Двуликий бог

Балор живёт среди крыс, использованных масок и пустых бутылок. Он умеет красиво врать и красть у беспечных прохожих, откормленных на счастливых временах магазинов на диване и полисов ОМС. Это они, конечно, зря – но больше достанется Балору. У него из собственного имущества – пачка дешманских сигарет, коробок спичек и огромное желание не сдохнуть. У Балора даже нет паспорта, а уж тем более – собственного имени. Возможно, и было когда-то давно, данное матерью, вот только и его Балор проиграл в очередной партии в дурака против жизни. Уже лет десять, как он не ждёт чуда: ровно с тех пор, как понял, что в него могут вселяться ебучие демоны и делать с его помощью всё, что им взбредёт в голову. Балор верит, что ничего в этой жизни не бывает просто так, а самый вкусный сыр – в мышеловке. Он старается по возможности отдавать долги – или же убегает прочь, посмеиваясь себе под нос, от коллекторов. Поговаривают, что он задолжал даже богу. Оставаться должным Даниле он не планировал – в первую очередь из-за какого-то глубокого чувства уважения и благодарности за то, что спас (ну, или попытался спасти, по крайней мере). Обещаниям помочь он не сильно верил, и чуял подставу буквально в каждом сантиметре этой стрёмной квартиры. Балор не планировал быть обязанным за целую собственную комнату, свежую футболку с новыми спортивками и горячий чай вприкуску с полынной настойкой. Он знал, что рано или поздно ему выставят счёт, и не важно, кто: Данила, Пёс, или собственные демоны внутри. Балор бы даже сбежал, но животный страх и нормальный душ каждый вечер заткнули гордость куда подальше – и Балор остался, искренне надеясь, что в конце с него не потребуется. Балор и кошку и не собирался забирать, этой блохастый серый комок пыли. Да и не мог потом объяснить ни себе, ни соседям, почему бегал за этой дрянью по всей подворотне, пока она настойчиво пыталась расцарапать ему глаза. Может, он так надеялся откупиться перед судьбой, а может, ему просто было страшно в пустой квартире. Ни он, ни кошка не могли вытерпеть компанию друг друга: шипели совершенно одинаково друг на друга. Вечером того же дня Балор отдал ей половину своего ужина, а Серая осторожно тыкалась лбом ему в коленку, пока Балор, раздражённо матерясь, заливал перекисью царапины от её когтей. Балор ни минуты не чувствовал себя в безопасности. Он знал, что ему рано или поздно выставят счёт.

***

— Несчастный ребёнок, — Яна подняла ещё тлеющий окурок и тихо вздохнула. — Никто никогда не любил тебя, да и в тебе самом – ни капли любви. Угораздило же ей попасть в голову к озлобленному на весь мир курьеру: пацану едва исполнилось восемнадцать, а он уже шипит и скалит зубы на любые попытки приближения. Обычно Яна сама доводит людей до такого состояния, нашёптывая им тревожные предсказания по ночам, и никогда особенно не задумывалась, что происходит с людьми после взаимодействия с потусторонним. А вот оно как, оказывается. Люди как-то слишком легко ломаются. В сознании этого курьера чёрт сломит ногу, но Яна в этом плане будет половчее (хотя в свете последних событий грёза очень и очень сомневается в том, что поставила бы против Сатаны). В его сознании – крошка битого стекла и сигаретный пепел. Для него люди (или он сам?) – потушенные окурки, которые даже не потушили и до мусорки не донесли. — Очень удобно быть обиженным на весь мир, правда? Можно оставаться в стороне и оправдываться тем, что люди ничего для тебя не сделали, – морок брезгливо отбросила бычок под ноги. Сознание пошло лёгкой рябью по бензиновым лужам. — Пиздец как удобно, на самом деле. Яна аж трещинами пошла от удивления. Резко развернулась в сторону голоса – он без сомнения принадлежал хозяину головы, в которой невольной гостьей стала грёза. Вот только… — Это ты мне? – с сомнением протянула Яна, на всякий случай открывая ещё одну пару глаз на лице – не кажется ли ей? — Я здесь больше никого не вижу. Ты кто, блять, такая? Глаза у худощавого подростка колючие, едкие. «Его зовут Балор. Точнее говоря, он сам себя так зовёт», – будто между прочим ухватила мысль Яна. Он будто из ниоткуда появился за спиной морока, и теперь смотрел на неё прямо в упор. Смотрел. На неё. И видел. — Да быть такого