В субботнюю ночь поебаться не прочь

Вливая в себя третью пина коладу и двигая головой и руками под какой-то популярный попсовый трек, Арсений ловит себя на мысли, что удивлен тому, что мысль пойти в гей-клуб в вечер очередной скучной субботы пришла не ему, а Ирке - его довольно близкой подруге. Причем мысль не просто пришла, а еще и закрепилась в голове, подверглась жесткой критике со стороны и самой Иры, и Арсения, который до последнего не хотел никуда идти, и Эдика с Егором, согласившихся на это предложение только с условием, что Попов наконец-то нормально потрахается и перестанет ебать мозги всем встречным-поперечным из-за какой-то чуши. Арсений, конечно, возмутился, услышав такое оскорбительное, на его взгляд, условие, ведь сам нисколько не считал себя недотраханным (ну не было секса давно, и что? это не повод клеймить людей), но один его голос против трех, кричащих в унисон: «потрахайся уже и успокойся», ничего не значил, а его «любимое» трио уже загорелось идеей сплавить друга какому-нибудь красавчику на ночь, поэтому отказаться Попов уже не смог, да и не принять слова друзей - тоже, все-таки сложно отнекиваться, когда против тебя целых три человека. Очень настойчивых, имеющих регулярный секс (Ира под сомнением, ибо второй половинки у неё не наблюдается, но она часто рассказывает о свиданиях с приятным продолжением в дорогих отелях) человека. А главное - переживающих за несчастного друга, у которого ничего не клеится в личной жизни.  Попов бы тут пошутил, что он не бумажка, чтоб приклеиваться к кому-то, но потом бы сам и расплакался от того, что если б и захотел клеиться, то не к кому было бы все равно. Как бы он ни строил из себя улыбаку, довольную своей жизнью во всех аспектах и выкладывающую миллионы фоток, видео в сторизы и аккаунты во всех соцсетях, пытаясь показать, как же он удовлетворен этой вот прекрасной жизнью, за четырьмя стенами и закрытой дверью он - унылое говно.  Очередное фото в Вк, на котором он лыбится в пол-лица и поправляет солнечные очки, с какой-нибудь жизнерадостной подписью, выложенное вторым за день, - крик о помощи. Сториз с фоткой вечерней Москвы и прикрепленной к ней грустной песней - пиздец какой громкий крик о помощи. Да даже в третьем за день «Что делаешь?», отправленном Эду ближе к пяти, прослеживается острое одиночество и желание наконец-то почувствовать себя нужным, что Эд априори не может ему дать, ожидаемо отвечая: «Мы с Булкой фильм смотрим», даже без «а ты?», ибо знает, что Попов ничего не делает, раз пишет ему такие глупости, а если и делает, то расскажет сам без дурацких вопросов.  Арсений упорно пытался отнекиваться и строить из себя самого счастливого человека не только на планете, но и во всей вселенной, но друзья, на то они и друзья, раскусили его и практически насильно (вообще-то Арсений сам выбирал одежду (не без помощи Иры и Егора) и шел до места назначения, но нужно больше драмы) затащили в клуб, сетуя на недотрах и раздражительность (она правда есть, но скорее является неотъемлемой частью арсеньевского характера, чем чертой, приобретенной вследствие неких факторов), чтоб мужчина наконец-то развеялся и зарядился позитивом.  И сейчас, оставляя на барной стойке уже третий пустой стакан и направляясь в самый центр танцпола, давно потеряв друзей, Арсений чувствует себя искренне счастливым. Вокруг много пьяных мужчин, периодически пристающих к Попову с различными вопросами, от цены рубашки до желания уединиться в клубном туалете, глядящих на него с таким интересом и иногда вожделением, что аж ноги подгибаются. Хоть Арсений и отвечает отрицательно на все вопросы интимного характера, а, поймав очередной взгляд, стремительно отворачивается, гордо подняв подбородок, и продолжает как ни в чем не бывало раскрепощённо танцевать, ему очень льстит такое внимание.  Он по натуре - дитя сцены - работает актером в довольно неплохом театре, совместив хобби с заработком, чем остался безумно доволен, поэтому ему всегда нравилось, нравится и будет нравиться купаться во внимании, и сейчас, особенно сейчас,  не исключение. Плавно, но энергично двигаться под современную попсу, кожей ощущая цепкие взгляды, очень приятно, а если прикрыть глаза, можно представить себя танцором в каком-нибудь артхаусном спектакле, которых на счету Арсения было уже четыре и которые он любил особенно нежной любовью. Егор говорит, что эти спектакли такие же странные и непонятные, как и сам Арсений, получается они созданы друг для друга.  Только сейчас вместо отдраенной сцены - грязный пол стремного клуба, вместо костюма - облегающие джинсы с рваными коленками и свободная черная рубашка, а вместо зрителей - такие же, как и он, мужики, решившие попытать удачу и найти партнера в таких спартанских условиях, где важно не просто найти мужчину, а найти мужчину без хламидий (и, соответственно, без Лидии, которая бы потом, размахивая скалкой, выгоняла любовника и заодно мужа, решившего так не вовремя поэкспериментировать). Уж в таких-то местах никто не тыкает в лицо справками, подтверждающими полное здоровье, это ему не кинк-вечеринки (а жаль).  Но Арсению бы не хватило ни сил, ни смелости, чтоб пойти в официальное логово секса и разврата и раскрепоститься там, поэтому приходится довольствоваться тем, что есть. В обычных клубах хотя б нет возможности разложить человека на глазах у распаленной публики, что несомненно радует Попова, все-таки кинка на публичность у него не наблюдается. Да и чего вообще говорить-то про кинк-вечеринки? Его б туда даже насильно ни Ира, ни Эд с Егором не затащили (даже если бы связали руки, ноги, он бы все равно нашел способ убежать, сверкая пятками), в гей-клуб-то еле-еле.  Хотя он уже и жалеет, что так долго отнекивался: атмосфера более чем приятная, долбящая по ушам музыка вводит в экстаз, замутнённый алкоголем разум рисует картинки приятного продолжения в какой-нибудь випке или, ещё лучше, дома у какого-нибудь ухажера. Конечно, для начала нужно найти этого самого партнера, а если учесть, что у Попова куча пунктиков (без венерических заболеваний и постоянного партнера, как уже было выяснено; обязательно симпатичный, имеющий чувство стиля и чувство юмора; если будет набиваться в парни, то успешный и не глупый; желательно высокий, неплохо было бы, если б у него была машина, но это уже как повезет), то даже случайный секс ему вряд ли светит. Эд каждый раз, выслушивая очередное нытье Попова на этот счет, непозволительно громко ржет, чуть ли не хрюкая, и даже не пытается понять логику Арсения, утверждая, что для обычного перепихона, после которого можно будет разойтись, как в море корабли, исполнение всех этих поповских хотелок нахуй не нужно. Лишь бы член стоял, можно даже без денег.  Мелодия незаметно сменяется на что-то плавное и лиричное, а Арсений, подчиняясь ей, начинает двигаться медленно и максимально плавно, поднимая руки над головой и двигая бедрами. Все начинают разбиваться по парочкам, а Арсений перестает дышать на пару секунд, наблюдая за двумя совсем зелеными парнями, тесно прижимающимися друг к другу и кружащимися в медленном танце. Зрелище поистине завораживающее, ведь в гомофобной стране такого нигде, кроме как в гей-клубах, не увидишь.  - Прекрасно двигаешься, - идиллию Попова нарушает приятный голос, ворвавшийся в его замутненный разум и подкинувший еще пару пикантных картинок. Сам незнакомец подходит сзади, аккуратно укладывая руки на талию Арсения, но не прижимается к нему, оставляя каплю личного пространства, что только разжигает интерес.  - Спасибо, - практически мычит Попов, делая шаг назад и притираясь к груди незнакомца.  - Ты здесь один? - у самого уха раздается приятный шепот, бросающий в дрожь, заметив которую, мужчина хмыкает и специально (Арсений уверен) задевает губами мочку уха и слегка отстраняется, ожидая ответ.  - Да, - с придыханием отвечает Попов, но быстро выравнивает голос и продолжает, - вообще-то я был с друзьями, но сейчас не знаю, где они.  - Не скучно? - Попов из стороны в сторону мотает головой, которую после слегка откидывает на плечо незнакомого мужчины, но быстро возвращает в изначальное положение, заметив такие манящие лукавые зеленые глаза и очаровательные пшеничные кудряшки (спасибо прожектору, свет которого упал на мужчину так вовремя), - могу составить компанию, - незнакомец не перестает притираться к спине Арсения и легонько водить руками по его бокам и животу.  - Пожалуй, придется отказаться от такого заманчивого предложения, - с напускной грустью проговаривает Попов, но не отодвигается от мужчины ни на шаг, кажется, что, наоборот, пытается врасти в него, прижимаясь все теснее и теснее.  - Что ж, очень жаль оставлять тебя одного, - шепчет, задевая мочку уха, на что Арсений от удовольствия закатывает глаза. Как ни крути, такие прелюдии на глазах у всего клуба только быстрее распаляют его и заставляют член привстать, требуя большего, чем есть сейчас (но у него все еще нет кинка на публичность; одно дело - танцы-обжиманцы, но совсем другое - секс).  Неплохо было бы, наверное, согласиться на предложение. Выпить пару бокальчиков чего-нибудь алкогольного, пообщаться с привлекательным мужчиной, может быть, продолжить вечер у кого-нибудь дома и проснуться уже ближе к полудню с легкой болью во всех мышцах и прекрасным настроением, но Арсений, мысленно ругая себя, решает еще потанцевать и понаблюдать со стороны за этим высоким красавцем. Уедет с кем-то другим - не страшно, в клубе еще куча мужчин, которые будут только рады провести с Поповым ночь. Продолжит строить глазки Арсению - получит в награду страстный секс и минет в придачу. Попов пытается убедить себя, что в любом случае он будет удовлетворен, но в глубине души уже разрастается желание провести ночь именно с этим мужчиной, и ни с кем другим.  