Я тот, кто я есть

ГЛАВА I. ОГОНЬ, ВОДА и МЕДНЫЕ ТРУБЫ Часть 1       — Новобранец Вульгрим, выйти из строя! — рявкнул наставник так, что слюна, брызнувшая при этом из его рта, долетела до первого ряда будущих бойцов армии владыки Ваала.       Нервно сглотнув, тощий нескладный демонёнок, едва ли достигший того возраста, в котором демонам полагалось уверенно держать в руках хотя бы один из видов оружия, что был в ходу в пределах Преисподней, принялся протискиваться между своих собратьев, возвышающихся над ним на полголовы, а то и на целую голову. Шире в плечах, мощнее — они не слишком-то охотно уступали дорогу Вульгриму, у которого самыми выдающимися частями тела, не считая рогов, были локти, да коленки. Вот юные бойцы, занимающие первый ряд, подались в стороны, и Вульгрим, наконец-то предстал пред очами Бальрихта — демона, за непонятно какие благодеяния приставленного обучать этих, как он сам выражался, безрогих сопляков. Сам Бальрихт был далеко не в восторге от этого назначения, а посему новобранцы страдали вдесятеро больше, чем то было положено. Больше же всех доставалось Вульгриму.       На занятиях по рукопашному бою Бальрихт постоянно ставил Вульгрима против соперников, которые были в разы крупнее его, при этом всякий раз повторяя, что в пылу боя никто не позволит ему выбрать кого-то себе под стать, да и вообще сомнительно, чтобы ещё в каком-нибудь войске нашлось подобное ему недоразумение. Именно поэтому большую часть времени, отводимого для этих занятий, Вульгрим проводил в положении лёжа. В очередной раз свалившись на бурый песок выровненной площадки, демонёнок, как мог, старался прикрыть голову от сыплющихся на него пинков и ударов, а неизменно наблюдающий за процессом тренировки Бальрихт далеко не сразу останавливал бой, когда видел, что Вульгриму снова достаётся сверх меры. Со временем Вульгрим кое-как приспособился уворачиваться от особенно очевидных и предсказуемых ударов, но поскольку особой прытью и резвостью он не отличался, как и выдающимся телосложением, это лишь немного улучшало его печальное положение. В тренировочных боях стенка на стенку с использованием щитов и копий, ему тоже приходилось несладко. Здесь Бальрихт раз за разом отводил ему место в первой шеренге. Разглагольствования наставника о командном духе и братском единстве мало помогали демонёнку. Когда отряды сходились, и Вульгрим оказывался между напирающей вражеской командой и своей, наваливающейся сзади, ему казалось, что приблизительно так себя должно было чувствовать зернышко, что угодило меж двух жерновов. Разумеется, учебные копья были без острых наконечников, но и они били очень ощутимо. Один особенно рьяный новобранец на второй день таких тренировок умудрился остаться без глаза. Причём юнец, казалось, гордился собой так, словно получил ранение в самом настоящем сражении. Едва вернувшись из лазарета, красуясь перед соратниками толстым слоем повязок, охватывающим голову наискосок, уже считающий себя прошедшим боевое крещение демон вновь рвался на тренировочную площадку так, словно в запасе у него было ещё как минимум три глаза. Вульгрим же при одном взгляде на него, в отличие от большинства новобранцев, чувствовал не боевой азарт, а то, как все его синяки и ушибы начинают болеть с удвоенной силой.       О своих попытках научиться обращаться с пращей демонёнок старался не вспоминать. Еще долго в ночных кошмарах он видел тот камень, летящий точно в лоб Бальрихту. Хоть наставник в итоге и сумел в последний момент увернуться, но орал на Вульгрима и топал ногами он так долго, что остальные новобранцы, которых он забыл распустить с занятий, опоздали к ужину. Из-за этого в столовых на них по такому случаю орала и топала ногами уже главная смотрительница кухонь. Стоит ли говорить о том, что после того случая с пращей к метательным ножам Вульгрима так и не подпустили.       Демонёнок уже мысленно готовился отчеканить уставное приветствие, которое, согласно уставу, было положено произносить перед старшими по званию, когда на последнем шаге нога его обо что-то зацепилась, и он рухнул плашмя, едва не ткнувшись носом в замызганный сапог командира. Опершись руками в землю, чувствуя, как мелкая каменная крошка впивается в ладони, Вульгрим медленно поднял взгляд на Бальрихта, чьи глаза уже начинали наливаться кровью в приступе праведного гнева. Демонёнок никак не мог сообразить, что теперь ему надлежит сделать в первую очередь: подняться на ноги, или все же произнести приветствие. В уставе, который всех без исключения новобранцев заставляли зазубривать наизусть, ничего не говорилось на сей счёт — в этом он был абсолютно уверен.       