Рот свой замолчи.

Доктор записывает закончившийся эксперимент как ещё один неудачный. Широкий росчерк в лабораторном журнале сопровождается едва слышным ворчанием кибернетической аугментации поблизости: почему-то захотелось чтобы его ассистентом был именно он и никто другой. Обычно он старается не вмешиваться в ладный механизм, который настроил сам же, но вот захотелось. В некотором роде это тоже опыт. Ассистентом младший Доктор был сообразительным, что в целом было ожидаемо, но чересчур активным и больно злобливым. Приходилось несколько раз затыкать его во время проведения эксперимента, поскольку тот имел дурную привычку начинать бурчать по наклонной все громче и витиеватее. Оно было смешным первые минут десять, а потом начало раздражать и отвлекать от работы. Вторя его мыслям, аугментация на его глазах от души пнула мусорное ведро, рассыпав содержимое по полу, начиная шпынять мусор по итак не шибко чистой лаборатории. — Послушай, место работы должно находится в образцовой чистоте. Если по месту вскрытия начнут бегать тараканы и прочая живность, то это ничем не будет отличаться от среднестатистического подвала. Воззвание старшего к разуму осталось младшим без внимания. Скомкав одну из бумажек на столе, он показательно выкинул ее через спину. «Ах, припоминаю. В этом возрасте я делал все что угодно, но наперекор говорившему, несмотря на очевидную власть стоящего выше… Как и возможность меня прикончить. Гм, дурачок, тогда ведь не понимал что внезапная смерть от собственной дурости прервёт мои изучения преждевременно.» Дотторе-младший, как окрестил его про себя предвестник, снова скомкал ещё одну бумажку, и опять, заглядывая почти что в глаза, с изрядным ехидством в своих, выкинул мусор. — Ты слишком беспечно относишься к провалам. - резко отозвался Дотторе-младший, угомонившись с мусором и попросту сцепив руки в замок, — Ты не считаешь потраченные ресурсы, расходуешь их крайне бестолково и не рационально. Ты что, манкируешь? Доктор пожал плечами и развёл руками, указывая на свою обитель, в которой каждая полка ломилась или от реагентов, или от инструментов, или ещё какой-то нужной составляющей. В морге покоились относительно свежие тела, а в другом помещении копошились дети и какие-то животные. Да и само помещение было большим, заставленное оборудованием и столами. И, будь тут немного меньше мусора, было бы даже большим и чистым. — Не испытываю проблем с материалами и оборудованием, как видишь. — А откуда ты их берёшь? - продолжила придираться аугментация, решив включить максимально вредный режим, — Не из воздуха же? — Бюджетом распоряжается Панталоне, заказы и список необходимого я отправляю ему же. - недовольно вздохнул Доктор, заражаясь чужим раздражением, — Кроме живого и не очень материала. Этим обычно занимаются или ассистенты или другие аугментации. И ты прекрасно об этом осведомлён. — И? — Что и? Выражайся конкретнее. — Вот же… альтернативно одаренный! - Дотторе грохнул кулаком по столу и смел на пол какие-то склянки с жидкостями, продолжая буйствовать и скидывать на пол все в зоне длины его рук, — Умный имбецил! Ты полностью зависим от чертовой системы, и чуть тебя кинут, как это было в Сумеру, так ты снова станешь отбросом без способов к творчеству! Гений недоучка! Ты даже не видишь собственной зависимости, ты, стоящий выше над нами!! Дотторе схватил первую попавшуюся под руку колбу и швырнул в лицо своего хозяина. Доктор не стал уклоняться или защищаться. Стекло лишь врезалось в маску, и слишком плотное, чтобы так разбиться, упало под тяжестью вниз, где ударившись о плиты разлетелось на осколки. «Какой же мерзкий был у меня характер в прошлом. Сочувствую остальным предвестникам… или нет. Плевать». Доктор отвернулся от клона и рассмеялся, сначала старательно пытаясь скрыть смешки за рукой, но хохот рвался наружу через ладонь, эхом разносясь по помещению. Дотторе-младший выглядел растерянным и сбитым с толку, так и замерев в одной позе, взирая на своего создателя как на умалишенного. Недалеко от