Чем-то он заинтересовал… То ли своей беспардонностью, ведь не каждый осмелится действовать так прямо (обычно все начинается либо со смущенных мордашек и неловких вопросов, произнесенных заикающимся голосом, либо с самоуверенного взгляда и альфачьих замашек, мол «крошка, не желаешь поскакать на моем гиганте?», что вызывает желание как можно скорее скрыться в туалете, но не ради этого самого полового гиганта, а ради того, чтоб прочистить свой желудок от отвращения). Может быть, привлек тем, что с уверенностью смешалась какая-то легкая осторожность и уважение к личному пространству, благодаря которым он не прижался к спине Попова сразу, а оставил тому выбор, что же делать дальше. Арсений мог спокойно отойти или развернуться, ведь держали его практически невесомо, но этого не захотел он сам. Поэтому Арсений мысленно скрещивает пальчики и пытается послать незнакомцу соответствующий сигнал, разочаровываясь, что наука еще не дошла до таких гениальных технологий.  - Ладно, не скучай, - мужчина последний раз с нажимом проходится по талии Попова своими большими руками, которые бы идеально смотрелись на его обнаженном теле, и стремительно отлепляется от Арсения, уходя к бару.  Попов еще несколько секунд пытается прийти в себя и выкинуть из головы неприличные, но до ужаса желанные картинки и все способы применения большущих рук, в одной из которых бы явно поместились оба члена, и продолжает танцевать, как ни в чем не бывало, не забывая поглядывать на крупную фигуру, обсуждающую что-то с улыбчивым барменом.  Первые несколько треков, на протяжении которых Арсений практически не отрывает взгляда от прекрасного незнакомца, тот ни разу не поворачивается в его сторону, предпочитая попивать обычную воду без газа из рокса, периодически наполняя его из открытой бутылки, стоящей рядом, и беседовать с барменом, которому это совсем не мешает брать новые заказы, крутясь как белка в колесе за барной стойкой и постоянно подкидывая различные сосуды с алкогольными напитками. Попова это не столько напрягает и разочаровывает, сколько распаляет. В тоне незнакомца он не слышал ни отчаяния, ни грусти, ни равнодушия, лишь веселье и вызов, которые так и говорят за его обладателя: «я сейчас уйду, но ещё обязательно вернусь». По крайней мере Попов надеется, что в те слова вкладывался именно такой смысл, а напускное равнодушие - лишь игра, попытка привлечь к себе внимание. Если это было главной целью, то незнакомец справился на ура с этим импровизированным заданием. Попов в предвкушении.  Со временем неотрывно наблюдать за одной конкретной точкой надоедает. Арсений понимает, что этим взглядом он не добьется ничего, поэтому нужно брать эту крепость ее же оружием. Попов бросает последний пристальный взгляд и отворачивается от барной стойки, прикрывая глаза и растворяясь в музыке.  Движения становятся еще более раскрепощенными, хотя полчаса назад Арсений думал, что это его предел. Руки то и дело проходятся по шее и груди, иногда задевают привставший член и соски, вызывая никому не слышные из-за громкой музыки стоны. Иногда Арсений чувствует на себе пристальный взгляд, который так и заставляет повернуться и найти его обладателя, но Попов держится и не сдается под натиском зеленых глаз, не смотрит, не оборачивается, не реагирует, хотя сердце колотится с небывалой скоростью, а руки уже подрагивают в предвкушении.  Он успевает, кажется, отшить уже двух ухажеров, когда к нему пристает какой-то навязчивый мужик, видимо, не понимающий русской речи и особенно фразы: «тебе тут нечего ловить, иди в пизду», лишь ухмыляясь на нее и продолжая с новой силой кадрить Попова клишированными фразами типа «твои родители случайно не рыболовы? тогда откуда у них такая золотая рыбка?» (Арсений старается не слишком сильно морщиться, услышав, что его нагло сравнивают с отвратительным обитателем подводного царства, хотя такие потуги определенно заставляют тихонько хихикать).  Сначала Арсению и правда немного весело, но когда мужик хватает его за руку и пытается тащить в сторону туалетов, Попов конкретно так пугается. Он не слабак и совсем не нюня, но они в разной весовой категории, причем даже не в соседних. Может быть, если б Арсений был не один, они б с каким-нибудь Эдом могли бы запросто надавать пиздов пьяному неповоротливому мужику, похожему на шкаф, но самостоятельно он точно не накажет обидчика, особенно учитывая, что он и сам не особо-то и трезвый, как минимум, ловкость точно осталась на барной стойке вместе с третьим пустым стаканом пино-колады.  - Дорогой, все в порядке? - услышав знакомый голос и почувствовав большие руки на талии, Попов немного успокаивается, а наглый мужик, держащий его за запястье, оборачивается и с непониманием смотрит Арсению за спину.  - Ты кто? - вырывается из уст обидчика.  - У меня встречный вопрос, - хмыкает уже не такой уж и незнакомец и наклоняется к уху Арсения, но говорит громко, чтоб наглый мужик тоже слышал, - дорогой, тебя даже на несколько минут оставить нельзя, обязательно кто-то попытается украсть, - и целует за ухом, вызывая стаю мурашек и закатанные от удовольствия глаза.  - Ладно, понял, извините, - произносит тот самый шкаф, пока зеленоглазый оставляет легкие поцелуи на шее Попова, вслушиваясь в глубокие вдохи, еле улавливаемые за громкой музыкой, - думал, что он просто ломается, а тут вы.., - Арсения оскорбляет то, что о нем говорят в третьем лице при нем же, но поцелуи сглаживают всю ситуацию. А мужик, поняв, что никому не нужны его оправдания, стремительно удаляется.  - Так что насчет компании, составить? - шепчет мужчина, тыкаясь носом в висок Попова, который успел откинуть голову на плечо, прикрыв глаза.  - Ты же понимаешь, что ты можешь получить отказ, как и тот мужик? - лукавые голубые глаза встречаются с наглыми зелеными, обладатель которых легонько хмыкает и перемещает руки на живот Попова, оценивая реакцию, а Арсений лишь подается назад.  Он может говорить все, что угодно, но тело выдает его желание, что точно не скрывается от внимательных глаз, обладатель которых следит за каждым жестом и движением, чтоб вовремя уловить смену настроения, но Попов лишь начинает немного ерзать, потираясь о пах задницей.  - Можешь, - твердо говорит мужчина и немного отодвигается, смещая руки с живота на талию, а Арсений, уловив движение, сам резко подается назад, снова врезаясь в тело зеленоглазого, на что тот лишь громко смеется, - испугался? - произносит нагло, а Арсений убирает голову с плеча и отворачивается, - ну чего ты? Я никуда не ухожу, - посмеивается и, переместив руку на шею Попова, возвращает ее на свое плечо. Арсений готов заскулить от такого собственнического жеста, но он берет себя в руки и вовремя закрывает рот, пока предательский стон не вырвался наружу, - ты сам и ответил на свой вопрос: можешь послать, но не хочешь.  Арсений возмущен, что его так нагло и легко подловили, но вместо криков, которыми он бы наградил любого другого человека, он поворачивает голову в сторону бесстыжего лица и кусает его за подбородок, слыша сдавленное шипение и наслаждаясь своей маленькой местью.  - Я понял, кот умеет кусаться, молчу, - услышав нелепую фразу, Арсений прикрывает глаза и несколько раз, будто он тот самый кот, потирается о шею мужчины макушкой, имитируя мурчание, а зеленоглазый заливается громким смехом, заставляя Попова счастливо улыбаться.  Они медленно качаются под энергичный трек, когда вокруг творится какая-то вакханалия из прыгающих тел, ловя свой собственный ритм и наслаждаясь моментом спокойствия в общем хаосе. Горячий нос вырисовывает странные узоры на виске Попова, периодически заменяясь губами, которые целуют очень чувственно и нежно. Арсений плавится от ласковых касаний, гладя своими пальцами руки мужчины, лежащие на его собственном животе, в котором порхают бабочки, норовящие вырваться наружу. Попов сходит с ума от того, каким маленьким он чувствует себя в сильных руках, и понимает, что он давно хотел именно этого. Нежности, ласки, заботы. Он хотел человека рядом, который бы смог заставить Арсения почувствовать себя защищенным.  И это не удивительно, ведь последние отношения закончились года два назад, а на новые не хватило ни сил, ни времени, ни желания. Хоть Арсений и был счастлив со своим спутником около трех лет, под конец начались частые серьезные ссоры, разбивая все доверие, нежность, страсть. Оба парня настолько устали от вечного недопонимания, которое очень неожиданно родилось в их практически идеальных (по словам тех же Егора и Эда) отношениях, что в один вечер все вылилось в серьезный разговор на кухне и тихое, мирное расставание.  А Арсений, проведя неделю в одиночестве, в течение которой гулял по столице, смотрел сериалы, читал книги и вечно питался едой из доставок, плюнув на все хозяйственные дела, понял, что он просто устал от отношений и ему банально не хватало вот таких вот дней, посвященных только себе. Их прекрасная радужная лодка разбилась о бытовые камни, как это бывает у многих.  С тех пор Попов не ищет отношений, считая, что он еще не успел отдохнуть и насладиться свободой, но сейчас, стоя в объятьях незнакомого мужчины, он чувствует себя на своем месте, правильно, как бы странно это ни звучало.  