ответ.       Солнце окончательно село за спиной Альцеста, теперь видны лишь очертания человека рядом. Очертания президента, который лишил Нео свободы, которого тот когда-то считал угрозой всему Майншилду и боролся с ним так яро, что сам стал худшей угрозой. Очертания преступника, который стал кошмаром президентства Альцеста, сжег штаб дровосеков почти до фундамента и вымотал его так, что, кажется, все то время, которое Нео сидел в Монолите, Альцест пытался выспаться.       Из окна, за спиной уже точно бывшего анархиста, в комнату начинает робко проникать холодный лунный свет.       Нео не говорит о том, что устал. Альцест молчит тоже.