Очарованный смертью

      После ухода матушки время для Шинки тянулось.       Он чувствовал грусть, тоску. Даже, в какой-то мере, одиночество. Хотя, справедливости ради, с чисто человеческим горем от потери близкого человека сравнить этот букет приглушённых эмоций было сложно. Шинки не ходил бесцельно по дому, ожидая её возвращения. Не придавался мучительной ностальгии, беря в руки её подарки. Но, порой, лишь слишком долго смотрел на семейный портрет, с которого матушка так нежно улыбалась, обнимая своего драгоценного ребёнка за плечи. Ведь, несмотря ни на что, он оставался сыном своего Отца — холодного, мрачного, почти лишенного эмпатии и способности выражать слабую привязанность к своему окружению — истинного бога Смерти.       Рождённый в невозможном союзе человека и Шинигами, Шинки с малого возраста знал и (как ему самому казалось) принимал многое из того, что любого другого малыша бы сломало и вывернуло наизнанку. Как, например, факт того, что мать его скоро покинет и он, взращенный в любви да строгости столь разных родителей, не сможет вечно оставаться на грани двух миров. Ему придётся сделать выбор. Принять сторону матери и, став обычной душой, вернуться в Круг перерождения или же, отринув свою человеческую сущность, выбрать путь Смерти.       Шинки часто казалось, что, поскольку в «живых» у него остался лишь Отец, к которому молодой человек был искренне и сильно привязан, выбор его заранее предрешен, а проход в мир людской и Круг перерождения заказан. Но что-то внутри было против, не давая спокойно и уверенно ответить «да» пути Смерти. Что именно — парень сам не ведал, хотя постоянно пытался разобраться. В то же время прилежно учась сложному, трудоёмкому, необычному мастерству Отца.       Шинигами был существом потусторонним, наделённым внешностью утончённого аристократа: с бледной, вечно отливающей голубым цветом кожей, угловатым лицом с впавшими глазницами и щеками, угольно-чёрными аккуратно уложенными на бок волосами, тонкими пальцами с бледными когтями и пронзительным изумрудным взглядом, который раз от раза сковывал и прожигал живых существ насквозь. В фигуре его тонкой, окутанной в мрачные одежды, заключалась сила немыслимого, лишенного всякого разумного противодействия, магнетизма, который был столь уместен и необходим в непростой работе Шинигами.       Шинки любил Отца. Восхищался им и входил в круг тех немногих живых существ, для которых нахождение рядом с подобным богом не являлось фатальным. Смерть не представлялся сыну никем отталкивающим или ужасным — он тоже любил своего единственного ребёнка настолько, насколько это было вообще возможно для Шинигами. Забота его была специфической, даже строгой, но никогда бесчувственной или жестокой — узнававший о жизни людей через книги душ, Шинки самостоятельно и рано понял это. Вовремя, а не слишком поздно, начал ценить то, что имел: мать, Отца-бога и их необычный семейный уклад, пропитанный заботой, вниманием и любовью. В частности по этой причине предрешённую гибель матери сын Смерти воспринял не так остро, как мог бы, будучи наполовину человеком, и искренне попытался посвятить себя подготовке на роль помощника Отца.       Шинигами был рад подкрепляющемуся делами намерению сына, однако никогда не настаивал на том, что Шинки должен стать его правой рукой — пусть забот у Смерти всегда хватало и от умелого помощника отказываться крайне глупо. Отсутствием давления сын был слегка озадачен и, спустя два года от ухода матери, в день своего двадцатилетия, он зашел в рабочий кабинет Отца (из-за своей специфики больше всего напоминающий библиотеку), чтобы провести прямой разговор.       Выслушав своего мальчика, Шинигами мягко коснулся его солнечного сплетения и произнёс:       — В твоей душе есть смятение, сын мой. Ты ещё не готов сделать окончательный выбор. И, какова бы не была причина сомнений, я подожду столько, сколько потребуется, чтобы они развеялись. Ты знаешь, что я приму любого тебя.       — Но я хочу помогать вам, Отец, — в голосе молодого человека сквозило разочарование самим собой. — Я лучше кого-либо подхожу на эту роль.       — Конечно, Шинки. — В своё время наученный женой, как правильно выказывать заботу по отношению к собственному ребёнку, Смерть поднял руку и аккуратно погладил парня по голове. — Это так. Ты — мой сын и обладаешь частицей моей силы. Существ, подобных тебе, в мире нет. Но путь Смерти не подходит для человека. — На грустный взгляд сына бог покачал головой. — Я хочу, чтобы ты не спешил и сделал тот выбор, о котором не будешь жалеть. Время у тебя есть.       — Да, Отец.       Понимая, что разочарование Шинки едва ли уменьшилось достаточно, чтобы он успокоился, Шинигами махнул костлявой рукой в сторону ближайшего стеллажа, предлагая подойти ближе.       — Но сейчас, я думаю, подходящее время, чтобы ты глубже ознакомился с работой проводников.       В зелёных, почти как у Отца, глазах юноши вспыхнула радость.       Провожать души умерших в Круг перерождения было одной из основных обязанностей Смерти. Из-за количества живых, подвергающихся умерщвлению в день, этим чаще всего занимались проводники — потусторонние существа различных форм и происхождения, служащие Шинигами — сам бог мог справляться с этим заданием единолично разве что в начале времен.       Шинки ещё не приходилось выступать проводником лично — до сих пор он занимался осваиванием теории, разбором документации и прочими делами в пределах дома. Отец лишь несколько раз брал его с собой и ещё пару дюжин уводов сын Смерти устраивал под патронажем настоящих проводников.       — Я могу сделать всё сам, без присмотра? — не в силах побороть человеческое сомнение в собственную удачу, спросил парень.       — Уверен, тебе достанет полученного ранее опыта и обретённых знаний. — Шинигами сложил ладони перед собой, выжидающе смотря на любимое чадо.       — И, даже, сам выбрать, кого проводить…       Шинки глубоко вздохнул и окинул взглядом полки.       Массивный стеллаж был высотой около двух и шириной порядка четырёх метров. На множестве полок исчезали и появлялись книги душ. Всем людям и животным, чьи фолианты попадали сюда, предстояло умереть в течение ближайших часов. Действительное количество было значительно больше, чем могло бы поместиться здесь, однако шкаф устроили так, что в него доставлялись лишь книги определённых категорий. Сын бога давно выучил предназначение каждой полки, потому спокойствие Отца было обоснованным — его мальчик точно не схватит особый том массовой смерти.       Спустя минуту раздумий Шинки уверенно потянулся к «обыденным» смертям и выхватил оттуда небольшой бордовый том, прежде чем его успел перехватить какой-нибудь проводник.       — Вот и славно, — даже не взглянув на обложку, Смерть кивнул и отправился к своему рабочему столу. — Жду тебя с отчетом через…       — Три часа, — уточнил сын, заглянув в последнюю страницу книги.       Шинигами снова кивнул и, взяв ручку, принялся за бумаги.       — Удачной дороги, Шинки.       — Спасибо, Отец.       Бережно перехватив фолиант, парень поклонился и быстро вышел, направляясь в свою комнату. Времени оставалось с запасом, но нужно было переодеться, подготовить проход и настроиться на работу, ведь он впервые шёл абсолютно один.       Добравшись до нужных апартаментов, парень оставил книгу на столе и шагнул к платяному шкафу достать плащ. Чёрный как смоль, без малейшего отражения света и лишнего отблеска, он имел покрой такой же, как и одежды Отца. Хотя свойства у них были разные: покров Шинигами сдерживал и скрывал его огромную силу, тогда как плащ Шинки призван защищать его человеческую сущность от вреда пространственных переходов.       Облачившись, молодой человек прошёл к креслу за рабочим столом и, опустившись, снова взял в руки том.       Посередине бордовой обложки новенькими золотыми буквами поблескивала надпись: Гаара 9 (666)       — Совсем молодая душа, — с долей сочувствия заметил сын Смерти, листая страницы.       Книга, помимо данных о предыдущих восьми перерождениях, содержала в себе ключевую информацию о душе нынешней: жизнеописание, влияние на окружающих и, из-за грядущей насильственной смерти — мысли и мотивы поступков преступника.       — Зависть, — заключил Шинки, пробежавшись по строчкам на последней странице. Слегка нахмурился, заметив, что описание извечно печального исхода иного цвета, чем остальной текст. — На месте разберусь. Момент смерти должен закрепиться к моему прибытию.       Закрыв том, парень убрал его в плащ и вышел на середину комнаты. Закрыл глаза и сосредоточился, медленно проговаривая про себя все предстоящие действия. Вслед за появившимся звоном в ушах, воздух прямо перед Шинки дрогнул, разверзая пространственный переход.       — Я смогу. Уже отводил души в Круг не раз, — настроившись на успех, сын Смерти последний раз осмотрел свои одеяния и шагнул вперёд.