Wish

Кто вам сказал, что глаза — зеркало души? А кто наплел, что внешний вид отражает внутреннее состояние? Чушь полная. Самая настоящая брехня. Сал лучше всех знает, как легко обмануть окружающих. Состроить милый голосочек, заикнуться пару раз, без конца теребить края кофты и все. Ву-аля. Ты будешь как мальчик-одуванчик. Все вокруг будут думать, что ты робкий, застенчивый и до жути милый. Только вот Сал ни хрена не милый. У него руки дрожат каждый раз, когда его называют «Салли» не из-за того, что ему неловко слышать ласковое женское имя, а от распирающего бешенства. Так и хочется разбить голову этой старой корове, которая так мерзко тянет «мила-ая Салли-и». Мерзота. Поскорей отправься под землю и составь компанию червям. И отъебись уже. Но нет. Ему нужно, жизненно необходимо держать себя в узде. Чтобы, не дай боже, все это черное гнилье вылезло из него. Не нужно думать, что он стал таким после трагедии с его мамой. Таким он был всегда. «Я хотел погладить собачку» — объяснял он столпившимся врачам, копам и отцу. Хуй там, господа. Он просто решил доебаться до невинной псины. Кто же знал, что та недавно ощенилась, кто же знал, что бешеная шавка кинется на него. И кто же, блять, знал, что его мать примчится спасти мальчика. Так что нет. Он не милый. И определенно точно заикается не из-за смущения или волнения. Просто приходится тщательно следить за своими словами. Фильтровать все, что копошится в его голове и внимательно, тщательно отбирать то, что он скажет. И переехали они не из-за издевательств одноклассников. А из-за издевательств Сала над ними. Салли-Кромсали. Пф. Умоляю вас, это не оскорбление, это, блять, описание. И не только внешности и лица в частности. А его отношения к окружающим. Шаг не в ту сторону, толчок в плечо, вылетевшая изо рта грубость. И начинай ждать. Потому что ответочка прилетит в самый неожиданный момент. Битое стекло в бутерброде, шкафчик, набитый пищевыми отходами, твое нижнее белье на баскетбольном кольце, копии страниц личного дневника, прибитые гвоздями к доске почета. И это только для разогрева. Не то, что бы отец Сала спускал ему это с рук. Нет. Он ежедневно объяснял, что будет после таких выкрутасов. Синяки на спине красочно об этом напоминали. Но, эй. Умеренная доза снотворного или успокоительного, и папаша отправлялся на боковую еще до наступления темноты. И ведь все еще не заподозрил подвоха. Тупица. Поэтому они и переехали. Спасали Нью-Джерси от злобного и хитрого линчевателя. Увозя Сала Фишера как можно дальше. И пытаясь спрятать его как можно глубже в глуши страны. Сал поднимает руки вверх и касается пальцами холодной керамики. Протез — это классная штука. Она вызывает жалость, сочувствие и чувство неловкости у окружающих. Салу до одури нравится, когда человек рядом с ним мнется и робеет. Настоящий кайф. А то, что лицо в мясо и постоянно зудит, словно под кожей муравьи бегают, так это херня. Он вообще не видел свое будущее адекватным. С такими загонами и характером он либо сел бы в тюрьму за перебор с самообороной, или стал маньяком, что, по сути, не меняет окончательный итог. Когда они только зашли в длинный коридор этого дома, Сал понял, тут будет либо неебически интересно, либо пиздецки скучно. Апартаменты Эдисона. Название нагоняло такую волну эмоций, что хоть плачь навзрыд и истерически смейся одновременно. Апартаменты. Пафоса-то, ебать его в рот. Еще и именное здание. Охуеть. Словно они не в сраную деревню городского типа приехали, а остановились в одном из замков английской знати. Но. Стоит отдать должное, местечко было что надо. Он едва оргазм не схлопотал, когда узнал, что новую соседку грохнули буквально перед их приездом. Это же какая охуенная тема. Трупак. Самый настоящий труп. Но