Неизвестное место 17 мая 1986 года 11:47 Ада
Я не уверена в существовании Рая в этом мире. Ни на небесах, ни на этой грешной земле. Такой слишком лакомый кусок просто не может вот так спокойно отдаться каждому и достойному, и нет, человеку. Рай - лишь вымысел для тех, в коем люди нуждаются. Они придумали для себя лучшее пространство, чтобы хоть ненадолго отвлечься от прискорбных мыслей пребывания среди таких же увязших по горло в проблемах и грехах людей, которых не искупит даже божья воля. Я знаю, что на земле существует Ад. Горячий, душный, просторный. Среди мелких бесов, потакающих воле своего Господина, всегда находятся те, кто идут поперёк правил, ставят палки в колёса и наступают Закону на горло. Такие были, есть и будут всегда, и их отнюдь не мало, как кажется. Их не устраивают жестокие правила игры под названием жизнь, и они устраивают заговоры против высших сил, чтобы разрулить положение в свою сторону. Только тогда их Хозяин, восседающий в вальяжной позе на своём величественном троне, соизволяет опустить высокомерный взгляд чуть ниже, чтобы взглянуть на своих ничтожных подопечных, и спокойно махнуть рукой в воздухе, отдавая палачу обыденный знак. Двери запираются, атмосфера накаляется, гасится свет - и у тебя нет выхода. Заострённое лезвие топора проходится по твоему горлу, а в следующую секунду лишенная тела голова катится прямо к ногам Господина. Он брезгливо отводит взгляд в сторону, в очередной раз упоенный мыслью, что он - единственный глава своего королевства, против которого не поднимется ни одна из его шавок. В его глазах пляшет неумолимый огонёк безумия и наслаждения, когда видит жалость во взгляде своих слуг. Ещё ни один Ничтожный не прошёл через девять кругов Ада, ещё ни одна из грешных душ не подобралась так близко к своему Царю. Он - Господин. Он - Властелин. Его имя - Люцифер. Жизнь несправедлива ко всем в той или иной мере, но мне кажется, что нам не повезло намного больше остальных. Каждый день мы вынуждены выживать в прямом смысле выражения. Каждый день я вижу в глазах своих сестёр по несчастью дикий страх, недоверие и застывший ужас, не дающий спать по ночам. Каждый день нам всем снится одно и то же - боль, паника, смерть. Каждый день мы встречаемся со Смертью взглядами и пытаемся уворачиваться от её цепких, когтистых лап, ощущая холодное дыхание рядом с собой и клацнувшие в воздухе зубы всего в пару миллиметрах от горла. Господи, как же хочется жить. Я никогда не забуду своего первого дня пребывания в этом земном филиале Ада. Нас загнали в какой-то огромный амбар, обветшалый и полусгнивший, пропитанный запахом сырости и плесени. В полумраке от слабых лучей луны и звёзд, просочившихся сквозь прохудившуюся крышу строения, мы едва видели дальше собственного носа. Внезапно раздались выстрелы. Мы бросились врассыпную - кто-то пытался найти укрытие за стогами сена; кто-то лихорадочно вооружился вилами, сдернутых с креплений на стене; кого-то, кому не посчастливилось добежать до прикрытия, подстреливали прямо на бегу. Я увидела одного из снайперов у стены, его лицо было сокрыто чёрной балаклавой, и я не видела его эмоций. Только догадывалась, что он испытывал невыносимое наслаждение от хладнокровных убийств детей и отдачу оружию. Разглядев слабые очертания силуэта какой-то дверцы, что позже оказалось деревянной калиткой на почти отвалившихся петлях, я молниеносно скрылась за ней. Ветхое сооружение ничуть не прибавило мне спокойствия, поэтому я непроизвольно начала кусать ногти, пытаясь унять внутренний испуг. Что тут вообще происходит?.. Уловив краем уха какой-то нежелательный шорох рядом с собой, я едва успела увернуться от удара чём-то холодным и острым по собственной спине. Перекатившись на другой бок, я подорвалась с колен и бросилась наутёк, куда-то вперёд, не соображая и не зная направления. Внезапно моя голова врезалась в какого-то человека, уткнувшись ему в живот; я упала на спину и лихорадочно закрыла лицо ладонями, будто это могло спасти меня от пуль автомата, будь он у него в руках. Через несколько секунд я распахнула слипшиеся от слез ресницы, истерично всхлипнула и лучше всмотрелась в черты лица незнакомца. Его матовые очки сыграли блик на лунных лучах, и я в одно мгновение вспомнила эту личность. Холодный. Безэмоциаональный. Жестокий. — Беги, если хочешь жить. Словно по команде я поднялась на ватные ноги и бросилась куда-то в сторону, лишь бы подальше от этого страха. Его лицо так близко склонилось над моим, что я на контрастах ощутила его горячее дыхание на моей холодной от пота шее, обжигая. Я боялась, что пойду в расход так же, как и остальные, совсем как пушечное мясо на очередной бессмысленной войне, и тут я так непрошенно упала на сырую землю