Я тот, кто я есть

ГЛАВА I. ОГОНЬ, ВОДА и МЕДНЫЕ ТРУБЫ Часть 4       Вульгрим лежал на животе на жёсткой лазаретной койке, скрёб когтями деревянную раму и сжимал зубами край небольшого комковатого мешка, который некогда был подушкой, лишь бы не выть в голос. Располосованная спина горела. Демонёнку казалось, что кто-то сложил прямо на ней стопку поленьев и поджёг их. Ему ужасно хотелось провалиться в беспамятство, чтобы хоть немного отдохнуть от боли, но сознание, как назло, оставалось ясным.       К нему не подходили дежурные по лазарету, а госпожа Барба не спешила присылать кого-нибудь с кухни, чтобы принести ему его порцию еды. Впрочем, есть ему совсем не хотелось. Сейчас Вульгрим жалел о не по назначению изведённом пузырьке с лекарственным раствором, хотя едва ли он бы смог самостоятельно вылить его содержимое себе на спину. Шипя сквозь стиснутые зубы, демонёнок раз за разом возвращался мыслями к их с Рамсом разговору. «Словно портал». «Просто дыра в заборе». «Может, и так…».       Внезапно Вульгрим окончательно осознал, что Рамс ошибался. Это была не просто дыра в заборе. Это был его путь к спасению. Портал, который поможет ему очутиться… Да где угодно — лишь бы подальше отсюда. Всего-то и нужно, что выждать пару дней, пока раны не зарубцуются настолько, что можно будет влезть в рубаху, не опасаясь, что снимать её затем придётся вместе с налипшими ошметками кожи, да дождаться ночи потемнее. Как только он будет в состоянии стоять на ногах, не опираясь при этом о стенку, он покинет тренировочный лагерь Бальрихта.       Позволив этой мысли как следует закрепиться в голове, Вульгрим, наконец, забылся неглубоким и тревожным сном, сквозь который ему мерещились мрачные просторы Преисподней, не ограждённые никакими стенами и заборами. ***       Его демонстративно протащили через весь внутренний двор в самый разгар учебных занятий. Многие новобранцы замирали, провожая его злыми взглядами, кто-то плевал ему вслед и поносил последними словами, другие показывали пальцами и смеялись.       Вульгрим, мешком висящий между двумя здоровенными жлобами, что волокли его в сторону карцера, вдруг чуть приподнял голову и тоже осклабился, обжигая ледяным огнём своего взгляда веселящуюся стайку юнцов. Стоило его глазам хоть на миг задержаться на ком-то из потешающихся, как веселье, словно само собой, враз утихало. К карцеру его подвели в гробовой тишине.       Заметив, что Вульгрим уже вполне может держаться на своих двоих, охранники отвесили ему парочку профилактических пинков и, открыв двери низкого, уходящего на несколько этажей вниз, здания, втолкнули внутрь.       — Принимай, — распорядился один из верзил, обращаясь к демону, несущему пост смотрителя.       — Дезертир? — без особого интереса спросил демон, внося запись в раскрытую перед ним книгу учёта.       — Он самый, — отозвался верзила.       — Имя? — не поднимая взгляда от книги, осведомился смотритель.       — А то сам не знаешь, — огрызнулся Вульгрим, который к тому времени уже успел понять, что терять ему совершенно нечего, за что тотчас был награждён увесистым подзатыльником.       — Отвечай, когда спрашивают, доходяга, — прорычал над его ухом второй его конвоир.       — Вульгрим, — с хрипотцой проговорил демонёнок.       — Род занятий?       — Дезертир, ренегат и изменник — так и запиши! — потребовал верзила, тыча толстым пальцем в раскрытую страницу книги.       — Я понял, понял, — заверил смотритель, стараясь придвинуть книгу поближе к себе, убрав её тем самым из зоны досягаемости посторонних лиц. — На какой срок?       — Бальрихт сказал — три месяца. Я бы запер его здесь на год — не меньше, — вставил своё слово второй верзила.       — А как насчёт досрочного освобождения за примерное поведение? — уточнил Вульгрим, за что моментально схлопотал прямой удар в челюсть.       Голова юного демона мотнулась, и он был вынужден опереться обеими руками на стол, чтобы не упасть. Когда в глазах немного прояснилось, и он сумел слегка приподнять голову, не опасаясь того, что она отвалится, он вперился взглядом прямиком в ухмыляющуюся физиономию смотрителя. Вульгрим радушно улыбнулся ему в ответ.       — Ренегат пишется через «е», — прохрипел он. Из разбитого рта прямо на раскрытую книгу капнула вязкая кровавая слюна.       — Камера двадцать шесть, — сквозь зубы процедил смотритель, брезгливо пытаясь рукавом стереть кровь со страницы, тем самым только больше её размазывая. — Прочь с глаз моих! Вновь подхватив Вульгрима под тощие руки, два бугая поволокли его по скудно освещённым коридорам с обшарпанными стенами.       Гул в голове у Вульгрима никак не стихал. Каждый шаг отдавался под черепом тупой болью. Бум! Бум! Бум! Не сразу он сообразил, что к той какофонии, что звучала у него в голове, добавился звук, источник которого находился вне его черепной коробки.       Кто-то что есть силы долбил ногами по железной двери изнутри камеры, создавая тем самым сомнительный аккомпанемент не менее сомнительным припевам.       — Как наша Лилит гуляла —       И налево, и направо.       О тчего ж ей не гулять?       Все равно ведь скажут — бл…ь!       Лилит, Лилиточка, Литок,       Дай пощупать за задок,       Дай пощупать за задок,       А потом за передок!       Лишь взгляну я на Лилит —       у меня уже сто…!       — Заткнись, Рэзг! — верзила вдарил кулаком по железной двери так, что дребезжащее эхо унеслось вдаль по коридору.       — Что такое, Говнюк? Не любишь поэзию? — ехидно осведомился обитатель камеры, изо всех сил стараясь выглянуть в крошечное зарешечённое окошко, расположенное на уровне глаз взрослого демона. Судя по тому, что морда его в этом самом окошке то появлялась, то тут же пропадала, для этого ему приходилось каждый раз подпрыгивать.       — Меня зовут Гновук! Сколько раз повторять?!       — Это мамке своей доказывай, мешок требухи. Мне ни к чему.       — Заткнись, опарыш! По-хорошему прошу!       — А то что? Посадишь меня?       Рэзг расхохотался так заливисто, что даже напарник Гновука не удержался и хохотнул. Да чего там, и сам Вульгрим бы посмеялся вместе с ним, если бы не распухшая челюсть.       Камера Вульгрима оказалась через три двери от камеры Рэзга и с противоположной стороны длинного узкого коридора. Очевидно, тот, кто определял места содержания заключённых, не хотел, чтобы они слишком много болтали, но при этом старался облегчить жизнь тем, в чьи обязанности входило разносить узникам кормежку. Однако для словоохотливости Рэзга расстояние не было преградой.       — Парень! Эй, парень! Как там тебя?!       — Вульгрим, — подсказал демонёнок.       — Вульгрим! Ха! Точно! Тебя за что сюда?       — За побег.       — Ну, раз ты торчишь здесь, значит, не за побег, а за попытку побега!       Вульгрим не ответил. Он никак не мог понять, скрашивает ли трескотня Рэзга монотонные часы пребывания в камере или же напротив, делает их ещё более невыносимыми. Демон затыкался только в двух случаях: когда ел, и когда спал. Но с этим тоже были нюансы. Когда Рэзг ел, он хлюпал и чавкал так, как не делали этого и все многочисленные братья и сестры Вульгрима разом, а когда спал, то начинал храпеть так, что даже Муррих бы позавидовал. Хуже храпа было разве что пение. А петь Рэзг любил. Он даже предлагал научить Вульгрима парочке похабных песен, но демонёнок вежливо отказался. Он как мог старался поддерживать диалог со своим буйным соседом, поскольку только это могло удержать того от пения. Определённые трудности в этом плане создавала всё ещё болевшая челюсть, но он старался не придавать этому значения.       — А тебя за что сюда, Рэзг? — в свою очередь поинтересовался он.       — Как это за что?! — искренне возмутился демон. — За пьянку, разумеется!       — Так ведь почти все в армии пьют, — пожал плечами Вульгрим, хоть его собеседник и не мог видеть этого жеста.       — Но мало кто может со мной потягаться в этом умении! — не без гордости заверил Рэзг.       Дни тянулись за днями. Из разговоров с Рэзгом Вульгрим почерпнул много показавшихся ему интересными сведений. Начиная с того, где наставник Бальрихт прячет контрабандные бочонки с самогоном, до того, что главный казначей Ваала нечист на руку. Всё это Вульгрим очень бережно раскладывал по полочкам своей безупречной памяти, чтобы при необходимости моментально извлечь на свет.       