Home.

Золотистый солнечный луч ненавязчиво ложился на полуприкрытые ресницы, проводил практически незаметную дорожку по щеке, плавно переходя на шею и мягкой линией соединяя разбросанные родинки в небесные созвездия. Блаженную картину спокойствия портил только картавый голос преподавателя и урок математики. Господь, почему в такие чудесные дни кому-то приходится страдать? Весеннее тепло нещадно заигрывало сквозь тонкие стёкла и буквально выманивало слиться с ним в венском вальсе. Тяжело вздохнув, парень поднял голову с парты в бесполезных попытках хоть немного взбодриться. Перед глазами всё также лежал брошенный на половине конспект, переполненный едва ли понятными формулами. Кадзуха особо не вникал в происходящее. Ещё в начале старших классов он выбрал для себя гуманитарное направления и даже записался в клуб журналистики. Делал ли Кадзуха что-либо для клуба — вопрос риторический. Хотя пару его стихов всё-таки были опубликованы в школьной газете по причине: «У нас тут тематическая колонка намечается, а поэзией кроме тебя никто не увлекается». С поэзией Кадзуху и правда связывали долгие и сложные отношения. Начались они со случайно найденного дома сборника с произведениями поэтов начала прошлого века, а продолжились пылким желанием писать свои собственные стихи. Со временем энтузиазм, конечно, слегка спал, но идея бросить не появлялась даже после длительных перерывов. Спасительный звонок звучит с заметным опозданием в целых две минуты. Кадзуха потирает глаза и неспешно собирает свои вещи в рюкзак. Хотелось бы теперь покинуть столь замечательное здание, нарекаемое «дворцом знаний», и пойти поспать домой, но осталось одно незаконченное дело. Негромкий стук по деревянному покрытию раздаётся в тишине опустевшего этажа. С неприятным скрипом открывается дверь: — Извините за беспокойство, я вчера обещал зайти, – Кадзуха заглядывает в кабинет и вместо своего учителя по литературы замечает Хэйдзо, парня из параллели, с которым случайно познакомился ещё в начале года на одном из многочисленных мероприятий. Парень сидел за первой партой среднего ряда, разложив перед собой несколько книг. Активно орудуя карандашом, он подчёркивал аккуратные строки и делал на полях заметки. Лишь на секунду Хэйдзо повернул голову к вошедшему, после чего ответил на немой вопрос: — Он уехал, просил передать, чтобы ты завтра с утра к нему подошёл. — А, понятно, – атмосфера незавершённости диалога повисла в воздухе, хотя волновала она, походу, только Кадзуху. — Чем занимаешься? — Готовлюсь к олимпиаде, – Хэйдзо немного оживился и на время отвлёкся от своего занятия. — Этот изверг записал меня на литературу и пообещал закрыть прогулы, если пройду хотя бы во второй тур, – он обессиленно опустил голову на парту. — Приходится теперь мучиться после занятий. — О, если хочешь, я бы мог помочь с какими-то моментами, – Кадзуха всё ещё неловко стоит в проходе, опираясь одной рукой о дверной косяк. Крайне непонятно, что им руководило в данный момент, но явно не былое стремление поспать. — Конечно хочу, спрашиваешь ещё, – Хэйдзо мгновенно просветлел. Его быстрые смены настроения порой напрягали, но без них образ Хэйдзо, как личности, был бы лишён центрального кусочка пазла. Наконец Кадзуха заходит в кабинет, закрывает за собой дверь и садится рядом с парнем, попутно пересматривая в голове своё расписание. Некая тревога из-за спонтанных планов мешалась с усталостью и неожиданным интересом. Интересом наблюдать за ловкими пальцами, сжимающими карандаш, слегка нахмуренными бровями, сосредоточенным выражением лица. Параллельно Кадзуха говорит что-то о направлениях искусства, важных исторических эпохах и знаковых произведениях. Живя по инерции и устойчивой системе «пробуждение-книги-сон», он забыл, что живое общение может приносить что-то кроме невероятного утомления и мешанины в голове. Ощущения непривычные, освежающие, захватывающие. В какой-то момент эти встречи вошли в привычку. Менялись места, темы, но оставалась непередаваемая атмосфера, пронизанная полным взаимопониманием и комфортом. Хэйдзо всегда покупал холодный кофе в автомате и начинал разговор с рандомного факта из утренних новостей. Кадзуха иногда писал на полях тетради короткие стихотворные строки и улыбался, если речь заходила о его любимых писателях. Система начала терять звенья, цепи скользили по рукам и шее, наконец переставая сдавливать нервные клетки. Олимпиада прошла. Кадзуха не мог скрыть хоть и небольшое, но ощутимое волнение, когда отвечал на телефонный звонок, но Хэйдзо, по видимости, был в неплохом расположении духа. Перечисляя вопросы и темы для сочинений, он разбавлял свой рассказ шутками о наблюдателях и своими размышлениями о заданиях. В голосе парня явно чувствовалась улыбка: — Давай встретимся, хочу лично с тобой поговорить, – после этих слов на душе у Кадзухи становится теплее. — Может, сходим в парк? Сегодня там невероятно красиво. — То, что надо, – тихо смеётся в ответ Хэйдзо, одному богу известно, что он задумал, а Кадзуха уверен, что что-то он всё-таки задумал. — Даю тебе двадцать минут, чтобы собраться, иначе приду и буду орать у тебя под окнами серенады, – самое страшное, что правда ведь придёт. Залитый весенним солнцем городской парк буквально дышал своими цветущими деревьями и саженцами в разноцветных клумбах. Находясь в шаговой доступности от дома Кадзухи, он стал для юного поэта той нужной пристанью для поиска вдохновения. Небольшое количество людей и полное единение с природой давали тот нужный заряд, необходимый для рождения чего-то изящного. В каком-то смысле, этот парк успел стать домом для души Кадзухи, оттого сегодняшняя встреча на подкорках сознания воспринималась как особенная. Сейчас, стоя около входа и потирая друг о друга ладони, он пытался привести в порядок расползающиеся мысли. Хэйдзо появился скоро, одетый в лёгкую футболку, спрятавший руки за спину, невероятно довольный: — Не хочу тянуть, – из-за спины появляется букет. Букет белых роскошных цветов, кое-где разбавленных красноватыми листьями клёна. — Я подумал, что тебе прекрасно подойдут акации. Спасибо за помощь! — и вновь эта беззаботная улыбка. Кадзуха на момент зависает, обдумывая происходящее. — Спасибо тебе за прекрасную компанию и не менее прекрасные цветы, – он берёт в руки букет, вновь заглядываясь на тонкие лепестки. — Но не слишком ли это? Наверняка дорогие были. — Если не возьмёшь — обижусь, – Хэйдзо сложил руки на груди и наигранно-укоризненно посмотрел на собеседника. — Не так-то просто было найти их. — Ладно-ладно, – вся эта ситуация кажется максимально абсурдной, но Кадзуха счастлив, то ли от того, что смог помочь с олимпиадой и подтянуть по литературе, то ли от того, что обрёл друга после тяжёлого периода моральных скитаний. Так ли важна причина? Определённо нет, сейчас, в этом самом моменте ему хорошо. Неважно, что будет завтра, нагрянет ли снова апатия, сможет ли он справится с очередным приступом страха. Впервые он абсолютно не хотел об этом думать.