Пасынки Илуватара

Паскудно-зеленого оттенка стены отделения нагоняли уныние. За столом резалась в пасьянс на компьютере скучающая тетка в погонах. — Нет, гражданочка. Дело о розыске можно будет завести через месяц. Да вы что, смеетесь что ли? Куда могли пропасть два здоровых мужика, двадцать два года и двадцать восемь лет? Небось по бабам пошли. Если через месяц не появятся, подавайте заявление на розыск. — Черт! — ругнулся Пашка, как только за ним и Дафной закрылась дверь милицейского отделения. — И ведь доказывать этой сельди сушеной что-либо бесполезно, ей пасьянс важнее. — Может, родня поможет? — Не поможет. Документы-то у Ломиона липовые, забыла, нет? Да и вообще, за каждым чихом к родне бегать — не набегаешься. Звони кинологам и хорошо, если ихние волонтеры согласятся явиться раньше, чем сюда припрутся журналисты. Надеюсь, ты телефон не выкинула? — Если бы даже и выкинула... Телефончик Гилфиниэн найти — раз плюнуть, два топнуть. А она согласится, потому что, по агентурным данным, она с клубом на ножах — и танцует-то она с волкодавом, и на розыске-то она с доберманом, вместо того, чтобы как все — с лабром или бордером. Так что прибежит хотя бы ради того, чтобы клубу подгадить. Телефон Гилфиниэн Дафна выкидывать, разумеется, не собиралась. — Гилфиниэн, помоги! У нас жопа стряслась. Тут искать надо, а менты нас послали. — Где-когда? — спокойно откликнулась Гилфиниэн. — Поняла. Сейчас с Валетом будем. Через четверть часа она объявилась воочию — в толстом серо-зеленом свитере под жилетом с эмблемой волонтеров спасательной службы, сплошь вышитых цветами джинсах и с доберманом цвета табачного пепла на поводке. Дверь комнаты оказалась закрыта. Гилфиниэн изучила замок. — Изнутри заперто. Вон ключ торчит. Пойду к коменданту. Через пять минут Гилфиниэн вернулась, вертя на пальце ключ на веревочке. — Ну что? Вперед, на мины? Тут в коридоре возникла вездесущая Клавдия Артуровна. — А чавой-то вы тут делаете? Да еще с собакой?! Кто вам собак сюда притаскивать разрешил, вот сейчас коменданту пожалуюсь! Гилфиниэн молча сунула ей под нос развернутые корочки спасательной службы. Инициативу перехватила Дафна. — Клавдия Артуровна, когда вы в последний раз видели своего соседа? — Это которого? Их же там двое. Один коечника без спросу вселил. А такое хамло, такое хамло... — Клавдия Артуровна, вас ясно спросили: когда вы видели своего соседа в последний раз? — Ой, да я и не припомню... Дня три, кажись, будет. Иль четыре... Утром оба ушли, как вернулись — не слыхала, нет, не слыхала. И больше не видала. Ой, у меня на кухне каша горит, побежала я. Гилфиниэн принюхалась и тихо проговорила: — Врет старуха. На кухне не только ничего не горит, но и плита выключена. Открыв дверь, Гилфиниэн вошла, оставив Дафну с Пашкой в коридоре. — Не перебивайте нам след. «Девочка-скерцо, о чем ты плачешь, девочка-скерцо, Скерцо зеленого хвойного леса, о чем ты плачешь? Скерцо бьется как птички сердце, Скерцо с медом, скерцо с перцем, Девочка-скерцо, о чем ты плачешь?..»