Кошка поймала птицу

[Песни из плейлиста Антона]: ×Звери — До скорой встречи ×Кино — Братская любовь

Чай горчил на языке. Класть сахар почему-то не хотелось — точно не по той причине, что сахарница находилась рядом с локтем Ромы, ни в коем случае. Последний сосредоточил всё своё внимание на Руди, что с искрящимися глазами рассказывал что-то, и его беглая речь была похожа на журчание ручья. Так же бегло Руди дублировал свои слова в телефон Ромы, лежащий между ними, а тот, в свою очередь, поглощал поток чужих слов, изредка печатая что-то в ответ. Антон перестал вслушиваться примерно после двух минут. Конечно, ему было интересно послушать, что вновь такого удивительного Руди нашёл в захудалом N-ске, но... Он отстранённо кивал и криво улыбался, что, безусловно, не скрылось от взгляда Руди. Но тот ни о чём не спрашивал, продолжая вещать, по крайней мере, слушающему его человеку. Рома, казалось, погрузился в его истории с головой. С того момента, как они зашли в дом, Рома ни разу не обернулся на Антона. Не то чтобы Антон старался привлечь его взгляд хоть чем-то, но не заметить такое ярое игнорирование было сложно. Они сидели почти что друг напротив друга, и Антон, к своему стыду, просверлил в Роме не то что дыру, а, скорее, пробурил самую настоящую скважину. Рома наверняка заметил, как Антон пялился на него. Но, как и было сказано, даже косо брошенным взглядом того не удостоил. То, как искусно Рома избегал сталкиваться с ним взглядами, было просто поразительно. Антон бы, может, позавидовал, если бы паника в его груди не разрослась до катастрофических масштабов. Он чувствовал, что ещё немного — и он взорвётся. Пальцы на руках мелко дрожали, грозясь выдать его состояние. Но Руди с каждой минутой всё больше уходил в пересказ событий своей поездки, так что перестал пристально всматриваться в друга. Антон, будучи словно изолированным, воспользовался данной возможностью, чтобы попытаться хоть немножко подумать. Найти рациональные причины... Чему, блять? Не нужно было далеко ходить, чтобы понять, что Рома на него зол. И вывод напрашивался сам собой: из того, что Антон лицезрел вот совсем недавно. Но выводы эти были слишком невероятны и походили на бред душевнобольного. «Как раз тебе под стать», — мысленно хмыкнул Антон. Он отставил чашку от греха подальше и уставился на степенно тикающие стрелки настенных часов. Улыбка... Нет, подобие улыбки, которое родилось на губах Ромы в тот момент, когда он увидел засос на его шее, было поистине ужасающим. Антон бы сравнил ощущения от этого взгляда с лезвиями бритвы, судорожно двигающимися по сухой коже. И как ему надо было понимать этот взгляд? Антон не знал. Одна догадка была хуже другой. И, честно говоря, он боялся предполагать. Но отделаться от мыслей о природе злости Ромы он всё же не мог. Так же навязчиво билась и мысль о том, что случилось что-то серьёзное, раз Рома так себя ведёт. Ей богу, лучше бы он наорал на него и начал плеваться ядом, чем вот это вот всё... Впрочем, возможно, Рома просто ждёт подходящего момента, чтобы устроить ему выволочку... По какому бы то ни было поводу... Его голова всё ещё слегка кружилась после жара бани, и от яростного мыслительного процесса готова была закипеть. Он перевёл взгляд с часов на стол как раз в тот момент, когда Руди накрыл его ладонь, покоящуюся на белоснежной скатерти. Антон непроизвольно вздрогнул, сглатывая тяжёлый ком в горле. – Geht es dir gut, Liebling? Он вытащил руку быстрее, чем успел даже осознать сказанное. Он был уверен, что теперь Рома смотрит на него и смотрит отнюдь не доброжелательно. Когда слова нашли смысл в его мозге, он вздрогнул ещё раз. По спине забегали холодные мурашки. Хотелось одёрнуть Руди... Сказать, чтобы он вернул свое прошлое обращение. Его любимое и такое родное «дорогой друг». Но язык не поворачивался. Потому что это всё равно глупо... Руди не может иметь в виду этим словом... Что-то такое. Никак нет. Да и прошлое обращение по-прежнему имело своё место, просто к нему добавилось это странное «любимый»... Ну и пусть. Руди имеет право называть его, как хочет. К тому же, обидеть друга столь пространственным заявлением о том, что ему, видите ли, не нравится, что его называют таким нежным и приятным словом, не было никакого желания. – Mir geht es gut. Ich will einfach nur schlafen. М-да, а подобный обмен репликами скоро станет для них обязательным делом, судя по всему… Руди не выглядел довольным ответом и точно собирался сказать что-то, но его опередила трель телефона. От того, что юноша увидел на экране, его лицо почему-то приобрело испуганное выражение, и Антон невольно тут же начал волноваться вместе с ним. Но Руди стремглав вылетел из комнаты, чуть не снеся стул и не врезавшись в косяк двери. Антон смотрел в пустой дверной проём несколько долгих минут, пока позади него не раздалось: – Успел одёжку сменить? Блондин не планировал оборачиваться так резво, но шея и голова жили отдельной жизнью и не брали во внимание его намерения. Его глаза, разумеется, сразу же поймали острый и пронизывающий взгляд болотных. Смысл вопроса Антон благополучно упустил, но ни за что не стал бы переспрашивать, поэтому предпочёл просто многозначительно промолчать. Как там говорят: «Промолчишь — за умного сойдёшь»… Вместо этого он вполне откровенно пялился, стараясь угадать в чужих глазах хоть что-то, понять их тихую злость. Смотреть в глаза Ромы снова было так… Он даже не знал, что хуже: не видеть их вовсе, или видеть направленный на себя гнев. Не в первой, в самом деле… Он это переживёт. Главное, разобраться с этим побыстрее. В противовес этому ему было очень беспокойно. – Неужто кто-то опять наблевал тебе на штаны? — хмыкнул Рома, лениво обводя взглядом его новый прикид. Как он вообще запомнил, в чём он был с утра?! – Нет, — обронил Антон по большей части случайно. Знаете, есть там рассказ «Что делать?»