Долгий путь к падению

Эджворт посмотрел на Феникса широко раскрытыми глазами, удивлённо и немного недоверчиво. Он был босой и одетый только в мягкую красную рубашку на пуговицах и тёмные брюки, застигнутый врасплох в непрофессиональном и расслабленном виде. Феникс планировал так много всего сказать, когда снова увидит прокурора. У него была целая неделя, чтобы подумать о своём сопернике, своём друге. Обдумать, чего он хочет, представить и невыносимо ждать. Все его слова замерли у него на языке, когда их взгляды встретились. Эджворт наконец нарушил молчание: — Феникс, — сказал он мягко, словно вступительная нота симфонии. Это было всё, что потребовалось. Феникс преследовал этого человека всю свою жизнь. Изменил ради него свою карьеру. Беспокоился о нём. Доверял ему. Был зол на него, обижен им, вне себя от радости вместе с ним. Всё всегда было связано с Майлзом. И ему надоело ждать. Чемодан упал на пол, когда Феникс шагнул вперёд, поднял руки к лицу Майлза и прижал их губы друг к другу. Майлз судорожно вздохнул и ответил на поцелуй с таким же отчаянным пылом. Феникс почувствовал головокружительный прилив, и его сердце воспарило от порыва Майлза. Надежда, которую он держал похороненной, почти заглушённой, разразилась яркой песней, когда прокурор обхватил его руками за спину и завёл в гостиничный номер. — Подожди, — выдохнул Феникс, неохотно отступая, чтобы проскользнуть назад и забрать свой багаж из коридора. —Хорошо, теперь мы можем.. В одно мгновение он оказался прижат к стене. Майлз буквально проглотил его слова, прогнал их языком. Его рот был горячим, жадным и нетерпеливым. Одна рука скользнула по волосам Феникса, а другая обвилась вокруг талии, растопырив пальцы на пояснице. После всех неуверенных контактов, взаимоуважения, осторожных ответов и стремления к тому, чтобы Майлз был ближе, — схватить и просто прикоснуться, наконец-то прижать Майлза к себе — было лучшим, что он когда-либо мог себе представить. Феникс подался навстречу ему и их тела слились воедино — весь жар, сила и жёсткие соблазнительные изгибы тел. Месяцы разочарования, дни, проведённые в раздумьях, часы мучительного желания: все накопившиеся годы таяли между ними с каждым неистовым прикосновением губ. Облегчение переросло в настойчивую непреодолимую потребность. Он позволил своему пиджаку упасть на пол и нащупал рубашку Майлза. Руки дрожали от возбуждения. Каждое нечаянное прикосновение его пальцев к обнажённой коже вызывало электрический разряд. Он прижался ртом к шее Майлза, погрузив язык в ложбинку, пробуя на вкус, смакуя, и поспешно отодвинул воротник, чтобы позволить своему рту скользнуть дальше по его шее. — Н-не смей оставлять ещё один след, — приказал Майлз. Трепетание его пульса под губами Феникса выдавало его желание. Ещё один. Майлз позволял ему делать это раньше, позволял ему быть ближе. Мысль о длинной бледной шее Майлза, предательском синяке, скрытом под жабо — доказательстве того, что он позволил Фениксу поцеловать его, желать его... Это заставило его сердце биться быстрее, распространяя тепло ближе к паху. Обнаглев, он прикусил местечко чуть выше ключицы, трогая тонкую кожу зубами, проникая языком и задерживая дыхание, пока у Майлза не перехватило дыхание, а бёдра не дёрнулись ему навстречу. Прикосновение их возбуждённых тел друг к другу, всего на мгновение, казалось невероятным. Это стоило внезапного звона пуговиц о кафельный пол прихожей и ещё одной испорченной рубашки. — Осторожнее, — сказал Феникс, тяжело дыша на новый след на шее Майлза. — Знаешь, я взял с собой не так уж много одежды. — Если я добьюсь своего, тебе вообще ничего не понадобится. Блядь. Его бёдра снова качнулись вперёд, отвечая на эти слова и эту восхитительную низкую интонацию в голосе Майлза. Он снова поцеловал обвинителя глубоко, обжигающе. После такой провокации он позволил своим рукам скользнуть вниз по спине Майлза, ниже