Староста факультета и новый студент

— Рад наконец-то познакомиться с тобой, сын. Снисходительно-равнодушно брошенное последним слово вмиг околдовало стихию вокруг. Поземка, гуляющая по поляне, бешено завертелась вьюгой. Хиджиката с такой оторопью слушал разговор Сакаты и этого нового, жуткого Шое, что не сразу понял — его снова несет из одного воспоминания в другое. На этот раз он даже глаза не закрыл и продолжал околдовано пялиться на кружащую его снежную бурю, пока та не развеялась так же резко, как началась. Хиджиката пошатнулся и едва устоял на ногах. Перед глазами все еще плыли белые точки. Болезненно потерев переносицу, он огляделся. Снова лес, на этот раз весенний: почки набухают на деревьях, по кронам разносятся шелест свежей зелени и птичьи заливания, кое-где у корней еще виден талый снег. Снова палатка — теперь разбитая в живописной глуши напротив лесного озера. Лед с него почти сошел, лишь у берега оставалось грязно-серебристое крошево. Уцуро сидел у палатки в походном кресле и смотрел на воду. Его безжизненный взгляд ярко контрастировал с цветущей природой вокруг. Он был бледен, не моргал и оттого смотрелся жутко, словно не до конца ожившая гипсовая статуя из лондонского музея. Саката выглянул из палатки, покосился на него и тяжело вздохнул. — Снова собираешься просидеть тут целый день? Получив в ответ молчание, он подошел ближе к берегу и присел, собирая камни с земли. — У тебя же были грандиозные планы, — напомнил он без тени улыбки. — Найти третий артефакт, устроить революцию там… Хиджиката отметил, что Саката стал по-иному общаться с учителем: небрежно звал его на «ты» и словно воспринимал равным себе, как если бы тем самым старался дистанцировать его от того, кого знал в его лице ранее. — Я думал, заполучив тело, ты сразу возьмешься за свои дела, — кидая камни в воду, продолжал Саката, будто между делом. — А вместо этого мы уже почти два месяца торчим тут. У тебя уже, наверное, пролежни на заднице от этого кресла. Уцуро не отвечал, и Сакату это явно раздражало. — Если тебе все равно, давай хоть в город пойдем, — холодно предложил он. — Там можно разжиться журналами, вкусной едой… другие люди там есть, в конце концов. И мракоборцы эти, — плоский камень пошлепал по воде. — Может, они помогут тебе взбодриться, пока мы будем от них улепетывать… — Скучаешь по нему? Большой камень гулко ухнул в воду, разбивая в брызги озерную гладь. Саката оцепенело посмотрел, как от места его потопления расходятся ровные, подбирающиеся к берегу круги, и медленно обернулся. Вид у него был такой изумленный, словно Уцуро заговорил с ним впервые за прошедшие месяцы. Тот в ответ даже не посмотрел на ученика, взгляд его по-прежнему был устремлен куда-то сквозь ткань пространства, будто он вообще ничего не видел. — Каждый день, — тихо ответил Саката и зашвырнул большой камень с размаху на самую середину озера. — Я тоже. — Врешь, — остатки камней всей кучей упали в воду. — Скучал бы — уступил бы ему тело… — Он сам не захотел возвращаться. — Я не верю, что он бы… — Саката сжал кулаки и отвернулся. — Вот ведь ирония, — невпопад сказал Уцуро, как если бы вел нить разговора с кем-то другим, невидимым для Хиджикаты. — Я всегда думал, что Шое мне мешает. Тормозит меня. Бесцельно занимает это тело. А оказалось, — он опустил голову к плечу. — Оказалось, что без него мне нечего больше хотеть, кроме покоя. — Бред какой-то, — зло ответил Саката, резко отбрасывая полог входа и скрываясь в палатке. — Если он тебе нужен, просто верни его… — Просто… — повторил Уцуро, и вдруг тело его вздрогнуло в манерной мрачной усмешке. Хиджикате было не по себе оставаться рядом с этим убийцей, и он нырнул в палатку следом за Сакатой. В тот момент, как он отодвинул полог, земля под его ногами зашевелилась. Хиджиката раздраженно выдохнул и зажмурился, рефлекторно уцепившись за мокрый от росы тент — к его удивлению, он ощутимо лег в пальцы, будто, как и земля под ногами, создавал некую незыблемую основу прошлого. Заострить на этом внимание Хиджиката не успел: его уже несло дальше. Он думал, что сейчас перемахнет в какое-то иное место, и ткань тента выскользнет из его пальцев, но планета, словно провернувшись много раз под ногами, оставила его стоять на том же месте. Хиджиката обернулся через плечо: снег у корней деревьев истаял, пророс густой зеленью, мелодические обороты птиц, чистые, как неведение, пропитывали лес. Белые зонтики цикуты заполонили озерный берег. Закатное солнце краснело где-то за густотой крон и проливалось в озеро таинственным рубиновым светом. Хиджиката не мог физически чувствовать этот мир чужих воспоминаний, но каким-то глубинным, телесным ощущением понял, что лето совсем близко. «Лето, — небрежно подбросила память зловещее предчувствие. — Это случилось летом. Скоро…». Хиджиката тряхнул головой, сбрасывая пугающее наваждение, и шагнул в палатку. Саката сидел внутри у стоявшего на очаге котелка и увлеченно готовил зелье. Спустив мантию с обоих плеч и оставив ее болтаться на поясе, он вел пальцем по страницам зеленого учебника Шое, затем выбирал нужный пузырек из коробки, рассматривал на свету, сверялся со строками, капал нужное количество в котел — видела бы Отосе такой энтузиазм в учебе у своего сына, прослезилась бы от счастья. Отросшая белая челка взмокла от пота, налипла на лоб и лезла в глаза, Саката сдувал ее вверх, не сводя взгляда с поверхности варева. Снова повернулся к книге, кивнул сам себе и принялся рыться в коробке с ингредиентами. Долго-долго искал что-то, выуживая один пузырек за другим из богатого арсенала, пока не наткнулся на большую склянку с прозрачной жижей на самом дне. Он прищурился и поднял ее выше, покручивая на просвет алого луча, бившего в прозрачное окно палатки. — Это… — едва слышно пробормотал он. — Но тут не было такого… Нахмурив брови, он отставил флакон и взял лежавший в коробке заточенный короткий нож. Хиджиката в изумлении наблюдал, как Саката, и глазом не моргнув, ткнул себя острием в палец. В этот момент своей равнодушной наторелостью он пугающе напоминал Черного мага, который не раз экспериментировал со страшными зельями, описанными в книгах Запретной секции библиотеки Хогвартса. Багровая капля скользнула вниз по лезвию. Саката сунул раненый палец в рот, ровно положил нож на лавку, затем осторожно вытащил пробку из пузырька и капнул остатки его содержимого на нож. Кровь зашипела и превратилась в ссохшуюся красную корку, словно из нее выкачали жидкость. Саката выпучил глаза. Тупо поглядев пару секунд на рассыпающуюся по ножу кровавую пыль, он схватил пузырек и выскочил на улицу, Хиджиката в недоумении метнулся за ним. На миг остановившись у опустевшего походного кресла, они побежали вглубь леса. Саката выискивал глазами примятые подошвами стебли и быстро шел по следу. Он раскраснелся и надрывно дышал, а когда останавливался, чтобы ухватить взглядом прячущуюся в зарослях тропку, Хиджиката явственно видел, как у того тряслись пальцы. Спустя несколько минут лес расступился, и они выбежали на широкий, дрожащий от ветра луг. Высокие серебристо-зеленые пряди ковыля развевались в сторону заката, и от этого весь луг казался поседевшим, состарившимся. Из-за кловнившейся к земле травы тропинки не было видно, и Саката заметался, озираясь, пока не заметил то, что искал — светловолосую макушку, едва видневшуюся над качающимися волнами ковыля. Он ринулся к ней, Хиджиката — следом. Задыхаясь и припадая к земле, Саката домчался до крохотной притоптанной поляны и застыл. Хиджиката обошел его, утопая по пояс в призрачной траве, и обомлел от увиденного. Кровь была повсюду: она пропитала землю, забрызгала примятые белесые стебли. Уцуро сидел посреди багряной лужи, склонив голову. С полным умиротворением на лице он водил ладонью по внутренней стороне предплечья, разрезанного вдоль — от сгиба локтя до запястья. Из-под пальцев лилось белое целебное свечение. Рана уже почти затянулась, красные капли послушно заползали внутрь рассечения. С правой руки, которой он колдовал, по всей длине пульсирующими струями била кровь, брызги пачкали серебристые стебли, мантию Уцуро, ботинки застывшего над ним Сакаты. У того подкосились колени, и кровь набросилась на его брюки, вкрапливалась багровыми пятнами в подол его мантии. Оба молчали, слышны были лишь завывания ветра, шум травы и отзвук лечебного заклинания. Когда рана исчезла с левой руки, не оставив и шрама, Уцуро принялся за правую и невозмутимо спросил: — Зачем пришел? Саката онемело раскрыл ладонь с лежащим в ней пузырьком. Без тени эмоции Уцуро мельком взглянул на него и молча продолжил заживлять рану. — Разве ты не хотел вернуть его? — бесцветным голосом спросил Саката. — Я делаю то, что считаю нужным. — Считаешь нужным уничтожить его тело?! — вдруг взорвался Саката. — Нет, я провожу эксперименты, — сказал Уцуро. — Похоже, воскрешенного убить не так-то просто. Я лишь хочу понять рамки возможного. — Как это поможет вернуть его?! — Саката схватил его за отворот мантии и со злостью встряхнул. Кровавые брызги разлетелись в стороны. Уцуро поднял на него взгляд, жуткие остекленевшие глаза вдруг заволокло туманом ненависти. Раненой рукой он вцепился в запястье Сакаты, вдавливаясь ногтями в кожу. — Может, тогда ты знаешь, как это сделать? Так скажи мне! — кровь стекала по его руке к месту захвата, перебросилась на предплечье Сакаты, заставляя того взирать на красные струи в безмолвном ужасе. — Чего замолчал? Ты же смог воскресить это тело, так, может, знаешь, как и его вернуть? Нет?! — Уцуро махнул рукой с такой яростной силой, что Саката рухнул на спину, а кровь забрызгала его бледное, как снег, лицо, волосы и ближайшие белые стебли. — Тогда не лезь, пока я не скажу. Хиджиката растерянно уставился на кровоточащую расщелину на руке Уцуро, и в глазах у него начало мутиться. Он качнулся и рухнул на колени. Багровый закат, утопающий за горизонтом, заволочил взгляд. Хиджиката закрыл глаза, но кровавые блики словно отпечатались на внутренней стороне век, и он видел только эту страшную красноту. Красные капли на нежно-белесых стеблях ковыля, на обескровленном лице Сакаты, на больничной подушке мамы, на белой простыне под телом брата… картинки мельтешили перед глазами, хаотично сменяя друг друга, и его едва не вырвало. Отдышавшись, он боязливо открыл глаза и снова обнаружил себя в лесу. Саката сидел рядом с ним на коленях. Перед взором Хиджикаты возвышался скошенный, словно разрубленный молнией пень. К одной из деревянных щепок, торчащих изнутри ствола, был привязан тонкой нитью майский жук, поблескивая коричневым панцирем на солнце. Слабо передвигая лапками, он, будто пьяный, полз по кривой поверхности пня. — Я не буду, — твердо сказал Саката, опустив глаза и обеими руками вжимая палочку в колени, словно силился спрятать ее под кожей. — Круцио! — раздался позади ледяной голос, и у Хиджикаты вздыбились волосы на затылке, когда красный луч пронесся аккурат рядом с его головой. Жук затрепыхался в конвульсиях, громко забил прозрачными крыльями. Саката сжал зубы и отвернулся. — Нет уж, смотри, — Уцуро сдавил его голову обеими руками и насильно повернул в сторону безжалостного зрелища. — Чем больше ты корчишь из себя добряка, тем дольше это бедное существо будет мучиться. Как ты думаешь, что лучше — нескончаемые страдания или спокойная смерть? — Я сказал, что не буду! — Саката вырвался из его цепких пальцев и, отмахнувшись, отскочил в сторону. — Сколько раз повторять?! Что с тобой такое?! Пропал куда-то на несколько дней, ни слова не сказав, а теперь вернулся