вот пробраться в квартиру ему не дали. Доблестная полиция на страже порядка. Сука. Хоть на расквашенный череп посмотрел, и то хорошо. Но что действительно доводило Сала до трясучки и возбуждения, так это Ларри Джонсон. О-о-о. Этот пацан был что-то с чем-то. Начистоту. Джонсон не был красавчиком. Даже в двадцатку горячих парней не вошел бы. Но в нем было что-то другое. Что-то такое, из-за чего Фишер был готов ползать у его ног, только бы этих самых ног коснуться. Он хотел Ларри. По-крупному, по-взрослому. До сжатой челюсти, вывернутых пальцев и болевых спазмов от напряжения. Он хотел его. Всего. Без остатка. С пальцев ног до кончиков волос. Его без конца хотелось касаться. А извращенные и чрезмерно откровенные фантазии преследовали постоянно, да так сильно накрывали, что порой Сал выпадал из реальности, тормозя и зависая как старый компьютер. Только встретив этого парня, Сал начал задумываться о сексе. До этого период полового созревания как-то не волновал его. Но теперь. Сал проводит рукой по собственным коленям, растирая ладони. До боли проводя по грубой ткани джинс. Ларри сидит буквально в метре от него. Чуть наклонись вперед, протяни руку и сможешь коснуться кончиков его волос. Пальцы дергаются от одной только мысли об этом. — Вчера вычитал в твитере, что Смысловая Фальсификация будут проезжать по штатам. Типо благотворительное турне, — у Ларри слегка хриплый голос. Но не мерзостно-противный, как у большинства подростков в его возрасте. Интересно, какой у него голос, когда он стонет? По позвонками проходит дрожь, тая в районе копчика. Он ведь наверняка дрочит. Интересно, он закрывает рот рукой, чтобы сдержать стоны, или утыкается в подушку? Сал сжимает бедра, стараясь унять горячую волну внизу живота. Потому что воображение любезно подкинуло образ красного от смущения Джонсона, который быстро и сбито надрачивает себе, прижимаясь к кровати и подкидывая бедра. — Они будут выступать у нас? — Фишер прижимает лицо к коленям. Пусть Ларри думает, что его голос хрипит из-за неудобной позы. — Нет, чел. В наше захолустье такие звезды не приезжают. Про нас сам дьявол, поди, забыл, — Ларри смеется и поправляет распущенные волосы. Он как лучшая диснеевская принцесса, всегда держит их распущенные. Чем бы он не занимался: убирался, рисовал, делал уроки или даже готовил. И что удивительно, его волос нигде не было, кроме расчески. И они, блять, даже не мешали ему. Эта копна каштановых локонов, хоть и была вечно растрепанной, лежала на его спине, как заговоренная. И Салу приходится зажмуриться, стараясь вдавить обратно в глубину сознания очередной всплывающий образ. Волосы у Ларри мягкие, это Фишер знает точно, уже успел их пару раз потрогать. И как было бы охуенно намотать эти волосы на кулак и тянуть на себя, заставляя Джонсона тихо шипеть. А если тянуть со спины, то он точно прогнет поясницу, рефлекторно отводя бедра. Охуенное зрелище. Ох, Ларри, ты даже не представляешь, какой дьявол сидит у тебя за спиной. Готовый открутить башку каждому, кто косо на тебя глянет. И борется с диким желанием запереть тебя в темном месте, чтобы как следует показать, как сильно ты нравишься. Сал поднимает голову и глубоко вздыхает, натыкаясь на взгляд темно-карих глаз. — Все в порядке Сал? Выглядишь напряженным, — зубы сжимаются до предела, и Сал искренне надеется, что их скрежет не слышно. У Джонсона глаза хоть и карего цвета, но оттенок светлый, почти медовый. И переливаются как драгоценные камушки. И хочется их то ли вырвать и спрятать под сердцем, то ли зацеловать до тошноты. — Да. Все в порядке. Просто небольшие сложности со сном, — Фишер нервно хмыкает и прячет взгляд под челкой. Пусть друг думает, что ему просто неловко говорить об этом, чем разглядит животный