талии, разминая твёрдую плоть. Его разум наполнился воображением того, что он хотел бы сделать с Майлзом, вместе с Майлзом, потому что теперь он знал, что Майлз тоже хочет его. Тёплые руки легли на его обнажённую грудь, нежно касаясь последних исчезающих синяков, вызывая у него низкий стон. Широкие ладони Майлза описывали неторопливые круги, дразня, прежде чем неуклонно опуститься вниз. Они расположились у его талии и потёрлись о разгорячённую кожу чуть ниже пупка. В свою очередь Феникс медленно провёл губами по шее Майлза и позволил своему языку проследить за ухом. Его горячее дыхание коснулось чувствительной кожи. Тонкие седые волосы почти щекотали, когда он уткнулся в них носом, глубоко вдыхая и теряясь в цитрусовом аромате и более головокружительном мужском запахе самого Майлза. Оставшаяся на нём одежда стала неудобно тесной. Мурашки пробежали по его коже. Майлз на мгновение отстранился. Его рубашка была расстёгнута, лицо раскраснелось, а глаза потемнели от желания. Феникс навсегда запечатлел этот образ в своей памяти, чтобы бесконечно представлять его в каждой будущей фантазии. — Ты хочешь остаться? Голос Майлза был низким и хриплым. Он знал ответ, но был вынужден спросить. Тем не менее, в нём чувствовалась нотка неуверенности, как будто он боялся, что Феникс уйдёт. — Больше всего на свете, — ответил он откровенно. Выражение лица Майлза — напряжённое, сосредоточенное, похотливое — заставило его кровь забурлить, закипеть в венах. Он последовал за прокурором в застеленный ковром номер, сбрасывая в коридоре испорченную рубашку и наблюдая за тем, как перекатываются мышцы на спине Майлза. Огромная кровать занимала большую часть стены, слишком роскошная для одного человека, но удобная для двоих. Их глаза встретились. Смысл был ясен. Вероятно, им сперва следует поговорить. Выяснить, что произойдёт между ними, прежде чем погрузиться в интимную близость. Но они и так хорошо знали друг друга. Феникс хотел этого, хотел Майлза, и хотел всего, дольше, чем он мог вспомнить. И пути назад не будет. Он запечатлел мягкий нежный поцелуй на губах Майлза и толкнул прокурора на кровать. Он откинулся на подушки, с горячим интересом наблюдая, как Феникс снял ботинки, расстегнул ремень и спустил брюки. Оставшись только в боксерах, Феникс упёрся коленями в бёдра Майлза, положив руки ему на плечи и нависая над ним. Руки обвинителя поднялись к бокам и скользнули вниз по бёдрам, будто приглашая. При виде Майлза под ним с полуприкрытыми глазами и приоткрытым ртом, по его спине пробежала сладкая дрожь. Их рты снова встретились и языки медленно переплелись, когда Феникс наклонился и их обнажённая кожа, тёплая и волнующая, наконец, соприкоснулась. Он мог чувствовать Майлза рядом с собой, и это было так заманчиво, что хотелось просто бесконечно двигать бёдрами, пока они оба не достигнут пика. Он наклонился вперёд, достаточно, чтобы ощутить друг друга через их оставшуюся одежду и почувствовать восхитительное трение, не в силах подавить свой стон. Майлз сжал пальцы на спине, и из его горла вырвался стон удовольствия. Феникс хотел услышать его снова, громче, неистовее. — О боже, Майлз, — пробормотал он, задыхаясь. Он отодвинул тёмно-красную рубашку в сторону и провёл ладонью по линии груди Майлза. Медленно двигаясь, его губы оставляли тёплый влажный след, когда он спускался по бледному, гладкому и широкому торсу. Он провёл руками по бокам Майлза, вверх по ребрам, по разгорячённой коже. Он коснулся большими пальцами по бледно-розовым соскам, и Феникс насладился резким вдохом. Его язык метнулся к одному из них широкими жёсткими движениями, пока его пальцы кружили и дразнили второй сосок. Майлз выгнул спину, его дыхание стало прерывистым. Пальцы сжали бицепсы Феникса, когда он снова приподнял бёдра, грубо и настойчиво, вызвав у Феникса стон. Это было так хорошо, так прекрасно, и всё же, этого было