и битый час пытаешься меня научить этой дряни, мучая несчастного жука! — Сколько злобы в голосе, — одобрительно ухмыльнулся Уцуро. — Если ненавидишь меня, то можешь попробовать Заклятье на мне, — он, пригласительно раскинув руки, сделал шаг вперед, и Саката нацелил палочку на него, медленно пятясь. — Что если это из-за меня твой драгоценный Шое не может вернуться? Не задумывался о том, что если убьешь меня, то он снова завладеет этим телом? Направленная на Уцуро палочка заискрила, и Саката тяжело положил ладонь на плечо вытянутой руки, сдерживая рвущуюся мощь. — Зубы мне не заговаривай, — скривился он. — Явился тут, как не вылезающий из кабаков батя, который вдруг вспомнил, что у него есть сын, и спьяну полез научить его парочке приемов. Ты так и не ответил, куда уходил. За хлебом, что ли? Уцуро отвернулся, уперев руки в бока. — Ты хотел, чтобы я снова занялся своими планами. Я так и сделал, — он помолчал, уставившись в глубину леса, а затем резко обернулся к Сакате. — Я нашел последний артефакт. — Что… — выдохнул тот и опустил руку. — Последний из артефактов, способных победить саму смерть? — он подошел к Уцуро и с надеждой вгляделся в его лицо. — Где этот артефакт?! — Не знаю, где, но знаю, у кого. Его хранит одна магическая семья, поэтому я и не смог найти его в Отделе тайн. Эти волшебники живут в большом поместье в богатой окраине Лондона. У Хиджикаты по спине заструился холодный пот. Хотелось вскочить и бежать, бежать домой, предупредить брата. Пусть уезжает на край света, пусть спалят их фамильное поместье. Пускай! Плевать! Лишь бы до него не добралось это чудовище, которое пичкает себя ядами, перерезает вены — и все равно не умирает! — Откуда ты все это узнал? — на задворках слуха прозвучал голос Сакаты. — Так, поймал одну тварь из Мракоборческого центра, — Уцуро небрежно пожал плечами и обернулся к жуку, привязанному к пню, но Хиджикате показалось, что тот посмотрел прямо на него. — Я много чего интересного смог у него выпытать, — красивые губы изогнулись в легкой полуулыбке. — Ты ведь не убил его? — с надеждой спросил Саката, и Уцуро, склонив голову набок, посмотрел на него как на наивного ребенка, задающего глупые вопросы. — После того, что он мне рассказал, Министерство разделалось бы с ним куда более жестоко, уж поверь мне, — Уцуро презрительно улыбнулся. — Он сослужил мне хорошую службу. И про последний артефакт поведал, и про эксперименты Министерства… Оказывается, они много чего интересного выяснили в свое время. Саката отступил на шаг и спросил: — Так что именно ты ищешь? Уцуро непринужденно положил руку ему на плечо и произнес: — Нам нужна палочка. Хиджиката открыл рот в изумлении. Осознание навалилось на него так сильно, что голова пошла кругом. Он склонился к коленям, кулаки врезались в землю. Палочка брата… ну, конечно! Про нее расспрашивал Саката, когда они сидели в «Трех метлах»! Ею интересовался Абуто тогда в кабинете! Ее ищут Ято! Все они знали, что Хиджиката хранит ее у себя, и только он сам не понимал, что это за «сила» такая! — У тебя уже есть палочка, — недоуменно пробормотал Саката. — О, мне нужна не обычная палочка. А самая мощная в мире. Завладев ею, мы станем непобедимы. Даже сама смерть будет нам не указ. — Сама смерть?! И тогда мы сможем вернуть… — Саката прикусил губу, не договорив. — Всё сможем, — закончил за него Уцуро. — Что скажешь? Стоит нам наведаться в гости к семье по фамилии Хиджиката? Зададим их главе пару вопросов? — ему не ответили, поэтому он сжал плечи Сакаты, нагнулся к нему и спросил прямо в лицо. — Ты ведь поможешь мне? Ты нужен мне, сын. Хиджиката скрипнул зубами и с яростью уставился на Уцуро. Если б взглядом можно было убивать, тот бы рухнул на месте, как подкошенный. Но такой магией Хиджиката не владел. К тому же, будучи призраком из будущего, он не мог сейчас даже врезать по этому ненавистному лицу. Да что там, в этот момент у него не было сил даже подняться, чтоб замахнуться — ноги словно отнялись от переполняющего его ужаса следующего перемещения. Он не хотел возвращаться в этот кошмар, не хотел переживать его снова без всякой возможности изменить исход. — Будь ты проклят… — прошипел он сквозь зубы, пронзая Уцуро переполненным ненавистью взглядом. — Я помогу, — ответил Саката, и Хиджикате показалось, будто его ударили по лицу. — Только при одном условии. Обещай мне, что никого не убьешь! Мы проникнем туда в мантии-невидимке, отыщем палочку и тихо уйдем. Идет? Уцуро расплылся в жадной улыбке: — Будь по-твоему, сын. Он приобнял Сакату за плечи, и они вместе пошли по узкой извилистой тропинке между деревьями навстречу смерти Тамегоро. А оставленный позади Хиджиката продолжал с ненавистью смотреть им вслед и сжимать кулаки. Все тело колотило от гнева. Это было хуже кошмаров — от этого нельзя было проснуться, как бы сильно ни хотелось. Нельзя было обрести волю действия и хотя бы попытаться остановить их. Нельзя было закричать Сакате вслед, рассказать, куда его неизбежно выведет эта злая тропа. От немоты у Хиджикаты сводило горло, от бессилия крутило мышцы. Воспоминания безжалостно вели его по цепочке чужих разочарований и родных смертей, не позволяя хоть как-то вмешаться. Вдруг Уцуро остановился и обернулся, посмотрев прямо на него. — Чуть не забыл, — сказал он. И следом разнеслось эхом на весь лес: — Авада Кедавра! Зеленая вспышка, будто отколовшись от зарослей кустов, пронеслась прямо к Хиджикате. Он успел лишь краем глаза увидеть, как, подбросив вверх лапки и жалобно трепыхнув крыльями, замертво упал майский жук. Глядя на его черное бездыханное брюшко, Хиджиката проваливался во тьму все глубже, словно по спирали страшного сна, пока не достиг самого его дна. Выстывший отполированный пол выпрыгнул навстречу. Сжимая руками гудящую голову, Хиджиката открыл глаза и понял, что ослеп. Отгоняя удушливую панику, он с трудом поднялся на ноги и на ощупь двинулся в кромешной темноте. Под ладонью очутилась шершавая ткань гобелена. Хиджиката двинулся дальше вдоль стены. Венецианская штукатурка. За ней деревянное полотно двери. Картинная узорчатая рама. Знакомая… Он все шел, а в горле уплотнялся горький ком. Ощущение нервной тревожности, подобно дрожи в коленях, возрастало с каждым шагом. К тому моменту, когда глаза привыкли к темноте, он уже хорошо осознавал, где находится. За углом стало чуть светлее — коридор врезался в широкий проем гостиной. В протянутых от пола до высокого потолка окнах зияла безлунная ночь. Снаружи было ветрено, и ветви палисадника били в стекло, скоблили по нему гигантскими паучьими лапами. Хиджиката весь сжался: он помнил, как долго не мог уснуть в ту ночь, словно нутром чувствовал предстоящую трагедию. А затем тишину разбил грохот посуды из столовой, совсем рядом. Его сменил громкий топот и звон упавшей на пол каминной кочерги. — Воры! — раздался следом пронзительный женский визг. Тогда он вынудил Хиджикату подскочить в постели, схватить палочку и выбежать из комнаты. Сейчас же голос заставил его броситься к гостиной. Он помнил: там все и произошло. Из дверей в коридор повысыпала испуганная прислуга в ночных сорочках и пижамах, крики зазвучали нестройным многоголосьем. Дворецкий в халате выбежал в коридор, истерично защелкал выключателем. — Электричества нет, — упавшим голосом сообщил он темноте. Наперерез Хиджикате с лестницы выскочил брат. Кончик зажатой в его пальцах палочки — не его, другой палочки! — светился Люмосом. За ним следом, дрожа и наспех кутаясь в халат, спускалась жена. — Вернись наверх! — резко обернувшись, крикнул ей Тамегоро. — Я с тобой! — испуганно возразила она. — Нет! — отрезал он. — Иди и не дай моему брату спуститься сюда! Спрячьтесь где-нибудь! — он кивнул дворецкому. — Помоги им! — Тамегоро! — в панике вопила жена, пока ее уводили обратно наверх. — Хорошо, что все остальные уехали, — выдохнул брат и окинул взглядом жавшуюся к стенам прислугу. — Идите тоже наверх и спрячьтесь там! — Я иду с вами, — уверенно сказал садовник. — Чем мне поможет сквиб? Уходи! — резко ответил брат. — Может, это шпана обычная! — возразил он. — Отметелю их — и дело с концом! — Шпана, которая перерезала провода? — У меня и на такую шпану управа найдется! — сказал он, откидывая полу халата. Из-за пояса пижамных штанов выглядывала гладкая ручка револьвера. — Откуда у тебя… ладно, — выдохнул брат. — Остальные — наверх! — приказал он, и они с садовником направились в столовую, откуда изначально послышался шум. Хиджиката хотел пойти за братом, но краем уха услышал крадущиеся мимо шаги и последовал за ними в гостиную. Остановившись у широкого парадного входа в комнату, обрамленного толстой деревянной аркой, он услышал досадливый шепот Сакаты: — Ничего не нашел! Обыскал все наверху! В столовой тоже нет! Хрен знает куда ее запрятали! — самого его видно не было, зато напротив окна возвышалась фигура Уцуро. Темная мантия в пол удлиняла его силуэт, а из-за вороньих перьев, нашитых на эполеты, плечи казались шире. Лицо его скрывала причудливая черная маска с заостренным, словно клюв, носом. Глаза мрачно смотрели сквозь широкие прорези. — Обыщи внимательно соседнюю комнату, — спокойно ответил он в пустоту. — Там, кажется, кабинет. Возможно, в нем скрыт сейф. И держи палочку наготове. — А ты? — А я пока проверю здесь, — и, не услышав удаляющихся шагов, Уцуро добавил. — Не беспокойся, меня не поймают. Я ведь не слон в посудной лавке, как некоторые. — Не забудь, ты обещал, что… — волнительным шепотом начал Саката. Но Уцуро прервал его: — Я помню, что обещал. Иди в кабинет. И едва только скрипнули половицы под его ногами, как в гостиную с другого входа ворвался Тамегоро. — Кто вы? — строго спросил он, воззрившись на Уцуро. — Что вам здесь нужно? Садовник проскочил в гостиную под его рукой и, увидев незваного гостя, выхватил револьвер. Оглушительно грянул выстрел. Уцуро пошатнулся от пули, прошившей плечо насквозь. Слегка поморщившись, он зажал рану рукой и резко взмахнул палочкой. Садовник отлетел в сторону, врезавшись спиной в стену. Потревоженная ударом картина задрожала и рухнула вниз, похоронив под собой стрелявшего. Тамегоро молча вытащил палочку. Темная гостиная заискрилась заклинаниями, летевшими с обеих сторон. Со стен посыпались ошметки штукатурки и обрывки гобеленов, взлетел в воздух пух из диванных подушек и осколки напольных ваз. Противники перемещались по комнате, прячась за мебелью и уничтожая все вокруг кроме друг друга. Между выстрелами заклинаний откуда-то сверху послышались женские вопли и громкий топот. — Госпожа, не надо! Не спускайтесь! — кричала горничная. Тамегоро лишь на миг отвлекся на голос и пропустил разящую белую вспышку. — Сектумсемпра! Заклинание сбило брата с ног, отбросило назад, и он вылетел в окно вперед спиной. Рама скрипнула и обрушила шквал осколков, звонко рассыпавшихся по всему полу. Один из них проскользнул под ногами застывшего у входа Хиджикаты, и только тогда тот отмер от леденящего душу зрелища. — Тамегоро! — крикнул он и бросился наружу. Пробежав сквозь стену, он склонился над истекающим кровью братом. Тот, с перекошенным от боли лицом, пытался нащупать выскользнувшую из пальцев палочку, и тут ему на ладонь грузно приземлилась нога в черном ботинке. Тамегоро коротко вскрикнул, растопырив пальцы придавленной руки и конвульсивно выгнувшись всем телом. — Ублюдок! — задыхаясь от ярости, Хиджиката замахнулся, но кулак с издевательской неизменчивостью пролетел сквозь ногу, даже не всколыхнув мантию на убийце. — Отойди от него, мразь! Как ты посмел! — Как ты посмел! — вдруг услышал он крик за спиной и обернулся. Саката, скинув мантию-невидимку, выбирался наружу через разбитое окно. — Ты же обещал! — Он еще не мертв, — холодно возразил Уцуро. Лица его не было видно, но и без этого казалось, что оно не выражало сейчас ровным счетом ничего, будто маска была надета на другую маску. Он качнулся в сторону и подобрал с земли палочку, до которой пытался дотянуться Тамегоро. Изнутри дома раздались перепуганные возгласы и приближающийся топот. Уцуро мельком взглянул на свою жертву, надрывно глотавшую воздух, и схватил Сакату за руку. — Пошли. — Нет! — воскликнул Хиджиката, бросаясь к ним. — Вулнера санентур! Саката, ты же знаешь контрзаклятие! Вулнера санентур! Почему ты ему не помог?! — продолжал кричать он, пока его крутило и извивало в бешеном потоке трансгрессии. И даже когда его вышвырнуло на твердую поверхность, он повторял это, словно обезумевший: — Вулнера санентур! Вулнера санентур! Вулнера… — в голове билась единственная мысль: он мог спасти брата, если бы выучил контрзаклятие на год раньше. Если бы не шел тогда строго по учебникам, если бы начал раньше интересоваться продвинутой магией — он бы спас ему жизнь. Это казалось сейчас таким простым и очевидным, что ранило едва ли не сильнее самого осознания гибели брата. Когда горячая мокрая пелена, застилавшая глаза, немного рассеялась, он, в полном безразличии ко всему живому, огляделся. Снова та же ненавистная палатка, снова эти опостылевшие ему деревянные лавки у чертового очага. И эти двое, конечно, тут — будь они оба прокляты! И плевать они хотели на то, что натворили! Саката бессовестно зарылся лицом в газету, а убийца — Хиджиката даже мысленно не хотел произносить его имя! — равнодушно выводил трофейной палочкой заклинания в воздухе. — Он погиб, — дрогнувшим голосом вдруг произнес Саката и опустил газету. — Тот хозяин поместья… он погиб. В новостях пишут… На нем лица не было, и от этого Хиджикате захотелось свернуть ему шею немного меньше. — Да? — цинично спросил убийца, заглядывая в газетный разворот, и ярость Хиджикаты тут же переметнулась на него. — А вот тот сквиб выжил и дал показания. Хотя приметы он описал скупо. Длинные волосы и средний рост, надо же. Хорошо, что свидетель оказался таким бесполезным… Хиджиката сжал зубы до скрипа, от жгучей ненависти закружилась голова. — Хочешь знать, что более скверно? — убийца, потерев залеченное плечо, остановил в воздухе легкое движение запястья, и только в этот момент Хиджиката опознал в его руке палочку жены брата. — Мы забрали не то. Древесная основа совсем другая. Он скользнул пальцами к центру палочки, с треском разломил ее пополам и бросил в очаг. Огонь с голодной жадностью набросился на нее, радостно потрескивая. — Значит, — Саката отбросил газету в сторону и бессмысленно уставился перед собой. — Все было зря? — Почему же? — убийца небрежно откинулся на лавку, положив ногу на ногу. — Все пошло немного не по плану, но прежний владелец палочки мертв. Убить его пришлось бы в любом случае. — Что это значит? — нахмурился Саката и покосился на него недобрым взглядом. — Бузинная палочка особенная. Она подчиняется сильнейшему. Поэтому, чтобы ею овладеть, надо сперва одолеть ее бывшего владельца. Саката вскочил с места. — Так ты с самого начала собирался его убить?! — Эй, я же сдержал обещание, — вскинул брови убийца. — Я не планировал его смерть от моей руки. Он сам виноват, что в его доме не нашлось никого, кто бы мог его спасти… — он вдруг прищурился и склонился вперед, кладя подбородок на замок пальцев. — Или не захотел… Возможно, кто-то из его родственников воспользовался случаем и присвоил силу себе, прикончив главу дома. Это стоит проверить… Саката молча развернулся и направился к выходу. — Куда собрался? — спросил его убийца. — Мне нужно проветриться, — холодно произнес Саката и вынырнул из палатки. Борясь с головокружением, Хиджиката поднялся и поплелся за ним. Через пару минут лес перестал смыкаться над их головами и они вышли на широкий луг, за которым маячил черепичными крышами знакомый пригород Лондона. Саката шел все быстрее, и это уже слабо напоминало простую прогулку на свежем воздухе. Они добрались до первых домов, и Хиджиката отчетливо понял — это побег. Летнее солнце уже было в самом зените, когда они вышли к поместью, ворота которого перетянула желтая полицейская лента. У забора стояли патрульные машины, одинокая карета скорой и вытянутый кузов катафалка. Хиджиката тоскливо посмотрел на свой дом. Где-то там внутри убивался от горя Хиджиката, который был почти на два года младше и в сто раз наивнее. Постояв так некоторое время в молчаливом сочувствии к самому себе, он посмотрел на дорогу и увидел Сакату, убегавшего за угол забора и почти скрывшегося в тени раскидистой ивы. Спохватившись, Хиджиката рванул было за ним, но тот уже исчез из виду. За углом забора пространство поплыло, будто в знойном мареве, и Хиджиката очутился в узком перешейке между двумя домами. Он опешил: впервые за все путешествие Омут памяти смилостивился над ним и переместил его совершенно незаметно, без бешено мельтешащей картинки перед глазами, исчезающего пола под ногами и тошнотворных бросков тела сверху вниз. И не успел он опомниться, как увидел Отосе. Она шла прямо ему навстречу в непривычном сером платье, прижимая к боку аккуратную дамскую сумочку. На периферии взгляда мелькнули знакомые серебристые волосы и перепачканное лицо. Саката брел мимо Хиджикаты в выцветшей грязной мантии, нетипично наброшенной на оба плеча. Они с Отосе разминулись в переулке, слегка столкнувшись плечами. — Прости, бабуль, — небрежно бросил Саката, не оборачиваясь. Отосе тут же остановилась, глаза ее нехорошо блеснули. Вдруг она молниеносно развернулась и схватила Сакату за руку. — В чем дело?! — задергался он. — Отпусти, старая ведьма! — В чем дело, спрашиваешь? — спросила она и с неожиданной для ее телосложения силой вывернула его запястье. — Ай! Больно же! — взвыл Саката. По брусчатке глухо стукнул упавший кошелек. Оба потянулись за палочкой, но Отосе оказалась быстрее: — Петрификус Тоталус, — крикнула она, и Саката, застыв, упал плашмя наземь. Отосе устало выдохнула, подобрала кошелек и, присев рядом с обездвиженным Сакатой, покачала головой. — Тебе еще сто лет учиться, прежде чем украсть у меня что-то, — наставническим тоном сказала она. Затем внимательно всмотрелась в его окаменевшее, покрытое копотью лицо, вздохнула. И вдруг легко коснулась его руки. Прозвучал характерный хлопок. Хиджиката, едва успевший порадоваться предыдущему легкому перемещению, досадливо застонал, утопая в новой мутной пучине, несущей его в другую локацию. Но, похоже, он уже начал привыкать: завихрившееся пространство приземлило его прямо на ноги, не заставив даже пошатнуться. Что ж, возможно, это путешествие хотя бы поможет ему быстрее обучиться трансгрессии. Хиджиката огляделся: простая, уютная кухня с парой окон, деревянный круглый стол и пара стульев, винтажный буфет, чайный сервиз из тонкой керамики. Отосе, на тяжелом выдохе поднявшись на ноги, поставила сумочку на банкетку у двери, затем направилась к плите, водрузила тяжелый чайник на огонь, неспешно расставила на столе чашки, вынула из холодильника лимонный кекс, разрезала его на аккуратные дольки, достала с полки сахарницу и блестящую фальгированную упаковку. Услышав свист на плите, она залила кипяток в заварочный чайник, переместив на стол и его тоже. Отосе вела себя абсолютно непринужденно, по-домашнему, будто рядом на полу все это время не валялся обездвиженный грязный незнакомый подросток. И только присев за стол и осторожно взяв в руку чашку с дымящимся подслащенным чаем, она направила палочку на застывшее тело и спокойно произнесла: — Фините Инкантатем. Саката вскочил на ноги, ошалело заозирался и, увидев дверь, бросился к ней. Распахнул, чуть не оторвав от усердия ручку. И замер. За деревянным проемом оказалась непроницаемая кирпичная стена, будто квартиру замуровали. — Что за… — выдохнул он и вытянул палочку. — Бомбарда! — вспыхнул прозрачный луч, раздался взрыв. Дым рассеялся, и Саката в изумлении увидел, что на ровной кирпичной кладке не осталось и следа. — Бомбарда Максима! — он в остервенении размахивал палочкой, посылая все новые заклинания на преграду, но она даже не дрогнула. Осознав бесполезность своих действий, он испуганно воззрился на Отосе и ринулся к ней. Палочка взметнулась в его сторону и уперлась ему в грудь. — Это мой дом, — ровным тоном сказала Отосе и отхлебнула чай. — Он слушается только меня. — Что за нахрен… — сквозь зубы процедил Саката. — Выпусти меня отсюда, старая ведьма! — Ты уйдешь тогда, когда я захочу, — она указала палочкой на свободный стул. — Если закончил истерику, то присаживайся. Будешь моим гостем. Голодный ведь, поди? Не сводя с нее враждебного взгляда, Саката сел за стол, не выпуская палочку из руки: — Что тебе от меня нужно? — со злобой спросил он. — Я же сказала, — пояснила Отосе, аппетитно откусывая ломтик кекса. — Чтобы ты поел. Выпил чаю. И в спокойной беседе рассказал мне, как юный волшебник докатился до того, что решил воровать у старушек кошельки в Косом Переулке. Саката голодным взглядом посмотрел на кекс, закусил губу, но решительно отмахнулся. — Не стану я принимать от тебя пищу. Мало ли чего ты туда подмешала. — Что ж, — она опустила чашку на блюдце, придерживая ее мизинцем. — Возможно, мне действительно стоило подлить тебе в чай немного сыворотки правды. Или, — она тяжело взглянула на него исподлобья. — Может, мне стоит сдать тебя в полицейский участок? — Саката ощутимо вздрогнул, услышав это словосочетание, и, конечно, она это заметила. — Я легко смогу доказать, что ты ворвался ко мне в дом в попытке меня ограбить. Мне почти не придется врать. Можешь переночевать сегодня на нарах, — она пожала плечами и взяла еще один кусок кекса. — Или можешь принять пищу с моего стола и просто поговорить по-человечески. Саката сглотнул. И вдруг пододвинул к себе оставшийся кекс и принялся жадно поглощать кусок за куском. Отосе одобрительно кивнула, глядя, как он собирает с тарелки все до последней крошки, и с беззлобной усмешкой спросила: — Как зовут-то тебя, малец? — Гинтоки. Облака за окнами вдруг замелькали, как огромная стая белых птиц, солнце быстро полетело по своей орбите. И когда спятившая картина, обрамленная оконными рамами, остановилась, кухню заливал мягкий золотисто-розоватый свет, предшествующий сумеркам. Внутри комнаты ничего не изменилось, только Саката сменил позу на более непринужденную, откинув локоть на спинку стула. Отосе курила. — Ешида Шое… — мечтательно произнесла она, выдыхая дым. — Давненько я не слышала этого имени. — Бабуля, ты знала его? — удивился Саката. — А то как же, — тонкий палец постучал по сигарете, стряхивая пепел. — Не один десяток лет мы с ним вместе обучали юных волшебников. — Волшеб… — Саката округлил глаза и встревоженно вскочил с места. — Ты что, из Хогвартса?! — Верно, забыла представиться, — она манерно протянула ему тонкую, покрытую сморщенной кожей ладонь. — Профессор Отосе, преподаватель трансфигурации и декан факультета Гриффиндор. Саката посмотрел на ее руку так, будто это была не живая плоть, а какой-нибудь жуткий артефакт, убивающий каждого, кто к нему прикоснется. — Это все вы… — с нескрываемой ненавистью прошептал Саката, сжимая кулаки. — Это из-за вас учитель Шое… Он замолчал. Отосе не стала допытываться. Она затушила окурок, вкрутив его в шероховатое металлическое дно ажурной пепельницы, и сказала: — Не думала, что Ешида все еще таит на нас