истины, вспоминая, как другие окрестили предвестника из подвальных помещений и по какой причине. Доктор, насмеявшись вволю, одним шагом сократил дистанцию и небрежно схватил своё разбушевавшееся творение за лицо, поддевая снизу маску. Та покорно съехала, и он спокойно ее снял, положив на стол. Смотреть на самого себя не через зеркало, к тому же, более молодого — странно. Но это не стоит даже в десятке списка странных вещей в его жизни. — У меня нет настолько явной зависимости от Фатуи. Они лишь спонсоры к моей работе. Потеряю одного, так найду второго. К тому же, тебе так же хорошо известно, что текущее положение лабораторий и продуктов деятельности позволят мне какое-то время существовать вне системы. А с чего вообще такое беспокойство? - предвестник хмыкнул и провёл пальцем по острым зубищам, способных перегрызть веревки, — Это не тебе беспокоиться за мое положение. Твоё дело выполнять определенную роль, которая была заложена в тебя в самом начале. Не заставляй меня беспокоиться о том, что я вложил в вас слишком много собственного сознания. Болтать с самим собой — плохо. Дотторе выпадает из оцепенения и жесткими пальцами цепляется за лицо создателя в ответ, почти зеркально сдирая с него маску, выбрасывая ее на пол к остальному мусору. Смотрит в повзрослевшее лицо, которое было немного спрятано за отросшими прядями. У него кожа гладкая, чистая, без шрамов, в отличие от него. На том Докторе слишком много повреждений, которые он прячет под маской и одеждой. А создатель слишком чист. И это бесит. Шрамы показывают, насколько опасна деятельность, но этот слишком опрятен. Никаких следов грязной работы, одежда как с иголочки. Он выглядит фальшивым, но Дотторе знает, что перед ним стоит оригинал, живой человек, а не механизм. Ирония, что самый страшный монстр выглядит опрятно. Садистская составляющая кипит, требует оставить увечья на чистом теле и он подчиняется: тянется, сжимает чужую голову и давит на себя, после чего цепляется зубьями за чужие идеальные губы. Создатель красив, бесспорно, и он хочет растоптать в пыль эту красоту и превратить в собственный идеал. Его идеал — это изувеченное тело в предсмертных агониях, захлебывающееся своей кровью из разорванного горла и боли от переломанных конечностей. Подобное чувство возникало каждый раз при вскрытии, вызывая сладкую дрожь по телу от творимого искусства: шаг за шагом, безобразно-красивый человек показывал свой внутренний мир и становился идеалом его кровавого воображения. Доктор был страшен и непонятен. Он поместил своё восприятие мира в него, поделился любовью к рисованию кровью и отвращением к всему чистому. Но так почему он предал дело и сам уподобился чужим стандартам? Стал пародировать тупых людей, меняя себя под презренное общество. Для чего? Зачем? Неважно… Он не станет искать мотивы, лишь взглянет на факты. И факт говорит: это предательство. Какое гнусное предательство. Это требует наказания. А сможет ли творение убить отца своего? Предвестник смеётся прямо в чужие губы, охотно наклоняется и даёт брать верх над собой. Позволяет выкинуть маску, разрешает жесткими пальцами щупать своё тело, совсем не протестует, когда Дотторе рванул ворот рубашки и вцепился в шею. Только хихикает без остановки, да перебирает чужие-свои мятные волосы. Аугментация, не увидев стоп сигнала, который бы грозил его непромедлительной ликвидацией, осмелел окончательно. Продолжил с интересом изучать живое тело как в первый раз, щупал мышцы и сочленения, а потом кусал. Кусал и кусал без остановки, погружая острые зубы прямо до дёсен в плоть, а потом с чавканьем вытаскивал и кусал снова. Раны кровоточили совсем немного - наверняка одна из модификаций Доктора - и он злился, старался засадить как можно глубже и больнее, оставить следы на каждом свободном участке. Специально выискивал наиболее чувствительные места и метил туда, обдирая кожу. Особым развлечением в лаборатории считалось кровопускание у живых и испитие ещё горячей жидкости прямо из раны жертвы. Но у Доктора ее пить нельзя: крови совсем мало, не напиться, а разорвать ранку не разрешат. Это злит и он кусает ещё больше. Предвестник под чужим давлением упал на стол, с хрустом примяв что-то под собой, да разбросав остатки бумаг. На пол полетела одежда, Дотторе бесцеремонно стремился содрать все мешающее и добраться до ещё целых участков тела, обкусать. — Если ты ещё и целовать начнёшь, то я всерьёз задумаюсь над дефектами при создании аугментаций. - со смехом отозвался Доктор, покорно лежащий и едва заметно вздрагивающий от каждой новой ранки. Происходящее его скорее возбуждало и интересовало, чем… — Или это только ты такой особенный? Боюсь, придётся совращать других для проверки. И снова хохот, под аккомпанемент сердитого ворчания. — Заткнись, о, архонты, пока я тебе рот не залепил скотчем. — А ты меня заткни, раз уж безобразничать начал. Дотторе оторвался от отсасывания крови с бока и облизываясь, приподнялся, внимательно изучая ехидные глаза напротив. Заткнуть создателя была идея заманчивая, но не хотелось следовать по чужой указке. Ну точно не сразу. При этом он совершенно не заметил, как уже давно пляшет под чужую дудку и выполняет указы. — Похотливый мудак. Что, дети перестали удовлетворять? — Не поверишь, если скажу. - очередной вздох, — Если будешь делать все правильно, разрешу большее. Дотторе насторожился, как охотничья собака в стойке, услышавшая свист. И как собака — по звоночку и сорвался. Он не из тех кто будет переспрашивать несколько раз. Дают - бери, не дают - возьми силой если сможешь. И поскольку один раз разрешение было дано, он не позволит сменить мнение столь быстро. Вообще передумать не даст. Руки размещаются на худых бёдрах, цепляются крепко, царапая швами перчаток. Он по привычке фиксирует тело как для вскрытия особо буйных пациентов без анестезии, но получает легкий подзатыльник, намекающий, что кто-то такой хваткой недоволен. Блять, думается Дотторе, и он меняет положение рук, расслабляя хватку. Ни за что не подумал бы, что создатель окажется такой неженкой. Брюки забавно топорщатся на месте возбуждения, и он тянет их вниз, вместе с бельём, обнажая плоть. Опять возникает смутное желание обкусать тут каждый миллиметр, но создатель явно будет не рад откушенному члену. Дотторе хаотично облизывает губы, смотря на стояк, направленный ему в лицо. Как же вызывающе, черт возьми. — Не тяни. - недовольно говорит Доктор и поднимается, принимая положение сидя. Снова ерошит светлые волосы и давит чужую голову вниз. Дотторе послушно опускается на колени, слеповато ткнувшись щекой в член. Чужие половые органы ему видать не впервые, но вот впервые его просят отсосать их. Багровая, налитая кровью головка, выступившая смазка, взбухшие вены. Обычный, гм, вид для возбуждения, который опять же, видеть ему не впервой. Ещё один подзатыльник, более ощутимый, напоминает что ждать никто не станет. Дотторе, внезапно было заупрямившийся, с присущей ему резкостью хватает губами член, проталкивая его внутрь себя. Берет совсем немного, на пробу, облизывает языком, пытаясь разобрать вкус. — Хороший мальчик. Рука покоится на чужой макушке, но резко хватает и заставляет взять возбуждение целиком. Грубый толчок выбивает из аугментации неопределенное мычание, но тот покорно движется вперёд, почти зарывшись носом в лобковые волосы. Горло сжимается в спазме, с трудом пропуская внутрь, но механизм легко меняет сигналы и расслабляет мышцы. Как же хорошо, что копия предвестника не может блевануть. Доктор одобрительно стонет и оттягивает голову, повторно дёрнув на себя. Дотторе улавливает темп и начинает двигаться самостоятельно, под аккомпанемент довольных вздохов. Рот побаливает от большого размера и рваных движений, но упрямство не позволяет жаловаться или снизить планку, показывая свою слабость. Предвестник мимолётом думает о том, что такой способ заткнуть чересчур болтливую аугментацию ему вполне по душе. — Умничка. - он любуется мятой между своих ног, — А так хорошо сосать ты научился пока высасывал чужую кровь? Какой необычный опыт. Дотторе