амбара, до крови обдирая колено. Я больше не могла бежать. Не было ни сил, ни надежды, ни желания. Захотелось умереть. Чем я отличаюсь от остальных? Зажигается свет. Такой могильный и белый, он ослепляет не привыкшие к такому яркому освещению глаза, и я обессиленно прикрываю их ладонью. Надо мной раздаётся преследовавший меня ужасающий голос, в мгновенье вызывающий нарастающую внутри панику. Я еле сдерживаю себя, чтобы не сорваться навзрыд. — Этих восьмерых оставить, — я задрала голову повыше, чтобы увидеть черты лица мужчина в очках. Он слабо обвел указательным пальцем небольшую область, где находились пару заставших от ужаса девочек, и в частности меня. — Остальных в расход. Пятеро моих совсем юных ровесниц в мгновение падают замертво от выпущенных в них пуль из автоматов. Они ещё пару секунд чувствуют острую боль в ранах, по их телу проносится слабые конвульсии, они бьются в предсмертной агонии, а затем замирают навсегда, устремив отсутствующий взгляд куда-то за нас, будто видев там что-то, что недоступно живым. Я в надежде обернулась, но напоролась на уже ставший для меня привычный невозмутимый вид главаря. — Вставай, — дуло чьего-то оружия больно ткнуло меня в плечо, побуждая подняться на ноги. Я покорно встала, боясь сделать лишнее движение, неверный шаг, чтобы не оказаться продырявленной тряпичной куклой, как те девочки. Конвой позади молча преследовал меня, направляя, а я пыталась идти вперёд, сохраняя равновесие и не слишком хромая на больную ногу. Мне стало жарко и холодно одновременно, я старалась сдерживать истеричные стоны и непрошеные слёзы, ручьём текущие из глаз, но не могла. Слишком страшно всё это. Слишком неожиданно меня выдернули из нормальной жизни и засунули в место выживания. Слишком велика вероятность умереть. Я старалась не смотреть на мертвые груды тел по бокам от нас, но я всё же не смогла. Рыжеволосая девочка, чуть младше меня, смотрела прямо мне в глаза, во взгляде коей я углядела застывший предсмертный ужас, не на шутку леденящий в жилах кровь. С силой оторвав взгляд от терзающей изнутри картины, я вышла за пределы амбара, а железная дверь за нашими спинами с шумом захлопнулась. «Беги, если хочешь жить…»***
Мы считали себя воспитанниками смерти. Нас тренировали ежедневно, до болезненного хруста сломанных костей и разорванных мышц и сухожилий. До ссадин, ушибов, порезов, гематом. Те, кто мог справляться с такой нагрузкой, продолжали жить. Остальные же… С детства мы обучались слишком многому. Всему тому, чему не обучат в обычных школах. Во второй же день нам, в наши детские руки, которые должны держать карандаши и обнимать родителей, всучили пистолет и сказали: — Стреляй. Через тысячу неудачных попыток и проб мы научились и этому. На уроках борьбы нас обучали навыкам ближнего боя, уклонения от захватов и остальной куче хитроумных тактик. Развивая в себе потенциалы бойца, мы все больше росли в глазах своих преподавателей. Спустя два года мы умели отбиваться от рук наших тренеров, они ставили кого-либо из нас в пример, а наши фотографии стали появляться на общей доске почета к главном корпусе. Там была и моя фотография. Самая нижняя, в левом углу, с короткой надписью «Ада Вонг». Нас часто звали по фамилиям, поэтому чужих имён мы практически не знали, едва ли помня свои. График у нас был тяжелый и загруженный, тюремный. Подъём в пять, быстрый завтрак, шесть часов тренировок с небольшим перерывом в полчаса, обед, стрельба, пробежка, ужин, свободное время, отбой в одиннадцать. За эти смешные двадцать минут подаренного нам времени перед сном у нас едва хватало сил переброситься парой фраз после очередного измотанного дня. — Как вы? — Как обычно в дерьмо. — Ну спокойной ночи. Часто ответа не следовало, поскольку остальные собеседницы уже спали мертвым сном, едва ли им кто-то успел пожелать хороших снов. Иногда и этого не было. У нас было две самых страшных стадии в нашей нелегкой жизни. Первая проходит в десять, вторая в одиннадцать лет. Чипирование. Нам поголовно вшивали крохотные жучки во внешнюю сторону бедра, едва выше колена. Яркий огонёк просвечивался даже сквозь мышцы и ткани, переодически мигая дружелюбным зелёном огоньком. Как забавно. Но второй этап давался нам всем намного болезненнее, и далеко не все выходили из него живыми. Извечная женская проблема, не дающая покоя в течение всей жизни. По исполнению одиннадцати лет, прямо в день рождения, врачи делали нам подарок в виде стерилизации. Ты просто засыпаешь в мягком кресле, отдавая себя на растерзание их умелым рукам, а на следующий день очухиваешься в собственной кровати, как ни в чем не бывало, но уже с прооперированной половой системой. Это было очень удобно для нашего руководства, которое засылало привлекательных