Помнит, как долго Эд и Егор ходили кругами, вечно огрызаясь, прежде чем наконец-то выяснить все и сойтись, удивляя всех близких друзей тем, как же мило они смотрятся вместе, и каким покладистым становится Эд рядом со своей второй половинкой. Тем удивительнее, что сейчас Арсению хочется как можно дольше находиться рядом с этим мужчиной, имени которого он все еще не знает, хочется снова заглянуть в лукавые зеленые глаза и играючи укусить за подбородок, хочется почувствовать его мягкие губы на шее и нос у виска. Просто хочется рядом.  И до ужаса обидно становится, когда в голове мелькает мысль, что после этой ночи, если они все-таки продолжат свое знакомство за пределами клуба,  они точно разойдутся в разные стороны и больше никогда не увидятся, и только во снах Арсений будет ощущать фантомные прикосновения больших теплых рук на животе и слышать громкий заливистый смех, заставляющий улыбаться. Тем обиднее потерять человека, который максимально неожиданно показался своим, близким, так и не попробовав ничего сделать.  Но Арсений знает, чем заканчиваются такие знакомства в клубах, и как, проснувшись после страстного пьяного секса, один из партнеров в спешке сбегает из квартиры, забывая о существовании ее хозяина. Сам не раз был тем сбегающим парнем. Он не наивный мальчик, который надеется, что сейчас с ним все будет по-другому. Попов это понимает и уже начинает морально готовиться к недельной депрессии и, не дай бог, запою.  - Не хочешь чего-нибудь выпить? - его навязчивые мысли прерывает уже привычный шепот, проникающий не только в голову, но и в самое сердце.  Арсений никогда не считал себя влюбчивым, но против таких чар он не может сделать ровным счетом ничего. Его околдовали зеленые глаза (стояла бы перед ним девушка, а не парень, он бы точно назвал ее ведьмой), очаровали пушистые кудряшки, кажущиеся такими мягкими, что хочется запустить руку в волосы и обязательно накрутить одну из прядок на палец.  - Да, давай, - Арсению не очень-то и хочется пить, но раз выпал шанс посидеть рядом с мужчиной и наконец-то рассмотреть его внешность, грех от него отказываться.  Мужчина последний раз целует Попова в висок и, отодвинувшись и взяв за руку, ведет к двум свободным барным стульям, стоящим с краю. Опустив взгляд, Арсений натыкается на серебряную цепь, прикрепленную к шлейкам черных джинсов, и несколько колец, украшающих пальцы. Попову хочется ударить себя по лицу за то, что не обратил внимание на эти худые длинные пальцы, выделив только размер руки в целом. Два члена поместятся и в его собственной руке, а такие пальцы должны быть только в нем и нигде больше. Это же какая находка для одинокого мужчины, спасающегося дрочкой и редкими играми с резиновым другом, который все равно никогда не заменит тепло чужого тела. От этих мыслей у Попова ноги начинают подгибаться, а внизу живота сворачивается узел, вызывающий толпы мурашек, бегающих по всему телу, и разливающееся тепло.  В голове вполне осознанно оформляется мысль, что хочется не какого-то абстрактного человека лишь для удовлетворения животных потребностей, а одного конкретного мужчину, держащего так крепко и, на удивление, нежно за руку, улыбающегося так ярко и лукаво, заразительно смеющегося и просто очень красивого и, кажется, уже особенного для Арсения. Не хочется отпускать не только его руку, но и его самого, такого привлекательного и невозможно очаровательного. Мужчина отодвигает барный стул и помогает уже немного пьяному Арсению, который в начале вечера и не думал, что три пина колады настолько ударят в голову, что движения, выходящие за рамки обычной ходьбы и танцев, будут затруднительны, забраться на стул, а сам садится на соседний. Попов сразу же меняет положение, устраиваясь лицом к собеседнику, и наваливается на спинку стула, благо она есть, перекидывая через нее левую руку и кладя голову на свое плечо.  Теперь-то Арсению удается разглядеть и массивную серебряную цепь на шее, и кроху-родинку на кончике носа, и легкую щетину, придающую брутальности, и котячью улыбку, которой одаривает его мужчина, беспрерывно глядя в ответ, и чуть поплывший непонятно от чего, ибо тот пил только обычную воду, взгляд. Оторваться от такой красоты очень сложно, поэтому Арсений дает себе еще несколько секундочек, а потом еще и еще. Он не знает, что сказать, не знает, что сделать, не знает, что нужно этому мужчине. Знает лишь то, что он не хочет уезжать сегодня без зеленоглазого незнакомца. Плевать на машину, всегда можно поехать на такси, не важно, есть у него квартира или нет, как минимум можно отправиться к Арсению, пофиг на венерические заболевания, у Арсения в кармане джинсов пара презервативов, успех, деньги, статус - без разницы, все равно это только на одну ночь. Наличие постоянного партнера волнует чуть больше, но Арсений надеется на разумность и честность мужчины. Привлекательная внешность, чувство стиля и влечение - на месте. Этого определенно достаточно для одного перепихона, как бы выразился Эд, и зачем тогда было ебать мозги и себе, и всем близким друзьям - Арсений в данный момент не понимает. Лишь надеется, что сегодня выебан будет не чей-нибудь мозг, а он сам.  - Хочешь чего-нибудь? - с интересом спрашивает собеседник, жестом подзывая бармена, - Илюх, мне еще воды, пожалуйста, - обращается к подошедшему мужчине и вновь возвращает взгляд к Арсению.  Попов судорожно размышляет, хочет ли он еще бокал чего-нибудь алкогольного или нет. С одной стороны, пить особо-то и не хочется. Он уже поглотил свою норму алкоголя, чтоб быть и раскрепощенным, и веселеньким, но не падать на ровном месте и не страдать от сушняка утром, так что лучше не рисковать. Кто знает, как алкоголь пойдет дальше, может и до тошноты дойти, чего лучше избежать. С другой стороны, Попову очень уж хотелось бы проснуться наутро в своей постели в гордом одиночестве и даже не вспомнить про ночной секс (если он, конечно, будет) и особенно про такого привлекательного мужчину, будто вышедшего из поповских снов. Помнить о красавце, с которым больше никогда не увидишься, очень не хочется. А там же и депрессия может постучаться в дверь, особенно если секс будет хорош.  Арсению даже смешно от своих мыслей, ведь какая депрессия может возникнуть после секса без обязательств с мужчиной, о котором он ничего не знает. Даже имени. Но приглянулся он Попову, и все тут. Обещать любви до гроба и розовых соплей пока не может, но, как минимум, помимо банального желания откуда-то вылез интерес не только к личику и телу, но и к личности в целом. Стало вдруг интересно, почему он не пил алкоголь, какие продукты он не любит, за каким видом спорта наблюдает и во сколько ложится спать. Так неожиданно захотелось пообщаться в каком-нибудь тихом месте за чашечкой чая с кусочком тортика или на скамейке в безлюдном парке, на берегу реки или на фудкорте в тц. Без разницы где, на самом деле. Захотелось рассказать про любовь к театру, ненависть к рыбе и про желание съездить куда-нибудь в горы.  Так резко, стихийно захотелось близости не только тел, но и душ. Просто захотелось побыть рядом чуть дольше, чем одна ничего не значащая ночь. Захотелось не забывать этого чарующего мужчину.  - Мне тоже воды, - громко и четко произносит Арсений, многое решив для себя за недолгие секунды размышления. Как минимум, сейчас он хочет попытаться удержать мужчину рядом, а что будет утром, пока не важно.  - Я уже думал заказывать пино-коладу для тебя, - по-доброму хмыкнув, произносит собеседник, покачивая рокс так, будто в нем не обычная вода, а дорогой виски.  - Ты следил за мной, - обвиняюще говорит Арсений, вытянувшись в струнку на стуле и сложив руки на груди.  - Наблюдал, - коротко отрезает Антон, глядя с вызовом, мол что еще предъявишь.  - Это одно и то же, - пытается напирать Арсений, хотя во взгляде читается явное веселье, что не ускользает от зеленоглазого.  - Нет, специально я не следил за тобой, но, знаешь ли, тебя сложно не заметить, - не отводя взгляда от голубых глаз, говорит мужчина, а по спине Попова пробегает стая мурашек.  - Приму это за комплимент, - снисходительно говорит Арсений и отпивает немного воды. Она после алкоголя заходит на ура.  - Как тебе угодно, - хмыкает мужчина и через несколько секунд, спохватившись, протягивает руку, - Антон, - а потом тише поясняет, - мы так и не познакомились.  - Арсений, - смеясь, произносит Попов и протягивает руку, задерживая ее в ласковых пальцах, сжимающих так осторожно, на несколько секунд дольше, чем принято.  - Красивое имя, - ярко улыбается Антон, - прям как ты, - а Арсений не может не улыбнуться в ответ, легонько кивнув, безмолвно благодаря за приятные слова.  Ему много раз говорили, что он красивый. Даже очень. Настолько, что однообразные комплименты давно приелись и не вызывают уже прежнего восторга.  Говорили очень пошло и развязно в клубах, желая затащить в постель, даже не скрывая этого. Бросали невзначай комплименты где-нибудь в парках или в кофейнях без особых эмоций, просто констатируя факт. Мать говорила все детство и юношество, хвастаясь сыном-умницей перед соседками. Эд говорил, когда Арсений уже второй час крутился перед зеркалом, сменив уже нарядов десять, не меньше, чтоб просто угомонить друга. Говорили и Ира, и Егор, и Сережа Матвиенко, помогая выбирать новую одежду в магазинах (Арсений бы и сам спокойно справился, но он слишком любит компанию). Говорили многие и часто.  