недостаточно. Феникс переместился ниже настолько, чтобы расстегнуть пуговицу и молнию, и просунул пальцы под пояс. Последний взгляд вверх, чтобы убедиться, что глаза Майлза были прикованы к нему, бездонные серые озёра жидкого тепла. Просьба без слов, согласие без вопросов. Его пульс бешено колотился, и сердце едва удерживалось в груди от того, что ему позволяли делать. Феникс стянул брюки и облегающие боксеры Майлза, и спустил их до середины бедра. Он окинул взглядом вид, открывшийся перед ним, навсегда запечатлев его в мыслях, в самых его потаённых уголках — Феникс будет мечтать об этом моменте всю оставшуюся жизнь: Майлз, глаза которого потемнели от желания, полностью обнажённый для него, обрамлённый тёмно-красной рубашкой, небрежно распахнутой на плечах, и спущенными тёмными брюками. Безупречная бледная кожа, словно фарфор, за исключением оставленного Фениксом следа на шее. Подтянутые упругие мышцы, твёрдые и сильные. Серебристые волосы аккуратно обрамляли его возбуждённый член. Красивый. Аппетитный. И весь для него. Бэнкс считал Майлза идеальной, почти древнегреческой, скульптурой, но он был совершенно неправ. Ни одна статуя не дышала бы так тяжело, вздымая и опуская грудь в предвкушении. Или заливаться лёгким румянцем, привлекательно разливая красноватый оттенок по щекам. Статуя была неподвижна и безжизненна, а Майлз был великолепен и удивителен, и беспокойно двигался, по мере того, как Феникс бесстыдно любовался им. Не скульптура, но, тем не менее, идеальная. — Или сделай что-нибудь, или, пожалуйста, слезь, — фыркнул Майлз, краснея, раздражаясь и всё больше смущаясь тем, как долго Феникс просто смотрит на него. Феникс не смог сдержать ухмылку. — Я думаю, мы оба собираемся это сделать. Ответный раздражённый стон Майлза был заглушен горячим поцелуем. Он скользнул ладонью по бёдрам Майлза, проводя жёсткие чёткие линии там, где нога соединялась с телом, и дразнил светлые кудри. Проведя рукой вниз, чтобы мягко обхватить Майлза между ног, нежно поглаживая тонкую кожу, почти, но не совсем, касаясь того места, где он хотел бы больше всего. Дыхание обвинителя превратилось в короткие неглубокие вздохи. Он прикрыл глаза, вцепившись в одеяло пальцами с побелевшими костяшками, почти корчась от отчаяния. — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя, — выдохнул Феникс что-то очень близкое к благоговению, наполняющему его голос. Майлз открыл глаза. Его рука метнулась к плечу Феникса и грубо притянула его вниз, щека к щеке, грудь к груди, и на какой-то момент он ощутил его учащённое сердцебиение. Губы прокурора приблизились к уху Феникса. Его тёплое дыхание обдало жаром, когда он прошептал: — Тогда просто прикоснись ко мне, Феникс! О боже. Теперь он слышал эти слова каждый раз, когда смотрел на Майлза. Каждый раз, когда они сталкивались друг с другом в суде. Требовательная просьба перекрывала все возражения, на которые указывал Майлз. В конце концов, Феникс слегка коснулся рукой его члена, подразнивая. Насладившись стоном, который издал Майлз, он крепче обхватил пальцами член, медленно поглаживая, и поцеловал прокурора, лаская языком его рот. Этот отчаянный страстный звук эхом отдавался у него прямо во рту. Это придало ему сил, и его рука задвигалась быстрее, решив заставить Майлза дрожать от желания. Руки прокурора схватили его за спину, удерживая их близко друг к другу, когда он прижался к нему. Феникс качнул своим всё ещё не оголённым пахом в бедро Майлза, двигаясь вместе с ним в беспорядочном ритме. Никогда в жизни он не был так возбуждён. Без предупреждения Майлз напрягся, и всё его тело напряглось под ним. На краткий испуганный момент Феникс подумал, что он уже кончил, но Майлз лишь перевернул Феникса на спину, чтобы поменяться с ним местами. Прокурор посмотрел на него сверху вниз тем жёстким высокомерным взглядом, который превращал других в пепел, но Феникс увидел, как на его