Скрипка

После обеда Кайл шел между женскими рабочими полевыми траншеями. Каждый раз, забредая на женские поля, он отчаянно оглядывался, постоянно ища рыжеволосую женщину. И каждый раз напрасно. Со временем ​​надежда на то, что она все еще жива, угасала. Кайл приложил усилие, поднимаясь на холм, чтобы перейти к другой половине женского рабочего поля. Как обычно, он осматривал территорию в поисках новых трупов, время от времени поднимая глаза и ища знакомое лицо. Внезапно он заметил проблеск грязно-красного цвета среди толпы женщин. Парень продолжил толкать телегу, низко опустив голову, но не сводил глаз с женщины. Еë волосы были длинными, спутанными и вьющимися, и надежда наполнила его сердце. Он медленно подошел к линии женщин, где она работала. Силуэт ее тела не соответствовал силуэту его матери. Может, это все-таки другая женщина? Или его мать так сильно похудела? Он подходил все ближе и ближе. Теперь он мог ясно видеть ее черты. Кайл улыбнулся , чувствуя как колотится сердце, он узнал характерный изгиб носа своей матери и новая волна радости захлестнула его. Парню хотелось окликнуть ее, подбежать и крепко обнять. Но он знал, что все это запрещено, невозможно. Это был бы смертный приговор для них обоих. Когда он, наконец, приблизился к ней, он притворился, что потерял равновесие, отчего тележка закачалась, и труп девочки упал на землю. Некоторые женщины стали свидетелями этого инцидента и ахнули от шока, увидев мертвого ребенка, но быстро проигнорировали это и продолжили работу. Нацист посмотрел в его сторону, но не обратил на это внимания, полагая, что это был не более чем неуклюжая случайность. Кайл наклонился и сделал вид, что собирается поднять тело. Он был прямо за матерью и бросил небольшой камень рядом с ее рукой, чтобы привлечь ее внимание. Женщина уставилась на песок, нахмурив брови, и тут же последовал второй камешек. Озадаченная, она обернулась, чтобы посмотреть, кто бросает в нее камни и замерла с широко раскрыми глазами, когда она увидела не кого иного, как своего бубочку. Кайл быстро поднес палец ко рту, убеждая свою импульсивную мать молчать. К счастью, это сработало, на все было мало времени. "Папа и Айк в порядке, - прошептал он, - Я люблю тебя, мама." Прежде чем Шейла Брофловски успела среагировать и сказать что-то в ответ, Кайл быстро поднял тело мертвой девочки, положил его обратно в тележку и уехал. Это был подходящий момент, потому что солдат уже подозрительно смотрел в его сторону, но, увидев, что мальчик снова принялся за работу, вернулся к своему посту. Шейла Брофловски бросала мимолетные взгляды в сторону сына пока работала. Все ее молитвы наконец были услышаны. Ее сердце грело осознание того, что ее родные все еще живы и здоровы. Слезы полились из её глаз, когда она взглянула на лицо своего старшего сына. Он похудел, его волосы были всклокочены, а лицо было грязным. Но в его глазах был тот же блеск, что и всегда, с самого детства. Им не удалось сломить его. И хотя позже она, к своему ужасу, поняла, что он был сборщиком лагерных тел,она благодарила Бога за то, что ее сын все еще жив. В тот вечер мужчины семейства Брофловски были вместе. Кайл сказал им, что видел свою мать, что она жива и сильна, несмотря на резкую потерю веса. Они считали себя счастливчиками. Все другие семьи были разлучены, так и не успев узнать, в безопасности ли их близкие. Но судьба была благосклонна к этой еврейской семье. Кайл все еще ненавидел свою работу и до сих пор ненавидел этого чудовищного жирного нациста. Но он чувствовал себя благословенным быть переносчиком тел. Потому что теперь он узнал, где его мать, знал, что завтра снова увидит ее. … Я иду на завод с двумя последними телами. Я несу их в морг. Или лучше в комнату для вскрытия. Идет мужчина в белом халате. Он окрашен красной кровью. Он вскрывает тело. Он говорит мне, что ему нужно, в то время как он разрезает грудь, разрывает ее и обнажает кровь с органами. Он сказал, что это единственный способ определить причину смерти. Как будто было сложно понять,что большинство из них умерло от болезней или слабости. У других была пуля в голове, они был несправедливо убиты нацистом только потому, что ему так хотелось. Только потому, что у него была такая возможность. Я выхожу из комнаты и вхожу в большое помещение с темно-серыми стенами. Там я смотрю на груду мертвых тел. Их больше, чем я могу сосчитать, обнажённых и вскрытых. Серые тела и красная кровь. Зрелище уже не шокирует меня так сильно, как в начале, когда я бежал в угол и блевал. Однако мучительная вонь, наполняющая воздух, все еще беспокоит меня. Этот отвратительный запах, исходящий от мертвецов, уже много часов распространяется по комнате. Разогреваю печи. Их три, что облегчает мою работу. Я могу сжечь три тела за раз. Я кладу тело на длинный железный поднос и шепчу: «Пусть твоя душа упокоится с миром и будет с Богом». Я помещаю тело в печь и смотрю, как пламя медленно пожирает плоть. Я продолжаю свою работу и сжигаю тело за телом. В какой-то момент я знаю, что произойдет. Я заставляю себя уйти, но я застрял в повседневной работе. Я вижу тело лицом к земле. Зная, что будет дальше, я не хочу смотреть на это. Но опять же, я не контролирую свои действия. Неведомая сила толкает меня подойти ближе к трупу. Я неохотно переворачиваю тело. У мертвеца закрыты глаза. Внезапно они открываются. Широко. Смотря на меня. Обвиняя. Кайл проснулся напуганным, тяжело дыша и потея. Его брат почувствовав во сне движение, тоже проснулся и устало открыл глаза. "Опять приснился плохой сон? "— спросил он сонно. "Да, но теперь я в порядке. Возвращайся ко сну."- Кайл заверил своего младшего брата, поцеловав его лоб. Кайл наблюдал в темноте, как его брат мягко закрыл глаза. Вскоре его дыхание стало тяжелым и ровным, и Кайл понял, что мальчик спит. Ему хотелось спать так же спокойно, как Айку, он устал от того, что этот сон повторяется каждую ночь. Он занимался этой работой уже два месяца. Он мог подбирать трупы, не чувствуя каждый раз вины за то, что жив, мог поместить их в огонь и смотреть, как они горят и его бы не вырвало. Но ночью его совесть брала над ним верх. Кайл вздохнул, пытаясь забыть кошмарные образы. Он устало закрыл глаза и погрузился в сон, зная, что кошмар не приснится ему во второй раз. Этого никогда не происходило. "Грх!!Черт возьми, Баттерс! Ты неуклюжий кусок дерьма!"-яростно закричал Герр Картман в трубку. Он поклялся, что если этот идиотский блондин окажется с ним в одной комнате, он ударит его по лицу. "М-мне жаль, Эрик. Оно просто так сильно ударило… Я придурок, правда..?"- с другого конца раздался неуверенный и застенчивый голос. "Да, Баттерс. Ты придурок!"- Герр Картман подтвердил, что вызвало тяжелую паузу в телефонном разговоре. Он нервно зарылся пальцами в свои каштановые волосы, посмотрел на часы и про себя выругался: «Где я найду музыканта менее чем за четыре часа?» «Н-ну, я не знаю… м-может быть, мы можем обойтись без музыки?»-предложил Баттерс. «Ты, черт возьми, сошел с ума? Баттерс. Послушай меня."-сказал герр Картман, сжав кулаки, глубоко вздохнув и заставив себя успокоиться. Почему этот маленький дерьмовый ни на что не годный ребенок настолько некомпетентен,он никогда поймёт. «Есть две вещи, без которых нельзя обойтись на вечеринке. Одна вещь это опиум, а другая это музыка. У меня есть опиум. Ты должен был отвечать за музыку!!!» "М-мне жаль, Эрик",- с другого конца слышались искренние извинения. Герр Картман тяжело вздохнул, понимая, что ничего не остается, кроме как импровизировать. «Я уверен, что ты придурок. Я что-нибудь придумаю",-сказал нацист более спокойным и почти поникшим голосом. Он повесил трубку, не добавив больше ни слова, и слишком сильно ударил по телефону. «Этот маленький сукин сын!!!» -сказал он, стиснув зубы. Он должен был думать быстро. Он знал лишь немногих, кто мог бы играть приличную музыку, и все они были слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Он ходил из