… Так вот, пора бы специально для него написать ещё нечто такое, только уже с названием «Что говорить?». Потому что своими силами Антон категорически не справляется. Рома выгнул бровь — ох, хоть что-то, не похожее на злость, — и… отвёл глаза. Антону захотелось позорно прорычать. Да что же это за херня?! Что опять происходит? В чём Антон конкретно провинился?! Казалось бы, вынуть язык из задницы и спросить — обычное дело, зато какое полезное! Но Антон только пугливо наблюдал за брюнетом, ожидая от него каких-то действий или объяснений. По этой части Рома был куда решительнее, чем он. И, в конце концов, не он в очередной раз затеял это всё, так что пусть Рома сам… – Я не привык ходить вокруг да около, — заговорил Рома, обманчиво спокойно берясь за чашку. Он отхлебнул чая, причмокнув губами, и в радужках его полыхнул настоящий огонь. – Я спрошу один раз. Нет, бьющий кулаками Рома однозначно лучше вот такого. Когда от его стального голоса кровь стынет в жилах, а мозг перестаёт работать. Ну, и, вдобавок голос отнимается совсем. – Между тобой и Руди что-то есть? Как хорошо, что Антон не держал ничего в руках, потому что его пальцы… Да что там — всё его тело онемело. Мир будто на мгновение потерял все цвета, а потом вдруг ударил ослепляющим светом, от которого стало дурно. Он нащупал спинку стула и вцепился в неё. Он хотел сорваться с места, спрятаться, уйти от этого сейчас же… Не видеть этого взгляда, не слышать, не чувствовать, не понимать. Антон не мог ничего предпринять, попросту ничего. Он словно закончился в этом моменте, и его место занял кто-то другой. Его одолел страх, такой неописуемый и жуткий, что он бы закричал, если бы хоть один звук прорвался через барьер сжатых зубов. К страху примешался стыд, и он побелел, чтобы в следующую секунду покраснеть, как варёный рак. Его сердце пустилось в сумасшедшую ламбаду, грозящую довести его до приступа. Он чувствовал, как мутнеет в глазах, и не знал — слёзы ли это или головокружение. – Не ответишь? — сухо осведомился Рома. Антон с трудом качнул головой. А потом снова случилось что-то. Что-то, заставившее его подавиться всхлипом и приложить костяшки пальцев к зубам. Рома в мгновение ока оказался перед ним, но выглядел уже совсем не злобной и опасной фигурой, нет… Он смотрел всё ещё пронзительно. Но в этом взгляде больше не было прежней злости, лишь отзеркаленный страх. Открытый и немного знакомый… Оттого такой мучительный. – Что случилось? — спросил Рома на грани шёпота. Антон при всём желании не сумел ему ответить. Тогда Рома отступил на шаг и сжал пальцы. И постоял немного, прежде чем прошептать: – Ты из-за вопроса так? Такие перемены в поведении не могли не напрягать Антона, и он попробовал отодвинуться, но собственные пальцы словно намертво пригвоздили его к месту. Да и тело было ему сейчас неподвластно. Он сглотнул плотный ком воздуха, прикусывая кожу. Глаза всё же обожгло. – Антон, — позвал Рома, больше не предпринимая попыток приблизиться. – Скажи мне, что случилось, — когда Антон судорожно замотал головой, Рома попросил: – Пожалуйста. Я ведь не умею читать мысли. Я не пойму, что не так, пока ты не скажешь. Антон прислушался. Но толку от этого было мало. Рома ненавязчиво подтолкнул к нему отставленную чашку, предварительно сыпанув туда две полные чайные ложки сахара. Прямо как Антон делал всегда… Антон непослушной рукой поднял чашку, с наслаждением поглощая сладкий напиток. Стенки чашки ещё хранили тепло неостывшего чая, и Антон, медленно отцепив пальцы от стула, обхватил ту обеими руками. Он сразу же почувствовал себя беззащитным. Но такие домыслы казались бессмысленными… Он потихоньку успокаивался. Столь сильная вспышка паники довольно ощутимо прошлась по его бедной голове. Головокружение всё усиливалось, но дышать стало значительно легче. Жар щёк он чувствовал вполне отчётливо и боялся поднимать глаза. Да уж… Вот это он выдал, конечно… Когда ж его посетит душевный покой? Собравшись с духом, он нашёл глазами Рому, с заметной тревогой смотрящего на него. Боги, он будто вернулся в пятничный вечер… И вновь он ничего не понимает, а Рома злится… Или уже не злится, а отчего-то волнуется… опять… Вытерев тыльной стороной ладони влагу с век, Антон просипел: – Я… твой вопрос… ты… Рома не торопил, как будто и вовсе не двигался. Только ободряюще кивнул. Антона это подтолкнуло выпалить всё, как есть. Он устал. Устал теряться в догадках относительно любого взгляда, любого слова, движения, эмоций… Быть может, хоть теперь всё станет чуточку проще? Он был на взводе, он был изнеможён и напуган. И несмотря на то, что сейчас Рома его спровоцировал, далеко не он был во всём этом виноват. Как бы порой ни удобно было всё на него скидывать. Если Антон хочет что-то решить… Он сам должен рассказать. Сказать Роме. Да. Он может ему сказать. – Ты считаешь, что я гей? Бровь Ромы взметнулась вверх, но никакой реакции больше не последовало. Антон, сидевший как на иголках, безумно этому порадовался. Всё не так уж плохо. И его сердце не колотится, как на каменоломне. Ну, разве что капельку. Знал бы Рома, скольких сил ему стоило это выдать без единой запинки… – Суть вопроса была не совсем в этом, но ладно, — откашлявшись, заговорил Рома. – Тебя это так напугало? Что я решил, что ты гей? Из уст Ромы это звучало слишком смущающе. Нет, постойте-ка. Это в принципе звучало ненормально! Это казалось Антону таким сюрреалистичным, что в это было трудно поверить. Кто бы мог