(8) — пробивалось откуда-то снизу сквозь перекрытие. Гилфиниэн дала Валету обнюхать вещи пропавших. — Ищи, Валет, — показав рукой примерное направление поиска, Гилфиниэн угнездилась на краю подоконника, где так любил сидеть Ломион. Насторожив острые купированные уши, пес тщательно обнюхал край лежанки, ведя носом по полу, дошел до порога, постоял там, потом вернулся к Гилфиниэн и уткнулся мордой в ее ладони. — Валет говорит, из комнаты они не выходили, — перевела Гилфиниэн. Валет продолжал стоять, уткнувшись в ее ладони и помахивая коротеньким пеньком хвоста. — А он хорошо подумал? — спросила из-за порога Дафна. Гилфиниэн обратилась к псу: — Валет, ты хорошо подумал? Хвост опять пришел в движение. — Вы сами посмотрите. Здесь следы поспешного ухода. Все оставлено как есть. Действительно, на табуретке стояли кружки с недопитым чаем, где уже покончили жизнь самоубийством несколько оживших от тепла мух. Открытая банка мёда на полу. Недоеденные пирожки. Это не походило на повадки напарников. В их комнате всегда царил казарменный порядок. Гилфиниэн слезла с подоконника, заглянула куда-то между шкафом и стеной и сообщила: — Да, Одиновой винтовки тоже нет. А штык-нож от «калашникова» можно не искать — Один на моей памяти никогда с ним не расставался. Пашка с Дафной переглянулись. «У него еще и винтовка есть?!» — И лука на месте нет, — продолжала Гилфиниэн, — и зимней куртки Одина. Уходили поспешно, прихватив оружие. Но комнату не покидали. — Они чо, в окно улетели? — ошарашенно переспросил Пашка. — Как Бэтмены типа? Может, проведешь следственный эксперимент? — съехидничала Гилфиниэн. — Решетка вмурована в стену со дня постройки казармы, а окно не открывалось лет десять. Он же являлся сюда только ночевать. Пойдем, Валет. Нам тут делать нечего. «…Девочка-скерцо, здесь все так зябко и все так зыбко, Слеза в глазах, на губах улыбка, девочка-скерцо. Это все скрипка, безумная скрипка Свела с ума — но где здесь ошибка, Ты виновата сама, покажи мне Где эта дверца из смерти в сердце. В вечную жизнь спеши, спеши, Спеши, покажи мне, где эта дверца, Девочка-скерцо, где твое сердце...» — продолжало доноситься сквозь перекрытие. Некому было увидеть, как тощая волчица, гремя цепью, подняла голову и принюхалась к ветру, дующему из-за Грани мира. Дафна с Пашкой вернулись в «Бригантину». Их тут же засыпали вопросами. — Сухой остаток таков: следы поспешного ухода, но комнату они не покидали, — сообщил Пашка. — В общем, ребята, сдается мне, мы их больше не увидим. Ни того ни другого. В кают-компании повисла тишина. Только Мышка в углу тихонько тренькала на гитаре, напевая: Но не прервать связующую нить. Она дрожит во мне и не сдается. Друзья уходят — кто же остается? Друзья уходят — кем их заменить? Друзья уходят — кем их заменить?..(9) — Неправильно ты, Мышастик, поешь, — тут же влезла Дафна. — Вот как надо: «Мужья уходят — чем их заменить?» Фаворитки угодливо захихикали. Мышка отложила гитару. — Разводиться, что ли, собралась? — неожиданно резко бросила она. — Цены на фаллоимитаторы подсказать? — А у тебя что, богатый опыт? Мышастик, ау, ты не заболела? Мышка поднялась и обратилась к остальным. — Один с Ломионом и были моими настоящими друзьями. Они, а не вы. Потому что не сдавали. Может, хватит притворяться? С нами полгода настоящий эльф жил, а мы делали вид, что он один из нас. Страшно, да? Страшно поверить, что этот мир и вправду есть. Ну ничего, сейчас-то можно. Они ведь ушли. — Совсем заучился ребенок, — вздохнула Дафна. — Ну, допустим, что он ушел в свой лес. А Один-то ему на кой сдался? Он же даже Толкина не читал. — А я скажу, на кой. Он единственный из нас не притворялся, ясно? А мы все... не живем, а лицедействуем от скуки. — Слова-то какие знает, — покачала головой Дафна. Несколько фавориток с готовностью хихикнули, но тут же осеклись. Их никто не поддержал. «Бригантина» молчала. Только Касси огрызнулась: — Мышка-Мышка, а ты что, вся в белом стоишь? Корона не жмет? Ты ж сама говорила, — мол, ах, не могу видеть, когда эльфа играет