обиду. Мы поступили с ним по-дружески. — По-дружески?! — взвился Саката. — Вы выставили его вон за нарушение парочки правил! Ты хоть знаешь, как сильно он любил учить детей?! Знаешь, что он потерял все, покинув Хогвартс?! — Знаю, — Отосе сдержанно сложила руки на столе. — А ты знаешь, какие именно правила он нарушил? — Разве это так важно?! — Он обучал студентов Непростительным заклятиям, применяя к ним моральное насилие и выводя на губительные эмоции, необходимые для Черной магии. Как думаешь, для будущего этих детей это важно? Саката обомлел. Уставившись в пол, он медленно уселся обратно на стул и безжизненно произнес: — Это не он был… — И это я знаю, — кивнула Отосе, закуривая новую сигарету. — Но это была неотделимая его часть. Он не мог от нее избавиться, мы — тоже. А для Хогвартса безопасность студентов превыше всего, — она склонилась над столом и заглянула Сакате в лицо. — Он и тебя Непростительным заклятиям обучал, да? Поэтому ты сбежал от него? — Пытался, но… — Саката обнял себя за сложенные на столе локти и сжался, будто замерз. — Не только поэтому. Отосе вздохнула, откинувшись на спинку стула. Она молча курила, задумчиво разглядывая расстроенного Сакату. — Вот что, Гинтоки, — наконец, сказала она, решительно затушив окурок. — Пока поживешь у меня. — Э? — Саката ошарашенно вскинул голову, тряхнув отросшими волосами. — У меня есть свободная комната, — продолжила она. — Живу я одна, так что ты никого не стеснишь. Потом подумаем, что с тобой делать дальше, а пока освойся тут немного. Надо купить новую одежду, эта уже никуда не годится. И еще, — она сморщила нос и кивнула вглубь коридора. — Душ там. От тебя разит за версту. Саката нахмурился и, сложив руки на груди, нахохлился, как искупавшийся в луже воробей. — Что-то не устраивает? — поинтересовалась Отосе. Саката воззрился на нее исподлобья и осторожно сказал: — Бабуль, я не настолько наивен, как ты думаешь. Я уже отлично знаю: во взрослом мире ничего не бывает даром. А заплатить мне тебе нечем. Так что сразу скажу, — он нахмурился. — Меня интересуют только ровесницы! И я не собираюсь с тобой траха… — его речь прервала палочка, ткнувшая его в кончик носа. — Ай! Больно! — Живо отправляйся в ванную, юноша, пока я не применила Экскуро, чтобы начисто вымыть твой грязный рот! — строго отчеканила она и, проницательно прищурив глаза, добавила. — Кто сказал, что мне нужна в уплату такая чушь?! Считай это авансом! Когда начнешь зарабатывать, я с тебя три шкуры сдеру за аренду! В открытое окно вдруг ворвался сильный порыв ветра и, не шелохнув даже салфетки на столе Отосе, подхватил Хиджикату и утащил куда-то сквозь стены и время. На этот раз он не вертел его нещадно во все стороны, а нес плавно, почти ласково, будто за все это путешествие Омут памяти успел привыкнуть к своему гостю, сродниться с ним. Прокатив Хиджикату на мягких волнах, он осторожно опустил его на покрытую пушистым пледом кровать, будто укладывал спать после утомительных перебежек между воспоминаниями. Но Хиджиката отдыхать был пока не намерен и, усевшись на постели, огляделся. Мягкий сумеречный свет разбавлял полумрак небольшой, скупо обставленной спальни. Несколько мантий на вешалке в приоткрытом шкафу, пустой письменный стол, кровать у окна под красным балдахином — как в мужской спальне Гриффиндора, только немного шире. Золотистые обои, золотистые занавески на окнах, на стене — знакомый герб со львом на алом фоне. Вся эта обстановка была для Хиджикаты настолько близкой и успокаивающей, что ему на миг показалось, будто он проснулся в родной спальне в родной башне Хогвартса. Под боком послышалось восхищенное «Ого-о-о!» на выдохе. Хиджиката повернул голову на звук и увидел Сакату. Тот вытянулся на постели рядом с ним лежа на животе, одетый в простую белую футболку и спортивные брюки, и болтал в воздухе голыми ступнями. На подушке валялось несколько открытых журналов с комиксами. Саката увлеченно читал, подсвечивая страницы Люмосом. Хиджиката заглянул ему через плечо, из любопытства желая узнать, что же привело его в такой восторг, и едва не рассмеялся в голос. Со страниц журнала, которые возбужденно теребил пальцами Саката, на него томными взглядами взирали полуобнаженные девицы в откровенных позах, а на правой стороне разворота, лукаво подмигивая, летела в космос верхом на гигантском шприце медсестричка в розовом чепчике и белых ажурных чулках — и больше ни в чем. Хиджикате казалось нелепым, что кого-то может взбудоражить эта откровенно пошлая несуразица, однако для Сакаты это, видимо, было прямое попадание в сердце… или в какой-то другой жизненно важный орган. Но, как бы то ни было, Хиджикате было радостно видеть его, наконец, таким оживленным и привычно расслабленным. Раздался звонок в дверь, застучали по полу каблуки. Саката всполошился и, рывком сунув эротический журнал под подушку, прислушался. — Вы? — удивленно спросила в коридоре Отосе. — Конечно, дорогая, проходите, присаживайтесь. Хотите чаю? Только заварила. Голос гостьи был тихим и едва разборчивым, но Хиджиката услышал в них до боли знакомые интонации и подошел к приоткрытой двери. Саката вслед за ним сполз с кровати, подкрался на цыпочках и выглянул в щель. Отосе сидела за кухонным столом, второй край которого загораживала стена коридора, поэтому гостью рассмотреть не удавалось. Разговор шел на пониженных тонах, ни слова не разобрать. Хиджиката вспомнил о своих призрачных возможностях проходить сквозь преграды, но внезапно дверь оказалась для него непроницаемой. Он беззвучно ударил по ней несколько раз ладонью, но та не поддалась. И только тогда он догадался — это воспоминания Сакаты, поэтому Хиджикатата не может узнать того, чего не знал тот. Вдруг Отосе ахнула: — Вы уверены?! — К сожалению, да… — чуть громче ответила гостья, и тогда Хиджиката в изумлении узнал голос жены брата. — Но как же так?! Он что… ведь по преданиям передача силы… — Отосе не договорила. — Я не знаю… — жалобный шепот в ответ. — Но Тамегоро так сказал. Он был уверен. Он позвал его для этого прямо перед тем, как… — Вы меня простите, дорогая, но это безумие какое-то… — Отосе недовольно покачала головой. — Пожалуйста, профессор! Помогите нам, чем сможете! Скоро новый учебный год, а вы же декан его факультета! Он еще совсем мальчик, я ужасно переживаю за него! Хиджиката затаил дыхание. — Вот именно, — строго сказала Отосе. — Он еще слишком мал для тех игр, в которые вы его ввязали! Вы же знаете, я очень люблю Тамегоро, но когда он это натворил, то явно уже был не в себе. Куда вы смотрели?! — Тамегоро хотел… — судорожный всхлип прервал речь. — Вы же знаете, мальчика в семье не признают из-за… вы понимаете, из-за его происхождения. Тамегоро побоялся, что когда он вырастет, родственники попытаются лишить его наследства, а так… — А в итоге вы унаследовали ему участие в схватке бульдогов под ковром! Так ли сильно ему нужны были ваши деньги?! — голос Отосе зазвенел металлом, и жена брата в ответ тихо заплакала. — Ну, тише, дорогая, тише, — смилостивилась декан. — Я сделаю, что смогу, чтобы уберечь его. Хогвартс неприступен, вы же знаете. Конечно, опасность перекинется на школу, но, думаю, мы справимся. Мацудайра не допустит вторжения. Но вы должны хотя бы рассказать ему, какая страшная опасность его теперь подстерегает. — Нет-нет-нет! Тамегоро просил не говорить… — Тамегоро погиб из-за этого, — безжалостно напомнила Отосе. — Вот именно! Я только недавно похоронила мужа и не хочу, чтобы… — слова утонули в плаче. Ее безутешные, разрывающие сердце рыдания длились с минуту. Успокоившись, она продолжила. — Вы же знаете, какой этот мальчик вспыльчивый. И как сильно он любил Тамегоро! Вдруг он… не говорите ему, умоляю! Он по неопытности натворит бед! — Да уж, бед нам больше не надо… — Отосе постучала острыми ногтями по столу. — Ладно, дорогая, не плачьте. Так и быть, я сохраню вашу тайну, покуда смогу. И присмотрю за ним. — Спасибо… спасибо вам, профессор! — раздался бумажный шелест. — Дорогая, не надо! Спрячьте деньги! — возмутилась Отосе. — Пожалуйста! Примите это в благодарность от семьи Хиджиката… Саката испуганно выдохнул, дверь под его ладонью скрипнула. Отосе резко обернулась на звук, затем вскочила и направилась к нему, яростно стуча каблуками. — Гинтоки! Маленький паршивец! Не смей подслушивать… Хиджиката отшатнулся от распахнувшейся двери и провалился куда-то в тень комнаты. А когда вскочил, был уже день. — Сколько раз говорить! — кричал стоявший у окна Саката. — Не поеду я в твой Хогвартс! Отвяжись, старая ведьма! — Не смей так со мной говорить, негодник! — орала в ответ Отосе, вынимая его мантии из шкафа и бросая в стоящий рядом открытый саквояж. — Ты едешь со мной, и это не обсуждается! Меня до следующего лета здесь не будет! Что ты собрался делать все это время?! Опять пойдешь в Косой Переулок охотиться на чужие кошельки?! — Не знаю! Работать пойду! — отмахнулся Саката. — Да кто доверит работу такому маленькому недотепе?! — Я не недотепа, и мне почти четырнадцать! — Тоже мне возраст! Ты только и умеешь, что палочкой махать да журнальчики свои разглядывать с голыми девками! — Не смей рыться в моих вещах, костлявая ведьма! — вспыхнул Саката. Хиджикате стало неудобно наблюдать за этой откровенно семейной руганью, но удалиться из комнаты он не мог. Оставалось лишь стоять и ждать развязку разговора. — Мы уезжаем завтра — и точка! — отрезала Отосе. — Я! Не поеду! В Хогвартс! — Саката уселся на кровати, сложил руки на груди и насупился. — Почему? — спросила она, тряхнув зажатой в руке мантией, словно крылом, и рассерженно сдунув со лба выправившуюся из прически прядь. — Почему ты так сильно не хочешь в Хогвартс? — и не услышав ничего в ответ, смягчившимся тоном предположила. — Из-за Ешиды? Саката молчал и с непримиримым упрямством смотрел на нее. — Разве я не рассказала тебе, почему нам пришлось попросить его уйти? — Отосе подошла к постели и присела рядом, теребя так и оставшуюся в руках мантию. — Нам тоже не хотелось, чтобы он уходил, но… — Не только поэтому, — буркнул Саката и под доверительным взглядом Отосе осторожно спросил. — Ваша школа… она ведь подчиняется Министерству магии, так? — Ну, — в недоумении произнесла Отосе. — Хогвартс отдельное учреждение со своими правилами, но конечно, мы подотчетны… погоди-ка, — ее глаза сверкнули осознанием. — Ты боишься Министерства? Саката молча подтянул ноги к груди и обнял себя за колени. — Точно… — Отосе задумчиво погладила подбородок. — Они же ищут Ешиду. Министр говорил, что тот выкрал из Отдела тайн какие-то артефакты. Саката вздрогнул и уткнулся лицом в колени. — Гинтоки, — Отосе невесомо коснулась его волос. — Мракоборцы искали его, и поэтому… — Они убили его, — едва слышно прошептал Саката. — Что? — опешила Отосе. — Кого убили?! — Учителя Шое. Отосе изменилась в лице. Она с трудом поднялась на ноги, придерживаясь рукой за опору палантина, и с бессмысленным взглядом забродила по комнате: — Вот как… Ешида… как же так… И министр даже не сообщил нам об этом… — она потерла руками лицо и, обернувшись к Сакате, присела рядом с кроватью, заглянула ему в глаза. — Когда это случилось? — Прошлой зимой. В лесу. Мне… удалось спрятаться. — Гинтоки… — сочувственно выдохнула Отосе. — Ты это видел? Саката поджал губы и отвел взгляд. — Они меня видели. — Так ты боишься, что в Хогвартсе обо всем узнают и схватят тебя? — она мягко коснулась его пальцев. — Не волнуйся, я поговорю с руководством школы. Похоже, Министерство магии доверяет нам куда меньше, чем я думала, так что и нам не нужно хранить им