подумать, что он заговорит о чём-то подобном в ближайшем… Да что он вообще об этом заговорит с кем-то, кроме самого себя! Непонятное облегчение соперничало в нём с боязнью оказаться жалким идиотом, раскрывшим такой позорный секрет. Слова Ромы запутали его в конец. – Да? — с вопросительной интонацией протянул Антон, замечая, как всё его тело мелко дрожит. От того, что Рома ему скажет теперь, зависело так много… Кто знает, возможно, до него просто ещё не дошло, что именно Антон открыл ему? На какую именно тропу они ступают прямо сейчас? Иначе объяснить почти скудные эмоции Ромы он не мог. – Извини, — голос брюнета был твёрд, но в нём слышалось волнение. – Я не имел в виду ничего такого, что… Это не моё дело. И, раз уж на то пошло, меня это никак не касается. Я не должен был спрашивать таким образом… Чёрт… Рома вытащил задвинутый стул рядом с Антоном и осел на него, запуская руку в волосы и оставляя её где-то на затылке. «Неудобно же», — отстранённо подумал Антон, борясь с желанием отвести её в сторону. Удивляться таким мыслям уже не было смысла. Антон с распростёртыми объятьями их принял. – Антон, — снова его имя… Антон послушно столкнулся с ним взглядами. Рома позволял ему видеть степень его вины. Антону не хотелось её видеть. Он не знал, кто был виноват в… В чём? В том, что Антон поддался панике? В том, что Рома завёл эту заведомо безвыходную тему? В том, что Антон рискнул?.. – Это абсолютно неважно, хорошо? Я… Я не думал, когда спрашивал. Я совершенно не о том хотел спросить, но ты так поменялся в лице, что… До меня только тогда дошло, что именно я спросил. С каждым словом голос Ромы подводил его всё больше, и в конечном итоге он скрежетнул зубами, раздражённо и шумно выдыхая воздух через ноздри. – Прости, что напугал тебя… снова. Если бы сердце Антона в самом деле останавливалось каждый раз, когда Рома говорил ему нечто такое… Ох, он бы уже давно слёг в могилу. – Ты не мог знать, что я так обосрусь с этого вопроса, — попробовал пошутить Антон, неловко и коряво хихикая. – Всё равно, — не уступал Рома. – Я злился и… – Рома, — Антон наконец осуществил порыв — медленно и осторожно высвободил тёмные космы из крепко сжатых пальцев и хотел оставить их в своих руках, но Рома поспешно спрятал пальцы в карманах. На данный момент это особенно резануло где-то под рёбрами. – Всё нормально. Антон хотел сказать что-то ещё, но не стал этого делать. Зачем? Ему было трудно говорить. Рома здесь не при чём. Только он сам. Он сам загнал себя в этот кошмар. Ему самому и разгребать его последствия. Что бы для этого ни пришлось потерпеть. Рома задумчиво посмотрел в сторону. Он явно хотел возразить, но тоже промолчал. Антон видел, как дёргается его кадык, как тяжело он дышит и сглатывает. Почему? Почему он так волнуется? Ладно сам Антон — с ним-то всё очевидно. Но Рома… что его гложет? Что не даёт покоя? Неужели только эта глупая вина? И за что? Рома ведь, как и всегда, не стал бы намеренно ранить его. Не теперь. Так что случилось? Из-за чего Рома злился? Эта мысль вдруг на мгновение вернула ему способность рассуждать. Антон ухватился за неё, как за соломинку: – Почему ты злился? — спросил Антон, слегка выпрямляясь. Немного контроля над ситуацией точно не было лишним. Он по-прежнему не дал Роме никакого ответа, но уже наступал. Это казалось подлым. Антону и без того было стыдно. Но Рома не дал ему возможности забрать слова назад, ибо сразу ответил: – Это относится к тому вопросу, что я задавал. По-видимому, Рома предпочёл не возвращаться к этому. Но Антон… он не был уверен в том, что благоразумие покинет его снова, чтобы добровольно заводить сей разговор когда-либо ещё. Поэтому он потребовал: – Тогда расскажи. Его напор наверняка удивил Рому. Но тот кивнул, подчиняясь, и заговорил: – Так между тобой и Руди что-то есть? Нет, к этому не привыкнешь. Антон ощутил, как его внутренности опять завязываются в узел. Язык был сухим и вялым, и всё же Антон выдавил: – При чём здесь… – При всём, — отрезал Рома. Тон его оставался мягким, и это, безусловно, помогало Антону не уйти в панику. Но надолго его всё равно не хватит, если они продолжат в том же духе. Он должен выяснить всё здесь и сейчас. – Не усматривай здесь подвоха, Антон, его нет. Меня интересует только одно: между тобой и Руди что-то есть? Повторение однозначно способно манипулировать людьми. С третьего раза этот вопрос не вызывал такой дрожи. Но менее страшным от этого не становился. Но Антон готов был это перенести. Да. Он сам так решил. И он ответит. – Нет. Ложь была горькой. Кто бы что ни говорил, она совсем не ощущалась сладкой. Плечи Антона опустились под фантомной тяжестью. Он не мог… не мог сказать правду. Причины он не хотел искать. Они лежали, нет, парили на поверхности. Признаться в том, что он гей, было бы значительно проще, чем опуститься в глазах Ромы тем, что… Как бы он смог это расписать? Я просто хочу удовлетворять свои потребности без всякой привязанности в романтическом плане? И кем был он стал тогда? Сказав это вслух, не назвал бы он сам себя животным? Животным, живущим на каких-то примитивных инстинктах? Не заботящимся о чувствах других? Не умеющим бороться с возбуждением так, чтобы не перейти эту черту не с кем-то там, а с другом? С парнем? И ещё… А что, если бы Рома решил, что у них с Руди всё серьёзно? Так, чтобы с планами, с прикосновениями просто так, потому что кожа зудит, с замиранием сердца рядом друг с другом, с желанием смотреть в глаза и рисовать до стёртого грифеля… С желанием слушать и оставаться в этом мгновении бесконечно? Нет. Никогда. Рома ни в коем случае не должен так подумать, потому что это