голод в его глазах. Сал смотрит на свои пальцы. Как крепко они сжимают друг друга. И представляет, как касается этими пальцами разгоряченной, чуть смугловатой кожи. У Сала черный лак на ногтях, а у Ларри подводка на глазах, которой он прячет синяки от недосыпа. А еще у Фишера маниакальное желание увидеть, как растекается эта подводка по раскрасневшемуся лицу от слез. Ох, блять. Джонсон шуршит одеждой и гремит баночками с краской. Только спустя добрую минуту Сал чувствует его тепло рядом с собой. Его обнимают так нежно-нежно. Осторожно прижимая к себе, позволяя упереться протезом куда-то в шею. — Все хорошо, чел. Я всегда рядом, если ты захочешь это обсудить, — Ларри — настоящий друг. Понимает и поддерживает. Такой же чуткий, как его мама, и такой же стойкий, судя по сбитым костяшкам пальцев. Но Ларри. Ты ведь и сам не обсуждаешь свои одинокие ночные посиделки. Да и не бессонницу хочется обсудить. Сал тянется к нему в ответ, прижимаясь как можно теснее. Ты, дружочек, даже не знаешь, какую ядовитую змею греешь у себя на груди. Фишер открывает рот, высовывает язык. Представляя под закрытыми глазами, как касается горячей, соленой кожи. Но на языке только вкус мерзкого лекарства, которым обработан протез со внутренней стороны. Эй, Ларри. Давай лучше обсудим, как тебе больше понравится, …как ты хочешь заниматься сексом. Эй, Ларри, а хочешь меня? Как я тебя до боли в груди и звезд под сжатыми веками. Сал расправляет плечи и расслабляется только когда входная дверь его квартиры захлопывается за спиной. Он тщательно закрывает все замки и уверенной легкой походкой идет в комнату отца. Тот уже крепко спит, так и не успев отодвинуться от компьютера. Положил голову на скрещенные руки, потеснив клавиатуру на узком столе. Фишер закрывает за собой дверь и идет к себе в комнату, выгоняет кота с кровати и выпроваживает за дверь. И только переведя щеколду в закрытое положение, снимает свой протез. Осторожно кладет его у прикроватной тумбочки, сверля взглядом пустые прорези для глаз. Он стаскивает с себя толстовку, тут же чувствуя прохладу. Весна еще не закончилась, но отопление уже отключили. Следом под кровать отправляются кроссовки и носки. Со штанами он медлит, заваливаясь в них на застеленную кровать. В голове тут же всплывает весь прошедший день, и особенно ярко горят картинки извращенной фантазии. — Ларри, — Сал тихо шепчет, прикусывая губы, — Ох. Ларри. Язык скользит по бугристой кожи губ. Фишер резко растягивает ширинку джинс и тут же проскальзывает рукой под белье. Он уже изрядно возбужден. Хорошо, что толстовка достает ему до самой задницы. Как только пальцы касаются члена, по телу проходит волна. Было бы здорово заменить свои пальцы на чужие, продолговатые, с отчетливо виднеющимися костяшками. — Как бы тебе понравилось больше? — Сал жмурится, перебирая в голове прочитанные статьи об однополых отношениях. — Интересно, ты бы захотел трахнуть меня? Он облизывает пальцы развратно и слишком пошло, смазывая их собственной слюной. — Ты был бы грубым? Или очень нежным? — парень стаскивает джинсы до середины бедер вместе с бельем. Просовывает одну руку под себя, сразу же натыкаясь пальцами на сжатое кольцо мышц. Легко толкается вперед, погружаясь сразу до самого основания пальцев. Полувздох-полувскрик вырывается из его рта. Но он как сумасшедший улыбается, растягивая израненное лицо в развратном оскале. Нужное место находится сразу. Сал уже достаточно изучил свое тело. Тщательно выискивая свои самые чувствительные места. Пальцы давят, растягивают, выходят и давят с новой силой. Он вздрагивает всем телом, каждый раз сжимая свой член еще сильнее. — А может. Может ты бы хотел, чтобы это я тебя трахнул? — в голове тут же рисуется картина. Обнаженный