верность. Ты же ни в чем не виноват, верно? Ты присоединился к нему уже после того, как он похитил артефакты из Министерства, поэтому… — Нет. Я виноват, — коротко возразил Саката. — Не говори так, — принялась успокаивать его Отосе, но он вскочил с кровати и перепрыгнул на противоположную сторону. — Ты ничего не знаешь! Та женщина, что приходила недавно… я был в том доме, когда ее муж погиб! Отосе отшатнулась, словно от удара, и, попятившись, прижалась спиной к стене. — Хиджиката? — упавшим голосом спросила она, хватаясь за сердце. — Хиджиката Тамегоро? — Да! Это мы с Уцуро проникли к ним! — Кто такой Уцуро? — оторопело спросила Отосе. — Вторая личность учителя Шое! — Но ты же сказал, что Ешида погиб еще зимой, — она растерянно замотала головой. — Подожди-подожди, я ничего не понимаю. Давай все по порядку. И Саката стал сбивчиво рассказывать обо всем: об артефактах, о битве в лесу, об ужасающем воскрешении, о планах Уцуро, о ядах и крови, о том, что произошло в доме Хиджикаты. — Я знал, что он мог убить кого-то, но все равно согласился ему помочь, — завершил свою историю Саката. — До последнего верил, что мы тихо заберем ту самую палочку и сумеем вернуть учителя Шое. Я нарушил обещание, которое ему дал, и вот к чему это привело… — он выдохся и обессиленно опустился на край кровати. — Ты бы все равно не смог остановить его, — Отосе присела рядом и приобняла его за плечи. — Убить бы ты его не смог, а если б ушел раньше, он бы все равно сделал то, что задумал. — Неважно, — Саката покачал головой. — Я соучастник убийства. Даже если забыть о моей ненависти к Министерству за то, что они сделали с учителем Шое… в Хогвартс мне нельзя. — Но тебя же не видели в том доме, верно? — напомнила Отосе. — У свидетелей есть только приметы Уцуро, да и то самые общие. Никто на тебя не подумает. — Как ты не понимаешь? До этого меня видели некоторые Мракоборцы. В Министерстве знают, какого артефакта не достает. Знают, кто его хранит. Знают, кто его ищет. И знают, что учитель Шое погиб. На их месте я бы решил, что это я продолжил его дело, ворвался в тот дом и совершил убийство. А приметы легко может подделать даже магл, что уж о волшебниках говорить. — Или они думают, что ученик воспользовался воскрешающим камнем, который у него был в момент убийства Ешиды, — возразила Отосе. — Может и так. Но все равно я — их главная зацепка. Уцуро им одолеть сложнее, куда проще — поймать меня, выпытать все, что знаю, а потом выбросить в Азкабан. Поэтому они наверняка ищут и меня тоже. И сам Уцуро наверняка тоже. Отосе задумчиво смотрела в стену и молчала. Саката выждал с минуту, а затем сжал кулаки и решительно поднялся: — Прости, что вовлек тебя в это, бабуля. Меня никто здесь не видел, поэтому на тебя подозрения лечь не должны. Я уйду сегодня же. Трансгрессируй меня куда-нибудь в Косой Переулок. — Что? — Отосе растерянно взглянула на него. — Про аренду помню, — ровно добавил он. — Когда-нибудь я смогу вернуть тебе долг. — Саката Гинтоки! — опомнившись, вскочила в гневе Отосе. — Не смей говорить мне такую чушь! Куда ты собрался?! — Не знаю пока. Что-нибудь придумаю. — Придумает он! — Отосе влепила ему затрещину. — Ай! За что?! — жалобно спросил он, потирая затылок. — За то, что решил, будто я выгоню тебя на улицу испугавшись какого-то Министерства! — Какого-то?! — опешил Саката. — Ты же работаешь на это Министерство! — Я работаю на Хогвартс! Не путай! — она грозно потрясла костлявым пальцем перед его носом. — И эти чванливые чинуши мне не указ! В мой дом они и шагу не ступят! А ты и шагу не сделаешь отсюда! — Но… — Никаких «но»! Не хочешь в Хогвартс — значит, останешься здесь! Я хотя бы знать буду, что ты в безопасности! — На целый год?! — опешил Саката. — А каминная сеть на что? — напомнила Отосе. — Буду иногда выбираться сюда. Скажу директору, что котенка завела, и он еще к лотку не приучен. Так что если Мацудайра не хочет, чтобы вся школа была в… — Эй! Я не ссу мимо! — возмущенно перебил ее Саката. — А то я не вижу желтые брызги на стене туалета! — Так давай я уйду, раз тебя настолько заботит чистота твоего санузла! — И речи быть не может, — Отосе категорично рассекла рукой воздух. — Я сама привела тебя в свой дом. Сама предложила жить у меня. Так что теперь ты — моя ответственность. Именно так должно поступать взрослым! Поток теплого ветра ударил Хиджикате в спину, подхватил и снова понес его куда-то на улицу. Лондон раскинулся внизу, будто из окна выходящего на взлет самолета: гигантский город, которому конца и края не видно, разделенный извилистой серой дугой Темзы. Черепичные крыши то переливались на солнце всеми оттенками бордового и коричневого, то гасли в черноте, перечерченные желтыми полосами вечерних огней и сверкающими линиями вдоль дорог. День сменялся ночью, улицы мельтешили точками автомобилей, мчавшимися на сверхзвуковой скорости. В какой-то момент все утонуло в белоснежном сиянии, но оно быстро истаяло, короткие отрывистые мгновения город ослепительно сверкал в ярких лучах, и только столбики дождей то тут, то там появлялись, извергались на улицы и исчезали на протяжении всего полета. Солнце, словно взбесившись, беспрестанно мелькало в небе, то взмывая ввысь, словно пытаясь упорхнуть со своей траектории куда-то в космос, то жалось к горизонту, скользя по низкой дуге. Хиджиката взмыл над городом и вдруг понесся вниз в крутом пике. На такой скорости ветер должен был нещадно бить в лицо и не позволять даже сделать вдох, однако этот живописный магический аттракцион был глух к законам физики. Прокатив Хиджикату на гребне ветра, он осторожно приземлил его на мощеную брусчаткой знакомую улицу. Снова Косой Переулок. Пасмурный день. Мимо плывут силуэты прохожих, зябко кутающихся в мантии. Вывески магазинов низко нависают над окнами, витрины украшены к Хэллоуину: за стеклами дрожат свечи, трясутся оживленные магией бутафорские скелеты, кофейни зазывают на горячий тыквенный латте. Хиджиката пригляделся и увидел впереди идущую вдоль по улице Отосе. Рядом с ней шагал кто-то в черной мантии с покрытой капюшоном головой, несший в руке полную продуктов корзину. В походке отчетливо узнавался Саката. Парочка остановилась у книжного магазина, и Хиджиката быстро нагнал их, даже не утруждаясь огибать скользящих сквозь него призрачных прохожих. — Бабуль, ну почему нет? — канючил Саката. — Я в прошлом месяце уже накупила тебе журналов! — отрезала Отосе. — Так они же ежемесячные! Я те уже от корки до корки прочитал! И мне нужно знать продолжение историй! — Лучше бы ты читал книжки, которые я тебе дала, а не комиксы свои дурацкие! — проворчала Отосе. — Так я же осилил твой учебник по Трансфигурации! — А по Истории магии? — Да это скукотища, я засыпаю на первой же странице! — заныл Саката. — Ну, пожалуйста! Я тебе шоколадный кекс испеку! — Мне?! Ты сам же весь его и сожрешь опять! — Ну сжалься, бабуль! Я с тоски помру! Никуда меня не выпускаешь, так еще и в такой мелочи отказываешь! — Для твоего же блага не выпускаю, дурень! — фыркнула Отосе, но открыла сумочку и отсчитала пару галеонов. — Со мной ты так в глаза не бросаешься, как в одиночку. Сам же говорил, что тебя ищут мракоборцы. И еще этот… — она понизила голос. — Ты-сам-понял-кто. — Уцуро, что ли? — уточнил Саката и тут же получил подзатыльник. — Ау, больно! Ты чего дерешься?! — Спятил?! — прошипела Отосе. — Так просто его имя произносить вне защиты дома! Накликаешь беду! — Это ты сбрендила на старости лет! Даром что волшебница, веришь во всякие сказки, как все бабки! — и, пока Отосе не успела взбеситься, он выхватил у нее деньги, сунул корзинку с продуктами ей в руки и сиганул за дверь магазинчика. Хиджиката, помешкав, пошел следом и двинулся поперек рядов. Саката нашелся быстро: с довольным видом прижимая к груди два журнала с комиксами, он остановился у стенда 18+. С обложек, сверкая прелестями, призывно взирали полуобнаженные девушки. Саката едва заметно посмотрел по сторонам, после чего схватил журнал с красоткой в эластичном коротком халатике медсестры, обтянувшем внушительный бюст и открывавшем вид на кокетливый треугольник трусиков, и сунул его за пазуху. Хиджиката и сам с постыдным удовольствием засмотрелся на кричащие обложки так, что не сразу заметил черную тень, возникшую рядом будто из ниоткуда. — Рад видеть, что ты ничуть не изменился, — знакомый безэмоциональный голос послышался из прорези глубокого, словно у дементора, капюшона. Саката изменился в лице и дернулся было к выходу, но замер, когда палочка недвусмысленно ткнулась ему в бок. — Не двигайся. Не заставляй меня тебя калечить. — Какого хрена ты здесь делаешь? — прошептал Саката, скосив глаза на черный силуэт. — Грубо же ты встречаешь отца после того, как мы не виделись больше года, — сказал Уцуро без единой интонации в голосе. — Я заметил у входа декана Гриффиндора. Значит, ты теперь в Хогвартсе? Не знал, что в школе появились осенние каникулы. — Как бы я смог появиться в Хогвартсе после того, что мы с тобой натворили? — сквозь зубы спросил Саката. — А что мы такого натворили? — казалось, Уцуро не издевался, а искренне недоумевал. — Я вот успел там побывать. — Что?.. — Саката пораженно уставился прямо. Перед его глазами по-прежнему маячили стянутые в тугие корсеты и обтягивающие короткие юбки женские прелести. Взгляд его елозил по обложкам, словно пытался зацепиться хоть за что-то привычное, безопасное для подросткового разума. — Почему бы не наведаться на прежнее место работы, не увидеть бывших коллег… — Хватит издеваться! — пальцы Сакаты крепче сжали журналы и собрались в кулаки, расцарапав ногтями слюдяное покрытие обложек. — Ты меня искал, да? — И это тоже, — согласился Уцуро. — А еще хотел узнать, не поселилась ли моя палочка у младшего брата бывшего владельца. — Что ты там натворил… — было очевидно, что Саката едва сдерживается от крика. — Ничего. Меня почему-то не приветили, пришлось уйти. — И теперь ты решил попасть в Хогвартс через меня? За этим сюда явился? — Я пришел потому, что ты меня позвал. — Я тебя не звал. — Не обманывай. Я отлично слышу, когда кто-то называет мое имя. Саката подозрительно прищурил глаза, зрачки его превратились в едва заметные черные точки в бордовых океанах. — И раз уж ты меня позвал, — продолжил Уцуро. — То я подумал, что такому умелому вору, как ты, будет интересно одно мероприятие, которое я задумал… — Мне неинтересно, — оборвал его Саката и, справившись со ступором, повернул к нему напряженное лицо. — Уходи. Я больше не желаю участвовать в твоих преступлениях. — Ты так говоришь, но ведь продолжаешь хранить мои вещицы, верно? — Они не твои. И я отдал их обратно в Министерство магии. — Снова обманываешь, — заметил Уцуро. — Твой учитель бы этого не одобрил. — Ты не мой учитель, — зло отрезал Саката. — Но ты же хотел его вернуть, верно? Это явно был подлый выстрел в упор, прицельно в незаживающую кровоточащую рану. — Просто выслушай и прими решение, — сказал Уцуро. — Я хочу проверить ячейку Хиджикаты в банке Гринготтс. Если палочки не оказалось в доме, то, возможно, она хранится там. От одного сотрудника, гоблина, я узнал, где находится нужная ячейка и как к ней подобраться. Уходя на выходные, он невзначай забудет наколдовать в банке нужную охрану. Мы проберемся туда ночью и проверим ячейку. Никаких убийств, все сделаем тихо. Никто даже не заметит, что мы там были. Саката молчаливо притискивал журналы к груди. Уцуро спрятал палочку и ждал ответа. — В эти выходные? — наконец, уточнил Саката. Услышав это, Хиджиката почувствовал головокружение и уронил лоб на