девушек постарше, не слишком сильных в физической области, зато твёрдо знающих языки в другие страны под прикрытием государственных переводчиц как разведчиц. Мы молча сочувствовали им и продолжали тренировать своё тело, чтобы не разделить с ними такую участь. Таким образом, лишившись главной женской функции, мы ставили себе задачу не унывать и идти, продвигаться вперёд без возможности оглянуться назад. Это закаляло в нас желание жить дальше. Кроме женского батальона существует и мужской. Нас тренируют раздельно, но каждый день на тренировках мы видим друг друга через дырки в проволочном заборе. Такая лёгкая романтика, запретная для нас, но манящая. Нам тоже хотелось любить, влюбиться, быть любимой. Потому что мы тоже живые существа, а не машины для убийств. Потому что у нас есть душа. Потому что нам не хватает этого так же, как и парням за тонкой стенкой разделителя. Видимо, настала такая пора, когда мне было суждено в первый раз испытать симпатию. Я долго глушила, давила в себе этот грешный голос внутри себя, царапающий свинцовыми когтями нутро, но однажды я призналась себе — я влюбилась. Мне стало легче. Тот парень, Алекс… Про него было известно так мало, но я знала так много. Ему двенадцать, как и мне, а сюда его забрали в семь, навечно оторвав от родных. Он был привлекательным, с пышными и мелкими кудряшками на голове тёмного цвета, золотыми, янтарными глазами, огромными, будто кошачьими; точёными квадратными скулами и густыми бровями. Высокий, статный, широкоплечий… Многие видели в нем высокомерную занозу в пятке, но я смогла разглядеть его тонкую натуру, отчаянно пытающуюся показать, что тот представляет из себя нечто большее доверчивого котёнка. Сотни раз наши взгляды пересекались, и это никогда не скрывалось от зорких глаз наших тренеров, из-за чего мы оба часто мотали положенные пять дней наказания в карцере. Тогда меня накрывала волна стыда вперемешку с невыносимым желанием, а он кротко улыбался, застенчиво, как улыбается только мне. Затем мы пробегали ещё пару кругов, и когда оказывались слишком близко к решетке, всё повторялось по новой. Чувство эйфории, в последнее время ставшее для меня незаменимым наркотиком, отчаянно требовало повышения дозы. И однажды я позволила этому случиться.***
Три минуты до старта. Величавый голос из громкоговорителя велит всем участникам вернуться на линию старта и проверить экипировку. Раз в год у нас проходит что-то вроде соревнования. Правила просты — нас разбивают на пары мальчик-девочка и засылают в лесную глушь, на неисследованную территорию, рядом с мальчишеским корпусом. Первой в лес отправляется женская часть, ища себе укромное место, где можно спрятаться: кроны деревьев, дупла, кустарники, камни, овраги, мелководные реки. Затем за нами выдвигаются мальчики, и каждый ищет свою пару, но ни в коем случае не чужую. Тот, кто первым найдёт своего соперника, тот и будет победителем. Имея при себе экипировку в виде набедренной кобуры с пистолетом, ножом в ножнах и фонариком, мы имеем право использовать их только в целях экономии времени для того, чтобы спрятаться. К примеру, обрубить сук ножом или пулей прочистить себе путь. Час на поиски, а дальше подведение итогов. Тот, кто вернётся обратно первым, получит похвалу руководителя, будет обеспечен вниманием своей фотографией на доске почёта и на месяц освободится от тренировок. Это и было моей целью. Моей парой был назначен Алекс. Так внезапно и приятно одновременно. Сейчас он стоял сзади меня и перезаряжал пистолет, проверяя его работоспособность. Задвинув магазин в приёмник, он засунул оружие в набедренную кобуру и тоже опустился рядом со мной на одно колено. Я в то время цепким взглядом высматривала место, куда мне следует бежать, чтобы не думать об этом в первые секунды игры. Забежать на скалу и прыгнуть в ветки дуба — а дальше посмотрим. — Переживаешь? Я дёрнулась в противоположную сторону от неожиданно раздавшегося у моего уха тёплого шепота. Он впервые заговорил со мной. Его бархатный низкий тембр эхом отдавался в моем сознании, сладко его отравляя. — Д-да… То есть нет, с чего ты взял? Криво улыбнувшись, я стала в четвёртый раз перепроверять свой пистолет, внутренне коря себя за опрометчивость. Розовый румянец на моих побледневших щеках выдал меня с головой, и я попыталась спрятать правую сторону своей челкой. Со стороны, наверное, это выглядело просто по-идиотски. — Правда надеешься на победу, Вонг? — язвительно заданный вопрос позади заставил меня отложить излишнюю проверку оружия и устремить взгляд прямо перед собой. Этот голос я узнаю из тысячи — чванливый, презрительный, амбициозный. — Почему бы и нет, Кеннеди? — передразнила я девушку, нарочито медленно поворачиваясь к ней лицом. Я