лице промелькнуло желание, превратившееся во что-то совершенно страстное. Нет, они определённо были далеки от финала. Майлз уронил рубашку на пол — явный сигнал того, что его самоконтроль наконец-то сошёл на нет. Он скинул свои приспущенные брюки и одним быстрым движением снял с Феникса последнюю одежду. Теперь между ними не осталось никаких препятствий. Он почувствовал, как по его лицу разлился румянец, когда Майлз, в свою очередь, посмотрел на него. Его горячий взгляд был почти как физическое прикосновение, когда он путешествовал по всей длине его тела. И даже со своими исчезающими синяками он, должно быть, выглядел достаточно хорошо, достаточно привлекательно, потому что он услышал, как Майлз издал низкий звук, почти похожий на рычание. Звук, который взволновал его нервы. Майлз оседлал его бёдра и наклонился к нему, прижимаясь близко и интимно. Феникс провёл ладонями по спине и бокам обвинителя, по гладкой коже поверх твёрдых мышц, и почувствовал, как Майлз исследует всё его тело, до чего могли дотянуться его руки: плечи, грудь, живот. Каждое прикосновение было достаточно долгим — Майлз изучал каждую его частичку, как будто он был чем-то уникальным, изысканным и желанным. И его пульс чуть не пропустил удар, когда он понял, бесспорно, что он что-то значил для Майлза, чего-то стоил, и что он мог бы занять такое же особое место в мыслях и сердце прокурора, какое его друг занимал в его. Возможно, в конце концов, он стоил для Майлза всего. Эти пьянящие мысли были быстро отогнаны, чтобы быть внимательно изученными позже, когда Майлз снова прижался к его губам и нежно прикусил его нижнюю губу, потянув за неё, привлекая его внимание. Поцелуй углубился, и язык Майлза почти непристойно входил и выходил, как прелюдия или, возможно, обещание чего-то столь же жаркого. Это сильно отвлекало. Он был застигнут врасплох внезапным ощущением руки на своём члене — тёплой, плотно обхватывающей и невероятно приятной. Феникс резко вскинулся от нахлынувших ощущений. Его стон был громким и безудержным. Это прикосновение стало для него более жгучим из-за его неожиданности, как возмездие за предыдущие подразнивания. — Придурок, — пробормотал он, когда, наконец, снова смог дышать, продолжая тереться об эти длинные ловкие пальцы. Майлз поймал его нерешительный сердитый взгляд, и в ответ уголки его рта на мгновение тронула ухмылка. Это был взгляд, не похожий ни на один, который Феникс когда-либо видел у Майлза, — что-то открытое и почти озорное, — и он задался вопросом, смотрел ли Эджворт вот так когда-нибудь на кого-нибудь ещё. У него не было выбора, кроме как поцеловать эту улыбку. Майлз провёл руками по груди Феникса, успокаивая, и положил руки ему на плечи. Он закружил бёдрами нарочито медленно. Их члены соприкасались с их животами и друг с другом, и ощущения трения были до боли приятными. Феникс наслаждался каждым новым движением, плотнее прижимаясь бёдрами к Майлзу: сдавливая и отпуская, в идеальном головокружительном ритме. Никакая другая фантазия сейчас не годилась. Феникс был полностью поглощён всеобъемлющим ощущением Майлза, скользящего по нему, страстно шепчущего его имя. Он просунул руку между их движущимися телами и коснулся члена Майлза, а затем коснулся своего. Его рука едва могла обхватить оба члена, но затем обвинитель присоединился к нему — вдвоём они справлялись более чем прекрасно. Они двигали руками вместе, поглаживая по всей длине, всё ещё грубо толкая и притягивая бёдра. — Не останавливайся, Майлз, пожалуйста, не останавливайся, — в мольбе бормотал Феникс, задыхаясь от наслаждения. Его слова были хриплыми от желания, глаза закрылись, а тело сотрясала дрожь. Он чувствовал, как нарастает его возбуждение, и волна ощущений распространяется по телу. Фениксу казалось, что этот момент мог бы длиться вечно. Его разум затуманился от удовольствия: скольжение кожи по коже; их смешанные