ладонь. — Да. С десятого на одиннадцатое октября. Саката развернулся и, не произнеся больше ни слова, направился к выходу. — Эй, пацан! А заплатить?! — окрикнул его продавец. — Простите, задумался, — безжизненно ответил Саката, бросая монеты на блюдце и, не обращая внимание на настойчивые увещевания о сдаче, толкнул дверь. — Наконец-то, — проворчала Отосе. — Где ты там запропастился? — она подозрительно осмотрела его с ног до головы и строго добавила. — Выглядишь странно. Надеюсь, ты ничего не украл? Саката вздрогнул, словно очнувшись, и задержал на ней взгляд, как если бы не видел ее сто лет и пытался узнать. Губы его сжались в тонкую прямую линию, и он спешно двинулся вперед, бросив ей на ходу: — Пойдем домой, бабуль. — Куда ты так почесал? — крикнула Отосе, ускоряя шаг. — Эй! Корзинку у меня забери, оболтус! Саката, не оборачиваясь, принял в руки ношу, но притормаживать не стал. Отосе едва поспевала за ним, а Хиджиката нагнал его и пошел рядом, пронзительно всматриваясь в неподвижное лицо. Да, ему уже был известен исход: Саката придет в Гринготтс, после чего очутится в Хогвартсе. Так, значит, Хиджиката все правильно понял, когда решил, что тот был соучастником ограбления? Значит, после этого Отосе вступится за него и уговорит Мацудайру отправить его в школу? Не слишком ли много тебе простили, Саката? Не слишком ли это глупо со стороны директора и декана — впускать в стены Хогвартса пособника убийцы и вора, который не выбирает средств на пути к своей цели? Неужели ты, Саката, тоже их не выбираешь? Испугался убийства, малодушно сбежал, оклемался немного, вспомнил о том, что для тебя действительно важно, и решил снова примкнуть к нему, несмотря ни на что?! Едкое разочарование растворяло надежду, которая едва начала снова теплиться в душе Хиджикаты. Оно стучало пульсом в висках, оседало горечью на языке. Он отмерял шаги по отсыревшей брусчатке, и с каждой секундой ему становилось все паршивее. «Давай уже, — зло подумал он, возненавидев осточертевший ему Омут памяти. — Хватит томить, перебрасывай меня в банк — и дело с концом. Я уже все понял. Только вот на кой хрен Отосе отправила меня сюда? Чтобы я разжалобился из-за его тяжелого детства и тут же все простил? Отдал себя на растерзание этому психу-обскуру, который хочет уничтожить Статут о секретности? Или чтобы Саката смог попытаться вернуть своего учителя? Да пошел ты, Саката! Брата мне никто не вернет. Окиту ее родителям — тоже… ну же! Унеси меня отсюда, зачем тянешь?!» Сейчас Хиджиката был бы рад даже самому тошнотворному перемещению, лишь бы не продолжать идти рядом с ненавистным предателем, не подниматься с ним по этим треклятым ступеням, не входить в одну и ту же дверь квартиры… — Бабуля, — произнес Саката, едва за его спиной щелкнул замок. — Мне надо кое-что тебе рассказать. Потерявший всякую веру Хиджиката обомлело моргнул пару раз, и тут на него навалилось настолько пьянящее облегчение, что он невольно привалился плечом к косяку — и канул внутри кирпичного чрева стены. Едва удержав равновесие, он помотал головой и огляделся. Та же кухня, только за провалами окон — ночная темнота с белыми вкрапинами ламповых огней. На стене между рамами висел тусклый светильник, разбрызгивавший по кухне блеклый желтый свет. В полумраке за столом сидела Отосе, а вместе с ней — необычный гость, директор Хогвартса собственной персоной. Прощупывающим недобрым взглядом из-под совершенно неуместных темных очков он рассматривал Сакату. Тот стоял у двери, будто был нацелен на побег в случае чего. Скрестив руки на груди, он отвечал незнакомцу точно таким же подозрительно-выжидательным взглядом. — Отосе, — наконец, протянул Мацудайра, не сводя глаз с Сакаты. — Я думал, твой кот немного меньше. — Простите, что не могла рассказать вам раньше, — Отосе виновато сложила руки на столешнице. — И глаза у него дикие совсем, — беззлобно продолжил директор. — Неудивительно, что за целый год ты так и не приучила его ссать куда надо. — Нарываешься, старикан?! — взбесился Саката. — Не смей так говорить с уважаемым директором прославленной школы магии, негодник! — Отосе вскочила и отвесила Сакате оплеуху, а затем обернула к Мацудайре умоляющий взгляд. Тот тяжело выдохнул, пожевал губы и спросил: — С десятого на одиннадцатое, значит? — пронзительные мудрые глаза из-под густых темных бровей с седыми прожилками уставились на декана и ее подопечного. — Не даете же старику спокойно выпить в вечер пятницы. — Он бахнул ладонью по столу. — Отосе! С тебя лучший виски, какой сможешь найти! — Я принесу вам целую бочку! — просияв, заверила его декан и обеспокоенно добавила. — Как вы думаете, вдвоем мы с ним справимся? — Вдвоем? — Мацудайра удивленно вскинул бровь. — Отосе, мы учителя. Ловить преступников — работа мракоборцев. Не отнимай у них хлеб. — Но… — она растерянно моргнула. — Я же вам все рассказала. Нельзя, чтобы Гинтоки видел кто-то из… — И ты предлагаешь мне самому вломиться в Гринготтс? — название банка отозвалось из уст директора недовольным рычанием. — Я на такое не подписываюсь. — Говорил же тебе, бабуль, что это была плохая идея, — буркнул Саката. — Выпустите меня отсюда. Я сам разберусь. Мацудайра посмотрел на него, прищурив глаза, и протянул: — Да неуже-е-ели? И какой у тебя план, пацан? — Придумаю что-нибудь, — зло кинул Саката. — Без вашей помощи. — Какой самоуверенный, шельма, — Мацудайра хмыкнул. — И что, думаешь, я забуду все, что здесь услышал? — Мне все равно, — нарочито безразлично ответил Саката. — Но это мое дело. Я обещал учителю Шое, что не позволю сеять зло его руками, когда он потеряет волю над телом. И на этот раз я сдержу свое обещание, — он решительно дернул ручку, и за дверным полотном уже привычно выросла кирпичная стена. — Бабуля, — попросил он, не оборачиваясь. — Отосе, — Мацудайра вытянул из внутреннего кармана мантии сигару, — я запрещаю тебе выпускать своего кота на прогулку, — щелчок пальцев заставил кончик сигары вспыхнуть. Саката вздрогнул и повернулся к директору, направив на него палочку. Багряные глаза угрожающе сверкнули из-под нахмуренных бровей, губы сжались добела, под светлой кожей щек нервно зашевелились желваки. Мацудайра вновь хмыкнул, оценивающе его разглядывая. — Либо Слизерин, либо Гриффиндор, — со вкусом растягивая букву «р», сказал он. — Одно из двух. Ставлю на второе. А ты, Отосе? — он перевел взгляд на декана и ухмыльнулся. — Вот как поступим. С министром я поговорю. Продам ему верную наводку на самого разыскиваемого преступника последних лет за твоего пацана. Думаю, это не самая высокая цена, и он охотно согласится. — Значит, вы хотите, чтобы мракоборцы сами занялись этим Уцуро? — уточнила Отосе. — Мы никуда не идем? — Ты нет, а я пойду. Интересно посмотреть, во что превратился Ешида за пределами Хогвартса. Ну, и пацан твой идет, конечно. — Что? — испуганно воскликнула Отосе и дернула Сакату к себе в отчаянной попытке спрятать того за худую спину. — Нет! — Да-а-а, — кивнул Мацудайра, выдыхая плотные клубы сигарного дыма. — Мы же ловим Ешиду на живца. Без живца не клюнет. — Гинтоки — ребенок, а не червяк, нанизанный на крючок! — Хиджиката впервые слышал, чтобы декан говорила с директором строго и уверенно. — Это может быть опасно. И я не доверяю министру. Про то, что они убили Ешиду, он нам ничего не сказал. Если они не смогут схватить Уцуро, то что тогда? Они возьмут под стражу Гинтоки, потому что он ценный свидетель. Возможно, будут опаивать его сывороткой правды или даже пытать! Нет! Я не позволю! — Отосе, — лениво протянул ее имя Мацудайра. — Неужели ты думаешь, что я отдам им твоего пацана после того, как потрачу время на переговоры с министром? — Еще он может погибнуть от шального заклинания, когда начнется заварушка, — выдала Отосе следующий аргумент. — Взрослые проблемы должны решать взрослые, а не дети! — Да уж, — Мацудайра качнулся на стуле. — Не думал я, что доживу до того, что увижу тебя матерью… — он покачал головой и продолжил. — Отосе, твоя проблема в том, что ты пытаешься превратить уличного драчливого кота в беспомощную домашнюю кису. Это так не работает. Сколько ни корми его деликатесами, он все равно будет рваться на волю. Ты хочешь до конца своих дней оберегать его и не выпускать из дома? А какие у тебя планы на его жизнь после твоей смерти? — Мацудайра поднялся, и его длинная тень от настенной лампы скользнула на две застывшие у двери фигуры, утопив их во мраке. — Мужчина становится мужчиной, когда он решает мужские проблемы. И никак иначе, — вдруг он резко вскинул палочку и направил ее на Сакату. — Пацан! Ты идешь или нет? Решай сам. Считаю до трех. Один… — Иду, — не колеблясь, ответил Саката. Мацудайра одобрительно хмыкнул и убрал палочку. — Отосе, ты слышала, — в полумраке тлеющий уголек сигары вспыхнул красной точкой. — Он готов. Декан оторопело перевела взгляд с одного мужчины на другого, после чего горестно выдохнула и, обреченно опустив руки, сказала: — Я рассчитываю на вас… директор. Мацудайра кивнул на выдохе, и сигарный дым окутал кухню непроглядной серой завесой. Хиджиката потерялся в ней. На миг ему даже почудилось, что он чувствует знакомый горьковатый терпкий запах, и ему до дрожи в пальцах захотелось курить. Захотелось на родной подоконник в спальне Гриффиндора, где все понятно, где у него есть друзья и ясный план на завтрашний день. Но вот плотный кумар рассеялся, и он очутился в просторном темном зале. Лунный свет преломлялся сквозь высокие витражные окна и изливался зеленовато-золотистым сиянием, рисуя на витиеватой напольной плитке причудливые узоры. В тенях у стен притаились массивные дубовые столы высотой почти с человеческий рост, а потолок подпирали величественные мраморные колонны. В пронзительной ночной тишине послышался таинственный шорох. В помещение проник слабый порыв ветра, выдавший себя тонкими нестройными переливами хрустальных подвесок громадной люстры. Из густого мрака выплыли две фигуры и бесшумно двинулись по диагонали зала. Их лица были скрыты накидками мантий, но не узнать их у Хиджикаты не было и шанса. Он затаил дыхание, словно его мог кто-то обнаружить — ему вдруг показалось, что это он сейчас должен сыграть сложную роль двойного агента. Вдвойне сложную, если учесть, что преступник, которого ты должен сдать властям — твой отец. Фигуры продолжали воровато плыть по залу и почти дошли до неприметной дверцы, ведущей в хранилище. На короткий страшный миг Хиджиката решил, что Саката передумал. Но тут фигура поменьше ростом остановилась и подняла вверх руку. Его пальцы сжимали палочку, из которой выстрелил сияющий поток Люмос Максимы, осветивший пространство вокруг. И тут же нашпиленный на ослепительный луч каменный свод потолка задрожал эхом взрывов заклинаний, выстреливших в одну точку. С десяток мракоборцев выскочили из укрытий и удивленно дернулись, увидев, как все их чары утопают в прозрачном магическом щите. Продолжая удерживать Протего, Уцуро без секунды заминки контратаковал. Противники рассыпались обратно по укрытиям, стреляя в ответ. Массивные золотые весы на столах подбрасывало, словно перья, куски мрамора и каменное крошево летели от стен и колонн. Застрявший на перекрестие огней Саката увернулся от заклинания, скользнувшему в опасной близости от изгиба шеи, слегка полоснув по коже, и нырнул за ближайший к хранилищу стол. Хиджиката ринулся к нему, рефлекторно пригнулся, выглядывая из засады. Весь зал утонул в непроницаемой для взгляда дымке — Саката происходящего не видел, поэтому и Хиджиката не мог. Оставалось только слушать знакомый до боли шум