А однажды Вульгрим проснулся и вдруг осознал, как тщетно, по сути своей, его существование. Он лежал на койке, которая по жёсткости, хоть это и было трудно вообразить, превосходила лазаретную, и смотрел в потолок. По потолку расползались широкие трещины, в которых время от времени мелькали мохнатые спинки пауков, спешащих по своим паучьим делам. Даже у пауков есть своя крохотная цель в жизни. А у него не было ничего. Он был ничтожеством, хуже паука.       Вульгрим перевернулся на бок, свернулся калачиком, и зло всхлипнул. Не реветь. Только не реветь. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вот оно. А если просто взять, и перестать дышать?       Вульгрим набрал в лёгкие воздуха, и задержал дыхание.       Рэзг уже сорвал голос, пытаясь докричаться до этого неразумного демонёныша, но тот упорно молчал. Охраны в карцере отродясь не было, поэтому звать кого-то на помощь было бесполезно. Дежурные по кухне заглянут к ним не раньше, чем через четыре часа, а Рэзга неуёмно терзало тревожное чувство. Чувствам своим старый вояка научился доверять, иначе не прожил бы и половину тех лет, которые ему довелось прожить. Тяжело вздохнув, демон поддел когтём один из непрочно сидящих в стенной кладке камней, аккуратно его вынул, и извлёк из тайника два небольших, но прочных металлических штыря. Подойдя к двери камеры и немного повозившись с замком, Рэзг, поразмыслив, вытащил ещё один камень, на этот раз побольше, и извлёк из выемки небольшую металлическую фляжку. Демон толкнул дверь камеры, которая легко и практически бесшумно открылась.       — Эй, парень!       Когда чья-то рука опустилась на его плечо, Вульгрим не удержался и вскрикнул, подскочив на своей койке не меньше, чем на метр.       — Да тише ты, блаженный! Чего орёшь? Это ж я!       — Рэзг? — неуверенно переспросил Вульгрим.       — Ну, — утвердительно кивнул низкорослый, но при этом невероятно широкоплечий демон. — Ты чего не отвечал мне? Я уж испугался, что ты тут помер. Вот, решил проверить.       — Да я просто… — замялся Вульгрим. — Погоди-ка, ты как вышел из камеры?       — Так я не только вышел, но ещё и в твою зашёл! — хохотнул Рэзг, хлопнув Вульгрима по спине так, что его ощутимо качнуло. — Деньги решают, парень. Но тут главное — не перестараться. Всегда есть рамки, заступать за которые не следует, как бы того ни хотелось. Придерживайся рамок, знай меру, имей совесть, но не позволяй совести иметь себя. Простые правила. Соблюдай их, и всё у тебя в жизни сложится. Ну-ка, двинь свой тощий зад.       Вульгрим с готовностью подвинулся, и Рэзг плюхнулся рядом с ним на койку, отчего та протестующе заскрипела.       — Что, совсем стоскливилось? — участливо осведомился Рэзг, и Вульгрим, подумав, ответил утвердительным кивком.       — Вот, глотни, — Рэзг выдернул пробку из фляги и, сперва приложившись к ней сам, протянул Вульгриму. — Бодрит дух и тело.       Вульгрим принял флягу и для начала принюхался. Запах был жуткий.       — Да ты пей, не думай, — подбодрил Рэзг. — Я ж живой.       Рекомендация, на взгляд Вульгрима, была не ахти, но он всё же решился сделать небольшой глоток. В горле полыхнуло, и по пищеводу полился жидкий огонь.       — Ну, как тебе? — поинтересовался Рэзг, похлопывая демонёнка промеж лопаток, правда, на сей раз не слишком сильно. — Нектар богов!       Промямлив нечто невнятное, Вульгрим отёр тыльной стороной ладони выступившие на глазах слёзы.       — Я, когда в первый раз угодил в карцер, тоже тосковал, — рассказывал тем временем Рэзг. — Ты ещё молодцом держишься. А я выл, стены ногтями царапал, головой об пол бился. Думал, что моё место там — на поле боя. Что моё призвание в том, чтобы ангелам их поганые белые крылья ломать, да в грязь их втаптывать.       — Крылья ломать? — переспросил Вульгрим.       — Да! — с запалом подтвердил демон. — Главное, ухватиться поближе к основанию, и…       — Да я не о том, — поморщился демонёнок, стараясь отогнать от внутреннего взора жуткую картину. — Уж не тот ли ты Рэзг? Рэзг Ломатель?       — Он самый, — Рэзг отсалютовал Вульгриму флягой, и снова приложился к горлышку.       — Многие думают, что ты пропал без вести.       — Что ж, парень, в чём-то они правы, — подмигнул лиловым глазом демон.       Задумавшись, Вульгрим принял из рук Рэзга флягу и сделал глоток. На этот раз глотку жгло не так сильно.       — Рэзг, ты ведь мог бы запросто подкупить охранников, и уйти отсюда? — задал оформившийся, наконец, вопрос Вульгрим.       — Мог бы, — согласился демон. — А куда ты предлагаешь мне идти, парень? Куда глаза глядят? Так ведь по любому окажусь там, где бьют больнее. Знаю, проходил уже. А тут безопасно, тепло, и кормят. Хоть в последнее время и погано.       — Рэзг, если у тебя тут всё настолько схвачено, может, ты поможешь мне сбежать? А я тебе потом всё верну, честно!       — И я верю тебе, парень, правда! Но ты лучше потерпи! Потерпи. Тебе и осталось-то всего ничего.       — Я сбился со счёта дней, Рэзг. Сколько ещё?       — Семнадцать дней.       — Дерьмо.       — Тебе надо расширять словарный запас, — хохотнул демон.       — Гадское дерьмо?       Рэзг выдал связку из слов, от которых впалые щеки Вульгрима залила стыдливая краска. Демон расхохотался.       — Держись, парень. И помни — деньги решают.       — Спасибо тебе за всё, Рэзг. Я запомню. ***       — Что же всё-таки пошло не так? Ночь была не слишком тёмной или охрана слишком бдительной?       — Ни то, ни другое, Хранитель.       — Неужели тебя снова выдали?       — А тебя это удивляет? Дежурившему в лазарете не было дела до того, что со мной происходит, пока я находился там. Но стоило мне тихонько улизнуть, как его взгляды резко поменялись. Я и на триста шагов не успел отойти от лагеря, как охрана рванула следом за мной. Ладно, если бы они просто отловили меня, и вернули обратно. Но эти дегенераты до самого рассвета гоняли меня по округе, потешаясь и веселясь. Я бежал, прятался, и снова бежал, до последнего надеясь, что у меня есть хоть какой-то шанс уйти от них. А они играли со мной, как древолаз играет с выброшенной на берег реки рыбиной. До тех пор, пока рыба трепыхается, ему интересно, но стоит ей замереть, интерес тут же пропадает.       — И древолаз просто уходит? — предположил архангел, смутно представляющий себе, как выглядит этот самый древолаз.       — Нет, Хранитель. Когда у древолаза пропадает интерес, он сжирает рыбу. Вот и я в один прекрасный момент просто перестал трепыхаться. Сел под камень, и стал ждать своей участи. Долго дожидаться мне не пришлось.       — Тебе не слишком-то везло на друзей, — задумчиво заметил архангел.       — У меня никогда не было друзей, — резко поправил его демон.       — А сейчас? Торговец замер, не донеся бокал до рта.       — Думаю, — заговорил он после некоторой паузы, — это к теме нашего разговора не относится.       — Если ты так считаешь, — поспешно поднял руки в примирительном жесте Меттатон. Неосторожное движение едва не отправило бокал архангела на пол. В самый последний момент Хранитель успел подхватить его, не позволив упасть и разбиться. Взглянув на Вульгрима, он виновато пожал плечами.       — Ангелы в принципе не умеют пить или ты исключение из правил? — хитро прищурившись, спросил торговец.       — Думаю, к теме нашего разговора это не относится, — вернул ему его же слова Меттатон, за что был вознаграждён неприкрыто осуждающим взглядом. — Но, смею заверить, что оба твои предположения неверны.       — Если ты так говоришь, у меня нет причин тебе не верить, — усмехнулся Вульгрим, приподнимая опустевшую наполовину бутыль в вопросительном жесте.       Меттатон усмехнулся в ответ, пододвинув поближе свой бокал. ***       — Ворота! Ворота открывай! Да шевелитесь живее, чтоб вам на небеса всем отправиться!       Скрип открывающихся ворот и грохот, разносившийся по всему двору, разбудил добрую половину лагеря, хоть до подъёма оставалось ещё несколько часов. Сонные новобранцы, щурясь и позёвывая, высыпали из казармы, опасаясь, что Бальрихт затеял очередные внезапные учения, но на этот раз, вопреки самым худшим их ожиданиям, повод, по которому был поднят шум и гам, был исключительно радостный. В открытые ворота медленно, фургон за фургоном, телега за телегой, отмеченные знаком владыки Ваала, въезжал караван.       — Эти сразу к кухне! Там скоро как раз начнут готовить завтрак! — распоряжался Бальрихт. — Эти к складам! Эй, раззявы, чего стоите столбами? Вы четверо! И вы! И ещё ты! — те новобранцы, на кого указывал наставник, сами того не замечая, вытягивались по стойке смирно. — Дуйте за фургонами! Поможете с разгрузкой! И не вздумайте ничего стащить! Кто-нибудь, сообщите нашей Главной смотрительнице кухонь, что сегодня её ждёт много работы! Парни, наконец-то сегодня мы поедим от пуза!       — Твоё, как я посмотрю, никуда не делось.       Бальрихт оскалился, но, как вскоре выяснилось, в радушной улыбке. Поворачиваясь на голос, он уже тянул лапу навстречу Валафару.       — Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, старый ты прощелыга.       — Напротив, очень хорошо представляю, — оскалился в ответ торговец, с чувством пожимая руку командира.       — Я ушам своим не поверил, когда мне сказали, что ты ломишься в мои двери! А когда увидел, что ты ещё и не с пустыми руками, то не поверил и глазам тоже! Ангелы тебя залюби, Валафар, да я до сих пор не верю! — Бальрихт с чувством хлопнул торговца по спине, и тот не преминул ответить тем же.       — Каким ветром тебя занесло в наши края в это неспокойное время, да ещё и в такой компании?       — Могу сказать только то, что твоё донесение попало в нужные руки, — понизив голос, проговорил торговец. — Генерал Мельхий убедил Владыку направить к вам обоз раньше назначенного срока.       — Раньше срока?! — взревел Бальрихт. — Да к этому самому сроку мы бы здесь начали друг друга жрать! Как я должен был удержать в стенах лагеря эту толпу бездарных молокососов?!       — Тебе не кажется, что нам следовало бы обсудить некоторые решения нашего горячо любимого Владыки в месте, чуть более уединённом? — вкрадчиво поинтересовался Валафар, красноречиво кивая на множество разом обернувшихся к ним лиц.       — Не раньше, чем я сожру целый окорок винторога, — ворчливо отозвался Бальрихт. — Ты ведь привёз винторожье мясо, а, Валафар?       — И не только винторожье, друг мой. Не только его. ***       — Что значит «выступить через неделю»?! — уже в который раз спрашивал Бальрихт, крутя в руках приказ, скрепленный личной подписью Ваала. — У меня полной амуниции на две сотни демонов едва наберётся. Вооружить худо-бедно смогу три сотни. А остальные? Они что, пойдут с голыми руками, и, что того хуже, с голым задом?! — наставник с силой впечатал кулак с зажатым в нем приказом в стол.       — Ты не кипятись, друг мой, — примирительно проговорил Валафар. — Не забывай, что я всего лишь курьер, передавший тебе недобрые вести. Едва ли стоит меня в том винить.       — Боюсь представить, сколько ты запросил с Мельхия за свои курьерские услуги, — хмыкнул Бальрихт.       — Всё, что запросил, я сполна отработал, — заверил торговец. — Мельхий, в некотором роде, находился в затруднительном положении. А я ему помог. Провёл обозы торговым маршрутом, сэкономив им несколько дней пути и, следовательно, гарантируя ему подкрепление на несколько дней раньше.       — Подкрепление в лице моих новобранцев, — рыкнул Бальрихт.       — Всего лишь курьер, — напомнил Валафар, прекрасно понимая, что ещё одно напоминание вовсе не будет лишним. Судя по виду, Бальрихт был готов сорваться в любой момент. — Если ты не успел заметить, не все фургоны в этом караване везли мясо да сырные головы.       — Даже если Владыка в край расщедрился, и прислал кое-какое снаряжение, этого все равно будет недостаточно.       — И не все фургоны в этом караване принадлежат Ваалу, — продолжал гнуть своё торговец. — Некоторые из них мои. Я вполне могу кое-что тебе уступить. Исключительно в знак нашей старой дружбы.       — А как же иначе, — осклабился Бальрихт. — Но с чего ты взял, что мне это интересно?       — Можешь перед этими детьми сколько угодно напускать на себя вид злобного тирана, Бальрихт, но меня-то не нужно дурачить. Я же вижу, что ты печёшься о них.       — Вот ещё, — отмахнулся наставник, отводя, однако, взгляд в сторону.       — Обмундирование и вооружение ещё на сотню. Отдаю за полцены в рассрочку.       — С чего вдруг такая щедрость?       — Я же сказал — в знак нашей дружбы.       — Ты ведь шёл с востока, а, Валафар? — подозрительно сощурился Бальрихт. — Спешил к западным границам, когда тебя так некстати перехватил Мельхий. А вёз ты им… Что? Оружие и доспехи, снятые мародёрами с трупов, и скупленные тобой за бесценок?!       — Некоторые из них почти новые, — заверил торговец.       Бальрихт взревел и вскочил из-за стола, но, вопреки опасениям торговца, не набросился на него с кулаками.       — Расскажи мне, что происходит на востоке, Валафар. Расскажи, что ты видел своими глазами, — хрипло попросил он вместо этого, начав нервно расхаживать по кабинету.       — Ты наверняка уже слышал о том, что армия владыки Ваала отступает, — нехотя начал торговец, привычным жестом переплетая между собой пальцы. — Но даже мне, демону, далёкому от всех ваших военных тактик и стратегий, понятно, что никакое это не отступление. Солдаты бегут, Бальрихт. Бросают оружие и бегут. Одно хорошо — их гонят лишь до границ нашей территории, не преследуя. Наёмники переходят на сторону Гракса, не дожидаясь приглашения. Ты говорил о трупах? О, да. Трупов там хватает. А те, кто остался жив, вынуждены продавать свое обмундирование, чтобы не умереть с голоду. Поэтому не спеши клеймить меня падальщиком, Бальрихт. Я, если хорошо разобраться, спас там немало жизней. У Ваала, как ты уже догадался, я тоже успел погостить, — продолжил торговец, предварительно отхлебнув из жестяного кубка, скривив при этом лицо так, будто кто-то подлил ему туда святой воды. — И, хочу заметить, выпивка у него была куда лучше. Где только ты взял эту дрянь? Ты этим и офицеров поишь? Неудивительно, что они у тебя ходят с такими недовольными минами. Могу предложить кое-что получше по весьма приятной цене. Не желаешь? Давай так: я оставлю один небольшой бочонок на кухне для дегустации. Если распробуешь, то в следующий раз завезу тебе полную партию.       — Только не на кухне! — резко возразил Бальрихт, на что Валафар несколько раз удивлённо моргнул. — У меня за бараком устроен схрон. Потом тебе покажу. А к кухне этот свой бочонок даже близко не подноси, не то к тому моменту, как я до него доберусь, там даже запаха не останется.       Валафар понимающе хмыкнул и кивнул.       — Будь по-твоему. О чём я говорил перед тем, как твоё пойло встало у меня поперёк глотки?       — Про то, как прохлаждался в поместье Ваала, жируя на дармовых харчах, пока мы тут голые кости глодали.       — Точно. Не то чтобы Ваал приглашал меня на свои военные совещания, но и против моего присутствия на них он тоже не высказывался, поэтому я решил, что вполне могу тихонько посидеть в углу и послушать, о чём он толкует со своими генералами.       — Уж скажи прямо: ты проскользнул в зал и спрятался за колонной. Меня удивляет то, что Мельхий до сих пор не вздёрнул тебя за шпионаж.       — Мельхий, в отличие от тебя, знает, что я торговец, а не предатель, — огрызнулся Валафар, пожалуй, немного более резко, чем собирался. Проследив за весьма красноречивым взглядом Бальрихта, торговец неохотно убрал руку от клинка, висевшего у него на поясе. Он даже не заметил, когда успел сжать пальцы на рукояти.       — Мне казалось, ты давно смирился с тем, что вашего брата недолюбливают, — хмыкнул Бальрихт.       — Недолюбливают. Но почему-то бегут именно к нам, как только припечёт, как следует, — парировал Валафар. — На всю Преисподнюю не так уж и много торговцев, а хороших и того меньше. К кому побежишь ты, дружище, когда я отойду от дел?       — Я думал, что ты готовишь в преемники Ситру.       — Я обучаю её, как могу, но чертовка больно уж импульсивна. А это здорово мешает в нашем деле.       — И от кого же она унаследовала это качество? — поднял к потолку в притворной задумчивости глаза Бальрихт. — Если ты готов продолжать рассказывать, то я готов продолжать слушать.       — Я же не виноват, что ты постоянно меня перебиваешь, — пожал плечами Валафар, вновь прикладываясь к кубку, и снова морщась. — Так вот. На том собрании, где я присутствовал абсолютно легально, генерал Мельхий как раз рассказывал Владыке о том, что для того, чтобы отбить железный рудник, у него недостаточно солдат.       — Так значит, рудник захватили? — Бальрихт остановился, стиснув руки в кулаки.       — Ты и сам прекрасно знаешь, что это был лишь вопрос времени. Если бы Ваал сразу свернул свою деятельность на востоке, то всё могло обернуться не столь трагично.       Согласно кивнув, Бальрихт отпил из своего кубка и недовольно рыкнул. Качество спиртного и вправду оставляло желать лучшего.       — Говоря о нехватке демонов, Мельхий явно надеялся, что Ваал попросит помощи у Тарта, которого пока ещё не успел настроить против себя, или вовсе поползёт на брюхе к Самаэлю. Но Ваал, как всегда пропустив большую часть рапорта мимо ушей, решил всё по-своему.       Бальрихт сделал неопределённый жест рукой, давая понять, что подобное поведение Владыки не является для него новостью.       — Набеги на западные границы уже давно переросли в самые настоящие бои, — продолжил свой рассказ торговец. — А сражаться там, кроме нескольких подразделений регулярной армии, как оказалось, на данный момент некому. Резервов у Ваала больше нет, как и денег на новых наёмников. Стража из поместья и та скоро разбежится. Мельхий не стал дожидаться официального приказа, и отправил несколько своих офицеров к восточной границе собирать разрозненные отряды, чтобы вновь сформировать из них хоть что-то боеспособное, — вновь заговорил Валафар после значительной паузы. — На тот момент, когда я покидал поместье, приказ прекращать действия на востоке и скорым маршем двигаться на запад был подписан. Но что-то мне подсказывает, что он вполне может затеряться где-то в дороге. Его могут перехватить, невзначай потерять или просто проигнорировать, — при этих словах Бальрихт недоверчиво заломил бровь, но Валафар, казалось, не заметил его реакции. — В любом случае всем, и даже Ваалу, понятно, что командиры не станут слишком уж торопиться перебрасывать войско на запад. Это чревато нехорошими последствиями, как и все недавние решения нашего Владыки. Помощи ему ждать неоткуда. Он в отчаянном положении, и при этом в ярости. Если на востоке Ваал просто высунул нос за пределы своей территории, и получил по нему щелчок, то на западе он стал жертвой посягательства на то, что некогда пожаловал ему Самаэль, и право на обладание этим он вынужден был доказывать на протяжении всех лет своего правления, поскольку особой благосклонностью никогда не пользовался. Теперь же его положение стало шатким, как никогда.       — Опасную тему ты затронул, Валафар. Лучше оставь её для обсуждения с кем-то более сведущим в такого рода делах. Сейчас меня интересует только то, что напрямую связано с предстоящим мне походом.       — Терпеть такого к себе отношения Владыка, разумеется, не стал, — согласно кивнув, продолжил Валафар. — Мельхий оказался не в силах его образумить, хоть и старался. Он убеждал Ваала, что сможет удержать нынешние позиции, но вот для того, чтобы вернуть потерянные земли, ему нужны свежие силы и время. Но Владыка наотрез отказался ждать.       — И вспомнил про мой лагерь, — прорычал сквозь сжатые зубы Бальрихт.       Валафар молча и как-то печально кивнул.       — Естественно, Владыка не ждёт, что за пару месяцев ты сотворил чудо.       — Чудо?! Чудом будет, если в пылу сражения эти недоросли вспомнят, какой стороной копья нужно колоть противника! Это не решение, Валафар. Это убийство.       Слово повисло в воздухе между двумя беседующими демонами. Кубок в руке Бальрихта мелко подрагивал. Валафар поднять свой и вовсе не решался, сосредоточенно пряча взгляд в остатках его содержимого.       — И что ты намерен делать? — спросил наконец торговец, предварительно прокашлявшись, поскольку горло разом пересохло.       — Я солдат, Валафар. А солдаты должны подчиняться приказам.       — Всегда?       — Всегда.       — Что ж, тогда я желаю тебе удачи, — поднявшись, Валафар подошёл к Бальрихту и опустил руку на плечо наставника. — И потом, как я слышал, в твой карцер угодил не кто иной, как прославленный Рэзг. Говорят, в заварушке этот демон стоит десятерых. Ты ведь не собираешься оставить его отсиживаться здесь, пока твои ребята там… сражаются?       — Ты хотел сказать «гибнут»? — оскалился Бальрихт, и Валафар чуть сильнее сжал пальцы на его плече, словно удерживая от очередной вспышки гнева. — Если Рэзг нынче и стоит десятерых, то только там, где дело касается выпивки. Но даже будь у меня в карцере десяток Рэзгов, едва ли это что-то для нас изменит.       — Не нравится мне, как ты об этом говоришь, друг мой. Не забывай, ты обещал мне, что когда уйдёшь в отставку, будешь нянчить моих внуков.       — С тем рвением, с каким ты оберегаешь Ситру, тебе их до самого Апокалипсиса не дождаться, — хохотнул Бальрихт, стряхивая руку торговца со своего плеча, давая понять, что угроза того, что он впадёт в бешенство, миновала. — Уже уходишь?       — Да, думаю, следующие несколько дней у тебя и без меня дел будет невпроворот. Как и у твоего кузнеца. Он ведь все ещё работает на тебя?       — От тебя ничего не скрыть, Валафар, — усмехнулся Бальрихт.       — Именно поэтому я лучший в своём деле, — согласился торговец. — И как тебе только удалось приструнить этого типа?       — Не забывай, что и я лучший в своём, — довольно оскалился Бальрихт. — Но даже лучшим из лучших тяжеловато тянуть все в одиночку. Кузнецу не помешает несколько пар свободных рук. И, кажется, я уже знаю, кого отряжу к нему в первую очередь.       — Кто-то провинился настолько сильно?       — Не забивай голову, Валафар. Эта информация уж точно никому не пригодится.       — Ты даже представить себе не можешь, какая информация порой может интересовать некоторых демонов.       — И не хочу представлять, — отмахнулся Бальрихт. — Идём, покажу, где можно будет разгрузить твой фургон, и куда припрятать твой расчудесный бочонок. О цене поговорим за ужином. На ужин ты ведь останешься? Сегодня на кухне у Барбы готовят рёбрышки, томлёные в перцовом соусе. ***       По коридору карцера загрохотало эхо многочисленных шагов. Вульгрим, подскочив с койки, ухватился руками за железные прутья решётки на двери своей камеры, и безуспешно попытался подтянуться, желая разглядеть идущих. Конечно, Рэзг развлекал его всеми мыслимыми, а порой и немыслимыми способами, но если честно, демонёнок отчаянно страдал от монотонности своего нынешнего существования. А сейчас что-то явно намечалось. Либо охранники вели в карцер нового постояльца, что само по себе было бы неплохо, поскольку позволило бы перенаправить часть словоохотливости Рэзга на новую жертву, либо пришли кого-то забрать. Сердце Вульгрима ёкнуло.       — Мелкого к Кузнецу! Большого ко мне! И поживее!       Услышав раскатистый голос Бальрихта, Вульгрим отпрянул от двери, но она внезапно распахнулась одновременно, как он успел заметить, буквально вываливаясь в коридор, с дверью камеры Рэзга.       — И какой из них большой? — неуверенно спросил Гновук, на что Бальрихт прорычал в его адрес парочку благословений.       — Ты там держись, парень, — успел напутствовать Вульгрима Рэзг, прежде чем их растащили по разным сторонам двора. — И помни, что решает.       — Деньги, — еле слышно прошептал Вульгрим, отчаянно щурясь от дневного света, казавшегося непривычно ярким несмотря на то, что местное светило заволокли тяжёлые, прорезаемые вспышками багровых электрических разрядов, облака. ***       — Кто такой этот Кузнец, что все говорят о нем с таким… трепетом?       — Ты выбрал хорошее слово, Хранитель. Перед Кузнецом, действительно, многие трепетали. Должно быть, только Бальрихт, да ещё пара-тройка офицеров могла зайти в кузницу и не поёжиться при этом. Никто не знал его настоящего имени. А если кто и знал, то предпочитали благоразумно помалкивать. Вокруг него ходило множество разных слухов. Одни говорили, что он был преступником, беглым каторжником, осуждённым на смерть, как минимум, во владениях пяти владык, другие придерживались мнения, что он падший ангел, позабывший своё происхождение и своё имя. Слухов и домыслов было полно, но правды в них не было ни на грош. Да она была и не нужна. Все звали его просто Кузнец. Этого было достаточно.       — Как такой тип мог оказаться в лагере для новобранцев?       — Бальрихт держал его при себе за исключительное мастерство в кузнечном деле. Хотя, порой складывалось такое впечатление, что это Кузнец однажды заявился к Бальрихту, и поставил его перед фактом, что заселяется в его лагерь. Я вовсе не удивлюсь, если однажды узнаю, что так оно и было.