стороны в сторону по кабинету, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Сегодня вечером у него были важные гости. Они были детьми влиятельных офицеров, с которыми он подружился во время нацистских вечеринок. Было просто необходимо, чтобы все прошло идеально. Это были богатые и избалованные подростки, которые ожидали хорошей ночи и бурных впечатлений. И ему нужно было произвести на них впечатление, чтобы он мог добиться их расположения и своего следующего повышения. Он сел за стол и потер лоб. Ему нужно было быстро что-то придумать. На карту была поставлена ​​его репутация. Он поднял глаза, и они случайно увидели коробку, спрятанную в углу его кабинета. Он вспомнил тот день, когда он остановил бестолкового солдата, который едва не сжег скрипку. Он сохранил инструмент из-за своей любви к музыке, но сам он не играл на ней и не знал толком никого, кто мог бы это делать. И вдруг у него появилась идея. Герр Картман открыл коробку и достал из нее скрипку. Это был рискованный план, это было немыслимо! Но может быть, только может быть, это может сработать. Он застонал, понимая, в каком отчаянии он был. Баттерс дорого ему заплатит. Герр Картман бросился к рабочим полям. Сначала он направился в мужскую секцию, так как она была ближе. Если он потерпит неудачу, то он пойдет на женские поля. Должен же быть хотя бы один чертов еврей, умеющий играть на скрипке. Он приказал евреям прекратить работу, и все должны были встать в линию, рядом друг с другом, лицом к нему. Герр Картман прохаживался из конца в конец, следя за тем, чтобы каждый из них видел скрипку, которую он держал в руках. «Кто-нибудь здесь узнает эту скрипку?»- спросил он громким голосом, убедившись, что даже те, кто стоял дальше всех, могли его услышать. Ответа не последовало. «Кто-нибудь знает, кто владелец этой скрипки?» Всё ещё ничего. Герр Картман с каждой минутой становился все более взволнованным. Он зря терял время, музыкант, вероятно, был уже мертв. Тем не менее, он повторил вопрос в последний раз, чуть громче. «Кто-нибудь знает, кто владелец скрипки?» "Я знаю!"-среди группы евреев послышался высокий голос. Герр Картман с надеждой обернулся. "Кто это сказал?"- спросил он. «Сделай шаг вперед!» Он увидел, как из очереди мужчин евреев шагнул ребенок. Он был маленьким и хилым, темноволосым и выглядел немногим старше 10 лет. Герр Картман подошел к нему и испытал легкое неприятное ощущение, будто этот ребенок был ему знаком, но не мог вспомнить его. "Скажи мне, мальчик. Кто это тогда?" - спросил герр Картман. "Кайл." "И кто этот Калх?" "Он работает сборщиком тел." Ответ ребенка поразил его, как удар. Герр Картман несколько мгновений стоял как парализованный, пока до него дошло. Он выпрямился и почувствовал странный холодок, пробежавший по его спине. Из всех евреев в этом мире владелец скрипки должен был быть ЕГО евреем. «Скажи мне, мальчик. Он действительно хорошо играет на скрипке?" «Он великолепно играет». - сказал ребенок с гордой улыбкой, и нацист понял, что мальчик говорит правду. Он сухо сглотнул. Это было неловко. Жертва его издевательств собиралась стать его спасителем. «Всем вернуться к работе!»-приказал он сердито, и все мужчины немедленно подчинились ему, вернувшись к своим ежедневным мучительным задачам. Джеральд Брофловски смотрел, как полный нацист уходит. Подбирая камни, он наклонился, чтобы быть ближе к младшему сыну. "Айк, зачем ты сказал ему? О чем ты думал? Ты же не хочешь доставлять больше проблем своему брату?" "Папа, мне кажется, ему очень нужно было узнать, кто скрипач. Не думаю, что он хочет причинить ему боль". Мистер Брофловски потрясенно уставился на искренность и опасную невинность своего маленького мальчика. Он мысленно напомнил себе, чтобы позже объяснить Айку, что у нацистов никогда не бывает добрых намерений и что он не может полагаться на свои чувства или интуицию. Отец тревожно вздохнул. Все, что он мог сейчас сделать, это надеяться что с Кайлом всё будет в порядке.