не отвечает и усердно двигает головой, стараясь не царапать зубами чужую кожу: почему-то кажется, что если он заденет ее, то ему как минимум снесут голову с плеч. Новые слова предвестника тонут во вздохах и коротких стонах. — Твоё поведение меня откровенно раздражало, знаешь? Настолько, что иногда я думал: а не вырвать ли кишки этому надоедливому созданию и заставить жрать их? Не сломать ли ему трахею, заставив булькать кровью? Или быть может «случайно» уронить на него пробирку с разъедающей кислотой? Я, — пальцы нежно касаются светлых прядей, лаская кудряшки, — может и не настолько агрессивен как ты, но мое терпение по прежнему обладает тонкостью осеннего льда. А ты обожаешь проверять меня на выдержку. Тягучий, томный вздох. — Но мне не хотелось ломать частицу себя и я начал искать альтернативное развитие событий. Как можно сыграть на своих былых чувствах и заставить себя же замолчать? И вот, эврика! Тихий стон. — Как же я доволен, что ты наконец-то заткнулся. Честное слово, ты временами хуже Скарамуччи. Дотторе не помнит, сколько так простоял на коленях, с членом во рту, бездумно мотыляя головой. Лишь когда Доктор принялся жестко вдалбливаться в его глотку, плотно прижимаясь бёдрами и вгоняя по самые яйца, только тогда он очнулся от механических движений. Рука дергала волосы, а по помещению начали раздаваться первые чавкающие звуки. Прокрастинация была приятным отвлечением, но она закончилась. Впрочем, и это издевательство по добровольной основе тоже скоро подойдёт к концу. — Хороший мальчик. - повторил старший. Дотторе вновь неопределенно мычит, и легкая вибрация горла заставляет Доктора стиснуть зубы и едва слышно зарычать, стискивая руку на макушке. Глаза аугментации слезятся от некомфортных ощущений и он даже дергается назад, пытаясь наконец-то выплюнуть стояк, но чужая ладонь не позволяет, жестко фиксируя в одном положении. Док шипит, подаётся бёдрами вперёд, обольстительно выгибается и кончает прямо в чужую глотку. Младший давится, фыркает, слёзы позорно срываются вниз с ресниц, и стоит рукам чуть-чуть дрогнуть, допуская слабость, как он срывается назад, шарахается и падает на пол, отплевывая белёсую жидкость и вытирая рот руками. — Засранец. — А мне понравилось. Доктор вздыхает, его грудная клетка ходит ходуном от прошедшего оргазма, а на губах застыла улыбка. Весь вид его излучает удовольствие от произошедшего, отчего самолюбие младшего задето. А ведь изначально главенствующую позицию занимал он, да и… планировалось сделать создателю больно, а не приятно. — Ты сказал, что если тебе понравится, то позволишь большее. - напоминает с кислым выражением лица Дотторе, заранее понимая, что отомстить сейчас он не сможет. — Но-но. Не сразу же. - качает головой предвестник и потягивается, после принимаясь ощупывать каждую ранку, — Как надумаю, обязательно позову. Он тихо присвистнул, заметив что ранок чересчур много по всему телу, и кидает укоризненный взгляд. Отказ недвусмысленно показывает на дверь и аугментация неохотно подчиняется: снова сплёвывает на пол и подбирает маску, на ходу поправляет одежду и ворчит, рассыпаясь в ругательствах. Доктор снова посмеивается, но остаётся ситуацией доволен. Дотторе обещает ещё вернуться и свести счеты, после чего хлопает тяжелая дверь в лабораторию. Ушёл. Наверняка же потом найдёт себе другое увлечение, а об этом случае забудет. Эксперимент все таки можно считать удачным. Широкий росчерк в лабораторном журнале отмечает наилучший метод заткнуть разговорчивую и шумную аугментацию — а в голове все же остаётся желание провернуть такой трюк ещё и с другими копиями. *** — И как не захожу к тебе, все время жуткий бардак. - Панталоне брезгливо перешагивает через разбросанный мусор и останавливается у кучки разбитого стекла и пролитых жидкостей, и больно подозрительных белёсых каплях возле стола— И что только у тебя тут налито? — О, поверь, ты не хочешь знать что побывало на этом полу. - буднично отзывается Доктор, передавая список материалов. — Но я могу рассказать. — Откажусь.