битвы. Выстрелы заклинаний, разноцветные вспышки вокруг, крики, внезапный оглушительный звон, хрустальные осколки рассыпались по полу — упала люстра. Один волшебник против десятка врагов, а Саката снова вынужден был прятаться по чьей-то указке. Снова. Он не участвовал в битве, невозмутимо смотрел вперед, и лишь по выступившей на лбу венке и колотящимся крупной дрожью пальцам, сжимающим плечи, Хиджиката мог распознать его душевное состояние. Вдруг раскатистый взрыв, заглушающий все другие звуки, словно страшный финал смертоносной рапсодии, гулко разнесся по залу, с дребезгом выбив фрагменты витража из окон. Стол, служивший прикрытием, отпрыгнул в сторону, будто нисколько не весил, и Сакату отбросило взрывной волной на несколько метров и распластало по полу. Все стихло. Хиджиката мог слышать лишь медленно замолкающий звон в голове. Глаза не различали ничего в плотном сером дыму. Саката, кряхтя и постанывая от боли, зашевелился и, с трудом опираясь на разодранные колени, поднялся. Завеса немного развеялась. Багряные глаза на испещренном ссадинами и порезами лице сощурились в попытке хоть что-то рассмотреть — и вдруг изумленно расширились. Уцуро — невредимый, Мерлин его побери! — стоял у огромной расплавленной по краям дыры, которая раньше была входом в хранилище. Плотный непроницаемый кокон Протего окутывал фигуру Уцуро ровной дугой. Он взглянул на обескураженного сына, и щитовые чары раскинулись шире, поглощая и его. — Гинтоки, обманывать нехорошо, — ласковым голосом произнес вдруг Уцуро. Черты лица его смягчились, губ коснулась добрая улыбка. Хиджиката окаменел, не веря глазам, и точно также рядом с ним застыл Саката. — Я скучаю по тебе, Гинтоки… И все еще надеюсь, что ты вернешься ко мне. И, не произнеся больше ни слова, Уцуро нырнул в черный провал стены хранилища. Саката оторопело смотрел ему вслед несколько мгновений, а потом рванул за ним: — Учитель Шое! — Ни с места, сынок, — остановил его глубокий мужской голос, и прямо под ноги Сакаты бросилась вспышка заклятия. Тот едва успел отпрыгнуть назад и обернулся. Нацелив на него волшебную палочку, к нему приближался один из мракоборцев — высокий широкоплечий мужчина в темных очках и с густой черной бородкой-эспаньолкой. Его глаз не было видно, но брови были сдвинуты к переносице, а мышцы скул напряжены. Саката сжал кулаки и с едва сдерживаемым гневом в голосе прорычал: — Чего тебе, мужик?! Мракоборец обернулся и резко взмахнул рукой в сторону входа в хранилище. — Хачи, бери парней! Задержите преступника! — он снова перевел взгляд на Сакату. — Я пока разберусь здесь. Фигуры в черных мантиях пронеслись мимо и нырнули в дыру. Послышались короткие переругивания и стук колес запускаемой в ход вагонетки. — Итак, парень, — произнес мракоборец, возвращая к себе его внимание. — Ты ведь сказал «учитель»? Мне не послышалось? Саката досадливо цыкнул и отступил на шаг, угрожающе подняв палочку. — Да ты, я смотрю, сварен «вкрутую», — мракоборец насмешливо дернул бровями и хмыкнул. — Маловат ты еще тягаться со мной. Пошли по-хорошему. — Никуда я с тобой не пойду, мужик! — притворную невозмутимость Сакаты портила лишь презрительно дернувшаяся верхняя губа. — Что ж, если не хочешь по-хорошему, то придется по-плохо… — Опустите палочку! — эхом разнесся по залу скрипучий женский возглас. Мракоборец обернулся. Прямо к нему спешным шагом направлялась разъяренная Отосе в покрытой каменной пылью мантии. За ней следом вальяжно и неторопливо шел Мацудайра в полном безразличии к тому, что кровь с его рассеченного уха стекала за воротник. — Что вы себе позволяете?! Не смейте угрожать ребенку! — Отосе с неожиданной для мракоборца силой навалилась на его руку. — Он и так сильно рисковал, приводя преступника в вашу западню! — Где, кстати, Ешида? Или как его там теперь зовут, — поинтересовался Мацудайра, подходя к мракоборцу. — Директор Хогвартса, полагаю? — надменно задирая подбородок, спросил мракоборец. — Он самый, — кивнул Мацудайра, не вынимая рук из карманов мантии. — С кем имею честь? — Козенигата Хейджи, капитан отряда мракоборцев, — горделиво представился мужчина. — Преступник, спрашиваете? Мои люди уже наверняка его настигли. — Вот ка-а-ак? А почему их капитан не с ними? — Мацудайра вопросительно склонил голову к плечу, запачкав его кровью. — Я решил разобраться с делом посерьезнее, — Козенигата снова решительно направил палочку на Сакату. — Никчемных преступников развелось столько, что блюстителю порядка некогда отдыхать. Поэтому я должен вырывать сорняк с корнем, пока он не успел разрастись. Опытный мракоборец всегда увидит тьму, которая скрывается за невинной оболочкой. Нельзя недооценивать противника, даже если он выглядит еще ребенком. — Что вы несете?! — окончательно вышла из себя Отосе и, прикрыв собой Сакату, схватила мракоборца за запястье руки, сжимавшей палочку. — Мадам, поверьте человеку, который постоянно ходит по лезвию ножа, — пафосно продолжил Козенигата. — Мой опыт позволяет видеть людей насквозь. Ваш шпион, — он кивнул на Сакату. — Не тот, кем кажется. Он назвал преступника «учителем». Понимаете? — свободной рукой он снял солнцезащитные очки и сунул их в карман мантии. — Хотя, конечно, не понимаете. Как вам, простым преподавателям, сваренным лишь наполовину, почуять то, что ощущает полицейская гончая, когда… — Оч-ч-чень занимательно, но, — оборвал его затянувшуюся речь Мацудайра. — У меня есть договоренность с министром. К этому пацану у вас вопросов быть не может. Козенигата вытянул губы в манерной полуулыбке: — Если я всегда буду следовать правилам системы, мне придется постоянно стоять на месте. — То есть вы хотите ослушаться приказа и проигнорировать сделку, совершенную на высшем уровне? — уточнил Мацудайра, переводя с «крутого» языка на человеческий. — Возможно, господин министр передумает, когда услышит о некоторых новых зацепках, — предположил Козенигата. — До тех пор мне следует заключить этого мальца под стражу и допро… Ай! Ай-яй-яй! — он внезапно перешел на фальцет, и весь его нуарный антураж с треском рассыпался. — Что ты творишь, ведьма?! — Хрена с два вы тронете этого ребенка! — сказала Отосе, выкручивая его запястье, с виду даже не применяя излишней силы. — Козенигата, — неторопливо прожевал имя директор Хогвартса. — Этот пацан учится в моей школе. Если тебе что-то нужно от него, решай это через меня. — Школа не дает ребенку… ай! — Козенигата скривился, у края глаза выступила слеза. — Не дает официального представительства! Как я понял, опекуна у него нет, и… Ай-ай! — Я его опекун! Я его мать! Вы и пальцем его тронуть не посмеете! — Отосе презрительно отбросила руку мракоборца, и тот, скорчившись от боли, принялся тереть запястье. — Как видишь, Козенигата, — глаза Мацудайры улыбались из-под темных очков. — Далеко не все в Хогвартсе сварены лишь наполовину. Не советую связываться с этой женщиной, иначе она превратит тебя в свинью и отхлещет по розовому заду плеткой. — С… свинью? — переспросил Козенигата и вдруг заинтересованно сощурился. — Плеткой?.. — Шеф! — раздался окрик у входа в хранилище, и из дыры показался невысокий мракоборец с детским лицом, украшенным шрамиком под глазом. — Преступник разворошил банковскую ячейку и ушел! — Козенигата, — Мацудайра одарил его тяжелым взглядом из-под черных очков. — Вы разве не наложили на Гринготтс заклинание Табу? — Конечно, я наложил заклинание! — Козенигата справился с болью и горделиво выпрямил спину. — Мракоборец всегда должен думать на шаг вперед. Из этого зала трансгрессировать невозможно. — А из остальных помещений? Козенигата тупо уставился на Мацудайру, а затем раздражающе хмыкнул и неторопливым движением достал сигару. — Кто знает, — философски ответил он так, будто это зависело не от него. — Я знаю только одно. Эта ночь была «вкрутую», и мне невероятно хочется выпить. Директор, — он вскинул на Мацудайру невозмутимый взгляд. — Как насчет пойти в бар и пропустить по стаканчику Камю? — Не в этот ра-а-аз, — в своей манере растягивая слова отозвался директор. — В школе уже был отбой, надо сопроводить ученика в его гостиную. А завтра утром у меня будет встреча с министром. Мне тоже есть о чем ему рассказать, — он подтолкнул Отосе и Сакату к выходу из банка. — Козенигата! — бросил он через плечо, удаляясь. — Если у тебя остались какие-то вопросы, то жду официальной повестки в суд на имя профессора Отосе. За спинами удаляющейся троицы главный зал вдруг начал сжиматься, будто стены его ожили. Мраморные колонны склонили головы, опуская потолок, сворачивая его в круг. Пространство стягивалось, словно его сминали чьи-то гигантские ладони. Пол под ногами зашевелился, и Хиджиката, пошатнувшись, присел на одно колено, приготовившись к очередному перемещению. Под закрытыми веками замельтешили белые точки. Он зажмурился сильнее и вдруг услышал крик Сакаты: — Я на такое не соглашался! Хиджиката распахнул глаза и ожидаемо обнаружил себя в залитом лунным светом кабинете директора Хогвартса. Серебристые приборы разноголосо брякали и шевелились, оживленные незримым магическим вечным двигателем. Мацудайра с перевязанным ухом колдовал у стены, вытягивая из ее недр массивную чашу Омута Памяти. Отосе убирала распределительную шляпу обратно на полку. — Бабуля! — Саката вскочил со стула, привлекая к себе внимание декана. — Какой еще к черту Гриффиндор? Какая школа?! Ты не говорила, что отправишь меня сюда! — Малец, успокойся, пока я сам тебя не успокоил, — пригрозил Мацудайра, не отрываясь от дела. — Твое присутствие в школе входило в сделку с министром. — Что?! — Саката переводил пораженный взгляд с директора на декана. — Вы меня обманули! — Никто тебя не обманывал. Ты же не спросил, что будет после того, что произойдет в Гринготтсе? Выбор был между тем, чтобы отправить тебя сюда или отправить тебя к мракоборцам, — Мацудайра со вкусом протянул оба звука «р» в последнем слове и перевел палочку на Сакату. — Только два варианта. Какой тебе больше нравится? Выбирай. Считаю до трех… — Преступник сбежал! — напомнил Саката, сжимая кулаки так, что на бинтах проступила кровь. — Какой в этом тогда вообще был смысл? — Министр просчитал, что его сотрудники могут не справиться, — Мацудайра вальяжным жестом указал на Омут Памяти. — А свидетеля отдавать ему я отказался. Поэтому пришлось пообещать ему подробные показания. Вернее, пересказ того, что я увижу в твоих воспоминаниях. А пока они ищут, ты побудешь в Хогвартсе, под моим пристальным надзором. Саката обреченно выдохнул и посмотрел на Отосе как на предателя. — Бабуля, как ты могла? — Прояви уважение! — Мацудайра нахмурился. — Она поручилась за тебя. Если бы ко мне пришел с такой просьбой кто-то другой, я бы сдал мракоборцам и его, и его подопечного. Так что хватит ныть и подойди уже к старику, пока я не вытащил из тебя все воспоминания силой. — Раз вы так можете, то зачем просите? — подозрительно прищурился Саката. — Не хочу выуживать важное среди твоих влажных снов и памятных дрочек в сортире, — Мацудайра кивнул декану. — Отосе, приведи сюда Тоши. Пусть проводит его в гостиную Гриффиндора и все ему покажет. И еще, — директор выдержал паузу, закуривая сигару. — Готовь бумаги на усыновление. Я задействую свои связи, решим этот вопрос без проволочек. Декан кивнула и дернулась к выходу, но Саката поймал ее за рукав мантии. — Бабуля, — он поднял на нее дрожащие тоской глаза. — Там в банке, сразу после взрыва… со мной заговорил учитель Шое. Это был он, не Уцуро! Что если… — он смешался и замолчал, опустив голову. Брови Отосе дрогнули вверх. Она подошла