неправда. Это… было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. И… не будет такого. Не у него. Антон невезучий. Он мог бы… мог бы найти своё счастье даже тут, если бы у них с Руди что-то… Глупости. Даже задумываться смешно. – Нет, — повторил он в тишину, для самого себя. Для верности помотал головой. – Между нами ничего нет. Полуправда. Вот, как это правильнее назвать. Чтобы проще было себя оправдывать, да? Об оттенках этого «что-то» Рома ведь не спрашивал, верно? С Антона взятки гладки, правда же? – Позволь в таком случае спросить, — с каменным выражением лица сказал Рома и провёл указательным пальцем по своей шее, – что это у тебя здесь? Ладонь как по команде повторила путь, опустившись на шею в том месте, где ещё гудели отголоски боли. Боли эфемерной, больше приятной, напоминающей о… о мерзости, которую он заварил в своей жизни. Двойственность воспоминаний уничтожала его изнутри. Чего жалеть после дела, когда жалеть не тянуло совсем? А надо бы. Как у всех нормальных людей и случилось бы… Антон не знал, как ответить. Но расколоться — признаться во лжи. Потерять нить доверия. Непрочного, не проверенного, но всё же… Они ведь были честными друг с другом. Значит, Рома верил его словам. Он… не стал бы сомневаться? А Антон… воспользовался бы этим. Только сейчас. Он не мог позволить себе раскрыться с омерзительной стороны. Для него достаточно потрясений на сегодня. Было бы хорошо, если бы Рома никогда об этом не узнал. Вот. Верно. Антон однажды покончит с этим, и врать не придётся. Одна ложь — не приговор, не правда ли? Антон ведь не станет лжецом, если соврёт разочек? Да и кто, в конце концов, не врал? В этом нет ничего такого удивительного. Он никому этим не вредит. Только пытается защититься. Роме знать об этой части его биографии необязательно. Она рано или поздно закончится, и всё будет так, словно ничего и не было. Он не сделает ничего плохого, если умолчит об этом. – Это… — судорожно соображая, как бы выкрутиться, Антон, тем не менее, старался смотреть прямо на Рому, чтобы у того не возникло сомнений. Это было практически невозможно, и всё же Антон выдержал этот взгляд. И сказал: – Это случайность. Это… было ошибкой. Могло бы показаться, что Антон пытается убедить больше себя в этом. Словно собственноручно загоняет себя в ловушку. Что играет сам с собой в какую-то непонятную игру. Но Антон-то знал, в чём дело. И он оправдывался… Но оправдывался так… подло. Вновь. – Что именно? — как можно более бесцветно уточнил Рома. Но голос его чуть прыгал, выдавая сдерживаемые эмоции. Антону было любопытно, какого окраса эти эмоции. Но был благодарен Роме за то, что тот создаёт для него спокойную атмосферу. – Мы… Момент. Если Антон переступит эту черту, то пути назад не будет. После этого ничего уже не вернётся на круги своя. Однако если он не переступит её сейчас, то придётся сдать назад. А пути назад нет. Он уже занёс ногу над невидимой преградой. Если он отступит — придётся признаваться во лжи и придумывать новую. Но и лгать дальше не получится. Всё это… так чертовски сложно. Рома внимательно смотрел на него. А Антон собирался с духом для последнего рывка. – Мы поцеловались. Снова шум в ушах. Он намеренно не отводил взгляд, потому что боялся, что, потеряв эту опору, его снесёт волной. Что-то хрустнуло в кармане Ромы. Глаза Ромы оставались ясными, но голос опустился: – Вот как? Антон набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы продолжить: – Мы не ведали, что делаем, я… Я не хотел этого… — мысли гирляндой мерцали в голове, подкидывая разные слова, которые Антон пытался укладывать в предложения: – Я был пьян и ничего не соображал. Всё это… Всё это не имеет никакого смысла, это… Это произошло случайно и больше не повторится. Мы друзья. И ничего другого. Антон ведь не врал. Он… врал лишь отчасти. Недоговаривал — и только. Ему не в чем себя винить. Так почему же тогда горечь плотным облаком осела на языке? – Между нами ничего нет, — повторил он зачем-то. Тиски, сжимающие тело, немного ослабли. Это было похоже на избавление от паразита. Словно он наконец очистился, смыл с себя смрадную грязь. И иглы во взгляде Ромы кололи не так больно. Рома молчал долго. Обдумывал. Его брови залегали всё глубже, а лицо неумолимо мрачнело. Когда он заговорил, то едва ли не хрипел: – Вы обсудили это? «Как раз собирались», — подумал Антон, но вслух изрёк: – Да. Конечно, — Рома изогнул бровь, что Антон расшифровал как просьбу разъяснить. Антон чувствовал, что его запасы истощаются с каждым словом… – Мы решили оставить это и… забыть. Просто жить дальше. Это будет поначалу непросто, но мы справимся… Потому что мы друзья. И не хотим друг друга потерять. Вот и всё. Он перенёс это. Он красноречиво кивнул Роме, показывая, что сказал всё, что можно. По крайней мере, он очень на это надеялся. Рома кивнул в ответ. Антон отстрелялся. Настала очередь Ромы говорить. И они оба это поняли. То, ради чего Антон изначально и вернулся к этой теме. Он хотел знать. Хотел получить ответ. Рома ведь не мог после всего отказать ему в этом? Повторять вопрос, похоже, не требовалось. Разумеется, Рома лишь тяжело вздохнул, но начал говорить: – Руди рассказывал мне… о своих отношениях с… – Куртом, — перебил Антон, изо всех сил старающийся не сорваться с места. Он просто не мог поверить… Руди действительно рассказал Роме о… о том, о чём они даже толком не говорили сами. Это было… это просто не укладывалось в голове! – Да, — продолжал Рома. – С ним самым. Ну и расписал так в общих чертах. Мало хороших эмоций я получил от этого рассказа, как ты понимаешь. В том и дело, что и Антон нихрена почти не знал. Но только деловито промычал, дабы не возникло ещё