Путь к сердцу мужчины

Оглядев раскинувшуюся на столе гору из блестящих цветных упаковок, Миндже предвкушающе и немного нервно улыбнулся. — По правде говоря, — признался он со смущенным смешком, глядя в камеру, — когда я просил вас прислать мне свои любимые сладости, я не ожидал, что откликнется так много людей. Чат оживился. Постоянные зрители наперебой советовали, с чего ему стоит начать и активно общались между собой. Периодически на экране вспыхивали уведомления о первых пришедших донатах, а ведь стрим еще даже толком не начался. Миндже поспешно отвел взгляд от камеры, сделав вид, что внимательно изучает обертки конфет, чтобы никто не смог заметить его невыносимо самодовольное выражение лица. Оглядываясь назад и наблюдая, во что вырос его маленький канал, который он начал от скуки и одиночества, он по-настоящему гордился собой. В животе предвкушающе заурчало. Сглотнув голодную слюну, Миндже уже практически чувствовал вкус сладостей на языке. По правде говоря, он не удержался и умыкнул парочку еще до того, как начать стрим, но, похоже, лишь раздразнил свой аппетит еще сильнее. Поерзав на сидении в попытке найти удобную позу, в которой его поясницу не начнет ломить через шестьдесят минут вынужденной неподвижности, он демонстративно облизнулся и поправил на волосах обруч с милыми кошачьими ушками. Ушки были идеей Кан Тхэвона. Хен просто однажды притащил откуда-то глупый девчачий аксессуар и ходил вокруг Миндже с умоляющими глазами до тех пор, пока тот не согласился надеть обруч. Тем вечером у Миндже случился самый незабываемый секс в его жизни. Даже если принять во внимание, что любой секс с хеном был хорош по умолчанию. Вдохновленный произошедшим, он решил попробовать надеть ушки и во время трансляции и не прогадал. Зрителям так понравился его новый образ, что вот уже несколько месяцев ушки были неизменным атрибутом его стримов. Пластиковые подлокотники неприятно впились в раздавшиеся бока, и Миндже недовольно сопел в своем кресле, испытывая существенный дискомфорт. Давно стоило ослабить их еще сильнее, в который раз подумал он. Когда-то это сиденье было широким, мягким и удобным - в свое время ему пришлось потратиться для того, чтобы снимать со всем комфортом. И все-таки его задница уже едва помещалась на нем, предательски свешиваясь с боков. Мир словно протестовал против того, чтобы один человек занимал в нем столько места. Его пузо не было маленьким даже в самом начале, но теперь оно выросло еще сильнее, налилось жиром и превратилось в три массивные бледные складки. Даже пустое оно растекалось по коленям, занимая большую их часть, однако, раздуваясь после обильной трапезы, своей формой и габаритами больше всего напоминало шар для йоги. Выпуклое и тяжелое, оно надежно придавливало Миндже к месту собственным весом. Уместить живот такого размера на стандартном сидении, застегнуть на нем ремень безопасности или даже просто переносить его с места на место — было тем еще вызовом. Как, впрочем, и протиснуть мягкие полные руки в узкие рукава. Или пройти больше пары шагов, ни разу не задев ничего широкими бедрами. Временами лишний вес казался Миндже бременем, без которого он сумел бы обойтись. Но, с другой стороны, нынешнее — грузное и расплывшееся - тело являлось прямым результатом столь полюбившегося ему образа жизни, а Миндже не собирался ничего менять. Еда стоила того. Его трансляции стоили того. И, безусловно, Кан Тхэвон стоил того. Яркая обертка в самом центре привлекла его внимание, и Миндже обрадованно сверкнул глазами. Большой шоколадный батончик с воздушным рисом был его любимым. Широко расставив колени, он потянулся вперед, и толстое пузо тяжело свесилось вниз. — Ух, — выдохнул он, с трудом сцапав конфету. Стул угрожающе зашатался и отозвался на его возню душераздирающим скрипом. — Кто прислал мне crunky — отличная работа! Откусив сразу половину, он зажмурился от удовольствия и несколько мгновений просто жевал с закрытыми глазами, отрешившись от мира и наслаждаясь изысканной сладостью. Затем он открыл глаза и, с наслаждением облизнувшись, подмигнул в камеру. — Все остальные не расстраивайтесь. Crunky на самом деле мое любимое, но здесь, — он похлопал себя по лежащему на коленях животу, и мягкая плоть послушно затряслась под его ладонью, — еще