Устав, состоящий из сорока восьми пунктов, новобранцам зачитал сам Бальрихт вместо приветственного слова, лишь стоило им впервые ступить на плац в первый свой день пребывания в лагере. В течение дня наставник повторял данный свод правил ещё трижды, а в конце занятий вдруг заявил, что наутро следующего дня ожидает от них воспроизведения сего текста по памяти. При этом сам Бальрихт ни разу не оторвался от истрепанных страниц, каждый раз после прочтения сворачивая их вчетверо и небрежно засовывая в карман. Услышав заявление наставника, новобранцы растерянно переглянулись. Особенно же растерянными выглядели те, кто в то время, когда зычный голос Бальрихта громыхал над тренировочной площадкой, тихонько перешептывались о чём-то своём. Вульгрим лишь слегка пожал плечами. Той ночью юные демоны, вместо того, чтобы после непривычно долгого дня спать без задних ног, сидели, сбившись в тесную кучу. Общими усилиями они пытались собрать воедино разрозненные обрывки информации, отложившиеся в их головах, и воспроизвести хоть что-то из услышанного. Вульгрим же в это время мирно сопел под своим одеялом. Поднятый новобранцами гвалт нисколько ему не мешал. Общая спальня в его доме в этом плане мало отличалась от казарменных помещений. Сперва он пытался предложить свою помощь соратникам, но после нескольких грубых тычков и насмешек махнул на все рукой и улегся спать. Знай он тогда, чем аукнется ему крепкий и здоровый сон той ночью, он предпочёл бы не спать вместе со всеми, тихонько сидя в стороне и, напустив на себя задумчивый вид, притворяться, что силится оживить в памяти заветные строки.       Бальрихт же свое слово сдержал. На утреннем построении он называл имя новобранца и просил озвучить, что тому удалось запомнить. Это могло затянуться надолго, если бы в большинстве случаев ответом командиру не служило угрюмое молчание. Некоторые, не без помощи стоящих по соседству, умудрялись воспроизвести три пункта. Кто-то смог рассказать пять. Рекорд поставил Махрим, сумевший рассказать целых восемь. Но тут очередь дошла до Вульгрима. Краем глаза наблюдая за тем, как ехидная улыбка покидает клыкастую морду наставника, демонёнок отчеканивал строку за строкой, чётко называя номер пункта и его содержание. На семнадцатом Бальрихт не выдержал, и, достав из кармана листки, начал с ними сверяться. По мере того, как надбровные дуги наставника ползли все ближе к рогам, физиономии переминающихся с ноги на ногу новобранцев мрачнели. Зачитав последний, сорок восьмой пункт, Вульгрим перевёл дыхание и позволил себе робко улыбнуться. Глянув на него с подозрением, Бальрихт начал называть номера пунктов вразнобой. Демонёнок отвечал без запинки и после десяти случайных пунктов наставник сдался, удостоив новобранца одобрительным кивком и парой скупых слов похвалы за безупречно усвоенную науку. Что тут говорить — на память Вульгрим не жаловался никогда. Вульгрим тогда был настолько горд произведенным на Бальрихта впечатлением, что не замечал гневных взглядов, бросаемых на него будущими сослуживцами. Он не мог сказать наверняка, за что его невзлюбили больше — за эту историю с уставом, или за то, что он и без этого очень уж выделялся на фоне своих сверстников, но в тот день ему пришлось усвоить ещё один урок: выделяться на фоне тех, у кого кулаки размером едва ли не превосходят твою голову — не самая лучшая затея. Этот урок в него вколотили так крепко, что несколько следующих дней ему пришлось провести в лазарете. В некотором роде он был даже рад выдавшемуся отдыху. Ему было нужно многое обдумать. Правда, пару раз его забывали покормить, но это не слишком его огорчало. Дома такое тоже случалось. ***       — Постой, что?! — встрепенулся архангел. — Твоя мать забывала тебя кормить?       — У неё нас было двенадцать. Восемь братьев и четыре сестры, если я ничего не путаю. Сложновато уследить за такой оравой, не находишь? Всё легко объясняется тем, что в той суматохе, которая начинала твориться на кухне во время обеда, кому-то вполне могла достаться двойная порция, а кому-то и ни одной. Не то чтобы я жаловался, но меня обделяли чаще других, — торговец невесело усмехнулся. — Зато у меня оставалось куда больше времени на другие, не менее полезные занятия. Порой я и сам отказывался от причитающейся мне доли в пользу одного из братишек. Не за просто так, конечно.       — У демонических детей водятся деньги?       — Брось, откуда? — вновь усмехнулся Вульгрим. — Дети, они ведь, по сути своей, везде дети — что в Аду, что в Раю. Вижу, ты не очень со мной согласен. Что ж, речь все равно не об этом. Нет, Хранитель Знаний, денег у нас не водилось. Но это вовсе не значит, что нам нечего было предложить друг другу в качестве валюты. Прояви свое ангельское терпение. Скоро ты все узнаешь. ***       Бальрихт помог Вульгриму избавиться от терзавших его сомнений самым неожиданным образом. Он просто наклонился, огромной ручищей сгреб ворот его куртки, и мощным рывком поставил на ноги. Впрочем, «поставил» — было бы не совсем верным словом. Он держал демонёнка на вытянутой руке за ворот, точно хозяин нашкодившего щенка за шкирку, и тот едва мог касаться носками ботинок земли. Несмотря на это, Вульгрим ухитрился едва заметно обернуться, и окинуть беглым взглядом первую шеренгу не слишком ровного построения. Как он и предполагал, тучный Махрим едва сдерживал каверзную улыбку. Значит, о древко его, разумеется, по чистой случайности оказавшегося под углом копья, споткнулся Вульгрим. Несмотря на незавидность положения, глаза демонёнка сверкнули ледяным ультрамарином. Теперь он знал врага в лицо.       — Как ты собираешься сражаться, новобранец, если тебя даже собственные ноги не держат?! — надрывался Бальрихт так, что Вульгрим чувствовал, как вибрируют у него барабанные перепонки. — На меня смотреть, когда я с тобой говорю, недомерок! Не сметь отворачиваться! Я не позволю позорить ни армию Ваала, ни свой отряд, ни себя лично! А ты только и делаешь, что меня позоришь! Ты позоришь моё имя! Ты позоришь имя своего отца! Ты просто ходячее воплощение позора, Вульгрим! — Бальрихт наконец-то соизволил разжать руку, и демонёнок, не ожидая, что сила, до этого удерживающая его в воздухе, столь резко исчезнет, плюхнулся на тощий зад.       По рядам новобранцев прокатилась волна приглушенного хохота. Моментально вскочив на ноги, Вульгрим резким движением одернул куртку, и тут же вытянулся перед командиром по стойке «смирно». Бальрихт недоверчиво приподнял правую бровь. Хоть физическими данными парнишка и не блистал, а к оружию проявлял интереса едва ли больше, чем демоны, как правило, проявляют к музицированию, некий стержень в нем все же был.       — Отправишься в казарменные кухни, — рыкнул командир. — Будешь драить котлы и противни, пока руки в кровь не сотрешь. Да и вообще будешь делать все, что тебе там прикажут делать. Уяснил?       — Так точно! — вытянулся Вульгрим в ещё более тугую, чем прежде струну.       — Кругом! И чтобы глаза мои тебя на плацу больше не видели!       Вульгрим шествовал мимо тех, с кем ему не суждено было стать товарищами, гордо подняв голову, будто уйти было его собственным волевым решением, а не позорным изгнанием. ***       — Как ты вообще оказался среди новобранцев?       — А как ты думаешь? Мой папаша сплавил меня туда, как только я стал подходить по возрасту. То, что ни по какому другому параметру я не подходил, его ничуть не смущало.       — Он даже не спросил твоего мнения? — Моего мнения? Ответь мне, Хранитель, только честно. Как часто вы спрашиваете своих детей, чего они хотят?       Меттатон промолчал. Блики свечей, отражающиеся на идеально отполированной поверхности стола, вдруг почему-то полностью завладели его вниманием. Глядя на потупившегося архангела, торговец хмыкнул, качнув головой.       — А теперь раздели этот показатель примерно на четыре, и поймёшь, в каком месте папаша видел моё мнение.       Меттатон вздрогнул и поднял взгляд на демона. Но вовсе не грубость его выражений ранила чувствительного жителя небес. Он вдруг задумался, как часто сам он делал именно то, что хотел, а не то, чего от него ждали другие.       Словно почувствовав, как в душе архангела начинает подниматься волна смятения, демон расцепил пальцы и, сунув руку под стол, извлёк оттуда высокую пузатую бутыль из матового чёрного стекла. Водрузив её на столешницу, демон повторил манипуляцию, и рядом с бутылью оказались два вместительных бокала.       — Поддержишь?       Не дожидаясь ответа, торговец откупорил бутыль и разлил по бокалам жидкость насыщенного бордового цвета. Про себя Меттатон отметил ещё один бесспорный талант демона — идеальный глазомер. Пододвинув один из бокалов архангелу, Вульгрим тут же отпил из своего. Меттатон скептически принюхался к предложенному напитку, слегка пригубил и с удивлением воззрился на торговца.       — Сортовое вино из виноделен Белого Града?       — А чего ты ожидал? — хохотнул демон. — Грибной настойки? Подожди, может, дело дойдёт и до неё.