одного сложного разговора. Ему ещё предстоит разбираться с Руди. Боже, дайте ему сил… – И ты не пойми меня неправильно, Антон, — каким-то ослабевшим голосом протянул Рома. Теперь Антон увидел, как сильно и Рому выматывает этот диалог. – Но я не позволил бы себе быть в стороне, когда знаю такие подробности чьей-то жизни… Я не планирую лезть не в своё дело, но раз уж я не сдержался и сделал это, то скажу следующее. Не играйся с Руди, понял? Не успел Антон отойти от прошлого заявления, как… Ну, теперь он почувствовал необъятных масштабов дыру в груди. – Если вы разобрались, то это хорошо. Главное, чтобы вы оба отошли от этого, как ты говоришь. Я не знаю, что конкретно произошло, но очень надеюсь, что это не ранило вас. Может быть, для тебя всё это не более, чем случайность. Но Руди… ты знаешь его давно, ты уж точно должен понимать, насколько он мягок. Он говорил мне, как легко он поддаётся манипуляциям. Так что я просто предупреждаю: лучше в самом деле разберитесь с этим. И как-нибудь сделай так, чтобы таких случайностей с Руди больше не повторилось. Ему достаточно и того кошмара, который он уже пережил. Я не пытаюсь сравнивать тебя и Курта, боже упаси, просто… Я дал себе слово защитить Руди. И если у вас и правда ничего нет… Убедись, пожалуйста, что для Руди это тоже так. Похоже, что воздух застрял где-то в трахеях, потому что Антон чувствовал, как задыхается. – Ты злился, потому что… — севшим голосом пробормотал Антон, сам не понимая, как ему это удалось, – … думал, что я могу использовать Руди? Рома… вздрогнул. Он посмотрел на Антона с уничтожающей смесью во взгляде. – Нет. Я бы такое не подумал. Это не в моей привычке. – Тогда в чём дело? Рома заметно колебался. Было до того странно за этим наблюдать, что Антон в очередной раз усомнился в реальности происходящего. Он не собирался отступать. Он выпотрошил свою душу — не до конца, как назойливо шептала совесть, — и просто не выдержал бы, если бы Рома отказался отвечать. – У меня есть возможность не отвечать? — горько усмехнулся Рома. – Дай мне возможность не отвечать. Глаза блондина знакомо обожгло. Он всхлипнул так громко, что оба от неожиданности дёрнулись. Своего голоса Антон не узнавал: – То есть вот так, да?! — ладонь для чего-то хлопнула по столу, отчего чашки затряслись и противно скрипнули. – Ты не считаешь, что это нечестно? – Нечестно?.. – Я… Я практически признаюсь тебе в том, что я гей, чёрт возьми, что я засосался с другом по дурости, а теперь не знаю, что с этим делать! И всё это я говорю лишь потому, что пытаюсь понять, какого хера ты злишься на меня! — он смахнул капли с ресниц, яростно размазывая соль по щекам. – А т-ты вообще… Просто берёшь и спрашиваешь о таких вещах… Да это никак тебя не касается, понял?! Кто ты такой, чтобы интересоваться Руди? Может, это тебя ему следует опасаться? Какое право ты имеешь… Подозревать меня в том, что я могу играться с ним? Я его друг! Я! Не ты! И мы разберёмся со всем как-нибудь без тебя! Когда из-за дрожи в плечах и трудностях с дыханием его голова сама опустилась на стол, Антон накрыл её руками и разразился протяжным воем, от которого в его ушах стоял гул. Ощутив движение около себя, он развернулся и выплюнул: – Не трогай меня! Рома, отшатнувшись, поднял руки в примирительном жесте. Впрочем, Антон почти ничего не различал перед собой из-за капель на очках и замыленного взора. Он зашёлся снова: – Что ты теперь сделаешь? Пойдёшь и расскажешь всем, да?! О таких, как Руди и я? За этим ты копался в его истории? За этим выпытываешь из меня? Злился, что подружился с геем, да? Противно тебе, да?! Ну так тебя никто не держит! Проваливай! Голос совсем сел. Антон не успел сделать полноценный вдох. Его рывком подняли со стула, а потом… Потом был только запах корицы и дерева. И долбанных сигарет. Но Антон и не думал отстраняться. В носу неприятно защекотало, и переносица заныла от едкости запаха, но ему было плевать. Он грезил об этом… об этих объятиях с вечера пятницы… На самом деле, как будто бы дольше. Словно прошла целая неделя. Но нет. Прошло меньше суток. Он мог бы обнять Рому и сегодняшней ночью, но… не сумел. Облегчение могло бы затопить его. Но вместо этого его ломало от противоречивых чувств. Сквозь все предостерегающе вопящие мысли он попробовал выбраться из сильной хватки. Рома чуть крепче сцепил руки на его лопатках и выдохнул: – Прости. Антону осточертело это слово. Оно не должно было так действовать на него. Но оно завязывало ему руки. Оно не оставляло сил на сопротивление. Заминка стоила ему последнего шанса. Рома прижал его так сильно, что у него не получилось бы вырваться. Да и… не хотелось ему. Вопреки всему, что он только что наговорил. Вопреки тому, что Рома думает о нём. Его рука проложила путь по чужой спине и нашла место на плече. Вторая рука осталась зажатой между ними и потому плавно опустилась на грудь Ромы. Дужка очков предупреждающе треснула. Рома одним ловким жестом снял с него очки, едва прикасаясь и осторожно кладя те на стол. Теперь Антону ничего не стоило вжаться лицом в ткань кожанки, что он и сделал. Она быстро намокла. Наверно, он сжимал плечо Ромы слишком сильно, но куртка была плотной, так что Рома вряд ли что-то ощущал. Антон всё же чихнул, проклиная зуд в переносице. Рома позволил ему чуть отодвинуться, но по-прежнему держал за спину. Антон, прекратив поливать дождями, стыдливо растёр глаза и уткнулся обратно, куда-то в район ключицы. Грудь Ромы под ним двигалась размеренно, успокаивая. Когда его дыхание пришло в норму, о чём Роме тоже стало известно, брюнет прошептал: – Всё нормально, а, блондинка? Кто бы говорил. От привычного прозвища он чуть не