Но вот так вот, светясь, будто видит какую-то драгоценность, стоящую несколько миллионов минимум, не говорил никто. Арсений и не понял, в какой момент ухмылка сменилась яркой, искренней улыбкой, так и мечтающей забрать сердце бедного Арсения. Если бы Антон не сменил эмоции, то Попов бы точно не придал такого большого значения этому простому комплименту. Может поблагодарил или бросил свое коронное «я знаю», все зависит от настроения, оставив фразу в коробке со всеми предыдущими такими же ничего не значащими комплиментами. Но… этот легкий тон, солнечная улыбка и искрящиеся счастьем глаза…  Он знает, что, улыбаясь, люди становятся красивее, но не настолько же. Он и инсульт словить может от такой перемены настроения. Нужно же потихоньку, сначала лишь слегка приподнимая кончики губ, а не все и сразу. Он, между прочим, не молод, тридцатка не за горами, и не заметит, как сердце остановится. Его беречь нужно, а не бросать с обрыва в бездну. В бездну живых зеленых глаз и лучистой улыбки. - Ты тоже красивый, Антон, - наклонившись и оперевшись рукой о колено мужчины, шепотом произносит Попов, быстро отодвигаясь и наблюдая за краснеющими ушами и пьянеющим взглядом.  А вот сам отмечал красоту окружающих вслух Арсений редко. Пару раз, отправляя Иру на свидания, говорил, что она красивая, милая, нежная и просто самая-самая для того, чтоб успокоить ее (потом Ира уже не переживала), один раз своему бывшему, хотя тот не особо любил все эти телячьи нежности и комплименты, да и писанным красавцем не был, маме, конечно же, и все.  Но тут он никак не может сдержаться. Антон правда очень красивый, как минимум для Арсения. Куча мелких, непримечательных по отдельности, деталей вместе создают настоящий шедевр, который в пору в Эрмитаже выставлять и охранять, как зеницу ока, лишь бы грабители не вынесли.  И Попов не жалеет, что поддался эмоциям, Антон сполна одаривает его в ответ, переплетая их пальцы и ласково поглаживая костяшки пальцами другой руки. В клубе, где царит разврат, где на каждом углу целуются парочки, чуть ли не пожирая друг друга, где в туалете за незакрытыми дверьми можно с легкостью встретить трахающихся персонажей, даже не стесняющихся своей наготы перед случайными зрителями, захотевшими банально поссать, эти переплетенные руки кажутся Арсению чем-то максимально интимным, что хотелось бы скрыть от посторонних глаз. Как и нежные взаимные улыбки, и взгляд глаза в глаза, и всего Антона в целом.  Попова затапливает такой мощнейший уют от этой молчаливой сцены. Кажется, будто им и говорить не нужно, чтоб чувствовать себя комфортно, что с другими людьми у Арсения бывает очень редко. Сережа бы после тридцати секунд молчания громко сказал: «Неловкая пауза», констатируя факт, лишь бы снова о чем-нибудь поговорить. Эд бы и сам завел даже самый тупой диалог, типа «че, завел ебаря уже?» (По крайней мере тупым этот вопрос считает Арсений, Эд же чувствует себя чуть ли не спасителем мира), лишь бы в тишине не сидеть.  Параллельно уюту становится все более ощутимым то возбуждение, появившееся еще на танцполе во время обжиманий. Каждый раз, когда кончики пальцев практически невесомо проходятся туда-сюда по костяшкам, пересчитывая их, Арсению все сложнее и сложнее сконцентрироваться на реальности.  Эротические картинки снова всплывают в голове, а Арсений им даже не может, а главное - не хочет, противиться. Тело снова и снова бьет легкая дрожь, глаза застилаются пеленой, а пальцы все сильнее и отчаяннее хватаются за руку Антона. Тот кажется каким-то внеземным сквозь мутную пелену возбуждения. А Арсений не может сдерживать себя, с него хватит… - Я бы хотел узнать о тебе побольше, но я возбужден еще с того момента, как ты подошел ко мне в первый раз, поэтому предлагаю сразу куда-нибудь уехать, - завершив пламенную речь, Попов не понимает, как ему хватило дыхалки и понял ли его Антон, ведь сжевал он, кажется, половину слов, стараясь донести свою мысль как можно быстрее.  - А как же загадка? - веселится Антон, - как же полунамеки, которые будут никому не понятны и фразы, типа «да я же совсем не такой»? - только сильнее возбуждает Арсения своим пародированием типичных клубных «недотрог».  - Я могу уйти один, раз тебе подавай по-загадочнее, - встает в позу Арсений, хотя тревожный червячок начинает очень навязчиво грызть изнутри. Надеется, что такие банальные угрозы сработают на Антона, и тот, поджав хвост, побежит следом. - Какие мы важные, - хмыкает Антон, а Арсений мысленно добавляет «как хуи бумажные» и слегка кривится, лишь бы зеленоглазый не это имел в виду, - ладно, пошли, я и сам хотел предложить.  Антон встает и подает руку Арсению, который облегченно выдыхает и, вложив свою ладонь в большую руку, идет следом. Теперь специально пытается сконцентрироваться на мыслях о предстоящем сексе, лишь бы не начать корить себя за то, что так поспешил. Ну предложил бы Антон первый уединиться где-нибудь в другом месте, Арсений бы без раздумий согласился, и все были бы счастливы, а так он чувствует небольшую злость на себя, мало ли из-за спешки он показался Антону доступным, шлюхой, шалавой и так далее по списку. Уж накручивать себя он умеет замечательно (жаль, нет плойки и длинных волос, был бы самым кудрявым на районе (даже с Антоном бы посоревновался)).  Антон ловко лавирует между пьяными телами, таща за собой Арсения, менее ориентирующегося в пространстве, вечно отлепляя то от себя, то от Попова нажравшихся в слюни странных типов, желающих повиснуть хоть на ком-нибудь, лишь бы не свалиться на пол в этом хаосе. Поиск номерка, который какими-то странным стечением обстоятельств оказывается в нагрудном кармане рубашки, занимает около минуты, в течении которой Антон всячески словесно поддерживает Арсения, шуточно предлагая посмотреть в трусах. Сам гад стоит уже в теплой куртке, напоминающей мусорный мешок, и желает скорее выйти на улицу, чтоб наконец-то покурить, но уходить без Арсения категорически отказывается, ссылаясь на неминуемую кражу Попова каким-нибудь пьяным бугаем.  А Арсений радуется-радуется-радуется. Это поведение Антона кажется ему чем-то максимально очаровательным. Особенно после того, как мужчина сам вызывается застегнуть куртку Арсению и осторожно придерживает подбородок, чтоб не прищемить, а затем накидывает капюшон, ссылаясь на низкую температуру и нежелание, чтоб Попов после таких променадов заболел.  На улицу они вываливаются вместе, держась за руки, и сразу направляются в сторону большого черного внедорожника, который вызывает щенячий восторг у Попова. Он был готов смириться с отсутствием транспорта, а тут такой монстр! Арсений почти не разбирается в машинах, но эта выглядит очень дорого и круто, даже он может это понять. Салон выглядит так же хорошо, как и сама машина. Сидения мягкие, кожаные, все выглядит очень аккуратным, будто машину только купили, что, кстати, очень многое говорит о водителе, в салоне ненавязчиво пахнет елью и свежестью, а Арсений специально вдыхается поглубже, наслаждаясь приятным ароматом.  Пока он изучает машину и подмечает какие-то детали, Антон курит, облокотившись на капот. Закончив с приборной панелью, Попов переводит взгляд на сигарету, зажатую в тонких пальцах, и уже не может отвести взгляд от этого великолепного зрелища, пока Антон не тушит никотиновую палочку.  Он врывается в салон с порывом холодного ветра, от чего Арсений ежится, но все равно переводит довольный взгляд на мужчину, который уже включает радио, ведущий которого вещает о плохой погоде и призывает быть осторожнее на дорогах, после чего голос сменяется какой-то неизвестной Арсению песней. Антон самостоятельно пристегивает Попова, облокотившись рукой на чужое кресло, и чмокает его в щеку, возвращаясь на свое сидение. Машина, заурчав, трогается с места и неспеша уносит их прочь.  Арсению очень тепло и уютно в салоне чужой машины. Ненавязчивая, спокойная музыка после шумного клуба ласкает слух, приятный аромат заставляет расслабиться, а огни, мелькающие за окном, придают волшебства данному моменту. Разговаривать совсем не хочется. Арсению спокойно и комфортно. Он даже не замечает, как, убаюканный размеренным тарахтением машины и тихой музыкой, проваливается в сладкий сон.  Будят его нежные поглаживания по щеке и негромкий ласковый голос, врывающийся в черепную коробку приятными вибрациями. В Арсении еще пару секунд борется с нежеланием открывать глаза и потребность прямо сейчас увидеть Антона, но, очевидно, второе побеждает, и Попову, разлепившему веки, открывается вид на глубокие зеленые глаза, находящиеся от него сантиметрах в десяти, не больше.  Попов только тянется вперед, желая наконец-то коснуться таких желанных губ, но Антон с хихиканьем отстраняется и за руки вытягивает Арсения из салона, закрывая машину. Только сейчас Попов понимает, что они, так и не обсудив, куда отправятся, приехали к незнакомой многоэтажке, приветливо мигающей гаснущими и зажигающимися окнами.  Лестница, ведущая к массивной подъездной двери, парадная, просторный, чистый лифт с большими зеркалами, поездка до тринадцатого этажа, путь до квартиры - все за руку, все в молчаливом спокойствии, все, как в странном сне, в параллельной вселенной. Без обжиманий в лифте, без раздевания уже на подходе к двери, без спешки и поцелуев. Без страсти.  