оооочень много места. Поймать знакомый темп было так же естественно, как дышать. Миндже делал это сотни раз, и без ложной скромности считал, что в том, чтобы набивать живот, болтая на камеру, у него практически нет равных. Кучка сладостей на столе медленно таяла. Внутри росло теплое сытое умиротворение. Миндже старательно жевал, смакуя вкус, счастливо пыхтел и облизывал испачканные в шоколаде пальцы. Во рту было нежно и вязко от сахара. Время от времени его болтовню и чавканье разбивали звуки пришедших ему монеток, и тогда Миндже прерывался, чтобы достать и съесть то, что просил его тот или иной донатер. — Айгу! Целых 5000 монеток, Айви! — воскликнул он в один из таких разов. — Ты сегодня самая щедрая. Что мне сделать для тебя? Айви была одной из его постоянных зрителей чуть ли не с самого начала. Она донатила не слишком часто, но всегда была в числе тех, кто присылал ему наибольшие суммы. Миндже понадобилось до неприличия много времени, чтобы перестать лыбиться, как идиот, наблюдая на экране число с таким большим количеством нулей. Чат тут же пиликнул, отозвавшись новым сообщением от Айви. “Пожалуйста скушай мой любимый Meiji!!!!! ♥️ 😻♥️ 😻♥️ 😻♥️” — написала она, сопроводив свой ответ большим количеством восклицательных знаков и эмодзи, прежде чем послать вдогонку: “Я отправила два, так что разделишь их со своим парнем? 👨‍❤️‍👨❣️😉” Миндже замер и удивленно уставился в камеру, продолжая улыбаться. Однако, по правде говоря, эта улыбка держалась на лице лишь силой привычки. С мастерством детективов сопоставив косвенные признаки, его постоянные зрители уже довольно давно вычислили, что он находится в постоянных отношениях. Миндже не отпирался — если честно, хвастаться Кан Тхэвоном являлось одним из величайших удовольствий в его жизни. Во время стримов он с удовольствием рассказывал про хена, хоть и старался не упоминать деталей, которые могли бы привести к раскрытию его личности. Но признавать наличие Кан Тхэвона в его жизни — это одно дело. И совсем другое — делиться им со всем миром. Он любил своих подписчиков, но… он не был готов. Сам Кан Тхэвон, как назло, был вовсе не против поучаствовать в видео. Он даже предлагал ему несколько раз, но Миндже тянул время и юлил, не отказывая напрямую, пока хен не забросил эту идею. При мысли о том, чтобы подпустить своих зрителей настолько близко к Кан Тхэвону, в нем просыпалось что-то злое и ревнивое. Что-то из прошлой жизни, с чем он старался бороться все это время, но так и не изжил до конца. Примирительно улыбнувшись и подняв вверх обе руки, он старательно состроил опечаленное выражение лица. — Ох, прости, Айви, но хена сейчас нет дома, — жалобно соврал он. — Как насчет того, чтобы я спросил, захочет ли он присоединиться в следующий раз? “Как жаль, как жаль 😭😭😭😭😭😭. Тогда скушай обе шоколадки и расскажи что-нибудь интересное про вас двоих! Я умираю от милоты и от любопытства 😵” Айви запостила плачущую гифку и следом настрочила в чат еще с десяток малосодержательных, но крайне эмоциональных сообщений. — О, это я могу, — решился Миндже. Запихнув в рот батончик, он сделал небольшую паузу и задумчиво нахмурил лоб. — Что ж, интересный факт про хена, — пробубнил он с набитым ртом. — Хен — ранняя пташка, но при этом терпеть не может спать в одиночестве. Он никогда в этом не признается, но он не пойдет спать без меня, даже если засыпает на ходу. Так что теперь я тоже ложусь рано, — застенчиво покраснев, мечтательно улыбнулся Миндже. Смущенный собственной откровенностью, он неловко поправил ушки, избегая смотреть в сторону камеры. Запоздавшая, сладкая и упоительная робость накрыла его, словно большая теплая волна, заставляя лицо гореть, тело покрыться щекотными мурашками, а пах напрячься в невольном возбуждении. На мгновение прижав ладони к пылающим щекам, он наконец потянулся за сладостями и от стеснения схватил сразу несколько. Чат забурлил, пестря сменяющими друг друга сообщениями, и за следующие десять минут Миндже получил еще несколько солидных донатов. На то, чтобы доесть все лежащие на столе конфеты ему потребовалось еще чуть больше получаса. Миндже не торопился, зная, что излишняя спешка может окончится ненужной болью в наполненном животе. Жевал неторопливо и медитативно, в равной степени наслаждаясь