толстуха в очках. Не верю я в такого эльфа, будь он хоть сам Станиславский. Ну, вот жил с нами полгода Ломион. Поверила? Или плохо играл? — Это совсем другое дело! Отыгрыш там был на уровне... ой. — Вот то-то же, — припечатала Касси. — Ты нормальная. Ты – как все. Так что квентилятор-то заткни. Кто у меня в гостях носом крутил? Дескать, фи, из окна квартиры не видно звезд – это не по-эльфийски. Срочно надо родительскую хату на дворец сменять. Тогда будет по-эльфийски. А эльф, живущий в коммуналке, из окон которой видна только стена котельной, тебя не смущал?! — Ну хорошо, я как все, — покладисто согласилась Мышка. — Я тоже не поверила. Побоялась, как Мелькорушка, в дурку угодить. Но теперь их тут нет, можно и поговорить. Сложите два и два! Языка не знает. В деньгах ничего не смыслит, зато в натуробмене разбирается. Внешность отмоделирована? Ну-ну. Я специально у врачей спрашивала — у переделанного пластика не такая. Скованные движения будут и мимика обедненная, поняли? А теперь вспомните, как Ломион двигался. Ну? Не дошло еще? А волосы? Вы когда-нибудь такой цвет видели? — Скандинавский блондин, — лениво процедила Дафна, щелкая зажигалкой. — Очень редкий цвет, ага. — А ни фига подобного! Золото это, а не блондинистость! — Дорогая краска, — стояла на своем Дафна. — Щазз! Во-первых, тогда бы он линял от корней, как и положено. А у него волосы целиком выцвели. А во-вторых, он бы тогда от всяких химических запахов не шарахался. Вы вспомните, вспомните. — Точняк, — подтвердил Михаил. — Я еще думал — чудной он какой-то. Если в мастерской что-то красили или лачили — он туда соглашался заходить только при распахнутых настежь окнах и на полную включенной вытяжке. — А я о чем! — обрадовалась неожиданной поддержке Мышка. — А голос? Я спрашивала на врачебном форуме, даже ссыль могу кинуть. Так вот, при отмоделированных связках можно забыть о подражании всяким зверям и вообще чему бы то ни было. Там целый вагон ограничений. А как он волком воет — все слышали. Дафна с удовольствием бы заявила, что ничего не слышала и ничего не знает — но, увы, диктофонная запись, полное помещение свидетелей, а главное — Леська с ее киношниками, чтоб им пусто было. — Вы заметили, как он свой прикид носит? — продолжала резать правду-матку Мышка. — Не то, что мы — ногами в юбках путаемся и блуждаем в собственном плаще. А он свой плащ носил так, будто родился в нем. Ему джинсы и футболки непривычны. Я видела. Это с первого дня было заметно. А еще... А еще я прядь его волос сохранила! Как в первый день расчесывала — так и срезала на память. — Что, приворожить хотела? — фыркнула Дафна. Мышка ее проигнорировала. Остальные, впрочем, тоже. Все — и «бригантиновские», и «ормаловские» — столпились у стола, где Мышка, сняв с шеи старинный бабушкин медальон с тремя изумрудами на крышке, выложенными в виде клеверного листа, раскрыла его и показала всем. Внутри, перевязанная зеленой шелковой ленточкой, лежала скрученная прядь волос цвета светлого золота. — Ну, что?! Краска? Может, кто анализ ДНК хочет провести? Воображаю, что вам в лаборатории скажут! С какой, дескать, неведомой зверюшки вы это настригли? Нет желающих? Тогда повторяю вопрос — может, хватит притворяться? Что — стыдно вслух сказать? Хоть ты, Эффи. Помнишь, как мы синдарин учили? Помнишь, как ты сказала — ах, хорошо бы к нам настоящий эльф пришел, мы бы с ним поговорили... А настоящий эльф-то — вот он, рядом сидел! А ты, Касси? Про осанвэ помнишь? Как он нам объяснял, что такое осанвэ? Помнишь, какую ты