постаралась придать своему взгляду наибольшей свирепости и холодного спокойствия. — Корона небо не царапает? Моя соперница смерила меня недобрым взором с головы до пяток и сплюнула в ноги, будто бы в один миг избавилась от всей своей неисчерпаемой горделивости. Мы уставились друг на друга как две разъярённые львицы. Я всего на секунду задержала взгляд на ее льдисто-серых, царапающих душу глазах, от коих веяло холодной решительностью и небывалой расчетливостью. В синих радужках плескались насыщенного цвета голубые волны, обращая проплывающие корабли и лодки в пыль, сметая с лица планеты прибрежные города и острова. Только она могла смотреть на окружающих так, будто может сделать что-то подобное. Это незабывающийся взгляд, второго такого нет. Эти глаза всегда будут излучать зло и напускную ярость, даже если на деле это не так. — Арслана, тебя, кажется, ждёт Саймон, — подошедший Алекс чуть коснулся моего плеча, видимо думая, что ничем хорошим эта стычка не закончится. — У нас всего минута до старта. Ласковый, разливающийся как мёд, голос мгновенно привёл меня обратно в чувство, вырывая из своих глубинных соображений. Я с благодарностью улыбнулась ему в ответ, ощущая позади себя постепенно удаляющиеся от нас чавкающие по грязи шаги Арсланы. Я впервые узнала о её имени. Довольно необычное и какое-то в такт бойкому характеру, но сейчас не подходящее время доводить эту мысль до ума. — Юноши и девушки, — из высокой будки на длинных сваях до нас донёсся властный и спокойный голос из громкоговорителя, такой знакомый и опасный. Я напрягалась, ожидая обыденных напутствий. — Пятое, юбилейное соревнование объявляется открытым. Вы многому обучены, и ваши тренера искренне надеются на то, насколько хорошо вы сможете оправдать их доверие, ровно так же, как и моё. Его последнюю шаблонную фразу я проговорила одними лишь губами. — Удачи не желаю, поскольку она нужна лишь слабым. Раздался обратный отсчёт, начиная с десяти. Алекс напоследок склонился надо мной и еле слышно прошептал: — Мы будем первыми. Мы? Что это значит? Не он ли должен поймать меня, или он спокойно отойдёт в сторонку и позволит мне схватить себя? — Вперёд! — скомандовал голос из громкоговорителя, и я тут же вернулась в реальность. Отпружинив от земли, я бросилась вперёд по заранее проложенному маршруту, чувствуя ощущение жгучей ревности, когда меня опережали мои же соперницы. Нереальный выброс адреналина в кровь подогревал натренированные мышцы; и я неслась на одних лишь носках, не тратя времени на лишние махинации. Я сбросила скорость, когда остановилась перед огромной крутой скалой. В прошлый раз я не попробовала такой вариант, но сейчас мне совершенно удачно подвернулась такая возможность. Я скосила глаза в правую сторону и недобро прищурилась — одна из наших передовых бегуний мчалась наравне со мной и решила выбрать тот же маршрут, что и я, проследив за моим взглядом. Но я знаю, что этому не бывать. Я рванула на опережение и, подбежав чуть вплотную, подставила ей подножку. Моя соперница недовольно взвизгнула и пролетела еще пару метров над землей параллельно ей, а затем рухнула оземь. Мне послышался неприятный хруст костей, но я уже бежала дальше, обогнув скалу, чтобы взбежать по пологому склону. Я напоследок взглянула на обезоруженную и растерянную противницу, яро потирающую ушибленное место, и мысленно возрадовалась самой себе. Кое-кому день не задался с самого начала. В следующий миг я уже практически взлетала вверх по склону, минуя острые выступы и опасные области. Я добралась до пика и остановилась, цепким взором окидывая близлежащую местность. Вижу мелководную речку, змеей петляющую между дубами, но смысла прятаться там никакого нет. Ветки ближайшего к скале ясеня точно меня не укроют, к тому же, я не шибко далеко уйду от стартовой линии. Ну должно же быть какое-то такое необычное и подходящее для меня место! Нужно мыслить чётко и логично. Где точно не станут искать или побояться соваться в опасную зону? Это было очень рискованно, но, кажется, я нашла свою временную обитель. Что-то похожее на медвежью берлогу в самой глубине оврага с довольно просторным входом, плотно задёрнутое свисавшими ветками деревьев и большим обилием листьев на них. Я сомневалась по поводу того, действительно ли можно там укрыться, но тот, кто не рискует, не пьёт шампанского. Время поджимает. Я спрыгнула на землю и приземлилась в пару метрах от земляного углубления, круто уходившего вниз. Подойдя к краю оврага, я с опаской заглянула на его дно, высчитывая в голове, сколько здесь метров глубины. В тысячный раз взгрустнула о том, что «кошку» нам выдают лишь с шестнадцати лет. Я одной рукой облокотилась о рыхлую землю оврага, а всем остальным туловищем осторожно