В квартиру они заходят так же спокойно. Антон быстро разувается, забирает куртку у Попова и вешает в шкаф, а потом выдает очаровательные тапочки в виде медвежат, будто они чай пить, а не трахаться пришли. И Антон правда, будто прочитав мысли, направляется в сторону кухни и зовет за собой. Арсений еще около минуты крутится у зеркала в прихожей, поправляя прическу и разглядывая свое лицо на наличие каких-либо дефектов, но ничего не находит и направляется на кухню, откуда уже слышится шум чайника и какая-то возня.  Они пьют мятный чай с печеньем, разговаривая о чем-то отвлеченном, а у Арсения пропадает вся надежда заняться сексом. Да, разговоры - это круто, даже очень (но хотелось-то немного не этого). Он узнает, что Антон любит футбол и совсем не ест рис, ибо у него сильная аллергия. Сам же рассказывает про театр и любовь к футболкам с дебильными фразами, а Антон обещает подарить ему с надписью «Отсосу за колбасу» и смеется громко, наваливаясь на Попова сбоку. Арсений оставляет это заявление без ответа, а сам пытается не показывать свое разочарование. Это Антон сейчас говорит про подарки, на эмоциях, а после рассвета они больше никогда не увидятся. У них только одна ночь. Арсений уже практически смирился с этим. Даже сердце не разрывается от грусти, но слезы все еще мечтают скатиться, намочив бледные щеки, испещренные яркими родинками, напоминающими созвездия.  Наверное, полчаса длится их увлекательная беседа, за которую Арсений еще раза три убеждается, что Антон - идеальный мужчина. Переспать с ним все еще хочется до дрожи в коленках, все-таки шел в клуб, выпивал и отвечал на флирт Арсений именно ради этого, но… если бы его сейчас поставили перед выбором переспать и уйти, забыв и про эту уютную кухоньку на тринадцатом этаже, и про Антона, или уйти сейчас, но вернуться сюда снова, чтоб опять поговорить по душам, переплетя пальцы, иногда прерываясь на поцелуи в щеку и короткие объятия, он бы без раздумий выбрал второе. Но это не симс, где можно выбрать желаемые действия, это жизнь… - Будешь еще чай? - Арсений мотает головой, - тогда предлагаю обсудить дальнейшие действия, - совершенно серьезно говорит Антон, а Попов теряется.  - Обсудить что? - вот бы он предложил посмотреть фильм и, отдав бумажку с номером телефона, выгнал домой, ибо уже поздно. Арсений мысленно скрещивает пальчики.  - Мы же сюда приехали ради секса, - даже не спрашивает, а констатирует факт, - или я что-то путаю? - Нет, - растерянно говорит Арсений, все его надежды разбиваются вдребезги. - Если ты передумал, то скажи, - смягчается Антон и легонько поглаживает руку Арсения.  - Нет, не передумал, - Попов берет себя в руки и улыбается, нет, так нет, хоть ночь хорошо проведёт.  - Хорошо, я рад, - Антон возвращает улыбку, - есть какие-то предпочтения, запреты? - спокойствию Антона может позавидовать даже Тихий океан.  А Арсений, окончательно смутившись, утыкается взглядом в столешницу, пряча покрасневшие щеки. Если бы ему кто-то сказал, что он в свои двадцать семь лет будет стесняться говорить о сексе, он бы рассмеялся в лицо тому чудаку и застебал его, но сейчас именно это с ним и происходит.  Антон смотрит с серьезностью, через которую иногда пробивается легкое любопытство, а Попов не может вымолвить и слова. Господи, стыд-то какой. Ему бы, пристально глядя в зеленые глаза, бесстыдно произнести, что хочет быть затраханным до темноты в глазах, легкой боли в мышцах и сорванного голоса, но это кажется звенящей пошлостью, которая никак не сочетается с таким хорошим Антоном. Он даже о предпочтениях решил заранее поговорить, ну какой кот.  Какого черта он не прошел мимо, даже не обратив внимания на Попова, не ушел раньше, зачем он вообще появился в этом клубе и в жизни Арсения. Без него сейчас было бы проще. Попов мог бы уже быть голым в чьей-нибудь чужой постели, с раскрасневшимся от жары, а не от смущения, лицом, с блядски выгнутой спиной. Мог бы стонать на всю квартиру, срывая голос, и ловить тяжелое дыхание другого человека, который совсем не Антон. Который бы не был таким галантным и добрым, который бы не смотрел так, вызывая в груди Арсения иррациональную нежность и желание переиграть все, всю жизнь, чтоб встретиться совершенно в других обстоятельствах.  Да черт с этим.  - Из запретов только придушивание и связывание, - чеканит Арсений, стараясь не выдать бурю эмоций, и глядит с вызовом, - засосы только на участках кожи, скрытых одеждой.  - Хорошо, предпочтения? - не перестает напирать Антон.  - Люблю смотреть в глаза во время секса, - заталкивая смущение в дальний ящик, произносит Арсений, вызывая легкую улыбку, растекающуюся на губах Антона.  - Ты сверху, снизу? - Арсений впадает в ступор.  - А это разве не очевидно? - приподнимая брови, спрашивает он. Ему казалось, что еще в клубе все стало понятно. - Я должен был уточнить, вдруг ты хочешь сверху, - спокойно произносит Антон и цепким взглядом проходится по Арсению, пуская табун мурашек по поповской спине, - тебе нужно в душ? Арсений и рад был бы смыть с себя легкое, еле ощутимое напряжение, но понимает, что после душа у него не останется ни сил, ни желания ни на что. Мало того, что он проведет там минут тридцать, не меньше, так еще и по привычке сразу после расслабляющей воды спать завалится. И тогда Антон точно растолкает его и выставит за дверь своей уютной квартиры, чтоб Арсений искал другой член или, если быть точнее, другую кровать. Лучше не рисковать. Да и мылся он дома, готовясь к походу в клуб, ведь знал, чем закончится этот субботний вечер. Душ ни к чему. Он лишь легонько мотает головой из стороны в сторону и безмолвно, слегка приподняв подбородок, интересуется, нужно ли Антону, на что светловолосый мужчина кивает и, налив Арсению еще кружку чая, то ли забыв про то, что Попов больше не хочет пить, то ли думая, что тот может передумать, удаляется в ванну, пообещав, что вернется как можно быстрее. А Арсений правда через пару минут залипания в инсте неосознанно делает глоток теплого вкусного чая (надо бы узнать у Антона, что за сорт) и мысленно благодарит мужчину за предусмотрительность. Он бы, конечно, и сам нашел все необходимое, но хозяйничать на чужой кухне не хочется. По крайней мере без разрешения. А фраз типа «делай, что хочешь» не было. Поэтому Арсений даже не встает с насиженного места, дабы не начать изучать квартиру более тщательно, и листает соцсети, стараясь не думать о предстоящем сексе, который вызывает слишком большой шквал эмоций. И тут не понятно, то ли у него реально слишком давно не было секса, что от предвкушения аж все внутренности сводит, то ли это реакция именно на такого чарующего Антона, сумевшего так быстро завоевать внимание Попова. Мужчина не знает точно, но подозревает, что и то, и то. Минут через десять Арсений слышит короткий скрип двери и негромкие шаги, с приближением к кухне становящиеся все громче и громче. Попов поднимает голову и наблюдает за Антоном, который, нарушив все законы жанра, вернулся не в коротком полотенце, скрывающем лишь бедра, а в одежде, в которой был до похода в душ. Попов и не знает, радоваться ему или грустить. Посмотреть на обнаженного Антона, по телу которого стекают крупные капли воды, хочется до дрожи во всем теле, но и увидеть такую картину Арсений боится, ведь обморок и слюнявый подбородок ему в таком случае точно были бы обеспечены. И это хорошо если просто обморок, а не инфаркт какой-нибудь. Нужно же постепенно, не спеша снимая отдельные предметы гардероба, сначала изучая шею и ключицы, потом грудь и живот… А потом уже и до чего более пикантного можно дойти. Главное не прыгать в бездну с обрыва, а потихоньку спускаться по длинной лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой. Лишь бы не сорваться. Лишь бы не разбиться. Лишь бы не спешить. Поэтому хочется сказать Антону огромное спасибо (и плюнуть в лицо тоже) за возможность самостоятельно пройти этот путь от «ему идет толстовка» до «у него красивый член» (а в том, что он реально красивый, Попов почему-то не сомневается), но Арсений, конечно, промолчит. Он смотрит на Антона зачарованно, будто само божество спустилось к нему с небес, и совсем не замечает, как мужчина плавно приближается к нему все ближе и ближе. Голубые в зеленые. Рот приоткрыт в предвкушении и понимании, что вот оно… то, чего он так долго хотел… хотел в клубе пока танцевал, сидел с Антоном за баром, сверлил его глазами, пока они ехали на машине, лифте, пили чай. Господи, сколько же времени они потеряли, сколько всего могли уже успеть за эти ебаные полтора - два - два с половиной часа. Арсений не знает, сколько времени прошло, но понимает, что много. Непозволительно много их времени. Антон тем временем подходит вплотную и тянется к Арсению ближе. Ему, кажется, должно быть неудобно так низко наклоняться, ведь Попов все еще сидит на кухонном диванчике, но он сгибается, наплевав на отсутствие комфорта. Тянется к Арсению ближе, мечтая стереть какое-либо расстояние между ними, лишь бы впритык, лишь бы рядом. Мягкие приоткрытые губы наконец-то осторожно касаются слегка обветренных арсеньевых, а внутри Попова разлетается стая бабочек, трепыхая хрупкими крылышками. Он тормозит на несколько секунд, осознавая, что его целуют… не просто целуют, а целует тот самый Антон. И Попов готов поклясться, что это стоило ожидания. Это стоило бы всего. Ведь это те самые губы, касающиеся так осторожно, совсем не напирающие и такие родные, несмотря на то, что знакомы они от силы часа три, если не меньше. Поповские губы после недолгой заминки распахиваются, сразу прихватывая нижнюю губу Антона, а тот прям в поцелуй широко улыбается, а потом начинает и сам покусывать губы Арсения и запускать язык в чужой