чушь про балы порола? — Сама не лучше! — Я хотя бы честно призналась, что ничего не вижу, — отбрила Мышка, надевая цепочку с медальоном обратно на шею. — А вы все... Боитесь, что над вами, такими нормальными и современными, смеяться будут. Мол, стою тут в дурацком и сказочки рассказываю. Вам просто скучно. Вот и актерствуете от скуки. А ну вас, в самом деле! Я сюда больше не вернусь. С этими словами Мышка выскочила за дверь. — Пойду провожу — поднялся Михаил. — Черт знает, что ей в дурную башку взбредет. Поймаю и родителям с рук на руки сдам. — Я с тобой! — не глядя подхватился кто-то из девчонок. — Она медальон забыла — пойду отдам! За Мышкой под благовидными предлогами исчезло человек пять. Дафна кусала губы. «Расползаются, как тараканы! Все, кирдык “Ормалу”». — А я тоже в художке учусь, — в упавшей тишине подала голос новенькая. — Знаете, что я за этим вашим эльфом заметила? Он отлично ловит контуры, но всегда промахивается с оттенками цвета. Если бы кошка умела рисовать, она рисовала бы так же. Ночное зрение. — Все, ребята. Приплыла «Бригантина», — озвучил кто-то из реконструкторов Пашкины мысли. — Да и без Одина тут будет... тухло. Пошли, мужики, нечего тут больше делать. «Изгнали из мира без права переписки? А может, оно и к лучшему, — подумала Дафна, когда все дезертиры скрылись за дверью. — В конце концов Один все равно бы кончил плохо. Да и Ломиона бы за собой утянул. Оба были не приспособлены к реальной жизни — либо сели бы, либо погибли. А нам отмазывайся потом — скажут еще, что Один детей ксенофобии учил. Воистину — нет тела — нет дела». Она поднялась и хлопнула в ладоши. — Так, девочки, какой танец мы сегодня разучиваем? Ночью Вовка еще раз помучил поисковик. На сей раз он искал «Бригантину» по свежим записям. Свежая оказалась только одна — девчонки, чей дневник, Вовка даже не посмотрел. «Ай, Мышка! Ай да Мышка! Наорала на Дафну, смешала всех с дерьмом, а потом хлопнула дверью. И мало того, что хлопнула — так еще и полклуба за собой увела. Фигасе Мышка божия — бархатное пузичко, Дафнина игрушка! Тхурингветиль во всей своей красе — с перепончатыми крыльями, ядовитыми клыками и ультразвуковым визгом, от которого сыплются стекла. Свалю-ка я тоже из этой “Бригантины” от греха подальше. Нечего там больше ловить». «Как все интересно!» — подумал Вовка и снова залез к Мышке. «Ушла из “Бригантины”. Насовсем. Ни Одина, ни Ломиона там больше не будет, а они-то и были моими настоящими друзьями. Я только сейчас это поняла. И теперь знаю, почему Ломион увел именно Одина, а не любого из нас. А кто из нас смог бы вот так, не задумываясь, шагнуть в открывшийся портал? А он смог. Его тут ничего не держало. Я теперь всю жизнь себе не прощу, что полгода жила рядом с чудом — и даже мысленно боялась в этом признаться. Спасибо тебе, Ломион — за чудо. Спасибо тебе, Один — за путь. Прощайте, ребята. А мое место здесь». К посту Мышка прикрепила старую-престарую песню «Машины времени»: «В полночной темноте увидеть свет И выйти к свету, как выходят к цели, Все виражи минуя на пределе, При этом веря, что предела нет».(10) «Надо же, а я думал — она одну сопливую дивнючесть слушает! Ай да Мышка!» Вовка нажал на воспроизведение, послушал немного и решил: «А, не буду я вас топить. Без Одина сами потопнете». Он открыл вкладку «новая запись» и накатал Мышке послание: «Пароль смени, дура. Тоже мне пароль — кличка любимого котенка! В городе всего два мейн-куна, и один из них — у тебя». Вовка поставил точку, подумал, а потом подписался: Злоязыкий.