к Сакате и крепко обняла его, уткнув лицом в худое плечо. — Не думай об этом, мальчик мой, — едва слышно сказала она, приглаживая его грязные вздыбившиеся кудри. — Он играет с тобой, обманывает… Возможно, зачем-то ему это нужно. — А если не обманывает? — прошептал Саката. — Кончайте свои телячьи нежности, — нетерпеливо позвал Мацудайра. — Я хочу выпить и поскорее лечь спать. Не заставляйте меня начинать считать. Отосе подтолкнула Сакату к Омуту и торопливо вышла за дверь. — Какие воспоминания от меня требуются? Все до встречи с бабулей? — уточнил Саката, немного подумав. — И после тоже, — Мацудайра выдохнул дым, и он заклубился над чашей серыми завитками. — Мне нужно как можно больше информации о Ешиде. Так что делись всем, чем посчитаешь нужным. — Все, что посчитаю нужным… — отрешенно повторил Саката, нависая над Омутом Памяти. Хиджиката тоже заглянул в чашу и тут сухое каменное дно, ожив, поплыло ему навстречу, затягивая его лицо внутрь. Взгляд едва ухватил вырезанные на ободе руны, и Хиджикату подхватило и понесло вниз, в каменную утробу вырастающих кольцом стен, словно он падал в бездонный пустой колодец. Круг замкнулся, понял Хиджиката, он вернулся к тому, откуда начал свое путешествие. Он был уверен, что вот сейчас снова окажется в директорском кабинете, и удивился, когда колени опустились на что-то мягкое, а ладони защекотал пушистый ворс ковра. Распахнутому взору предстала гостиная Гриффиндора. Тьма залепила узкие окна, за стеклами светлячками вился снег. В камине уютно трещало затухающее пламя. Это все еще воспоминание? Значит, где-то здесь должен быть… Хиджиката обернулся. Саката лежал на диване, привычно закинув руки за голову. Кажется, он дремал или просто думал о чем-то, прикрыв глаза. В гостиной было пусто, голосов сверху слышно не было. Рождественские каникулы, понял Хиджиката, все разъехались. — Сын… — вдруг прозвучало где-то неподалеку. Саката подскочил на диване и удивленно заозирался. — Я здесь. Наконец-то застал тебя одного. Голос доносился из камина. Ну, конечно! Хиджиката подполз к огню на четвереньках и уставился на чернеющее в углях знакомое лицо. Саката подскочил к нему. — Как ты… — изумленно начал он, но сам же себя оборвал и спросил другое. — Что тебе нужно? Зола зашелестела в черном провале рта: — Я пришел предупредить тебя об опасности. — Что? — Саката обернулся по сторонам, убеждаясь, что никого больше в гостиной нет, и уточнил. — О какой опасности? — С тобой в школе учится наш враг, — угольки импровизированных зрачков сверкнули красным. — Ему нужны артефакты, которые хранятся у тебя. Если он узнает, где они, то может попытаться их украсть или выманить хитростью. Не попадись на его уловки. — О ком ты говоришь? — Саката удивленно вскинул брови. — У него бузинная палочка… — Хиджиката?! — воскликнул Саката и, тут же прикрыв рот ладонью, зашептал. — Это бред! Не нужны ему артефакты! Он носит палочку просто как память о брате! — Так бузинная палочка действительно у него… — расщелина рта дернулась вверх в полуулыбке. — Та женщина не наврала. Воистину, Круциатус работает отменно. — Так и знал, что ты имеешь отношение к тому нападению… — Саката нахмурился, во взгляде блеснула ярость. — Я просто дал юному Ято верную наводку, — пояснил Уцуро. — Он хорошо сработал, пусть и грубовато. — Ты объединился с этим психом, чтобы добыть последний артефакт? — Почему бы и нет? Нам нужно одно и то же. Камуи сам нашел меня. Его грубые методы эффективны. В конце концов, он сделал то, с чем не может справиться Министерство уже много лет — нашел меня. Ято жаждет силы, чтобы возродить свой клан. Если он завладеет бузинной палочкой, то достигнет цели. — А после ты собираешься убить его? — Кто знает, — усмехнулся Уцуро, подбрасывая в раскаленный воздух клубы пепла. — Посмотрим. — Я не позволю добраться до Хиджикаты ни тебе, ни ему, — тихим от эмоций голосом сказал Саката. Черные дыры глаз удивленно округлились: — Вот как? Вы успели сдружиться? Это даже хорошо. Врагов нужно держать поблизости. — Хиджиката — не враг мне! — Сын, не глупи. Ты многого не знаешь. Его семья давно охотится за артефактами, и он наверняка продолжил дело брата. Ты просто запутался. — Это ты запутался в своих же теориях заговора! Не суди людей по себе! — Ты так наивен. У семьи Хиджикаты есть деньги и связи. Знаешь, кто подослал тех наемников, которые убили меня? Саката ошарашенно уставился на огонь. Подбородок его дрогнул, пальцы до побелевших костяшек сжали ворс ковра. Хиджиката смотрел на него в ужасе. Ему хотелось вскочить, схватить кочергу и разворошить ненавистное лживое лицо в пепельную кашу. — Не верь ему, Саката! — Я не верю тебе, — завертел он головой, будто услышав призрачный голос Хиджикаты. — Это были мракоборцы… Это случайность была… — Ты уверен в этом? — проникновенно спросил Уцуро. Саката безучастно смотрел на вырванные ворсинки ковра в своих пальцах и молчал. — А если и так… — снова заговорил он, немного оправившись от шока, и Хиджиката вздрогнул. — Даже если и так! Если его семья и была замешана в этом, я уверен — он сам не имеет к этому никакого отношения! Ты не знаешь, что он за человек, а я — знаю! От его слов у Хиджикаты под сердцем разлилось приятное густое тепло. — …Он тебя приворотным зельем опоил, что ли? — презрительно донеслось из камина, и Хиджиката с удивлением заметил, как от этих слов у Сакаты запунцовели щеки. — Вот оно что… — задумчиво сказал Уцуро. — Раз уж вы так близки, то мне интересно, как он отнесся к тому факту, что ты принял участие в убийстве его брата? — Саката едва заметно вздрогнул, и Уцуро это заметил. — Значит, ты ему не рассказал? Ну, конечно, ты знаешь, что он сразу же тебя возненавидит и наверняка попытается отомстить. Что ж, развлекайся, пока можешь. Парень все равно не жилец. Юный Ято уже выбрал его своей целью. — У вас ничего не получится! Хиджиката не настолько глуп, чтобы попасть в ваши ловушки, он не покинет школу. А Хогвартс неприступен. Вы не сможете пробраться сюда и… — Гинчик, с кем ты говоришь? Тонкий девичий голос заставил Сакату испуганно дернуться и обернуться. У входа в гостиную стояла Кагура и вопросительно смотрела на него. — Стихи что ли учишь, чтобы петь Тоши серенады? Саката встревоженно взглянул в камин — лицо на пепельном холмике уже истлело. — Просто… повторяю выученный материал, — рассеянно отозвался он, поднимаясь на ноги. — Фу, ты учишься в каникулы? — скривилась Кагура. — Да ни за что не поверю! Что на самом деле ты… — Чего пристала?! — прикрикнул на нее Саката, и та обиженно поджала губы. — Да, учусь, — смягчив тон, добавил он. — Пока я не наверстаю курс по сраной истории магии, этот зануда с меня не слезет… — Будто я не знаю, что ты сам мечтаешь, чтобы он на тебя залез, — заметила Кагура, но Саката, цокнув языком, уже направился мимо нее к выходу. — Эй, ты куда? Я с тобой. — К директору со мной хочешь? — не оборачиваясь, спросил он. — Зачем тебе к нему? Натворил что? Бухлом он с тобой не поделится… Эй, не игнорируй меня! Но портрет Полной Дамы уже шелестел по полу, закрывая выход из гостиной. Хиджиката дернулся было следом, но тут — впервые за все путешествие — почувствовал на плече живое тепло человеческой ладони. И пока он в замешательстве пытался осознать это ощущение, сильная рука цепко впилась пальцами в кожу и дернула его назад. Хиджиката развернулся и резко отшатнулся, когда прямо перед его носом из темноты выплыл белый овал разъяренного старческого лица. На бледной дряблой коже контрастно выделялись глубоко залегшие в морщины мрачные тени, и лишь глаза горели бешеным молодым огнем. — Хиджиката Тоширо! Как ты посмел меня обмануть?! Отосе. Точно такая же, какую он видел в ее кабинете… сколько лет назад это было? Сколько времени прошло с тех пор, как он нырнул в Омут Памяти? Отосе крепко стискивала его плечи, и кожа сигнализировала болью от прикосновения. Сердце радостно затрепетало. Он с восторгом, граничащим с безумием, протянул руку к ее щеке: кожа не поплыла туманом под его пальцами, а встретила их теплой шершавостью. Отосе удивленно округлила глаза, и Хиджиката понял: она чувствует его прикосновение! Он облизал пересохшие губы — спертый, пропитанный запахом алкоголя воздух накинулся на них ночной прохладой — и взволнованно прошептал: — Профессор… вы ведь меня слышите? Отосе нахмурилась, явно не разделяя его восторга, и пригрозила в ответ: — Слышу ли я?! — рассвирепела Отосе, и у Хиджикаты поплыло в глазах от облегчения. Ему было все равно, что именно она ответила. Она его слышала — это было главное. Он никогда не думал, что будет счастлив от того, чтобы разговаривать, ощущать запахи, чувствовать прикосновения и боль. Он выкарабкался из тесного пространства чужой памяти. Он был мертв и ожил без всякого воскрешающего камня. Теперь он мог действовать. И осознание этого наполняло разум полубезумной эйфорией. Отосе нетерпеливо дернула его за плечи: — Я тебе сейчас уши надеру, поганец! Может, тогда ты меня услышишь?! Приди в себя уже! Где Гинтоки?! Имя коснулось его слуха и, словно заклинание, моментально привело в чувство, отгоняя пьянящую негу. — Саката… — с трудом вспоминая, пробормотал Хиджиката. — Я же сказал вам, где его искать… — и только произнеся это вслух, он ужаснулся тому, что сделал. Господи, он оставил его там совсем одного! Раненого! В тот самый момент, когда Уцуро пробивался к Хогвартсу! Что же он наделал?! Как он мог так с ним поступить?! — Его там нет, — сказала Отосе, и у Хиджикаты защемило сердце. — Нигде нет. Я все исследовала наощупь, прошаркала под каждой статуей. Пусто. — Он ушел… — упавшим голосом произнес Хиджиката. — Ушел к нему… — мрачная решимость подкралась к нему сзади и толкнула в спину. Он сорвался с места и побежал к двери. — Скорее, профессор! Мы должны найти его! — Ну уж нет, — Отосе схватила его за руку, притормаживая. — Ты никуда не пойдешь. Ято ищут тебя, так что ты отправишься в гостиную немедленно! — Профессор, — Хиджиката оглянулся в полоборота. — Вы спятили, раз решили, что я буду сидеть на месте после всего увиденного. Теперь вам придется убить меня, чтобы остановить. Отосе удивленно моргнула. Затем громко выругалась, поджав губы, и отпустила его руку. — Горе мне с вами, гриффиндорцы… От меня — ни на шаг! — и она поспешно двинулась к винтовой лестнице из кабинета. Хиджиката метнулся за ней, сжимая колотящуюся от энергии волшебную палочку брата. Сомнения иссякли, теперь он знал, что должен сделать. Собственными мнительными теориями заговора Уцуро запустил самосбывающееся пророчество, в котором не было ни толики магии. Хиджикате плевать было на артефакты, но теперь он во что бы то ни стало должен помешать Уцуро добраться до Сакаты и заполучить их. После всего, что Хиджиката узнал сегодня, это стало делом чести. Ему уже не казалось странным, что Саката все понял наперед. Понял, как эгоистично спасти его, обманом заманив к Отосе и разменяв ради этого самое ценное, что у него оставалось. Он сделал все, что мог — теперь настала очередь Хиджикаты вступить в эту затянувшуюся борьбу. Он больше не был безвольным немым призраком, он мог сражаться. И если им суждено погибнуть сегодня, то перед смертью Саката должен узнать, что Хиджиката на его стороне. Это казалось сейчас самым важным. Их прошлое перетасовалось между собой, стало стеклянно-ясным, переплелось в уютном шелесте страниц учебников, в неосторожной россыпи чернильных пятен на пергаменте, в горячечном шепоте взглядов, в трепете ладони под губами. И даже если будущего у них не было, настоящее принадлежало им с Сакатой. Одно на двоих.