съехала вниз. В конце я набрала скорость и не слишком удобно приземлилась, встретившись животом с сырой поверхностью углубления. Со стороны это, наверное, смотрелось бы так, будто косолапый мишка возвращается к себе домой, кубарём скатившись по земле. Молодец, Ада Вонг, долго ли ты ещё так продержишься на доске почёта? Вся перемазанная в грязи и земле я медленно поднялась и всмотрелась в слабые очертания берлоги, с неестественно округлой, полуовальной аркой над головой. Я недоверчиво сократила расстояние между собой и странным местом укрытия и правой рукой отодвинула мешающие ветви деревьев, загораживающие вход. Внутреннее пространство встретило меня холодной сыростью, запахом будто бы прогнившей земли и слабым, очень старым запахом какого-то животного, наверное медведя, хоть я не кошка и не смогу лучше разобрать то, что унюхала. Окинув взглядом обстановку около себя, я поняла, что раньше это действительно была берлога, но сейчас это представляло из себя нечто иное, будто доработанное и доведённое до ума место, где когда-то кто-то жил. Это не могли быть туристы-любители, поскольку территория оцеплена и огорожена, но тогда… как объяснить то, что я сейчас вижу перед собой? Из размышлений меня вырвал оглушительный рёв горна, осведомляющий о том, что положенные на поиск укромного места пятнадцать минут закончились, и теперь в лес выдвигаются наши соперники. В звенящей тишине я различила монотонные шаги десятков мальчиков, сиюминутно сорвавшихся с места, чтобы догнать своих противниц и одержать победу. Я ещё раз вспомнила убедительные слова Алекса прямо перед моим уходом, а затем вспомнила, что среди них сейчас где-то есть и он, высматривает каждый миллиметр пространства, чтобы ухватить мой след за хвост. Получится ли у него найти меня в месте, куда никто никогда не сунет свой нос? Первое правило шпиона гласит, что всегда нужно изучить область, в которой находишься, чтобы в случае опасности без промедлений найти пути отступления. Я выудила маленький фонарик из отделения на набедренной сумке и нажала на кнопку включения. Яркий свет озарил крохотную толику пространства, проясняя некоторые детали моего местоположения. В следующую секунду я уже смогла лучше рассмотреть гладкие стены помещения, а в следующий миг остановилась на месте, поражённая. Теперь я была уверена на все сто, что нахожусь в землянке. Землянке, оборудованной под человека и жильё. Бедром я уперлась в край ветхого деревянного стола, очень старого, с прогнившей древесиной. На нем были хаотично разбросаны какие то бумаги, некоторые были даже пожелтевшими от длительного времени хранения, но всё же это не затруднило задачу угадать в этих рукописях карту здания, всех корпусов, и весьма приблизительную, как я поняла. Кто-то из наших юных шпионов нашёл эту берлогу, оборудовал её под себя, притащил стол и даже начертил карту от руки. Звучит как безумие, но так оно и было. От меня не укрылась логичная догадка, что кто-то из преподавателей слил ему данные, поскольку он не мог знать всё с точностью до мельчайших деталей. Я даже увидела потайной проход в женском корпусе, ведущей к цоколю на самый крайний случай, а о нём знали лишь единицы, но он тоже присутствовал на набросках. Этот хитрец просто не мог сделать всё в одиночку… — Я так и знал, что ты придёшь именно сюда. Я резко отстранилась от стола с записями и скользнула рукой по бедру, выуживая из кобуры пистолет. Сняв оружие с предохранителя, я хотела обернуться и направить дуло на внезапно ворвавшегося сюда человека, но затем его цепкая рука плотно зажала мне рот, чтобы я не смогла кричать, но ведь я и не собиралась навлекать на себя стаю волков. Второй ладонью он с силой сжал моё тонкое запястье и у него получилось выполнить задуманное — мой пистолет вырвался из пальцев и рухнул оземь. Я стояла обезоруженная, не имея права на защиту. Помедлив ещё пару секунд, я, наконец, нашла способ выкрутиться — подошвой обуви я что есть мочи ударила прямо по коленному суставу нападавшего, из-за чего тот взвизгнул и ослабил хватку. Я вырвалась из его рук и, обернувшись, стала в боевую стойку, согнув ноги и держа кулаки прямо перед собой, закрывавшие нижнюю половину лица. Только спустя несколько мгновений я догадалась вглядеться в черты лица незнакомца, а затем удивленно выгнуть брови, ведь передо мной, задыхаясь от боли, стоял сам Алекс. — Прости, — коротко извинилась я. — Как ты догадался? Он, яростно поглаживая ушибленное место, с улыбкой взглянул на меня исподлобья, из-за чего мое сердце неконтролируемо пропустило удар. — Я просто верил в это. Когда чего-то сильно хочешь — оно сбывается. — Как-то слабо в это верится, — хмыкнула я. — Ты проследил за мной? Алекс сделал неуверенный шаг в мою сторону, из-за