не может, – девушка невольно отшатнулась, обрастая щупальцами, как дикобраз иголками. — Меня нельзя увидеть! — Как же вы меня все заебали. Оставьте меня в покое! – прорычал Балор в ответ, бросаясь к ней вперёд и хватая за шею. Дальше даже борьбы не последовало: стоило ему сомкнуть руки на горле Яны, как та взвизгнула и крутанула головой на 180 градусов. Курьер едва не выпустил её из хватки от потрясения: перед ним вместо сломанной шеи или, на худой конец, затылка, предстало то же лицо – но будто постаревшее лет на сто. Короткие тусклые каштановые волосы обрамляли серое иссохшее лицо со впалыми щеками и пустыми белыми глазами. Кожу будто туго натянул на череп искусный таксидермист, и казалось, что стоит сделать неосторожное движение – и от лица останутся лишь кости и труха. — Ты что за тварь?.. — потрясённо прошептал Балор, не сводя глаз с молочных белков в пустотах глазниц напротив. Грёза открыла рот в немом крике, и курьер почувствовал, что его засасывает прямо внутрь беззубой челюсти. Он зажмурился, пытаясь отпустить шею старухи, но пальцы будто застряли где-то у неё под кожей. Носа коснулся далёкий запах моря и спелых плодов граната. — Ты слишком много просишь, старый друг. Балор закашлялся призрачным дымом от курящихся благовоний и попытался рассеять дымку руками. Он непонимающе огляделся: взору представала внушительно красивая веранда из белого мрамора с открывающимся великолепным видом на скалы и море. На громоздких скамеечках из цельного камня расположились мужчина неопределённого возраста и его собеседник – старый и не самый приятный знакомый Сиерго. Курьер опустил глаза на голову старухи в его руках: и куда только эта тварь его перенесла? Слова, несомненно, принадлежали не Сиерго: слишком уж бархатистый, глубокий голос. Хозяин дома полулежал на разноцветных подушках, подставляя красивое бронзовое лицо ласкам солёного ветра, и периодически методично отпивал из керамической чаши с красным вином. В нём чувствовалась огромная сила и особая мудрость. Сиерго же заметно нервничал: он крутил в длинных пальцах такую же чашу и то и дело посматривал на собеседника. — Мне казалось, я заслужил крохотную часть твоих знаний, мудрейший Янус, — проговорил ключник, отпивая из бокала. — Часть знаний! А ты просишь дать тебе проклятье виденья, друг. Это не в моей власти. Но ты всегда можешь попросить у Сатурна, если отыщешь его. Янус густо засмеялся, довольный собственной шуткой. Ответа не последовало. Сиерго умолк и отвернулся к морю. Балор мог поклясться, что слышит, как этот маразматик шевелит мозгами и яростно пытается что-то придумать. Янус же будто забыл о его существовании: спокойно допил вино и жестом подозвал слугу из-за спины, чтобы тот обновил содержимое чаши. В этот момент на лице Сиерго возникла нехорошая улыбка, которую он подавил ровно тогда же, когда повернулся вновь к богу. — Понимаю тебя, великий. Прости мою дерзость, — медленный глоток вина. — Зря ты называешь свой дар проклятьем. Многие бы отдали всё самое дорогое, лишь бы узреть будущее. — Будущее, говоришь, — вновь уже горько рассмеялся Янус и рассеянно посмотрел стеклянными глазами будто мимо Сиерго. — Смотреть вперёд, видеть неизбежный упадок и не иметь возможности вмешаться. А какая мука видеть сладостные сны молодости и понимать, что тех лет уже не вернуть! — Всегда в прошлое можно отыскать... дверцу. Нужно лишь смазать петли, чтобы не скрипели, — промурлыкал ключник, незаметно складывая пальцы в некий сложный жест. — Да... дверцу, — взгляд бога затуманился. Вместе с ним будто загустел воздух вокруг, оживая в тяжёлых, душных дуновениях времени. Балора откровенно клонило в сон от таких напыщенных речей ни о чём. Зачем он здесь? Что он здесь искал? Что он удерживает в руках? Дремоту как рукой сняло, когда Балор заметил материализовавшуюся рядом с Янусом девушку, что так бесцеремонно вторглась в его мысли. Она казалась мимолётным видением и будто плыла вместе с густым туманом. Лукаво улыбнулась богу и звонко рассмеялась, будто потешаясь. Ещё мгновение – и девушка начала медленно таять, растворяясь водой в разбавленном вине. Сиерго резко вскинул руки, будто хватая видение в ладони. Пока Янус приходил в себя, ключник спрятал добычу за