рот. Арсений и не заметил, когда одна рука Антона перекочевала на поповскую шею, а вторая - на щеку, а руки самого Арсения запутались в мягких кудрявых волосах, обладатель которых находится одновременно и так близко, и непозволительно далеко из-за неудобной позы. Арсению хочется ближе, теснее. Хочется прижаться всем телом к чужому, потереться вставшим из-за одного гребаного (но какого!) поцелуя членом о чужое бедро, провести руками по ребрам и груди, опять почувствовать те самые поцелуи в шею, которые он уже получил на танцполе в клубе. А Антон, будто читает его, как открытую книгу, перемещает руки на талию, оставляя на шее и щеке лишь фантомные касания, которых так мало Попову, и заставляет Арсения встать с диванчика, тут же прижимая к стене и облокачиваясь на него всем телом. Арсений стонет от такого точного попадания в его слабость, пуская вибрации по языку и губам Антона, который и сам уже еле держится, лишь бы не взять Арсения прям здесь, у чертовой кухонной стены. Попов плавится, ему так хорошо только от поцелуя и рук Антона, плавно гладящих талию, что хочется умереть прямо здесь, чтоб эти еще совсем приличные касания и жаркие поцелуи стали последними в его жизни. Они этого точно стоят. Но и через секунду, и через тридцать Арсений все так же изучает губами рот Антона, а руками - широкие плечи и подкачанную спину, быстро и с нажимом водя по ним всей ладонью, с таким удовольствием изучая мышцы, расположившиеся под кожей, то напрягающиеся под прикосновениями, то снова расслабляющиеся. Наконец-то его отрывают от стены и не спеша, все так же целуя в губы и прижимая к себе тесно-тесно, ведут, видимо, в спальню, что находится непозволительно далеко от кухни. Попов успевает раза три подумать, что лучше б его разложили на столе или у стены, прежде чем его роняют на мягкую двуспальную кровать, наваливаясь сверху приятным грузом и начиная целовать уже не в губы, а чувствительную шею. Наконец-то. Арсений скулит, задирает голову, открывая для Антона как можно больше кожи, жаждущей поцелуев, громко стонет, ощутив укус островатых зубов и плавные тягучие движения языка, зализывающего свой же отпечаток, и не понимает, что будет с ним во время непосредственно секса, если он уже где-то на грани. Все чувства обостряются уже сейчас, заставляя Попова подгибать пальцы на ногах и впиваться ногтями в спину Антона, прижимая того к себе с невероятной силой. Арсений и не знал, что шея - его самое чувствительное место, заставляющее чувствовать такие крышесносные ощущения и стонать-стонать-стонать. Он не знал, что может быть таким громким. И тут опять же не понятно, что именно повлияло на это - то ли долгое отсутствие секса (резиновый член, конечно, не считается), то ли стопроцентное совпадение во всем с Антоном, который так тонко чувствует все его желания. Он знает, что такое бывает, но никогда не думал, что испытает это на себе. Когда все нервные окончания становятся оголенными проводами, каждая зона - эрогенной, а каждый поцелуй-укус - даром божьим, не меньше. Чужие, но уже такие родные, руки тянутся к пуговицам поповской рубашки и судорожно расстегивают их, продолжая выцеловывать шею Арсения, который готов отключиться от такой мощной эмоциональной бури. Антоновское колено раздвигает ноги Арсения в разные стороны, а его обладатель ложится между, сразу потираясь членом о член через аж четыре слоя ткани, что кажется Арсению самым страшным преступлением. Он шлепает Антона по бедру пару раз, призывая приподняться, а тот и правда встает на колени, спускается чуть ниже своим ртом и припадает к напряженным соскам, поочередно кусая, посасывая и облизывая один, пока с другим играется указательным пальцем, уже мокрым от слюны. Арсений стонет громче и прогибается в спине, стараясь еще теснее прижаться к лицу Антона грудью, забывая на несколько секунд, что хотел сделать, но все-таки собирает остатки мыслей и дрожащими руками расстегивает массивную пуговичку, после тянет за язычок молнии и сразу же накрывает горячий вставший член своей рукой через ткань боксеров, от чего Антон стонет с одним соском Арсения во рту, пуская вибрации, а сам Попов скулит на грани слышимости, зажмуриваясь, от этого непотребства. Слишком горячо, слишком пошло, а ведь они еще толком не начали ничего высокорейтингового, максимум на 16+ тянет. Антон и сам не хочет отставать, поэтому, продолжая ласкать плавящегося Арсения, быстро расстегивает его джинсы и, еле-еле стянув их на уровень бедер, протискивает руки под темноволосого, сразу сжимает одной попу Арсения, а второй ведет по ложбинке и прикасается пальцем к анусу, параллельно ощутимо кусая один сосок, чем вызывает гортанный стон и сжимающиеся пальцы в пшеничных волосах. Антон гладит вход осторожно, пока через трусы, а Арсений доверительно жмется ближе, слегка приподнимает таз и стонет что-то, похожее на «прошу», но Антон не слушается. Продолжает свои томящие ласки руками, а губами возвращается к чужим влажным, покрасневшим и покусанным в нетерпении, которые отвечают так отчаянно, так жарко, сразу заключая язык в плен своего жадного рта и посасывая его. Это самый невероятный поцелуй в жизни Арсения. Даже то, что было на кухне, не сравнимо с этим. Тогда Антон был чуть осторожнее, хоть и уже развратничал, а Арсений все еще был слегка напряжен. Сейчас же оба чувствуют себя как никогда прекрасно, раскрепощенно и свободно. Члены трутся друг о друга, слюна с груди Арсения впитывается в антонову толстовку, которую они так и не сняли, кожа шастовской головы немного побаливает и пульсирует от крепких рук, сжавших волосы. И Арсений никогда, честное слово, не чувствовал такого. Кажется, будто именно к этому он и шел, ради этого жил. Все его предыдущие неудачи точно стоят того, что сейчас он лежит под тяжелым крепким телом и максимально блядушно стонет, испытывая такие внеземные эмоции, чувствуя все эти касания, поцелуи-укусы-облизывания. Он совсем забывает, что у них всего ночь. Арсений наконец-то находит в себе силы оторваться от кудрявых волос и, не разрывая поцелуй, тянет Антонову толстовку, надетую на голое тело, вверх, оголяя светлую, бархатистую кожу. Антон, поочередно поднимая руки, помогает ему, а потом, на пару секунд отрываясь от желанных губ, стягивает лишний элемент одежды через голову, после еще немного залипая на практически прозрачной арсеньевой коже, испещренной сотнями крохотных темно-коричневых отметинок, напоминающих звездное небо где-то в параллельной вселенной, где все наоборот. Темноволосый тоже любуется стройным телом, представшим перед ним, и, приподнявшись на одном локте, проводит кончиками пальцев по груди и животу, ощущая, как по чужому телу бегут мурашки, а Антон глаза прикрывает от удовольствия и закусывает губу. Арсению безумно хочется снова его поцеловать. И он не отказывает в своем желании. Они снова сталкиваются губами и оба стонут от того, как же приятно касаться друг друга не через слой ненужной ткани, а кожей к коже. Близко, горячо, невероятно. Арсений трется даже не членом о член, а скорее именно грудью, желая вновь и вновь сталкиваться сосками и скользить своей уже влажной кожей по чужой, такой теплой и нежной. Такой уже любимой. Они могли бы самозабвенно целоваться, кажется, весь вечер, и оба точно остались бы довольны таким времяпровождением, но Арсению хочется больше. Его возбудили, довели до грани, после которой уже невозможно остановиться, зацеловали и залюбили. А Попов уверен, что именно залюбили. Слишком ласково, чувственно и эмоционально. Антон - слишком. И Арсений сам тянется к уже расстегнутым, но так и не снятым джинсам мужчины, хватает за шлевки и тянет вниз, слегка приподнимаясь. Антон подхватывает его действие и, когда Арсений уже не дотягивается до предмета гардероба, быстро снимает их сам, радуясь, что перед выходом выбор пал на свободные джинсы, хоть тут им удастся сэкономить время. А вот с Арсеньевыми джинсами, облепляющими ноги и задницу, как вторая кожа, точно придется попотеть. Антон решает не оттягивать время (а штаны). Снова поднимается, вставая на колени, а, заслышав разочарованный стон Арсения и увидев недовольный взгляд и поджатые губы, посмеивается и осторожно стягивает джинсы. Попов старается помогать как только может, елозя ногами, но только мешает Антону, который не обращает внимание на данное неудобство. Как минимум ему забавно наблюдать за этими движениями, а как максимум у Арсения очень сексуально напрягаются мышцы уже оголенных бедер. Худо-бедно через минуту он справляется с данной сложностью и снова ложится на Арсения, который уже успел выпутаться из рукавов рубашки, пока Антон мучался с джинсами, вжимаясь в него всем телом. Тепло-тепло и очень приятно. Гладит бока, проводя то еле заметно, то с нажимом, иногда пощипывает, зацеловывает... и совершает поступательные движения, уже сейчас выбивая весь воздух из легких Арсения и заставляя постоянно закатывать глаза и жмуриться от удовольствия. - Антон, - хрипло, с придыханием, совершенно порнушно. - Мм? - мычит светловолосый, так и не отрываясь от лебединой шеи. - Я уже… - Арсений стонет, почувствовав укус в районе ключицы, а после мокрый широкий язык, - давай уже. - Чего давать? - говорит уверенно, но дышит загнанно, видно, и сам сходит с ума от происходящего в комнате. - Член давай, - Попов прерывается на глубокий вдох, - быстрее. Антон совершенно очаровательно, но так не вовремя смеется, судорожно выдыхая воздух на Арсеньеву ключицу, что Попов не выдерживает такой наглости