стоны; каждое их движение — томное и чувственное. Возможно, это был самый эротический опыт в его жизни. Но вскоре Майлз в последний раз качнул бёдрами и замер. — П-почему ты остановился? — Феникс покраснел и почти заскулил. Если бы они просто продолжили ещё немного... и Майлз тоже казался очень близким к финалу… Майлз действительно был очень близок, лёжа поперёк Феникса, но его внимание было сосредоточено на ящике тумбочки рядом с кроватью. Он хотел чего-то большего. Осознание этого потрясло бы Феникса, если бы он не был прижат к кровати своим другом, своим партнёром... Нет, сейчас ни одно из этих слов не казалось достаточно подходящим. Его Майлзом. Удерживая Феникса в плену, Бэнкс грубо предположил: "Чувствовать, как он движется в тебе, сильный и неумолимый. Прикасается к тебе, заставляя тебя стонать от желания. Что он чувствует глубоко внутри". И если бы... если бы Майлз хотел сделать это именно так… У Феникса был не очень большой опыт, но он знал, чего ожидать. Он прикрыл глаза, когда ящик тумбочки захлопнулся, и он почувствовал, как Майлз откинулся назад. Он услышал характерный звук открывающейся пластиковой крышки и сделал глубокий вдох, пытаясь расслабиться. Несмотря ни на что, он очень нервничал. Но ожидаемого прикосновения так и не последовало. Ему стало не по себе. Встревоженный, он открыл глаза. Феникс обнаружил, что Майлз всё ещё сидит на нём верхом немного под углом, и одна рука явно за спиной. Его мысли наконец встали на свои места, и неожиданный волнующий переворот заставил его сердце затрепетать в предвкушении. Это будет совсем не похоже на то, что описывал Бэнкс. — О чёрт, Майлз, — прошептал он, широко раскрыв глаза, чувствуя лёгкое головокружение. Это вызвало у обвинителя кривую улыбку. — Так было задумано. Не было никакого возможного способа, чтобы Феникс мог просто лечь на спину и ждать после такого. Он сел, скрестив ноги, и заработал хмурый взгляд, когда чуть не толкнул Майлза. Феникс быстро наклонился вперёд и поцеловал его долго, глубоко и пылко. Майлз устроился на бёдрах Феникса, прикрыв глаза с напряжённым сосредоточенным выражением на лице и с рассеянно приоткрытым ртом, и возобновил свои приготовления. Феникс нащупал отложенную смазку и смочил ею пальцы. Жидкость была тёплой и скользкой. Он провёл рукой между лопатками Майлза в медленной ласке. Другой рукой он скользнул по безупречной коже обвинителя, наклонился и коснулся пальцами его пальцев. Глаза Майлза испуганно распахнулись и их взгляды встретились. Феникс с трудом сглотнул, и уголок его рта приподнялся: — Вместе. Майлз кивнул. Выражение его лица колебалось между удивлением и чем-то более тёплым, что заставило Феникса покраснеть. Да, они сделают это вместе, как партнёры, — во всём. Феникс провёл губами по широкой груди прокурора и скользнул своими пальцами рядом с его. Он медленно вошёл в Майлза, горячего и тугого. О боже, они действительно собирались это сделать. Ощущение их обоих внутри, соприкасающихся в едином ритме, — сама мысль об этом была ошеломляющей. И когда Майлз выгнул спину и выдохнул с тихим вскриком, его чувства были полностью охвачены непреодолимым желанием. — Я-я готов, — прошептал Майлз. Его глаза слегка остекленели, и обе руки легли на бёдра Феникса. — У тебя... у тебя есть какие–нибудь... — Феникс замолчал, делая неопределённый жест пальцами. И впервые с тех пор, как Феникс бросился вперёд в коридоре, чтобы поцеловать Майлза, они оба замерли, осознав, чего им не хватает. — У тебя есть это, и больше ничего? — недоверчиво спросил Феникс, указывая на брошенный тюбик со смазкой. Он был поражён, увидев, как Майлз покраснел, и розовый цвет разлился по его торсу. — Я не ожидал, что ты приедешь сюда. Я мог лишь фантазировать о том, чтобы ты составил мне компанию, – сказал он, смущённо отводя взгляд в сторону. Только Майлз мог оставаться таким красноречивым, будучи обнажённым, с растрёпанными