сладким вкусом на языке и плавно растущим давлением на внутренности. Раздувшееся от еды пузо, выпуклое и плотное, негромко и сыто бурлило. Нижний край футболки предательски задрался, обнажив участок бледной кожи, но, даже обнаружив беспорядок, Миндже было слишком лень устранять его. Кряхтя и постанывая от обжорства, он бездумно оглаживал гигантскую полусферу, в которую превратился его живот. Изо рта с шумом и присвистом вырывалось прерывистое дыхание. Надавив слишком сильно в попытке высвободить немного места, Миндже болезненно икнул и жалобно сморщился. Его желудок был настолько переполнен, что он с трудом мог шевелиться. Пухлая ладонь устало замерла на пузе, описав очередной размеренный круг. В верхней части оно почти не проминалось под прикосновениями, зато на боках пальцы утопали в жирке. Так же мягко и нежно, Миндже знал, было и внизу. Там, где намертво зажатый между необъятным животом и массивными бедрами член упирался прямиком в податливый жирок, плотно, горячо и сладко. На то, чтобы не начать елозить на скрипучем стуле, уходило практически все оставшееся у него самообладание. Потерявшись где-то между возбуждением и удушающей сытостью, он с трудом помнил про свой стрим. Впрочем, его зрители уже давно привыкли к тому, что в финальной части своих трансляций Миндже почти всегда объедался настолько, что не мог говорить. При мысли о том, что так много людей хотят смотреть на него — расплывшегося обжору, регулярно набивающего свой толстый живот сладким до рези в желудке, парня, который неминуемо станет еще толще в самом ближайшем будущем, его член вероломно дернулся в штанах. Между ног вдруг стало нестерпимо-хрупко и сладостно-остро, а следом в паху разлилось знакомое влажное тепло. Миндже ахнул и потрясенно распахнул глаза, шокированный коварством собственного тела. Лицо было красным и потным — то ли от обжорства, то ли от смущения. К счастью, за громадным шаром его раздувшегося пуза невозможно было увидеть предательски влажное пятно на его штанах. Поспешно выпрямившись, он с трудом помахал в камеру. — Я же говорил, — пробормотал он слабым голосом и снова осторожно похлопал себя по животу, прежде чем завершить стрим. — Полно места. В ответ ему донеслось одобрительное хмыканье. Миндже стыдливо засопел и перевел взгляд: позади камеры стоял и насмешливо щурил кошачьи глаза Кан Тхэвон. Протянув к нему руки, он жалобно надул губы и захныкал капризно: — Хен, помоги! Я не смогу встать. Кан Тхэвона не нужно было просить дважды. Холеные ладони сомкнулись на его запястьях, и Кан Тхэвон осторожно вздернул его на ноги. — На кровать, хен. — тут же скомандовал Миндже. После трансляции тело ощущалось тяжелым, будто выточенным из камня, и в то же время податливым и слабым, словно из ваты. А может Миндже просто слишком нравилось позволять Кан Тхэвону заботиться о нем… Будь он более жесток к себе, сказал бы, что хен опекает его столь же самоотверженно, как собственную младшую сестру, однако уж очень оскорбительным было подобное сравнение для его хрупкого эго. Так или иначе, он с наслаждением висел на хене, пока тот со всей возможной бережностью не опустил его на постель. Ловкие пальцы подцепили нижний край влажной от пота футболки, и Миндже послушно вытянул руки, помогая раздеть себя. Кан Тхэвон одобрительно мурлыкнул и потянулся к штанам, прежде чем на мгновение замереть, уставившись на пятно. Миндже смущенно пискнул, а хен ехидно поцокал языком. — Как несправедливо, — сказал он, с улыбкой покачав головой, прежде чем снять и их. — Значит, пока мне разрешено только смотреть на тебя, ты тайком кончаешь в одиночку? Миндже испытал противоречивое желание прикрыться и одновременно — попросту заткнуть Кан Тхэвону рот. Возможно, даже силой притянуть этот самый насмешливый рот к своему члену, чтобы хен лично убедился, что он способен больше, чем на один раунд. Неуклюже ерзая на кровати, он схватил хена за ладонь и недвусмысленно направил ее к паху, где вновь было твердо и горячо, несмотря на полученную прежде разрядку. Кан Тхэвон провокационно облизнулся. На мгновение отстранившись, он скинул собственную рубашку, и перед глазами предстала широкая линия плеч, сильная грудь и четко очерченные мышцы пресса. Миндже завороженно вздохнул, пожирая их взглядом. Как же он хотел иметь