и нерасторопности и стукает Антона по плечу ладонью. А после тянется к боксерам светловолосого, стягивая этот раздражающий кусок ткани. На Антона, кажется, данный жест действует, как на быка красная тряпка, и он, отодвинув руки Арсения, сам стягивает боксеры и с себя, и с Попова, а потом проводит рукой по обоим членам сразу, жмурясь и скуля в голос. Арсению не лучше. У него внутри взрывается сверхновая, оставляя множество осколков в сердце, которые до конца жизни будут напоминать ему о невероятном мужчине, что так удачно, но совершенно неожиданно подвернулся ему в обычном среднестатистическом гей-клубе, когда он достоин быть на Олимпе. Дальше Арсений уже здраво не соображает. Все действия проносятся калейдоскопом перед глазами. Вот Антон, лениво надрачивает им, держа оба члена в одной своей руке, а Арсению плакать хочется, ведь он это и представлял себе еще там, в клубе. Знал, что это будет невероятно и очень горячо, как сказала бы молодежь - hot. Знал, что оба члена поместятся идеально, нигде не передавятся и будут плавно скользить в большой теплой ладони. Арсений скулит и мечется по постели, сжимая то волосы на затылке светловолосого, то широкие плечи. Он закрывает глаза и видит перед собой зеленые глаза, открывает - картина та же. Зеленые, затянутые поволокой, совершенно расфокусированные и пьяные-пьяные. До дрожи. Антон целует шею, покусывает ключицы, облизывает соски, откуда плавно ведет языком вниз пока не доходит до паха. Сначала лишь дразнит. Покусывает уже бедра и низ живота, гладит, лижет, целует, иногда поднимает глаза и следит за реакцией Арсения. А потом неожиданно насаживается ртом на член, беря его сразу на половину, а рукой начиная мять яйца. Арсений громко стонет, переходя на скулеж, и вцепляется руками в белую простынь. Ноги трясутся, руки сжимаются до побелевших костяшек, он жмурится до искр перед глазами и напрягает все тело. Ему плохо-хорошо. А Антон свободной рукой поднимается выше, плавно поглаживая живот, а потом и грудь, и осторожно, еле ощутимо играется с сосками по очереди, ритмично и умело насаживаясь ртом на член, и мнет яйца, иногда переходя к уздечке и возвращаясь обратно. Арсению хватает двух минут, чтоб почувствовать подступающий оргазм и вовремя предупредить Антона постукиванием по плечу и сдавленным мычанием, поэтому кончает он уже от большой ладони, крепко обхватывающей член, на свой живот и дышит загнанно, пытаясь справиться с вялостью, сразу накрывшей его. Хочется отчитать Антона за то, что тот совсем не позаботился о себе, уделив все время лишь Арсению, спросить, зачем он так жесток и несправедлив, ведь они договаривались на совсем другое. Арсению наконец-то хотелось почувствовать член, настоящий, теплый член, который бы пульсировал в предоргазменной неге. И самое главное - он сам еще в клубе подумал о том, что хочет сделать Антону этот чертов минет. Но светловолосый просто сразил его наповал своей настойчивостью, напором. Арсений лишь надеется, что еще сможет закрыть этот гештальт. И он только открывает рот, находя в себе силы, чтоб отчитать Шастуна за нарушение их общих планов, но тот уже открывает тюбик смазки, найденной под подушкой, и выливает немного себе на пальцы, а потом другой рукой собирает сперму с Арсеньева живота и смешивает со смазкой в руке. Арсений задерживает дыхание на несколько секунд, смотрит пристально и даже на локтях приподнимается, лишь бы видеть все лучше. Он не верит, что это происходит именно с ним. Антон не выглядит, как фетишист, но… это же оно. Господи, только отбитый человек может додуматься смешивать сперму со смазкой, чтоб этой смесью растягивать дырочку перед анальным сексом, но… Арсений понимает, что его это интригует и возбуждает еще сильнее, заставляя член снова окрепнуть, хотя прошло две минуты от силы после того, как он кончил. Ему хочется поскорее ощутить длинные пальцы в себе, почувствовать, чем же отличается такая смесь от обычной смазки. Он, конечно, заранее знает, что отличается она только тем, что выглядит более бредово и непозволительно порнушно, но это Попову и нравится. В этом есть что-то доверительное и максимально горячее. Но Антон сидит со сложным лицом, глядя то на одну свою руку, измазанную заветной смесью, то на другую, белесую из-за спермы, то на самого Арсения. Попов и сам невольно напрягается, думая, что Антон мог передумать, очнуться от наваждения, подумать, что это перебор и побежать искать салфетки. Но Попову уже хочется. Он не готов отказываться от такой соблазнительной идеи. - Арс, - хрипит Антон, после чего прокашливается, - подложи подушку под бедра, - уже шепчет, смотрит виновато, мол, не подумал раньше, виноват, - пожалуйста. А Арсений лыбится широко, подкладывая несчастную подушку, и умиляется Антону. Он-то успел себя накрутить, придумать множество страшных для него исходов, а Антон всего лишь не успел вовремя подложить подушку. Само очарование. И Арсений долго мог бы размышлять о прелестности Антона, но… Два пальца, на которых смешалась смазка для анального секса и арсеньева сперма, стремительно проникают в дырочку Попова, выбивая весь воздух из легких и заставляя судорожно открывать и закрывать рот, пытаясь справиться со шквалом эмоций, упавших на него тяжелыми бревнами. Это все слишком. Слишком пошло, слишком возбуждающе, слишком интимно. Слишком хорошо. Антон размеренно двигает пальцами, любуясь то очаровательным лицом Попова, передающим истинное наслаждение, то видом узкой дырочки, окруженной подтеками белесой спермы, в которую то погружаются его собственные пальцы, то снова показываются, такие же влажные, белесые. Антон готов кончить только от этого совершенно порнушного кадра, который точно отпечатается в его голове на всю жизнь. Жаль, что Арсений не видит этого непотребства. Ему бы, наверное, понравилось. А Попов скулит, мечется по постели, сам двигает бедрами, лишь бы сильнее насадиться на длинные пальцы, так приятно распирающие его изнутри. Хочется зацеловать Антона, заобнимать и залюбить за то, что он такой внимательный, такой очаровательный и сумасшедший. За то, что он рядом, что делает все, лишь бы доставить Арсению удовольствие. И у него реально получается это невероятно хорошо. Восхитительно. К двум пальцам добавляется третий, задевая наконец-то простату. Скулеж переходит в длинный громкий стон, заменяющийся судорожными «еще-еще-еще» и глубоким дыханием. Антон и сам стонет от податливости Арсения, ускоряя движения пальцев, и, наклонившись к груди, прикусывает сосок. Попову слишком хорошо. И не только от того, как же умело движутся в нем пальцы. Эти пальцы принадлежат именно Антону. Это те длинные тонкие пальцы, заметив которые в клубе, Арсений понял, что очень хочет ощутить их в себе. Желания исполняются. Спустя минуты две ритмичных движений, Попов, распахнув поплывшие глаза, мертвой хваткой вцепляется в руку Антона и оттягивает ее подальше от задницы, ибо чувствует подступающий оргазм. Ему бы, конечно, хотелось снова испытать крышесносные ощущения, но это было бы наглостью с его стороны. Попов ведь уже успел испытать оргазм сегодня, а Антон - нет. Он старался доставить удовольствие именно Арсению, который из-за этого чувствует себя неловко. Пора и ему хотя б чуть-чуть позаботиться об удовольствии Антона. Поэтому он садится на кровати, пока Антон лишь расфокусировано глядит на него и безостановочно облизывает покусанные губы, и, обняв мужчину, тянет его за собой, снова опускаясь на постель. Антон сразу припадает к губам. Целует мягко, нежно, поочередно сминая то одну губу, то вторую, иногда покусывая их. Арсений же в этот момент просовывает руку между их животами и обхватывает чужой член, который немного дергается от касания. Антон же скулит в поцелуй и запускает одну руку в волосы Арсения, сжимая их между пальцами. Так и лежат. Арсений отходит от предоргазменного состояния, чтоб не кончить в первые две минуты после того, как Антон войдет в него. Шастун же пытается не подойти к этому предоргазменному состоянию, иногда представляя лицо ненавистной коллеги, ибо очень боится быстро кончить и тем самым разочаровать Арсения. Но и брать инициативу в свои руки тоже не хочет. Все-таки не ему в задницу будут пихать инородный предмет. Арсений сам должен решить, какой же момент будет наиболее подходящим. И решает. Тянется к презервативам и хватает один, так и не разрывая поцелуй, после чего сам натягивает его на Антонов член, прихватывая чужую нижнюю губу особенно сильно. Уже направляет член к своему анусу, но Антон перехватывает его ладонь и заводит ее за голову, прижимая к постели. В другую свою руку берет член и, прикоснувшись им к анусу, медленно ведет выше, проходясь по яйцам, после чего возвращает его обратно тем же путем. Похлопывает членом по входу и улыбается в поцелуй от того, как у Арсения сжимается анус. Попов же поскуливает тихонечко в поцелуй, бедрами подается к Антону, но тот лишь пару раз шлепает Арсения по бедру, призывая лежать спокойно, пока он не наиграется. Арсений не понимает, откуда в Антоне столько выдержки. Он сам готов сгореть и возродиться, подобно жар-птице. По его личным ощущениям, он ни на градус не прохладнее нее. Может быть, даже горячее. Попову плохо от того, насколько же ему хорошо. У него колотится сердце с невероятной скоростью, ноги подрагивают от нетерпения, глаза сами закатываются. Ему нестерпимо сильно хочется уже закончить эту пытку, кончить и погрузиться в сон, чувствуя тепло чужого тела. Когда Антон медленно погружает член