Джонсон на четвереньках. С разметавшимися и спутанными волосами, красными от шлепков ягодицами. Он часто дышит и громко, обрывисто стонет каждый раз, когда в него входит член. Фантазия выходит очень горячей. До обури обжигающей, и она постоянно меняется местами с другой картинкой. Как Ларри нависает над ним, грубо разводит ноги и держит их под коленями, не давая поменять положение. И толкается в Сала резко, с силой, вдавливая его в матрас, не давая нормально дышать и сглатывать слюну от собственных стонов. Разрядка приходит резко и, хоть ее наступление обдает приятным теплом и заставляет тело расслабиться, мысли в голове остаются все такими же напряженными. С каждым днем его желание становится все сильнее и острее. Он готов сорваться в любую минуту. Но… Ларри не дурак, может он и туго соображает, но явно не тупой. Да и физически определенно сильнее. Если Сал просто так полезет к нему целоваться, рискует лишиться головы. На следующий день он застает странную картину в школе. Как девчонка из параллельного класса очень мило… даже слишком мило, флиртовала. И не абы с кем, а с Ларри Джонсоном. Сал видел эти легкие, словно случайные касания, которые она дарила широким плечам и горячий томный взгляд. И это определенно точно было недопустимым. Что о себе возомнила эта сука. Сал глубоко вздыхает, сжимает руки до красных отметин на ладони. Никто не смеет трогать его Ларри. Только он будет его трогать. Только ему можно его целовать. Только с ним Ларри будет заниматься сексом. Ларри — только его. Он только для Сала. Девочку зовут Саманта, милая и очень легкая в общении. Она действительно была бы отличной парой для Джонсона. Но. Так бывает в жизни… знаете, когда просто не складывается. На следующий день, когда они с Ларри официально предстали перед всеми как пара, у нее начались несчастья. Пропал блокнот с важными записями о проекте для клуба по биологии. В столовой попался испорченный обед, и в ее сумке спряталась мелкая мышь. И с каждым днем становилось все хуже. Кто-то добавил краситель в ее крем для лица. Пришлось неделю не выходить из дома, пока зеленая краска не сошла с ее кожи. Саманту определенно кто-то преследовал и очень жестко издевался. Ей на телефон приходили сообщения с незарегистрированных номеров, и лучше не знать, что там были за фотографии. Ларри расстался с ней сам. Да и о каких отношениях могла идти речь после ее выходки. Она стала дерганой и постоянно срывалась на нем, считая, что он виноват во всех бедах, даже устроила разборки прямо посреди коридора в школе. — Это все из-за тебя! Весь этот кошмар начался сразу, как я начала с тобой встречаться! — она кричит, заливаясь слезами, и толкает шатена в грудь. Ее когда-то красивые золотые волосы стали противного болотного цвета. Одна баночка зеленки, а какой классный эффект. Сал ликует, видя ее истерику. И злится, каждый раз, как она открывает рот. Что о себе возомнила эта паскуда? Никто не смеет кричать на его Ларри. Он даже для себя неожиданно вступается за друга. Закрывает его собой, когда женская сумка летит в сторону плеча Джонсона. Только вот Сал ниже его на целую голову. Кожаная сумка, наполненная непонятно чем, прилетает ему в самое ухо. И Фишер пошатывается, но продолжает стоять. — Перестань… Ты даже не знаешь, правда ли это. Говорить такое… обвинять Ларри в своих неудачах. Вы ведь встречаетесь… это так …низко, — Сал держится за голову. Крови нет, но вот звон в ушах смолкает слишком медленно. — Ты! — девушка хочет замахнуться еще раз, но Ларри грубо хватает ее за руку. — Не смей. Даже думать не смей. Хочешь разобраться со мной, пожалуйста. Но Сала я трогать не дам, — Джонсон говорит спокойно и медленно, но злость в его голосе достаточно явная, чтобы обдавать горячим паром. Девушка