волосами, раскрасневшейся кожей и безошибочно возбуждённым. Фениксу показалось это безумно привлекательным. И это наводящее на размышления признание... Новая волна желания пробежала по его позвоночнику, подпитываемая образами Майлза, ласкающего себя и страстно жаждущего, чтобы это был он, Феникс. Его кровь прилила к члену, делая его почти до боли твёрдым. Феникс прикусил губу, размышляя. Было трудно думать, когда всё, что он хотел сделать, это оказаться внутри Майлза. — Я... в больнице ничего не нашли, — сказал он с ноткой надежды в голосе. Майлз встретился с ним взглядом, выгнув бровь. — У меня тоже, — сказал он, подражая его тону. Мгновение, удар сердца — и они снова слились кожа к коже. Руки и губы двигались неистово, отчаянно, а бёдра вновь покачивались с новой силой. Они обменяются доказательствами позже. Всё, что сейчас имело значение, это их желание и страсть. Майлз встал на колени, положил одну руку на плечо Феникса, а другую на его член, слишком сосредоточенный, чтобы дразнить, и смазал ровно настолько, чтобы сделать его достаточно скользким. Феникс пытался держаться ровно, пока Майлз мучительно медленно опускался на него. Толчок, преодолевающий последнее сопротивление, а затем — жар, идеальный жар и теснота. Майлз плотно сжимал его, удерживал внутри, такой горячий и узкий. Феникс так долго хотел этого, этой близости, хотел всего с Майлза. Он сделал дрожащий, прерывистый вдох, борясь с инстинктом и сопротивляясь желанию просто кончить. Он собирался насладиться им, запечатлеть каждое мгновение в своей памяти, в своей душе, если сможет. Весь мир мог полыхать снаружи, а он был бы неподвижен, потерявшись только в восхитительном ощущении Майлза. — Ф-Феникс, — выдохнул Майлз, и эта небольшая пауза, эта дрожь в его имени заставили его нервы напрячься. Майлз был так же поглощен этим чувством, этой близостью, как и он сам. Целые симфонии можно было бы написать из звука их смешивающегося дыхания, сердцебиения, напряжения в их мышцах, натянутых, словно струны. Феникс беспокойно пошевелил бёдрами, двигаясь ровно настолько, чтобы у них обоих вырвался низкий стон. Он обнял обвинителя за талию и прижал их лбы друг к другу, наслаждаясь запахом пота, секса и Майзла. — Или сделай что-нибудь, или, пожалуйста, слезь, — произнёс Феникс, мягко насмехаясь и позволяя своим рукам скользнуть вниз, чтобы обхватить и сжать твёрдый член Майлза. Он поднёс руки к щекам Феникса и притянул его к себе для горячего страстного поцелуя, и, наконец, качнулся вперёд, затем осторожно назад, проверяя и приспосабливаясь к ощущениям члена внутри. Феникс уткнулся лицом в шею Майлза, и низкий сладкий стон сорвался с его губ между долгими поцелуями в этот длинный бледный участок кожи. Да... Майлз ускорился, двигая бедрами. Ритм нарастал, по мере того, как Феникс покачивал бёдрами навстречу каждому движению. Его руки обвились вокруг шеи Феникса, пальцы играли с влажными от пота шипами, и он наклонился для ещё одного поцелуя. Его член касался живота Феникса с каждым движением, умоляя о прикосновении. Феникс обхватил член Майлза рукой, поглаживая в такт их ритму. Он провёл другой рукой по груди и ребрам Майлза, и его большой палец снова потёр розовый сосок. Выражение лица, звуки, которые издавал Майлз, прерывистое дыхание и низкие стоны, подстегнули его. И боже, он был тем, кто делал это с Майлзом, доставлял ему удовольствие, заставлял его терять контроль. Феникс прижимал Майлза к себе, и его вкус был таким ярким на его языке. Его горячее дыхание и звуки удовольствия сводили его с ума от страсти. Ему хотелось большего. Феникс просунул руки под бёдра Майлза, потянул их вверх и переместился на колени. Майлзу пришлось повиснуть на нём, обхватив руками его плечи, а ногами талию, когда Феникс вновь вошёл в него. Новый ракурс был идеальным — каждое движение, должно быть, попадало в цель, судя по тому, как мужчина