возможность трогать себя. Сейчас, когда хен так неприкрыто красовался перед ним, отсутствие прикосновений там, внизу, казалось страшнейшей из пыток, но в нынешнем состоянии Миндже скорее умер бы, чем сумел дотянуться до члена. — Хен! — прохныкал он умоляюще, широко разводя колени. Кан Тхэвон пакостно улыбнулся. — Так, значит, меня нет дома? — полюбопытствовал он, прежде чем устроиться между его расставленных ног. Миндже стыдливо отвел глаза, но не успел придумать достойный ответ. Член затянуло во влажное шелковое тепло, и Миндже сдавленно вскрикнул от остроты ощущений. Кан Тхэвон делал это множество раз, и все же первое прикосновение горячего рта к чувствительной коже неизменно выбивало из Миндже дух. — Никому, кроме меня, нельзя смотреть на тебя. — жадно пробормотал он просто потому, что говорить означало отвлечься от того, как головка его члена упирается в глотку, как упругое горло хена мягко вибрирует вокруг него. Кан Тхэвон сдавленно замычал и сделал что-то, отчего все его естество разом пробрала дрожь. Миндже попытался приподняться и… не смог. Тело стиснул сладкий спазм, и пальцы ног предвкушающе поджались. Там, внизу, спрятавшись от него за его собственным торчащим пузом, Кан Тхэвон делал что-то невероятное, а Миндже оставалось лишь догадываться, что именно. Каким-то образом это делало удовольствие еще острее, еще невыносимее. Заставляло распространяться от невидимого, горящего огнем члена стремительно и беспощадно, будто лесной пожар. Когда стало совсем невозможно терпеть, его затрясло. А затем пришло блаженство — вместе с мягкими спазмами, выталкивающими семя. Кан Тхэвон выпустил член изо рта с громким пошлым чпоком, и тяжело рухнул на постель рядом. Его ладонь бешено скользила на его собственном члене. Понадобилось совсем немного времени, чтобы хен излился, хрипло ахнув и изогнув спину изящной дугой. Сперма испачкала его грудь и живот, часть даже попала на лицо, и Миндже тяжело завозился, развернувшись на бок, чтобы притянуть его к себе и слизнуть с его нижней губы дразнящую капельку семени. Кан Тхэвон с силой обхватил Миндже за затылок и сам раздвинул языком его губы. Какое-то время они просто целовались. Сперва страстно, жадно — слипшись испачканными в сперме животами и сталкиваясь зубами и языками. Миндже чувствовал напор хена и старался отвечать ему с той же страстью. Насытившееся тело устало подрагивало, по-хорошему опустошенное предыдущими оргазмами, но он захотел бы Кан Тхэвона даже будучи мертвым. Потом поцелуи стали спокойнее. Тише. Уже не атакуя, но впуская. Мягко и бережно лаская чужие губы. — Сладко, — прошептал Кан Тхэвон, когда они наконец оторвались друг от друга. — Горько, — хихикнул Миндже и снова на миг прижался к нему губами, словно не в силах прекратить целоваться. Кан Тхэвон рассмеялся, и его смех прошелся по коже бархатным касанием, пустив по спине толпы щекотных мурашек. Взъерошенный, голый, с опухшим от долгих поцелуев ртом и с животом, испачканным спермой, хен был совсем не похож на обычного безупречного себя, и оттого казался еще драгоценнее. Миндже затаил дыхание, обводя жадными глазами каждую несовершенную черту. Айви придется удовлетвориться его скупыми рассказами о хене, подумал он с внезапной неприязнью. А, может, и этого для нее было бы чересчур много. Мысль о том, что кто-то может узнать о хене хоть тысячную долю того, что знал Миндже, пугала его настолько, что он скорее закрыл бы свой канал, чем позволил бы этому случиться. Ревнивые размышления, видимо, отразились у него на лице, потому что Кан Тхэвон вдруг лукаво дернул бровью и понимающе ухмыльнулся. — Значит, никому нельзя смотреть на меня? Знали бы твои подписчики, какой ты на самом деле жестокий, — подразнил он, обхватив его лицо за мягкий подбородок. Внимательные темные глаза лучились необъяснимым весельем. Нежности в прикосновении было куда больше, чем насмешки в словах, но Миндже все равно недовольно надулся. Можно подумать, хоть кто-то говорит умные вещи во время минета! — Никому, — повторил он упрямо просто потому, что Кан Тхэвону это, кажется, нравилось. — Потому что ты — мой. — Вот и хорошо, — послушно согласился хен. Он произнес это с таким удовольствием, что Миндже почти больше не чувствовал смущения… … разве что только совсем чуть-чуть.