уходит ни с чем, заплаканная и одинокая. А Сал жмется к заботливо подставленному плечу, медленно ковыляя до медсестры. Фишер смотрит на профиль друга. Сведенные нахмуренные брови, тонкая линия сжатых губ. О, мой герой. Интересно, а когда ты узнаешь, что я хочу с тобой сделать, будешь так же на меня злиться? Для справедливости, бедная девочка, уже бывшая девушка Ларри, подвергается насилию еще неделю. Возмездие за удар по голове, так сказать. Подумаешь, коробка с червями и мертвым голубем. Но визжит она классно, от всей души. Нехуй было этой суке лезть, куда не следует. Сал давит таракана и довольно ухмыляется под протезом, наслаждаясь истеричным плачем девушки. Прячась в тени коридора мусоропровода рядом с ее дверью. Этот случай дает отличный пинок под зад, чтобы понять одну простую истину. Делиться своим высоким кареглазым другом Сал не намерен. И жуткий, возбуждающий план рождается в его голове сам собой. Вот только воплотить его получается не сразу. Им по семнадцать. Ларри все также рисует, играет в видео игры, разве что теперь стал больше следить за собой. Качает пресс и бегает вокруг апартаментов перед восходом солнца. А Сал все также обманывает людей вокруг, подсыпает снотворное отцу и постоянно фантазирует самые разные действия с Ларри Джонсоном. Только вот хвостики распустил, но это мелочи. Их родители поженились и Фишеру стоило колоссальных усилий, чтобы не облизать Ларри всего с ног до головы, когда тот испачкался в праздничном торте. Теперь их родители жили в квартире Фишеров. Сам Сал перебрался вместе с Тоддом и его парнем в частный дом по ту сторону редкого леса на окраине. Джонсон жил у себя в подвале, только собираясь переезжать к друзьям. И это было идеальное время. Парни зависали у него в комнате, обсуждая недавно просмотренный фильм. Сал без конца поправлял волосы, а Ларри курил травку, которую выращивал мистер Моррисон. Его лично выведенный сорт славился на всю округу. И шатен прекрасно знал ее хорошее качество и все побочные эффекты. Единственное, чего он не знал, так это того, что сегодня в прозрачном пакетике намешано кое-что еще. Ларри привычно вдыхает дым и запрокидывает голову на кровать. По телу разливается легкость и мысли становятся плавными и тягучими. Спина упирается в деревянную балку, а руки расслабленно опущены, чувствуя мягкую подушку под боком. — Уверен, что не хочешь попробовать, чел? — глаза закрыты, и Джонсон наугад тянет руку с косяком в сторону. — Нет. Дыши этим сам, — Сал мягко отодвигает руку и садится еще ближе. Позволяя их бедрам соприкасаться. Ларри делает еще пару глубоких затяжек, прежде чем в его голове появляется заметный туман. — Что-то мне нехорошо, — от самокрутки поднимается густой белый дым и Ларри смаргивает пару раз, а после оборачивается в сторону друга. Но забывает, что хотел сказать. — Охереть. У тебя всегда были такие яркие глаза? — руки Сала тянутся к его лицу, совсем легко касаются щек и скул. — Тебе нравится? — Да, — Сал на мгновение закрывает глаза и придвигается еще ближе. Оставляя между их лицами совсем мало места. — Я рад, Ларри. А теперь. Просто дыши. И Ларри дышит. Голова кружится, в горле першит, он на мгновение закрывает глаза и словно выпадает из реальности. Наступает темнота, плотная, непроглядная и нескончаемая. Сал потуже затягивает в узел веревки. Дергает за натянутый край, чтобы проверить и кивает сам себе, уверенный, что ножка кровати и веревка выдержат. Он встает с колен как раз вовремя, Ларри начинает шевелится. Сначала шатен пытается сменить позу, дергает рукой, а когда приходит осознание положения, дергается всем телом и пытается подняться. Он старается что-то сказать, но выходит только громкое бессвязное мычание. У него проступают вены и жилы