извивался в его руках. — Ещё, — задыхался Майлз. Его глаза потемнели, а губы распухли. Он двигался всё быстрее, полный решимости дать ему больше, дать ему всё. — Майлз, — пробормотал Феникс, затаив дыхание. Пальцы ног впивались в матрас, а руки оставляли следы на бледных бёдрах, когда он крепко сжимал его с каждым резким толчком. — Я хочу... очень хочу тебя. Майлз прижался ближе, держась за Феникса, как за спасательный круг; как будто он утонет, если отпустит. Феникс почувствовал, как сжимается его живот, жаждущий разрядки, побуждающий его раствориться в распутном выражении лица Майлза, в его стонах, в ощущении Майлза рядом с ним. Он вгонял в него член снова, и снова, полный решимости держать себя на грани, пока Майлз не кончит первым. — Пожалуйста, Майлз, — выдохнул он, бешено двигая бёдрами. Его руки дрожали от силы, с которой он держал обвинителя. — Я не могу... Боже, просто, пожалуйста.. Майлз резко выгнулся навстречу ему, запрокинув голову. Он попытался произнести его имя, сдавленно вздохнув, и крепко сжал Феникса, замерев на пике удовольствия. И Феникс был совершенно потерян: ничто не могло сравниться с тем, как Майлз расслаблялся в его объятиях, обильно кончив от наслаждения. — Феникс, — наконец выдохнул Майлз, безвольно падая на него. Он больше не мог сдерживаться. Феникс вонзался в Майлза, сильно и быстро, снова и снова, и... Его нервы были переполнены ощущениями. Удовольствие, наконец, стало слишком сильным, каскадом стекая по позвоночнику и проникая в каждый дюйм его тела. Он подавил свой долгий пьянящий стон, уткнувшись в плечо Майлза, когда содрогнулся и достиг кульминации, и никогда ещё это не было так мучительно сладко и прекрасно. Его тело ещё слегка подёргивалось. Небольшая рябь удовольствия всё ещё пробегала по нему, словно тихий спад от экстаза. Майлз прислонился к его груди, совершенно не заботясь о липких следах спермы между ними. Медленно и неотвратимо Феникс смягчился и выскользнул, после чего он в изнеможении откинулся на подушки. Майлз повернулся на бок, прислонившись к его животу на покрывале рядом с ним. Долгое мгновение Феникс чувствовал только глубокое непостижимое удовлетворение. Чары апатии были разрушены, когда Феникс почувствовал прикосновение к своему виску. Он не заметил, что его глаза закрылись. Когда он моргнул, то обнаружил, что Майлз лежит рядом с ним, приподнявшись на локте. Майлз замер, и его пальцы остановились прямо над Фениксом, как будто он не ожидал, что тот откроет глаза. Он выглядел растерянным, застигнутым за моментом сентиментальности. Даже после того, как они увидели всё, что только можно было, и прикоснулись, и попробовали на вкус, и почувствовали друг друга, именно тихий момент эмоциональности обнажил душу Майлза. И Феникс знал, что не следует его прерывать; знал, что нужно позволить Майлзу пережить этот момент в своё время. Феникс просто смотрел на него в ожидании с мягкой улыбкой на губах. Прошло ещё мгновение нерешительности, пока выражение лица Майлза, затемнённое страхом, не сменилось чем-то более решительным и уверенным. Он продолжил движение и нежно убрал выбившуюся прядь волос со лба Феникса, а затем скользнул ладонью вниз, чтобы коснуться его щеки. Их глаза встретились, шокирующе напряжённые. Это было... Феникс надеялся, что это был тот самый ответ на вопрос, который всё ещё витал в воздухе. Он прижал ладонь Майлза к своему лицу и наклонил голову, чтобы встретиться с губами Майлза в медленном томном поцелуе. В нём была страсть другого рода, нежная и устойчивая, интимная в своём неторопливом течении. Он никогда не устанет от его вкуса, поражённый тем, что Майлз может отвечать на его привязанность, соответствовать ему, хотеть его. То, что началось как подтверждение того, что это действительно произошло, переросло в яростную, щемящую радость, и к тому времени, когда они отстранились, поцелуй больше походил на обещание. Это