чего мне пришлось отойти на такое же расстояние назад, сохраняя личное пространство. Меня расстроила моя неопытность в этом плане, ведь не прошло и пяти минут с тех пор, как парням разрешили выйти на охоту. Неужели я так плоха? И почему он не хватает меня и не ведёт к финишу, если ему так важно быть победителем? Я протянула руки запястьями кверху, показывая, что я готова сдаться побеждённой. Он до сих пор игнорировал мой вопрос, навлекая на него статус риторичности. — У меня к тебе серьёзный разговор, Ада, — внезапно начал Алекс, не беря во внимание мой покорный жест, и я уловила в его голосе какие-то беспокойные нотки. — Ты должна дать мне обещание, что хорошенько подумаешь, прежде чем согласишься. — Наверное, сначала я должна услышать от тебя условия, на которые я должна согласиться? — съязвила я и скрестила руки в замке на уровне груди. Всё это с каждой секундой нравилось мне всё меньше и меньше. — Сейчас не время для препирательств, — раздраженно воскликнул он и чуть приблизился ко мне, но в этот раз я осталась на месте. Алекс слегка коснулся моей руки, вкладывая в своё движение как можно больше трепетности и ласки. Я рефлективно дёрнулась, с непривычки ощущая на себе подобные прикосновения, но мой соперник поймал мой взгляд, приковав его к себе, и это на секунду остудило мою нервозность. Парень закрыл глаза и медленно выдохнул, так тяжко и настораживающе. — Я хочу сбежать отсюда. Я устремила на него взгляд, преисполненный тревоги и безумного порицания одновременно. Я точно не ослышалась? — Да ты сбрендил, Алекс, отсюда нет обратной дороги… — Я с девяти лет, каждый грёбанный раз во время пробежки по лесу изучал это место и рисовал карту наших корпусов, - он нервозно воскликнул, переходя с шёпота на срывающийся крик, но тут же понизил голос, когда невдалеке от нас хрустнула ветка под чьей-то тяжестью. Мы оба замолкли, но противоречащими взглядами друг друга таки наградили. — Это всё не может пропасть зря! Алекс резким движением рук обвёл пространство около нас, но это ни на каплю не сдвинуло меня в сторону убедительности с мёртвой точки сомнения. — Это просто бред, Алекс, — я подошла к нему ещё ближе и выразительно помахала указательным пальцем прямо перед его носом. — Ещё никто никогда не сбегал отсюда живым, а тем более… — Да откуда ты знаешь? — в его голосе послышались легко уловимые нотки откровенной злобы и поражающей хладнокровности. — Не перебивай, когда я говорю! — сорвалась я, забывая о технике поведения в подобных ситуациях. — Я лишь хочу достучаться до твоего сердца, но голос твоего разума гораздо сильнее, потому что ты ослеплён мыслью о внезапной свободе. Но хорошо, если все и получится так, как ты задумал, что ты будешь делать дальше? Ты помнишь дорогу отсюда? Тебе есть к кому идти? Ты вообще знаешь, в каком месте находишься?! Алекс отвернулся от меня и засунул руки в карманы брюк, задумчиво устремив взгляд в противоположную сторону, разглядывая запутавшиеся ветви деревьев, сквозь которые слабо струился свет от полуденного солнца. Его силуэт подсвечивался на этих лучах, и с каждым шагом в сторону выхода он становился все чётче. Остановившись на месте, мой соперник чуть склонил голову в левую сторону, тряхнув курчавыми прядями волос. — Просто давай сделаем это вместе. Честно, я не сразу нашла слов, чтобы ответить на эту роковую, но в то же время соблазнительную фразу. Ангел на первом плече велел мне оставить глупые надежды на побег, чтобы разом получить долгожданную свободу, мысль о которой так долго не давала мне покоя; но дьявольская сторона упёрто твердила об обратном, заставляя довериться своему спасителю и принять руку его помощи. Я ломалась, выбирала, взвешивала все «за» и «против», но так и не пришла к чёткому ответу. Почему-то я думала, что вместе у нас всё удастся, и представляла, что уже завтра утром преподаватели не досчитаются двух человек, но я упускала золотую середину в этой ситуации — сам процесс побега. А это было, если не самая важная, то значимая деталь истории. Давай, Ада. Мужайся и выбирай, иначе ты опять упустишь очередной момент, из-за чего всю последующую жизнь будешь корить себя и ненавидеть за опрометчивость. Почему ты не хочешь принять руку помощи, если не хочешь сорваться в бездонную пропасть властности над собой? Ведь свобода, манящая и окрыляющая, так удобно лежит прямо на ладони — осталось лишь потянуться за ней в ответ… Но я отпускаю ту самую руку, которая могла бы меня спасти, и камнем лечу вниз в огромную пасть бездны, утопая во мраке, смешиваясь с остальной ее составляющей. Обратной дороги нет, но я уже приняла решение. — Прости, Алекс, но я не могу, — я с трудом сглотнула вставший поперёк горла ком горечи и вплотную подошла к силуэту, слегка