под кожей от напряжения. И Фишер закусывает собственные пальцы, стараясь сдержать рвущийся наружу крик восторга. Сал забирается на кровать, седлает бедра друга и склоняется к его лицу. Охватывает скулы руками и твердо опускает голову на подушку, фиксируя в одном положении. — Все хорошо, Ларри. Я здесь, — парень склоняется к самому лицу, млеет от этого испуганного выражения и несдержанно громко выдыхает, — Прости, что пришлось применить это, — он проводит пальцами по подбородку, щекам, губам и касается гладкой поверхности кожаного кляпа. Джонсон дергает головой и шумно вздыхает носом. Его глаза завязаны плотной красной лентой, что так ярко выделяется на фоне разметавшихся по постели волос. Она вплетается в пряди, как змея, обнимающая свою жертву. И Салу кажется, что она очень похожа на то, что он испытывает. Что-то красное, яркое, привлекающие внимание и очень мягкое, скользит внутри него, заплетаясь в узел глубоко в душе. — Все будет хорошо, Ларри. Я сделаю все, что бы тебе понравилось, — Фишер скользит пальцами по шее, кадыку, ключицам и плечам, задерживает свои руки на твердой груди и порывисто склоняется еще ниже, позволяя своим волосам коснуться кожи Джонсона. Ларри шокировано замирает всем телом, когда горячий и влажный язык проходит по его щеке. А Сал пользуется этим замешательством, как дорвавшийся до лакомства пес, вылизывает скулы, подбородок. Переходит на ухо, всасывая и покусывая мочку. Он утыкается израненным лицом в сгиб шеи и шумно вдыхает, пьянеет неизвестно от чего и дрожит. Может, дело в том, что дым от тлеющей самокрутки стал еще гуще и теперь ощутимо бил в нос, или от осознания, что он все-таки провернул все это и наконец-то может исполнить все желания, что гложили его долгие годы. Фишер целует и трогает его везде. Выискивает чувствительные места, не пропуская не сантиметра кожи. А находя, несдержанно тихо постанывает, уделяя этому место еще больше внимания. Проводит пальцами по груди и ребрам, тут же проходится языком, мешая нежные поцелуи с ощутимым прикусыванием кожи. Ларри каждый раз выгибается, приглушенно стонет и мычит, делает резкие глубокие вздохи, так, словно ему не хватает воздуха. Сал касается его бедра и прижимается щекой к разгоряченной коже. Ларри определенно точно идет быть без одежды. Он такой красивый, такой желанный. И совсем не может бороться с постепенно твердеющим от возбуждения членом. Сал убирает за ухо немного мешающие волосы и немедля лижет углубление на бедре, проводя мокрую дорожку до самых яичек. Джонсон дергается, пытается свести ноги, отодвинуться, но только еще больше распыляет партнера. Фишер сходит с ума от раскрасневшихся щек, влажной от его языка кожи и вздымающейся груди. Он наслаждается стонами и запрокидывает голову назад, в туже секунду как слышит самый протяжный и громкий. Когда ловкие руки касаются вставшей плоти, Ларри уже даже не дергается. Он обмякает, позволяя все на свете, только пытается подкидывать бедра в такт движениям и шире раздвигать ноги. Салу нравится. Нравится. Нравится. Собственное тело дрожит до боли, привлекая к себе внимание. Но он терпит. Пока он еще может держаться. Нужно терпеть. Он еще не все успел из планируемого. Джонсон вертит головой и мычит что-то отдаленно похожее на какие-то слова. Фишер смотрит на него, не моргая, оглаживая взглядом каждую линию тела. Руки двигаются сами, стягивают любимую домашнюю растянутую футболку, оголяя плоскую грудь и впалый живот. У Сала не только лицо в изуродовано, но и все тело. Руки, плечи, ноги. Они покрыты глубокими шрамами, оставленные рваными ранами, а кое-где можно было даже разглядеть очертание клыков. Он никому не позволяет видеть себя обнаженным. Там, под протезом и толстым слоем одежды, ему приходиться прятать