в дырочку, у обоих, кажется, внутри взрываются сверхновые, настолько сильные чувства и эмоции охватывают мужчин. Их стоны, звучащие в унисон, прерываются лишь шлепками яиц о задницу, что вместе для Арсения кажется лучшим звуком во всем мире. Хочется записать на диктофон и в будущем включать эту мелодию перед сном, чтоб снова почувствовать эйфорию. Вспомнить Антона, его улыбку яркую, привлекательное тело. И снова разочароваться, когда эта эйфория схлынет, оставив после себя лишь зияющую дыру где-то в левой части груди. Чувствуя подступающий оргазм, Арсений сначала накрывает ладонью головку своего члена и легонько трет ее, а потом, обхватив ствол ладонью, быстро водит рукой вверх-вниз. Оргазм выходит практически оглушающий. Он стонет на высокой ноте, прогибается в спине и прижимает к себе еще теснее Антона, утыкаясь носом ему в шею. Буквально через минуту ритмичных движений, кончает и Антон, уткнувшись губами в арсеньевы, даже не в поцелуе, а в обычном касании. Он глубоко дышит и чешет голову Попова, так и не выходя из него и не отрываясь от губ. Обоим хорошо очень, тепло, уютно. Даже с подсыхающей спермой, заляпавшей животы. Они просто не думают о ней. Глядят глаза в глаза, улыбаются, да пытаются отдышаться. Только минут через пять Антон сползает с Арсения, падая рядом на спину, и, вытянув из тумбочки пачку влажных салфеток, сначала вытирает живот и член Арсения, а потом уже свои, предварительно стянув презерватив и кинув его в маленькое мусорное ведерко, стоящее на тумбе. У них остаются силы лишь на то, чтоб, даже не одеваясь, лечь большой и маленькой ложкой, укрывшись одеялом. Арсений засыпает с чувством безмерной радости, граничащей с таким же сильным отчаянием. Все-таки на этом их история, вероятно, подошла к концу.

***

На удивление, распахивает глаза Арсений очень рано, когда стрелка часов едва-едва подходит к восьми утра. На ухо ему все так же, как и перед погружением в царство Морфея, сопит Антон, мило причмокивая во сне. Он все также оплетает Попова своими загребущими руками, будто они не проспали пол ночи, а только легли в постель. Даже удивительно, что за ночь их поза так и не изменилась. Арсению бы очень хотелось взглянуть на спящего Антона. Облизать взглядом прямой нос, выделяющиеся ключицы и пухлые губы, поправить кудри, которые, скорее всего, успели растрепаться, чмокнуть в губы и снова прикусить подбородок, крепко обнять и никогда больше не отпускать. Хотелось бы еще немного полежать в объятьях. Сполна насладиться руками, прижимающими к Антоновой груди так нежно, осторожно, мерным сопением, щекочущим шею, комфортом, чувством правильности, которое Попов не смог бы себе объяснить, даже если б сильно захотел. Но Арсений не может остаться. Он и так взял от этой встречи слишком много, незаконно. Он почувствовал себя слишком желанным, слишком счастливым, слишком залюбленным. Антон так много дал ему, не прося ничего взамен. Окутал своим теплом, заботой. Позволил остаться на ночь, хотя Арсений думал, что его выпнут сразу после секса. Но нет. Обнял, пригрел, укутал теплым одеялом. Своим. На своей кровати, в своей квартире. В своей чертовой жизни. Арсению почти физически больно от того, что ему нужно уходить. Причем лучше это сделать до пробуждения Антона, чтоб избежать неловкости, отстраненности или даже осуждения, которые могут возникнуть. Антон же совсем не знает, что Попов впервые решил найти партнера для секса без обязательств. Может думает, что Арсений - распутная девица какая, выбирающаяся в сомнительные клубы несколько раз в неделю, чтоб быстро трахнуться в клубном туалете и разойтись. Антон же не умеет читать мысли, а Арсению слишком страшно поднимать эту тему. Любую страшно, на самом деле, ведь мотивы Антона ему тоже не ясны. А Попов просто не выдержит таких грязных мыслей в свой адрес и осуждения. Точно не после того, что почувствовал к этому мужчине. Особенному мужчине, самому прекрасному. Он приподнимает одеяло и старается осторожно выбраться из медвежьих объятий, но его не пускают и крепче прижимают к горячей груди, утыкаясь носом в шею. Попов выдыхает. Он опять предпринимает попытку выпутаться, но Антон тянет его назад, а следом еще и ногу перекидывает через Арсеньево бедро. - Давай еще немного поспим, - шепчет, прикасаясь губами к шее, - еще слишком рано. Арсений теряется на пару секунд, понимая, что разговоров и взглядов ему точно не избежать, когда придет время покидать уютную квартиру, что делает еще больнее. Будто ножом режут по живому, специально надавливая сильнее, чтоб больнее было, острее. - Зачем? - тоже шепчет, не хочет нарушать момент призрачного спокойствия. Готовится к любому негативному ответу от «не хочу, чтоб ты сам собирался, еще украдешь чего» до «хочу сам выставить тебя за дверь». Это все, конечно, не вяжется с тем теплым, нежным Антоном, который так бережно касался его и дарил самую светлую, лучистую улыбку не только губами. Глазами. Но не бывает ведь такого, чтоб спонтанный секс с практически незнакомым человеком, подцепленным в клубе, закончился иначе. Арсений и сам никогда серьезно не относился к такому, зная, что истории со счастливым концом с пьяного секса не начинаются, они им заканчиваются. Шугался от всех предложений сходить в клуб, зная, что ничего серьезного там не рождается, его там просто не существует. Лишь пьянство, грязь. Звенящая пошлость. Хочется закричать от разочарования, сорвать голос, побиться головой о стену, заплакать, на крайний случай, но он молчит, ждет ответ от сонного Антона. Лишь его глаза, мечущиеся от широкого окна к рабочему столу и закушенная губа выдают страх. - Ну, - неловко говорит Антон и прокашливается, - чтоб выспаться..? - фраза выходит скорее вопросительной, опять сбивая Арсения с толку. - Ну, я поеду, а ты доспишь, - произносит неловко. Чувствует, что что-то явно не так, но не может понять, что. Слишком уж странно отвечает Антон. - Так, стоп, - растерянно выпаливает и тормозит, - можно я сначала задам один вопрос, а потом мы уже разберемся? Это «мы», так правильно слетевшее с губ, разбивает хрупкое Арсеньево сердце. Оно дает такую крохотную надежду, что все будет хорошо. - Да, - на грани слышимости. В голове - каша, в груди - тоже. Он уже ничего, кажется, не понимает. - Ты сам хочешь уйти? - спрашивает печально. В Арсении что-то ломается. Он отчаянно машет головой в разные стороны, хотя лежа это делать откровенно неудобно, губу закусывает до крови и жмурится. Не понимает, на что именно так остро реагирует, но ему явно не до анализа своих и чужих действий и слов. Его просто разрывает от напряжения и эмоций. Так бывает, когда испытываешь сразу несколько сильных чувств, это нормально. Но Арсению стыдно, что накрывает его именно сейчас. Не в подъезде, не в такси, не в его собственной квартире, а именно в объятьях Антона. Так позорно. Антон, очевидно, заметив реакцию, прижимает к себе еще теснее, одной рукой гладит напряженный живот, другой - сжимает руку Арсения, прижатую к груди. В шею целует и шепчет: «все хорошо». Ждет, пока вспышка пройдет, чтоб продолжить диалог. - Арсень, я тоже не хочу, чтоб ты уходил, - шепчет ласково в самое ухо, чувствуя, как Арсений постепенно расслабляется, - Не знаю, заснем ли мы еще, но у меня в планах было проспать часов до двенадцати, завтрак вместе приготовить или доставкой заказать, пообщаться, обменяться номерами обязательно, чтоб потом встретиться уже на нормальном свидании, - рассказывает так мечтательно, легонько улыбаясь, что Арсений и сам растягивает губы в широкой улыбке, - как тебе идея? Попову очень хочется сказать, что о таком раскладе он и мечтать не мог, но есть вопрос, который волнует его сильнее, чем ответ на Антонов риторический вопрос. - Зачем ты в клуб вчера пришел? Антон смеется коротко. - Изначально я пришел пообщаться с лучшим другом, он там барменом работает, - совершенно спокойно делится Антон, - а потом увидел тебя и, ну, как говорится, мое сердце остановилось. Попову хочется произнести умиленное «ооооу», но вместо этого он разворачивается в объятьях и коротко целует Антона в губы, жалея, что они еще не чистили зубы, и утыкается носом в шею, закрывая глаза. - Поспим еще? - сам же и предлагает, на что Антон утвердительно мычит и целует Попова в макушку. - Ты только не убегай больше, - на грани слышимости, почти в сонном бреду шепчет Антон. - Не убегу. Теперь засыпает Арсений без каких-либо тревог и страхов. Он понимает, что еще нет никаких гарантий на совместное счастливое будущее. Им еще столько нужно узнать друг о друге, столько времени провести вместе, притереться, разделить друг с другом моменты счастья и горя. Понять, созданы ли они друг для друга или это очередная попытка, ведущая в никуда. Но Арсений не заглядывает вперед. Радуется тому, что у них есть этот шанс. И он не призрачный, а вполне реальный. Они проснутся часа через четыре, приготовят яичницу, посмотрят фильм какой-нибудь, сидя в обнимку. И от этого Антон уже никуда не денется. А пока он размеренно дышит в Арсеньеву макушку, очаровательно посапывая, пока сам Попов, будучи уже на грани сна и бодрствования прижимает мужчину крепче к себе и вдыхает запах его кожи. Снится ему солнечный летний день где-то у моря. Там они с Антоном, уже заметно повзрослевшие, резвятся в теплой соленой воде, после чего валяются на одном лежаке, слипшись, как два пельмешка, часто-часто целуясь. Проснувшись вновь, Арсений видит лучезарную улыбку и ловит короткий поцелуй в губы. Все лучшее впереди.