расплакался вновь. Это определённо было хорошим знаком, не так ли? Он подавил смешок и никак не отреагировал. Рома напряг пальцы, и те схватили футболку Антона. Голос Ромы, каким бы спокойным он сам ни казался, выдавал его с головой: – Я уже говорил, скажу ещё раз, — он приподнял голову Антона, переложив ладонь на его шею. Антон боялся моргнуть, чтобы точно затеряться в этих ощущениях, тепле чужого тела, чёртовом шлейфе сигарет… – Мне неважно. Неважно, гей ты или нет. Я краше скажу: мне абсолютно поебать. И меня нисколько не колышет тот факт, что я общаюсь с геем. С двумя геями, точнее говоря. Антон силился уложить в голове эту информацию. Рома тем временем говорил дальше: – Это здесь совершенно ни при чём, уверяю тебя. Когда я спрашивал про тебя и Руди, я только хотел знать, серьёзно ли ты к этому относишься. Вот и всё. Потому что мне важно, чтобы Руди не обжёгся снова. – Почему?.. — язык плохо слушался его, но Антон попробовал снова: – Почему ты хочешь защитить его? Вопрос вполне логичный и последовательный, и всё равно Антону показалось, что он спросил что-то глупое, несуразное. Словно это было чем-то самим собой разумеющимся. Но оно не являлось таковым. Рома почти не знал Руди. Но знал о нём нечто такое, о чём до недавнего времени Антон даже не задумывался. Как же так получилось? – Потому что я хочу, — произнёс Рома. – И могу. Этого недостаточно? Неужели бывает вот так просто? В искренности Ромы не приходилось сомневаться, и всё-таки… Антон чувствовал, что здесь было что-то ещё. Что-то, что пряталось за этими словами. – Это ведь не всё, да? — сказал Антон, а потом неожиданно для себя вдруг пробормотал: – Почему Руди рассказал тебе о Курте? Почему? Слишком много было этих «почему»… – Этого я точно не скажу. Но я из него ничего не выпытывал. Правда. Рома расслабил пальцы, но вместо этого буквально впечатал его в пол пронзительным изумрудным сиянием. Рома смотрел так открыто, будто боялся, что Антон ему не поверит. Антон ему верил. Даже понимал. Рома не лгал. Рома просто тоже о чём-то умалчивал. Так имел ли он право разбрасываться словами о нечестности? Лицемерно… Как же лицемерно… – Я злился, потому что… — начал Рома сам, заставляя Антона подавиться вдохом. – Потому что придумал глупость. Да… Глупость, — он отвёл глаза, и их закрыло тёмными прядями. – Мне очень жаль. Я не должен был вообще обо всём этом знать. Ты прав, это только ваше дело и… Я не хотел, чтобы ты так… — он отпустил Антона совсем, отходя, чтобы прислониться бедром к столу. – Я не знаю, чем я думал, когда… Блять… Антон слушал его и всё не мог понять, почему его сердце продолжает сжиматься. Рома бормотал что-то ещё, но Антон только медленно, как привязанный, приближался к нему, пока не встал прямо перед ним. В таком положении их глаза находились почти что на одном уровне. Лицо Ромы имело смутные очертания из-за плохого зрения, но Антон всё равно видел его довольно хорошо. Оно выглядело таким болезненно усталым… Антон хотел протянуть руку, чтобы дотронуться снова, но… Было ли это допустимо сейчас? Рома ведь отстранился не просто так? Быть может, ему понадобилось немного личного пространства? Так и не решившись, Антон сделал короткий шаг назад. Рома качнул головой, смахивая лезущие в глаза пряди, и просипел: – Я хочу рассказать, блон… Антон, — исправился Рома, и Антон не знал, почему это особенно обидело его. Боже, какая чушь… – Это пока слишком больно для меня. Но я тебе обещаю: я не имею никакого злого умысла. Руди… напоминает мне кое-кого. И я не позволил бы себе оставаться в стороне, когда могу помочь. В остальном… — он вцепился руками в столешницу и сначала опустил голову, делая несколько глубоких вдохов. Будто бы настраивался. – Я не хотел обидеть тебя. И не хотел, чтобы получилось так, будто… Я просто выпытал что-то из тебя. Нет. Я тоже всё расскажу. Обязательно. Просто дай мне время, ладно? Я не готов сейчас… — он поднял глаза, в которых блестели мелкие жемчужины слёз. Он со смешком провёл по ним пальцами и закончил: – И вот ещё что, Антон. Я могу злиться, да. Но это не значит, что я в самом деле буду обижен на тебя за то, что ты не хочешь мне рассказывать о чём-то. Я тебе уже это говорил, потому что это нормально. Тебе не надо переступать через себя, если тебе трудно доверить мне что-то. Тем более, что… Мы знакомы всего ничего. Это я привык задавать вопросы в лоб. Я понимаю, что тебе будет трудно к этому привыкнуть. Но, знаешь… Я хочу говорить с человеком. С людьми. О том, что хотел бы знать. И я также всегда отвечу тебе. Просто не всегда сразу, как на этот раз… Антон, ошарашенный, не знал, что ему сказать. Та искренность, с которой говорил Рома, та убийственная честность, желание донести до Антона то, почему он не может… Ох, нет. Антон не мог этого больше выносить. – Я понимаю, Рома, — пролепетал он, перебирая пальцами складки собственной футболки. – Я не хочу, чтобы ты… Я просто… — он со злостью помотал головой, силясь прогнать грозящие упасть слёзы. Да сколько можно? Его глаза и так уже красные, как и всё его лицо. – Я просто боялся, что ты… — «сочтёшь меня грязным», – что ты можешь обо мне подумать, когда узнаешь, что я… — «солгал тебе», – что я ц-целовался с Руди и… – Для меня это не имеет значения, — наткнувшись на широко раскрытые глаза Антона, Рома чуть улыбнулся. – Я повторю это столько раз, сколько потребуется. Я уже понял, что у вас тут далеко не толерантное общество, и твой страх логичен. И я, на самом деле, поражён тому, что ты смог мне об этом сказать, хоть это и вышло непреднамеренно. Это очень смело. И я ценю это. Антон почти без проблем сумел улыбнуться в ответ. Рома подал ему очки, и мир Антона вновь