придало Фениксу смелости заговорить первым. — Я знаю, что тебя заставили это сказать. И я знаю, что это очень банально и немного безвкусно говорить это после... Но мне всё равно. Майлз, я... — Это была правда. Майлз покраснел, но не отвёл взгляд. Казалось, воздух вокруг них замер, будто внезапно сгустившийся от тяжести признания. Обвинитель резко вдохнул, и уголки его глаз напряглись. Это была твёрдая позиция, жёсткая и решительная, и в то же время самая уязвимая, какую Феникс когда-либо видел на его лице. Весь мир вокруг будто ещё мгновение молчал, позволяя словам эхом отдаваться в его голове и проникать в самые сокровенные уголки его сердца. И вдруг всё стало слишком ярким, слишком красочным, слишком полным звуков, музыки, близости и Майлза. Он почти упустил этот шанс, этот момент чистого неподдельного счастья. Он подался вперёд, чтобы как следует притянуть Майлза к себе. Сердце колотилось так быстро, будто грозилось покинуть грудную клетку. — Я тоже, — прошептал он в губы Майлза. Его голос дрожал от напряжения. Когда Майлз нетерпеливо ответил на поцелуй, практически млея рядом с ним, Феникс решил, что это лучший момент в его жизни. Когда они наконец оторвались друг от друга, Феникс увидел, что Майлз улыбается ему, мягко и нежно, и он не смог удержаться от смеха. Его неудержимая радость так и выплёскивалась наружу. Феникс запустил пальцы в чёлку Майлза, наблюдая, как тонкие пряди падают назад, добавляя Майлзу растрёпанный вид. Он испытывал странное удовольствие, видя Майлза таким, менее чопорным и правильным, и более естественным, более открытым. — Значит ли это, что мы теперь в отношениях? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал непринуждённо. Улыбка дрогнула. — Ты действительно этого хочешь? Он придвинулся близко к Майлзу, достаточно близко, чтобы почувствовать биение его сердца и увидеть надежду в его глазах. Феникс понял вопрос, который прокурор на самом деле задавал: он хотел убедиться, что Феникс действительно хочет остаться с ним. — Да, — просто ответил он. Майлз отвёл взгляд в сторону. — Я подверг тебя опасности. Ты бы не пострадал, если бы я не... — Мы не можем не причинять друг другу боль. Проницательные серые глаза снова встретились с его взглядом, и брови над ними нахмурились. — Что... Феникс продолжал говорить, и с каждым словом его руки сжимали Майлза всё крепче. — Но важно то, что мы боремся друг за друга, и что мы всегда возвращаемся друг к другу, и самое главное, что мы любим друг друга. — Он с трудом сглотнул. — Я знаю, что всегда так и буду поступать, Майлз. Майлз уставился на него, немного потерянный. Наконец он положил голову на грудь Феникса, над его сердцем, и позволил своим рукам обвить талию Феникса. — Как и я. Феникс усмехнулся, ещё раз нежно проведя пальцами по волосам Майлза. — Мне понимать это как "да"? — Это означает "да". Они провели ещё несколько мгновений, лёжа вместе, тихо дыша и наслаждаясь присутствием друг друга, пока Майлз неохотно не оторвался от Феникса и не исчез в ванной. Феникс закинул руки за голову, позволяя всем образам Майлза свободно прокручиваться в его сознании, в восторге от осознания того, что это было началом, а не концом. Некоторое время спустя Майлз заглянул в дверной проём и выгнул бровь. — Не хочешь присоединиться ко мне? Феникс чуть не споткнулся об их сброшенную одежду, торопясь встретиться с Майлзом в душе. После того, как они вернулись из ванной свежевымытые обратно на огромную кровать, Феникс свернулся калачиком рядом с Майлзом. Одну руку он подложил под голову обвинителя, а другую перекинул через его талию, прижимаясь к обнажённой коже, всё ещё тёплой от воды. Он чувствовал, как мышцы прокурора расслабляются, а его дыхание замедляется в глубоком ритме сна. Феникс, прижимая к себе прокурора вплотную и зарывшись лицом в волосы Майлза, наконец-то погрузился в самый безмятежный сон в своей жизни.