Queen of Disaster

      — Она р-р-родила. — Паник с нервной усмешкой возник на пороге тронного зала и не двигался с места, поглядывая исподлобья на поникшего в задумчивости Повелителя.       Повелитель просиял, будто заново родился. Он резко встал с трона и, миновав зал со скоростью Гермеса, с широкой улыбкой схватил чёрта за рога, отчего тот более нервно дрогнул.       — Правда? — спросил Аид, тряхнув прихвостня изо всех сил. — То, что ты сейчас сказал?..       Паник шевельнул ногами и, громко сглотнув, пролепетал:       — Правда-правда, Ваша беспросветность. Минуту назад. Я примчался так быстро, как мог.       Стены зала дрогнули. На голове бога вспыхнул ярко-красный огонь. Аид отбросил слугу в сторону и немедленно оказался в другой комнате, где и произошло долгожданное событие.       Тёмная комната. Широкая постель с чёрными облаками вместо подушек. На ней молодая женщина в белом одеянии, укутанная каким-то тряпьем. Руками она аккуратно держит крохотный свёрток, беспрестанно шевелящийся. Она устала. По её измученному, лишенному блеска, взгляду видно, как ей тяжело. Рядом с ней сидит Боль. И всё же сквозь боль и муки у женщины прорывается слабая улыбка для этого свёртка. Частица божественных сил, которая никогда не угасает.       Аид ворвался сюда очень громко и неожиданно, без торжественных объявлений или даже стука, который он нет-нет да использовал, входя в покои жены. Никто из повитух не успел его задержать в проходе. Да и не могли старые ведьмы его остановить — их сил не хватит. Он кинулся к женщине, вырвал из её рук свёрток и осмотрел наспех.       — Наконец-то, дорогуша, ты справилась, — произнёс он тихо, слегка покачивая свёрток.       Его лицо точно озарил небесный свет. Так ласково и бережно ничего прежде не касались его длинные, по-мертвецки тонкие, пальцы. А вот женщина недружелюбно взглянула на Повелителя, но промолчала.       — Теперь ты можешь отправляться к своей матери, уже почти весна, — продолжал говорить Аид, любуясь ребёнком, притихшем в его руках.       — Но я нужна ей. — Женщина легко встала с постели и подбежала к нему.       Аид повернул ребёнка от неё, прижав к себе.       — Кто тебе сказал такое? — он нахмурился и тут же смягчился. — Разве я не позабочусь о собственной дочери?       Он взял ребёнка так, что младенец смотрел точно на него, и в сиреневых глазах отражалось пламя на голове бога. Малышка не плакала, рассматривая, как медленно то шевелится. Его крепкая хватка не позволяла забрать дитя женщине, но та упрямо стояла рядом. Вдруг Аид наклонился к ней и чмокнул в лоб.       — Мой сладкий Персик, ты произвела на свет настоящее чудо. И я бы хотел, дорогая, чтобы о малышке никто не знал. В особенности твои родители. Ты знаешь, что будет, если ты разболтаешь всем нашу маленькую тайну.       «Персик» попятилась. Её щёки покраснели, а под ногами, где она прошла, расцвели багровые маки.       — Я могу идти? — сквозь зубы процедила мать новоиспечённого дитя. — Я никому не скажу, честно…       Аид взял её за подбородок, передав одной из повитух младенца, и вложил в рот жены три зерна граната. Персефона нехотя проглотила зёрна. По щекам текли слёзы. Она смотрела в упор и понимала, что не сможет ничего, кроме как отступить.       — Как ты её назовёшь? — тихо спросила Персефона, уже покорная.       — Макария, — с восторгом промолвил Аид.       — И что это значит?       — Блаженная… Смерть.       Богиня ничего не ответила. Она с тоской посмотрела на девочку и побрела прочь. Была ли она зла или недовольна, никто не спрашивал. Отец отдал её в жёны Аиду, и ей следовало во всём подчиняться мужу. До последнего Персефона надеялась, что Аид не захочет с ней близости, но однажды он сказал, что она должна родить ему ребёнка. Спустя множество попыток у неё вышло. Она исполнила долг, которого требовал от неё муж. Теперь ей предстояло две трети года провести в кругу любимых подруг и друзей с Олимпа, нежиться в объятиях Гелиоса и гулять на лугах и полях… и тосковать по дочери, которую едва успела взять на руки.       Аид проводил жену только взглядом и тут же подозвал к себе прихвостней. Боль и Паник, прискочивший с другого конца замка, смиренно ожидали его приказа.       Бог сел с младенцем на трон, позволив им рассмотреть ребёнка.       — Красивая, Босс! Даже и хорошо, что девочка, — Боль хотел было коснуться, но его тут же ударили по когтистой лапе.       — Не трожь, бестолочь! — голос Аида прогремел так, что пошатнуло стены и каменный пол. — А то испачкаешь своими руками… Покрасивее всех нас вместе взятых… Самому не верится, что это моё…       — Босс, а если… если ваш брат узнает? — Паника подобрался к ребёнку боязливо. — Ваша благоверная хлебнет бокал-другой амброзии и понеслась…       — У Зевса родился сын, ему не до этого, — Аид махнул рукой. — Он сам едва проспится после пышных празднований. Я ведь сказал, что позабочусь о своей дочери.       Он крутанул запястьем, и перед ним сформировался портал. Как на ладони в портале появился мраморный дворец с пышным садом.       — Вы что, отдадите своё чадо каким-то смертным? — изумился Боль.       — Она такая милая, ваша беспросветность, мы бы не хотели с ней расставаться! — вклинился Паник. — Мы бы с ней гуляли, мы бы учили её делать пакости…       Аид закатил глаза.       — Она сделает пакости лучше вас, болваны. Это не простые смертные. Это царь Креонт из Фив и его ненаглядная жена Гениоха. Они давно молят о ребёнке, и я дам им его. Они её воспитают достойно, а после, когда ей стукнет восемнадцать, я явлюсь в её покои и всё расскажу.       Повелитель довольствовался своим планом и ждал ликования от слуг, которые понятия не имели о том, зачем ему вообще отправлять дочь к людям.       — А вы уверены, что ваш план не даст сбоя? — вымолвил Паник.       — У меня всё схвачено, ребятки, а теперь, прошу, за дело, мои дорогие… — Аид поднёс дочь к Боли, но тут же задержал её в своих руках: — Если уроните, я вас изувечу. — И толкнул в портал всех троих.       Спустя несколько дней они отправили к людям ещё одного божественного ребёнка — сына Зевса и Геры. Уже не так заботливо и ласково. И лишь тогда поняли, почему дочь Повелитель отдал царю Фив.