обрёл чёткость. Он осознал, что по-прежнему стоит к Роме на слишком близком расстоянии, но почему-то никто из них не планировал его увеличивать. После недолгого молчания Рома сказал: – Я не осуждаю тебя. Никоим образом. Антону хотелось выразить так много. Но он смог лишь: – Ты обещаешь, что… между нами ничего не поменяется? — он сам не до конца понял, что имеет в виду. Но Рома не позволил ему сомневаться. – Обещаю. И я никому об этом не расскажу. Они замолчали и просто улыбались друг другу, как два идиота, пока телефон Ромы не завибрировал у того в кармане. Рома сжал губы в полоску и цокнул, когда читал пришедшее сообщение. На вопросительный кивок Антона он пояснил: – Дед в магазин отправляет. Пойду. Как только Рома отошёл в сторону, всё тепло исчезло. И раздражающий сигаретный шлейф ушёл вслед за ним. Рома одним залпом допил содержимое чашки, с наслаждением хмыкая, и глянул в дверной проём. – Попрощайся с Руди за меня. Антон непроизвольно кивнул. И чертыхнулся про себя. И что же? Что, Рома взаправду просто вот так вот уйдёт? «А чего ты ещё хотел?», — шепнуло сознание. И действительно… Чего Антон хотел? Это ему было кристально ясно. – Ну, увидимся? — усмехнулся Рома. Глаза его обрели прежнюю яркость, которая всегда привлекала блондина. Вот. Такими они и должны быть. Изумрудными. Сверкающими в лучах солнечного света. Крошечный шаг дался с трудом. Рома непонимающе глянул на него и выгнул бровь. Он стоял совсем близко. Всего-то лишь… Шага три… Ну, может, четыре… Его руки сложены на груди… Вдруг оттолкнёт? Это он так закрылся? Или просто… Хватит! Он так ни к чему не придёт! Неужели это так сложно?! Для Антона действия всегда были проще, чем слова. И говорили громче, чем слова. Так отчего же сейчас, когда он больше всего нуждался в действиях, его тело не подчинялось ему? Угнетённое неясным страхом. Рома давал ему столько спокойствия, что страх на его фоне выделялся особенно сильно. Рома не сделает ему больно. Рома всегда и всё поймёт. А если не поймёт — спросит. И Антон ему расскажет. Только вот… что? Можно ли просто обнять его, потому что так велит душа? Потому что никакого другого объяснения здесь нет. И Антон его не придумает, когда придётся растолковывать, зачем он это сделал. К чёрту! Сегодня он не принадлежит себе. А значит, он может… Он может… Шаг, второй, третий… Антон делает рывок, прикрывая глаза, и выдыхает уже в плотную ткань кожанки. Рома раскрыл руки сразу же, без секундной запинки. Ждал? Предполагал? Или не успел среагировать? В противоречие этому выводу ладони Ромы невесомо ложатся на его спину. Его тело не кажется напряжённым. Рома не против. Действительно. Он… Антон, не веря своей удаче, вцепляется в лацканы чёрной куртки, и древесина с корицей окутывают его со всех сторон. И лилии. Их след почти не различим. Но он есть. Антон замечает его лишь сейчас. Отпускать не хочется. Ни Рому, ни куртку. Но он не смеет его задерживать. Им надо обо всём подумать. Да, именно… – Рома, — зовёт он, тем не менее, не отстраняя лица от приятной на ощупь кожанки. – Спасибо. – Не думай об этом, блондинка, — Антон отстраняется, чтобы увидеть слабую, но обезоруживающую улыбку. Прозвище сладостью растекается по венам. Рома изгибает уголок губ в усмешке: – Ещё успеем поговорить. Постарайся не зацикливаться на этом, хорошо? Антон согласно хмыкает и неохотно отходит от брюнета, складывая руки за спиной. Рома щёлкает его по носу, за что получает по руке. Они оба смеются, и Антон чувствует, как всё его «я» постепенно приходит в норму. Он выпроваживает Рому, задерживаясь на пороге, чтобы хихикать в кулак, смотря, как Рома пускает пушинки с одуванчика. Одна садится Антону на волосы. Он снимает её и сдувает с руки. Рома заслоняется ладонью от солнца и кричит напоследок: – До скорой встречи, солнышко. Сердце сначала испуганно мечется, но быстро находит покой. Между ними ничего не поменялось. И это так здорово, что в это почти не верится. Как не верится и во весь их разговор. Будто Рома, исчезнувший среди сосен, и вовсе не приходил сюда. И про одежду… Он не переспросил. Забыл? Или понял больше, чем Антон ему сказал? Так, нет. Надо абстрагироваться. Всё в порядке. У них всё в порядке. Не о чем переживать. Боже, он ведь даже не поинтересовался, приходил ли он к ним, чтобы сыграть Оле что-то там. Рома ведь наверняка пришёл и застал дома только сестру. А та и отправила, видать, как Антон и просил, к Руди… Руди. Засосало его в телефон, что ли? Антон зашёл обратно в дом и по звуку всё ещё не оконченного телефонного разговора нашёл Руди на подоконнике в его комнате. Там связь всегда ловила лучше. Руди улыбнулся ему донельзя счастливо и, попрощавшись с кем-то по ту сторону трубки, спрыгнул на пол. Стоило Антону заметить влажность бирюзовых глаз, как голова сразу же загудела, но Руди выглядел таким довольным, что невольно напрашивался вывод о том, что слёзы эти имеют положительное начало. Руди раскачивался на пятках и едва ли не трясся от радости, как ребёнок, считающий минуты до открытия подарка. Весело хихикая, Руди схватил Антона за руки и сказал: – Bruder Hein wird zu mir kommen! Взбудораженность передалась и Антону, и он заулыбался во все тридцать два, начиная неуклюже кружить Руди. Это была очень неожиданная и приятная новость! Несмотря на все разногласия, что происходили в семье Руди, они с братом оставались близки. Руди ни в какую не хотел возвращаться домой, так что братья в общей сложности не виделись около шести лет. Хейн тоже не мог оторваться от дел и хоккея, что отнимал большую часть его времени, да и приезд сюда был довольно сложной задачей. От недостатка финансов Кёлеры не страдали, и дело