спиной. — Всегда было интересно, могут ли воспоминания бога владеть частью его силы, — криво ухмыльнулся Сиерго, исчезая в наступающей грозовой туче. Балор мигнул и будто бы в одну секунду очнулся в собственной пепельнице, сидя на коленях прямо посреди хрустящего стекла. Девушка-виденье отползла на почтительное расстояние, оскорблённо смотрела на Балора исподлобья и потирала пальцами шею. — Влезать в чужие воспоминания невежливо, знаешь ли. — Это ты мне говоришь?! — округлил глаза Балор. — Когда задаёшь вопрос, ожидай, что получишь ответ, — снисходительно кивнула Яна таким тоном, будто объясняла непонятливому ребёнку очевидные вещи. Балор на всякий случай оскорбился. — Ты спросил, кто я. Ну, собственно, вот и пожалуйста. Я так работаю: отвечаю на вопросы, ничего с этим поделать не могу, спасибо Сиерго и его глупой жадности. Девушка сердито пнула носком сандалия горку стекла. Она будто напрочь забыла, что вообще разговаривала не сама с собой: видимо, сказывались столетия монологов в чужих головах. — Вы люди, интересные такие: ой, а что, если случится вот это? А если я не выключил свет и уехал на три дня в Ярославль? А если бы я ответил вот так в том споре? А если я не сдам физику? Спрашиваете, а потом загоняетесь, когда получаете ответы и возможные ситуации. Цивилизация тревожных идиотов, вот кто вы. А потом ещё и мне загоняться из-за ваших «если бы да кабы» и прокручивать все худшие варианты. — Ты типа можешь будущее видеть? — скептически поднял бровь Балор. — Нет, конечно, — Яна бросила на него презрительный взгляд, мгновенно осознавая, что она тут всё-таки не одна. — Я могу составить вероятности на основе воспоминаний и опыта человека. Или демона. Или ещё какой-то нечисти. Довольно утомительное занятие. «Самый вкусный сыр в мышеловке», напомнил себе Балор – и всё-таки соблазн слишком велик: в его голове наконец не сумасбродный кровожадный демон, планирующий геноцид во имя скуки, а всего лишь раздражительный бесёнок с довольно занятными способностями. — Ладно, признаюсь, зато несколько забавно не давать людям заснуть, потому что они вспоминают, как сказали шутку, и никто не посмеялся, или слишком много думают о предстоящем звонке сантехнику, — при этих словах в голове Балора невольно промелькнула мысль о том, как он однажды рассказал анекдот про поручика Ржевского и лошадь, а его возлюбленная не оценила. — Слушай, я бы с радостью свалила из твоей головы, — прервалась Яна, поднимая наконец глаза на Балора. — У тебя тут не то чтобы Амальфийское побережье, извини за грубость. Но у меня тут недавно произошла некоторая неприятная стычка с одним представителем семейства Полорогих, и я не очень в состоянии выбраться. Что, если я тут тихонько посижу, не буду напоминать, как ты блевал от просроченной водки на выпускном, а ты будешь делать вид, что меня тут нет? Балор внимательно посмотрел на тревожно сминающую подол туники девушку и хитро, нехорошо улыбнулся. Яна мгновенно напряглась, делая осторожный шаг назад. Глаза у Балора блестели каким-то лукавым зеленоватым отблеском, а прямо на лбу у него можно было прочитать, что где-то среди извилин зародилась Отличная Идея с большой буквы. — Что бы ты там себе не надумал – немедленно передумай, — грозно заявила Яна. — Значит, ты умеешь подглядывать в будущее? — промурлыкал Балор. — Нет, не умею, я же сказала. Ты слушал вообще? — Оставайся. Я даже не буду пытаться вытравить тебя. Но ты научишь меня этой своей магии. Судя по поистине широкой улыбке, Балор был невероятно доволен собой и своей Отличной Идеей. — Это о-о-очень плохая идея. Хотя и невероятно выгодная для меня, ведь ты почти бесполезный, и меня через какое-то время не сможешь выгнать, потому что привыкнешь к тому, что хоть что-то можешь делать, — неохотно произнесла Яна. — Но я никогда не оставалась у кого-то в голове на долгий промежуток, и обычно свожу людей с ума, а не помогаю им. И почти со стопроцентной вероятностью это закончится плохо для нас обоих. — Так научишь? Яна тяжело вздохнула, медленно кивая. В конце концов, у этого мальчишки куча стыдных воспоминаний, и, быть может, ей будет не так скучно, как обычно. Вероятное будущее казалось ей с этого момента практически беспросветной мглой.