настоящего себя. Изуродованного, грубого, эгоистичного выродка. Скомканная ткань летит в сторону, ближе к комоду на котором лежит протез. Чтобы искать все в одном месте, а не носится по комнате. Джонсон снова возмущенно мычит. То ли ему не нравится прекращение откровенных ласк, то ли он вспомнил, в каком сейчас положении. Сал злится от его сопротивлений. Совсем немного. Чуть-чуть. Но это бесит. Фишер дергается и в порыве ярости хватает друга за горло, больно давя на кадык и плечо. Но вовремя останавливается. Глубоко дышит и легонько целует в нос, извиняясь. — Знаю, ты злишься. И ты растерян. Но я не могу по-другому. Прости, Ларри. Мне жаль, — Джонсон мычит и двигает головой в сторону голоса. Кажется, словно он может смотреть сквозь ткань, так напряженно. Он замирает. И Сал на секунду замирает в ужасе, но затем расслабляется. Он проверил, ткань не просвечивает. — Я не развяжу тебя, и смотреть не позволю… Ты же понимаешь, — на удивление, Ларри согласно качает головой, — И кляп я тоже не уберу. Если ты попросишь прекратить, я ведь действительно буду вынужден остановится, — Сал упирается лбом ему в грудь, чувствуя под рукой биение сердца, — Я не разу не смог тебе отказать, — шепчет он тихо, словно укоряя самого себя. А Ларри хмыкает, даже через кляп. Фишера ломает. От страха все потерять и от желания все получить. Его сознание мотает, словно он на маленькой лодке во время шторма. Парень поднимает голову, целует в подбородок и слизывает дорожки чужой слюны. Сал знает, в кляпе хоть и классно, но неудобно. Челюсть начинает болеть, края губ саднить, а сглатывать слюну вообще не получается. Она стекает изо рта, напоминая о том, какое же ты безвольное животное. Сал знает, он на себе проверял. Пальцы ловко тянут край кожаного ремешка, немного возятся с замком, но спустя пару секунд Джонсон гортанно выдыхает и громко глотает скопившуюся слюну. — Мудила, — он хрипит и говорит тихо, надрывно, тут же кашляя, прочищая горло. — Ага. Я знаю, — Сал осторожно, на пробу целует его нижнюю губу, пьянея и дрожа от нахлынувших эмоций и чувств, — Но я только твой. Поцелуй выходит гораздо более горячим, чем в его фантазиях. Мокрым от слюны, болезненным от укусов и жадным до боли в легких. Ларри классно целуется. Может, у него врожденный талант, а может, просто есть опыт. Фишер хмурится и коротко кусает, больно сжимая оголенные ягодицы. От зависти. От ревности. — Сал, — Джонсон хочет что-то сказать, но не успевает, к его губам подставляют какую-то скрученную бумагу. — Дыши, Ларри. Просто дыши, — это действительно все тот же медленно тлеющий косяк. Легкие наполняются дымом, чтобы тут же выпустить его обратно. — Что-то ты блять делаешь? — Наслаждаюсь тобой, — Сал ложится на него, снова целуя, прижимаясь к его груди. Чувствовать жар на собственной коже куда лучше, чем через одежду. Это очень здорово. Гораздо лучше, чем в фантазиях, — Хочу знать, как тебе нравится больше. Хочу знать, как ты хочешь. Сал встает на кровати и расстегивает джинсы, снимает их сразу с бельем. Времени осталось не так много, чтобы рассусоливать с одеждой. Когда он опускается снова, прижимая их члены друг к другу, взывая синхронный вздох у обоих. Хорошо. Если сейчас ему сносит крышу только от таких ласк, что будет дальше. А узнать так сильно хочется. Он сжимает их члены близко к друг другу, надрачивая своей ладонью, вновь подогревая Ларри. Тот выгибается всем телом, громко стонет и закусывает губы. Фишер только от этого готов кончить. Но нужно терпеть. Собственная осознанность тает с каждой секундой. Словно ломтик масла на сковороде. Его кроет от жара и эмоций. А еще, от понимания что же он творит. — Дальше будет лучше, — Сал ничего не может сделать. Довольная улыбка не сходит с его лица.