осложнялось исключительно свободным временем Хейна. Он не мог просто так уехать на несколько дней, а праздничные дни проводил всё же в компании семьи и друзей. Руди не обижался, потому что сам мог бы приехать когда угодно, но этого не делал по личным причинам. У Хейна тоже таковые имелись, но тот постоянно говорил, что сможет выбиться к нему, как только появится подходящая возможность. И вот — это свершилось. Руди, ожидаемо, не мог нарадоваться. В какой-то момент он накрыл губы Антона в коротком поцелуе, а потом, словно опомнившись, воровато огляделся по сторонам. – Wo ist Roma? Антон, оторопело моргающий, пробормотал: – Er hatte Dinge zu tun. Er hat mich gebeten, mich in seinem Namen von Ihnen zu verabschieden. Нахмурившись, Руди надул губы и вздохнул. Его глаза игриво вспыхнули, и он потянулся к Антону снова, но блондин на этот раз двинулся назад, сумев сообразить, что к чему. Руди освободил его руки, смущённо отводя глаза. Антон, проклинающий себя на чём свет стоит, сказал: – Rickert, ich muss dir etwas sagen. Глаза Руди потускнели, но он кивнул. Антон, собрав тлеющую уверенность, продолжил: – Was zwischen uns passiert ist... es hat mir gefallen. Ich bereue es nicht, — увидев робкую улыбку Руди, Антон не захотел озвучивать следующие свои мысли. Но он должен был это сделать. Чтобы между ними не было никаких недомолвок. Чтобы он не мог упрекать себя в чём бы то ни было… – Aber das scheint nicht richtig zu sein. Du und ich sind Freunde. Aber ich denke, es gefällt uns beiden. Nicht wahr? Кажется, Руди потерял способность говорить, поэтому вновь только быстро закивал. Что ж. Осталось последнее. Самое сложное и самое важное. – Ich betrachte dich immer noch als meinen Freund. Aber ich würde gerne... Wenn Sie auch wollten... das fortsetzen, was wir getan haben. Ich... ich brauche das. Ich habe sonst niemanden, den ich darum bitten könnte. Und es ist unwahrscheinlich, dass irgendjemand dem zustimmen würde. Глаза Руди могли бы его потопить. Ещё немного. Осталось всего ничего… – Ich möchte nicht, dass du denkst, dass ich dich ausnutze. Nein, Rickert. Das würde ich mir nie verzeihen. Also frage ich... Willst du dasselbe? Руди смотрел на него, а взгляд становился всё более прозрачным. Он сел на кровать и сложил пальцы под подбородком. Не поворачивая головы, Руди бросил: – Du willst also damit sagen, dass du mich nur ficken willst? Антона словно ударили током. – Wie lautet der richtige Name dafür? Freunde mit Vorteilen, oder? – Rickert... – Ich verstehe dich, lieber Freund. Ich wollte das selbst, also ist es okay. Ich bin nur... ein wenig überrascht. Антон думал, что ослышался. – Wolltest du das auch?.. — прошептал он, ловя блеснувший взгляд друга. Руди улыбнулся несколько невыразительно и утвердительно хмыкнул. – Ich bin einverstanden, — сказал Руди, оказываясь перед ним на расстоянии вытянутой руки. – Aber versprich mir eines, Anton. Das wirst du nur mit mir machen. Sobald du... jemanden hast, sagst du mir Bescheid. Ich möchte mich nicht wie eine Schlampe fühlen, okay? – Gott, natürlich! Rickert, ich würde niemals... – Ich glaube, — улыбка Руди стала настоящей. – Erzählen Sie mir jetzt, was mit Ihrer Nase passiert ist? Облегчению Антона не было предела. Они переместились на кухню, где Антон поведал о своих приключениях, вызывая у Руди гору причитаний и недовольства. Они поговорили совсем немного, потому что Антон ощущал острое желание побыть в одиночестве. Расспрашивать о Курте и Роме… Антон не стал. И уже не знал, имело ли это смысл. Антон когда-то спрашивал, почему это Рома так защищает его, а друг ответил, что Рома однажды расскажет ему сам. Всё вновь уводило к Роме. А знать причину того, почему Руди поделился с Ромой этой историей… Было не так уж важно. Быть может, Антон позже спросит об этом. Как и о Курте, в целом. «До скорой встречи, до скорой встречи», — пело в наушниках, и Антон невольно улыбался, вспоминая одуванчики. – «Моя любовь к тебе навечно». Выбор на песню пал отнюдь не случайно. Слишком уж очевидные ассоциации вызывала фраза Ромы, которую тот произнёс перед тем, как уйти. Голова очистилась, Антону удалось почти не вспоминать этот удивительный разговор с Ромой на кухне. Он вышел из прилеска, а ноги понесли его к магазинам. Песня изменилась. Она неумолимо испортила безмятежность. Антон приостановился, подняв голову на пролетающих мимо ворон. Воробьи мирно покачивались на проводах. Компания мальчишек шумно промчалась мимо него на велосипедах. «Ах, эта братская, братская, братская, братская любовь...» Колёса последнего велосипеда обрызгали его грязью из лужи. Антон каменными шагами пошёл дальше. «… живёт во мне, горит во мне…» Кто-то жёг палки в бочке. Там Антон увидел знакомых младшеклассников, среди которых особенно громко гоготал Коля. Они размазывали какую-то жижу по лицу и улюлюкали, как стадо дикарей. Эти детские игры… Подумать только, Антон ведь и сам когда-то занимался подобной чепухой… Дверь была приоткрыта, собаки дремали на своём законном месте. Антон почувствовал себя дураком. Он всерьёз думал, что Рома всё ещё будет в магазине? И именно в этом? Нет, можно пойти и проверить другие, но вероятность этого сводилась… Гортанный смех Бяши он узнал бы из тысячи. Антон перевёл глаза к дальнему прилавку с газировкой и сразу наткнулся на бурятёнка, держащего руку на чужом плече и увлечённо что-то рассказывающего. Когда его собеседник, словно заметив взгляд, обернулся, то сердце Антона ухнуло куда-то в пятки. «…сожжёт меня дотла…» Рома усмехнулся. Антон не знал, что с ним происходит. Но он знал, как же ужасно он поступил. В ушах поверх музыки кричало одно и то же. Полуправда хуже лжи.