коснувшись пальцами его спины, резко и нервно вздымающейся от прерывистых вдохов и выдохов. Я считала это настоящей победой — улицезреть слабость такого сильного духом и телом человека, который при тебе не стесняется быть настоящим. — Я буду искренне верить в твои силы и молиться за тебя, чтобы всё получилось так, как ты задумал. Пусть я и не совсем одобряю твоего поступка, но если ты действительно хочешь быть свободным — ты это получишь. Ты сам так сказал. Алекс медленно развернулся ко мне и ещё пару секунд смотрел на меня так безумно и тепло одновременно, что я невольно поёжилась, ощущая на себе такой странный взгляд. Внезапно его руки скользнули по моим плечам и резко притянули за спину к себе, вплотную прижимая к собственной груди, заставляя сделать то же самое в ответ. Я ощутила, как меня окрылила радость и какое-то неловкое стеснение, скоро сменившееся умиротворённостью, когда ладони начали слегка похлопывать меня по лопаткам. Пульс уже давно обогнал такт биения сердца, но я и не пыталась это скрыть — в последний день нашей встречи я хотела оголить свои чувства перед ним, дать понять, что я не такая сильная духом девочка, какой пытаюсь казаться; и что мы оба стоим друг друга, раз позволяем такие проявления чувств. Мы отстранились друг от друга лишь спустя полминуты — и то нехотя. — Я буду скучать по тебе. Он едва заметно склонил голову вниз, нежно взяв мою ладонь и положив её на левую часть груди, очень близко к сердцу. — А я то как. Мы нелепо улыбнулись. Почувствов какое-то шуршание неподалёку от нас, мы будто проснулись и хаотично отстранились друг от друга. В следующую секунду Алекс потянулся к моей набедренной сумке и обхватил пальцами кольцо свисающих вдоль ноги наручников, поднимая их в воздухе. — Сделаем вид, будто всё было наоборот. Мне-то уже плевать, а вот лишняя победа в твоём кармане тебе не помешает. — Почему ты так уверен, что мы будем первыми? Лица Алекса коснулось подобие хитрой ухмылки, и один уголок его губ медленно пополз вверх. — Потому что я сильно хочу этого. В следущий миг я уже закрепляла одно кольцо на своём запястье, второе — на запястье Алекса. Я повела «пойманного» соперника за собой, свободной рукой отгораживая обильные зелёные ветви, тем самым расчищая нам путь. Я ненадолго остановилась, поглощённая логичной мыслью, с самого начала ударившей мне в голову. — Ты же не мог вот так в одиночку разработать план побега. Кто тебе помог? — Не буду раскрывать все карты, но помощь Хоттабыча была очень кстати. Я понимающе кивнула и направилась дальше, ища обратную дорогу к финишу. Хоттабыч — самый добрый на свете учитель, его безоговорочно любит вся наша шпионская орда, поскольку к каждому он относится индивидуально и с пониманием. Немудрено, если Алекс попросил у того поддержки, но тот, наверное, понимал, что здорово рискует своей репутацией, профессией и даже жизнью. Кличка ему дана неспроста — Хоттабыч был обладателем длинной густой и седой бороды, совсем как у какого-нибудь японского мыслителя, но достойного его восточного прозвища мы так и не придумали. Спустя пару минут мы почти приблизились к пологому склону скалы, минуя нескончаемые стволы деревьев. Я уже хотела было спросить Алекса о чём-то, но через секунду напрочь забыла об этом, потому что он внезапно упал, потянув меня за собой на землю. Я недопонимающие взглянула на своего напарника, но мне не потребовалось много времени, чтобы понять причину происходящего. Над нашими лицами возникла знакомая фигура, нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу, чтобы вмазать нам со всей силы. Из-за ослепительного блика солнца я не сразу разглядела лица нападавшего, но по очертаниям силуэта догадалась, что это была девушка, причём именно та, кого я ненавидела больше карцера. Да, Арслана, только тебя нам тут не хватало… — Думаете выйти победителями, засранцы? — прорычала та и с силой пнула меня ногой в живот, прекрасно зная, что я ещё не совсем окрепла после операции. Меня не покидало ощущение, что мои внутренние органы из-за одного пинка превратились в неразборчивую кашу. — Я мигом обломаю вам все мечты. Арслана было занесла ногу в воздухе, чтобы пяткой ударить по колену Алекса, но тот вовремя сделал ловкую подсечку, и девушка упала на колени. Мы мгновенно поднялись с земли, толчком перебросив вес на ноги, и выпрямились перед поражённой соперницей. Она смерила нас зловещим взглядом льдистых глаз, словно лиса так досадно упустила свою добычу, и замахнулась рукой, чтобы с помощью цепочки наручников одним движением опрокинуть нас вниз, но не тут то было — я схватила её за ладонь и чуть притянула к себе, круто выворачивая руку из сустава; а когда та обернулась к нам спиной из-за такого манёвра, Алекс точным