Невинность и янтарь

      Кажется, впервые в жизни я обрадовалась тому, что опаздывала куда-то, а именно на свой рейс в Испанию. Если бы не душнила-начальник, взваливший на меня кучу работы в последний день, и не моя дотошность перепроверять все по пять миллионов раз, то так бы и летела экономом, но не сегодня. Карты сложились так, что приехав в аэропорт поздно, мне предложили оставшееся место в бизнес-классе. Кожаные широкие сиденья, спинки которых действительно можно разложить и не упираться при этом в лоб позади сидящему, неожиданно огромное пространство для ног — все это было признаком начала идеального отпуска.       «Ну что? Уже в самолете? Лично я на низком старте и готова тебя встречать», — это было сообщение от Хелен, подруги всей моей жизни и самой заботливой занозы в заднице, которую я безмерно любила. Несмотря на то, что Хелен была из очень богатой семьи, она отличалась простотой и не попадала под стереотипы о детях из состоятельных семей, поэтому характерами мы сошлись сразу. Как и многие девчонки-подростки, мы еще со школы мечтали поехать отдыхать на море вместе и практически ни в чем себе не отказывать. Она знала, что с временной работой мне повезло не так, как хотелось бы, и поэтому очень долго настаивала на том, чтобы оплатить мою поездку. Тем не менее, пользоваться ее положением в отличие от других я никогда не намеревалась, поэтому отказалась от финансовой помощи с ее стороны и решила откладывать деньги, чтобы навестить ее и исполнить желание детства. И вот, наконец-то, я оказалась в самолете.       Закинув ручную кладь в верхний отсек, я поудобнее уселась в кресло у прохода и выдохнула. В кармане снова провибрировал телефон, напомнив о сообщении подруги. Было бы непростительно пренебречь ее переживаниями, поэтому, чтобы не забыть, я сразу же ответила: «Готовься к самому жесткому похмелью в твоей жизни, я практически в пути». Написать даже это стоило мне титанических усилий, поэтому, нажав «отправить», я позволила себе расслабиться и, предвкушая приключения, провалилась в сон.       Сервировочная тележка с напитками задела локоть, что заставило меня пробудиться и застать себя в самой нелепой на свете позе. Слушая, как стюардесса пытается извиниться за оплошность, я поняла, что все это время спала с широко открытым ртом и раскинув ноги, будто это было не просто удобное сиденье, а кровать кинг сайз. Помахав головой в знак того, что стюардессе переживать не стоит, и протерев засохшие от глубокого сна глаза, я привела себя в порядок и села как положено нормальному человеку.       Полет проходил вполне комфортно: на борту было тихо и спокойно, на посадочное место я точно была не в праве жаловаться — ничего не предвещало беды. Но стоило повернуть голову в сторону бортового иллюминатора, как моим главным желанием стало, чтобы этот самый самолет сменил курс на «экспресс-рейс прямиком в преисподнюю» без пересадок. Слева от меня, прислонившись к стене, спал не кто иной, как Мадс Миккельсен.       Судя по всему, его сон не был таким же крепким, как мой. По крайней мере, со стороны он выглядел в разы приятнее, едва ли не единственная в своем экземпляре живая древнегреческая скульптура со скандинавскими мотивами. Чувственные губы, легкая щетина и спадающие на лоб русые с сединой пряди мягких волос. Одежда актера была отличной от той, в которой, как правило, его видели на ковровых дорожках или в том же «Ганнибале», что придавало его виду своеобразной необычности. Наверное, я была одной из немногих, кто видел его в спортивных штанах и футболке.       Мимолетное восхищение затмилось смятением. Я стыдливо прикрыла глаза рукой, когда разгулявшееся воображение начало выпаливать кадры, как я смачно сплю и, возможно, даже храплю. Мне представилось, что в это время воспитанный сосед просто из вежливости не толкает меня, не сообщает, что я мешаю другим отдыхать, спокойно читать газету, книгу, или потрепанный журнал из кармашка переднего сиденья. Все это вихрем пронеслось перед глазами.       «Ладно, может все было не так плохо», — я мысленно успокоила себя, — «но я бы предпочла не знать подробностей».       — Прошу прощения, — послышался сонный голос, — не могли бы… — Мадс обратился к бортпроводнице, но та уже находилась достаточно далеко, чтобы его услышать. Недолго думая, он нажал на кнопку вызова и откинулся на мягкую спинку. — В моем случае лучше не пить даже за день до поездки.       Не знаю чем обосновать тормознутость: сонливостью или неожиданностью, но до меня не сразу дошло, что он обращался ко мне.       — То есть? Не совсем понимаю, о чем вы, — я попыталась улыбнуться, но мое лицо скорее выглядело как лопнувший на солнце помидор.       — Думаю, что в вашем возрасте… кхм, простите, я… как я могу к вам обращаться? — он прищурился, как бы показывая неловкость ситуации, и одарил меня дружелюбной улыбкой.       — Агнес. И знаете, мне тоже уже не восемнадцать.       Взгляд мужчины оценивающе пробежался по мне, вероятно подсчитывая, на сколько лет я тяну, и это было очень заметно. Мой ответ не то позабавил его, не то вызвал легкую грусть — по ухмылке было сложно определить.       К нам подошла стюардесса. Увидев Мадса, она немного стушевалась.       — Два мартини бьянко, пожалуйста, — его заказ застал меня врасплох, и я не удержалась:       — Возраст, значит?       — Если отказывать себе, тем более в отпуске, можно умереть с сожалением, что так и не провел время, как тебе действительно хотелось, — вяло подметил актер.       — И плевать, что сейчас 6 утра? — меня немного рассмешила его инициатива.       Алкоголь подали быстро. Я предположила, что это было характерно для бизнес-класса, и мысленно поблагодарила судьбу за счастливое стечение обстоятельств.       — Именно, — подтверждая точность моей мысли, он протянул бокал, — skål!       — Тогда за успешный отпуск! — Мы звонко чокнулись бокалами. — За испанские фиесты, сиесты, фламенко и вино! — напиток и компания, которую до этого момента я и представить не могла, заметно подняли мне настроение.       Мадс оказался довольно улыбчивым и приятным мужчиной, разговор с которым давался легче, чем можно было себе представить, ведь общение со знаменитостями сложно вообразить обычным, они, как правило, кажутся заносчивыми и высокомерными. Мне нравился его устойчивый зрительный контакт. Многие бы сказали, что такого рода взгляд «сверлит», но это утверждение в моем случае однозначно было мимо — его глаза излучали уверенность, теплоту и сексуальность. Я не хотела попасться в эту ловушку, хотя понимала, что уже поздно. Впрочем, контроль над собой я ещё не потеряла, а значит, еще не все потеряно. «Не актриса, но держать себя в руках у меня получается», — сообщила я сама себе, отпивая мартини. Тем более, чем больше я находилась рядом с ним, тем проще мне удавалось вести себя нормально, хотя я все еще сомневалась, как к нему корректнее обращаться.       Не то чтобы наш диалог отличался содержательностью, скорее его можно было назвать поверхностным или по-простому «ни о чем»: сколько осталось лететь, о погоде, Испании и надоедливых чайках. Стараясь не давить на собеседника, я не задавала вопросов, которые действительно интересовали, но и нейтральные темы для общения с малознакомым человеком тоже не бесконечные, поэтому последовало молчание.       Надоблачный розово-оранжевый пейзаж за пределами иллюминатора, украшенный утренними лучами солнца, полностью украл внимание актера. Вид на открывающуюся картину не только навевал спокойствие, но и подарил долгожданный шанс незаметно оценить красоту мужчины. Раньше я представляла его благовидным и неповторимо привлекательным, вживую же он выглядел матерым, еще более крепким и элегантным даже в спортивном костюме.       Вскоре пилот сообщил о предстоящей посадке. Их я ненавидела так же, как и взлеты, но в этот раз в начале рейса избыток усталости спас меня от тревоги. Потоки воздуха раскачали судно с такой силой, что накрывшая меня волна страха была неизбежна. Неожиданно для себя я вцепилась ногтями в кисть Мадса и плотно вжалась в сиденье. Слова извинения напрочь вылетели из головы. Наверное, по взгляду было очевидно, что я всем сердцем сожалела о происходящем, но ни руки, ни сжатые губы не отвечали на мозговые сигналы с просьбой прекратить это безумие. Турбулентность — однозначно еще одна причина ненавидеть авиаперелеты.       Сквозь шум в ушах и размывающиеся черты салона я отдаленно почувствовала чужое тепло. Это была сухая и немного шероховатая ладонь поверх моей руки.       — Наверное, стоило взять что-то покрепче, не считаете? — с озорной улыбкой спросил он и в этот раз уже громче подозвал стюардессу, чтобы попросить воды.       Как только бортпроводница подошла, самолет перестало трясти. Первой мыслью, пришедшей в голову, стала: «Хелен точно мне не поверит», а второй: «Наверное, следует убрать руку», — что я и сделала, когда потянулась за стаканом воды.       — Со мной всегда так. Извините за бестактность, правда, — все возможные оправдания смешались в неразберимую кашу, я не знала с чего начать просить прощения. — Контролировать себя…       — Не стоит извинений, все в порядке, — мужчина не дал мне шанса оправдаться. — К тому же, мучения почти позади, отсюда уже виднеется город.       Облака за окном исчезли, открывая вид на красочные жилые дома. Великолепные горно-морские ландшафты предвещали только самое хорошее: вдохновение, разрядка и много-много солнца.       Через полчаса самолет успешно совершил посадку. Как это всегда и бывает, по салону начали раздаваться звонки и звуки уведомлений о сообщениях. Миккельсен не оказался исключением — едва колеса судна коснулись посадочной, он отключил режим полета, и на телефон одно за другим начали приходить сообщения. Было трудно не обратить внимание на явно выраженную взволнованность на его лице, но она продлилась недолго, так как не открыв ни одного сообщения, он нахмурился, нажал «заблокировать» и убрал смартфон обратно в карман. Когда судно остановилось, я притворилась, будто бы ничего не заметила, и бросила:       — Спасибо за мартини, — мои губы расплылись в благодарной улыбке, — и за поддержку.       Он взглянул на меня в своей хищно-дружелюбной манере, которую я так и не смогла раскусить, и ответил:       — А вам за компанию, Агнес, — его поставленный голос звучал приятно и низко, с грубоватым акцентом.       Поднявшись с кресла, чтобы забрать ручную кладь с полки, я еще раз посмотрела на него, чтобы запечатлеть глазами момент, вероятность повторения которого, я знала однозначно, была равна нулю.       Но, господи, как же я ошибалась.