ударом ноги пнул ее по пояснице, и та рухнула прямо на острые выступы камней. Медленно съехав вниз, инерция развернула её лицом к нам, и мы увидели медленно стекающую струйку крови прямо с виска. Я похолодела, когда заметила её резкую бледноту и еле вздымающуюся грудь в слабых попытках вздохнуть. — Ты… ты убил её… Но Алекс уже отчаянно тянул меня за собой, прервав мой неожиданно хриплый сип. — Это уже не моя забота. Если что — она просто бежала и не заметила перед собой скалу. «В гонке на выживание побеждает сильнейший», — эхом в голове откликнулся настоятельный голос Вескера, что только глубже погрузило меня в состояние пустоты. Ещё пару секунд задержав взгляд на Арслане, я сглотнула и припустила вслед за Алексом. Пусть она — мой заклятый враг, но мне будет искренне её жаль, если всё обернётся худшим образом. На удивление, до финиша мы добрались без происшествий. Перед нами не мелькнула ни одна живая душа, если не считать выстрела где-то поблизости, что довольно глупо, учитывая, что это могло спровоцировать новый шлейф преследования. Преодолев финишную черту, мы остановились прямо перед толпой наших тренеров, кои с неким уважением во взгляде обернулись на нас. Среди них яркой краской на сером фоне выразилась улыбка Хоттабыча — кроткая, простодушная, но искренняя. Тут же был и Вескер. Его выражение лица не изменилось с самой нашей первой встречи, и это заставляло меня строить глупые догадки, знает ли он вообще, что такое эмоции. Сыграв матовыми очками блик на ярком солнце, он протянул мне правую ладонь для рукопожатия. Я протянула ему руку в ответ, и от меня не укрылся неприятный холод его кожи, казавшейся такой безжизненной и будто бы мертвецкой. Я с трудом уняла дрожь в теле, когда услышала привычный тембр командира. — Что ж, Ада Вонг, я никогда в тебе не сомневался. Вы пришли первыми, и тебе положена похвала, совершенно достойно заслуженная. Мы рады, что ряды наших бойцов носят такого талантливого шпиона. Я жадно впитывала каждое его слово, как губка. Его лесть, такая сладкая и лакомая, кормила моё эго, заставляя чувствовать распирающую изнутри горделивость и хвалить свои возможности. Только он в последнее время мог удовлетворить своим одобрением, нечаянно брошенным в мою сторону, мои настоящие чувства по поводу своих достижений. Испытывая внутри поток смешавшихся в крови гормонов счастья и радостных мыслей о победе в голове, так сладко отравляющих рассудок, внешне я позволила себе лишь краткий кивок и сдержанную улыбку — всё, как подобает ничтожной слуге великого Люцифера. — Спасибо.***
На следующий день я совершенно легально проспала утреннюю тренировку, впервые в жизни встав так поздно. Это и немудрено — я не могла спокойно уснуть, когда назойливая мысль о рискованном побеге Алекса терзала мою совесть изнутри. В итоге, измученная переживаниями и тревогой, я обмякла в объятьях сна лишь где-то под утро, когда сквозь тюлевые занавески и решётчатый металлический забор стали пробиваться малиновые лучи восходящего солнца. Бредя по пустынному коридору корпуса, ведущего прямиком к столовой, я боролась с отчаянными мыслями и укорами совести по поводу своего вчерашнего решения, которое, казалось, было принято так скоро и необдуманно. Что если всё прошло не так, как было задумано? А если пострадал не только Алекс, но и ещё кто-то, кто случайно попался под руку охране? А если всё удалось — где он сейчас? Скитается по безлюдным улочкам в поисках пристанища или уже нашёл свой новый дом? Всё же я мысленно склонялась к более удачному варианту. Мне так хотелось верить в то наваждение, что хоть одному человеку отсюда удалось осуществить то крохотное желание, теплившееся в наших душах с первого дня пребывания здесь, но все мы были вынуждены отодвинуть его на второй план, уступая другому желанию — дожить до следующего дня. А ведь мы — всего лишь дети. Дойдя до массивной двери входа в столовую, я обняла себя за плечи, пытаясь унять мимолётную дрожь в руках. Сейчас я зайду в просторный зал и увижу его, сидящего в противоположной части помещения, серьезного и насупленного, как обычно. Мы молча улыбнёмся друг другу, а затем разойдёмся по своим корпусам как ни в чем не бывало. Если хочешь осуществить желание — достаточно всего-навсего захотеть этого всей душой… Зайдя в столовую и окинув мимолётным взглядом всех присутствующих, я поняла, что больше никогда не увижу его. Мой цепкий взор зацепился за единственное пустующее место за мальчишеским столом, специально не накрытым, ведь мужской корпус сегодня уже не досчитался одного бойца в своей кровати. Он петлял где-то далеко отсюда, и, дай Бог, чтобы та дорога привела его к правильному месту, где он начнёт свою жизнь с чистого листа. Я буду очень желать этого.