What Worries Ruth?

      Мы рассаживаемся по двум машинам: Дерек, близнецы и Айзек, на мое счастье, загружаются в камаро и уезжают, не дожидаясь нас, а я, Стайлз, Кира и Скотт садимся в минивэн, который оставила сыну Мелисса МакКолл.       Насколько мне известно, родители троицы знают всё о том, что происходит, но вряд ли кто-то из них хотя бы догадывается, что их дети прямо сейчас несутся, возможно, на верную смерть.       Странно, но эта мысль придает мне уверенности в том, что я решила рассказать папе всё что угодно, но не правду. Знание о сверхъестественном уже погубило Мэтта, а моими руками отняло несколько невинных жизней.       Мы не говорили об этом со Стайлзом, но всё — то, как я смотрю на него, а он смотрит в ответ, как сжимает губы, как протирает костяшками глаза, как касается холодной рукой лба — пропитано горечью сожаления и вины.       Я сдираю с подбородка пластырь, засовывая его в чехол сидения передо мной. Это глупо, но мне кажется, что предстать перед Ногицунэ лучше с фиолетовым синяком, чем так.       Дорога по ночным трассам не занимает много времени, однако, пока мы едем до школы, мне объясняют то, к чему пришел доктор Дитон. Меня все еще одновременно поражает и пугает его слишком сильная осведомленность в сверхъестественных делах, но сейчас он наш второй туз в рукаве. Первый — открытие Эллисон. Серебро, которым можно убить Они.       Стайлз сидит рядом со мной и быстро выкладывает всё в подробностях. Во-первых, в склянках, что забрали близнецы, находится разбавленный ягель на всякий случай. Все мы понимаем, что под «случаем» имеется в виду попытка Ногицунэ убить нас всех. Однако почему-то мне кажется, что все будет не так просто — тёмный лис-проказник устроит настоящее кровавое представление, по меньшей мере.       Во-вторых, несмотря на то, что Ногицунэ теперь находится отдельно от Стайлза, хотя и перенимает его внешность, жизнь, состояние, они все еще связаны — возможно, крепче чем мы предполагали изначально. — Подожди — перебиваю я, хмурясь. — Ты же не думаешь, что… — О, не думаю ли я, что если мы раним Ногицунэ, то раним и меня тоже? Что если мы попробуем его уничтожить, то убьем за компанию еще и меня? Вообще-то думаю, — Стайлз невесело хмыкает и добавляет: — Еще как думаю.       Скотт оборачивается и выглядывает меж сидений. Мне почему-то становится тяжело дышать. — Мы не позволим этому случиться.       Я вижу, как пальцы Стайлза нервно теребят бинты, практически разрывая концы в труху. — Вообще-то позволим, Скотт, — так тихо, что воздух у моего лица едва колышется, выдыхает Стайлз. — Я позволю.       В салоне пахнет чем-то гнилым и кислым — отчаянием. Скотт молчит, но я слышу, как трещит руль у него в руках — а, может, это маска, призванная вызвать уверенность и надежду на лучшее, идет трещинами прямо у него на лице.       Я беру ладони Стайлза в свои и пытаюсь успокоить его пальцы, потому что тревога передается воздушно-капельным путем.       Только сейчас мне становится действительно страшно, липкий трепет поселяется в желудке, будто меня вот-вот стошнит. Чем сегодня все закончится? И закончится ли? И если мы разберемся с Ногицунэ, то что будем делать с Яканом, что пустил свои щупальца глубоко в мою душу? Смогу ли я еще когда-нибудь без страха и угрозы смерти поцеловать Стайлза, который, сам того не зная, стал мне по-настоящему дорог?       Скотт тормозит на пустынной школьной парковке, и мы быстро выходим на улицу; прохладный ветер ударяет меня по щекам. — Все, что было, — слышу я голос, принадлежащий взрослому мужчине. Уверенное, уставшее лицо, напряженный подбородок, ясные светлые глаза — мистер Арджент. Он открывает багажник своей машины и тут же достает из сложенного вдвое мешка несколько ножей. — Серебряные лезвия.       Дерек берется за рукоятку и крутит оружие в руке — десяток лет обходясь лишь своими когтями, трудно привыкнуть к тому, что неидеально лежит в ладони. — Нам это не понадобится, — говорит один из близнецов; тот, что стоит дальше от меня. Он рычит и, взмахивая кистью, демонстрирует всем пять бугристых когтей.       Мистер Арджент смеривает его напряженным взглядом. В свете фар тени ложатся на его лице таким образом, что он кажется намного старше и суровее. — Мне все равно, что случится с вами двумя: одним оборотнем в Бэйкон Хиллс больше — одним меньше. Но если вы хотите остановить эту лису… Возьмите. Серебряные. Кинжалы, — без капли замешательства чеканит мистер Арджент.       Его голос намного ниже и глубже голоса Скотта, и почему-то я ловлю себя на мысли, что если бы отец Эллисон сказал, что надежды нет, я бы поверила в счастливый конец сильнее, чем если бы Скотт говорил, что все будет хорошо.       Мистер Арджент тут же отворачивается к распахнутому багажнику и достает еще что-то, что я не вижу из-за его широкой спины. — Что ж, — Айзек хмыкает, — это обнадеживает. Знаете, я тоже возьму, пожалуй. Да, пожалуй, возьму.       Дерек протягивает ему свободный нож, и тот принимает его, стараясь посильнее зажать в ладони.       Я молчу. Озноб продолжает колотить мое тело, а липкие мурашки ползут по позвоночнику. Думаю о том, что все итак понимают: бой будет неравным, и преимущество явно не на нашей стороне. Длинные катаны, которыми орудуют Они, против коротких перочинных ножей. Оборотни и люди против демонов и тёмных духов. — Ну, сейчас мы хотя бы не делаем домашку, — внезапно выдает Стайлз, отчего я вздрагиваю. — Что? Там вообще-то эссе задали, а в доме «Эха» не выдают книги по запросу, знаете ли.       Я слабо улыбаюсь, отчасти потому, что просто не могу поверить, что практически в самый ответственный момент Стайлз находит в себе силы. Он ободряюще мне подмигивает, и я уже хочу ему ответить, как вдруг ловлю на себе пронзительный взгляд мистера Арджента; тот на одном плече держит заряженный стрелами арбалет, а во второй руке крутит нож, так и не решаясь протянуть его мне. — Не хотите мне его давать, — вслух произношу я и тут же киваю. Вздергиваю руки ладонями вверх, будто сдаюсь, и думаю, что лучше произнесу это сама, а не буду ждать, пока меня отчитают, как маленького ребенка. — Резонно. — Не тебе, — строго произносит мистер Арджент, — лисе внутри тебя.       Несколько секунд мы молча сверлим друг друга взглядами, а потом он протягивает нож вперед рукоятью, все-таки принимая решение.       Я уже тяну руку, чтобы взять оружие, как вдруг убираю ее обратно и отрицательно мотаю головой. — Нет. Не стоит, — пожимаю плечами, — вы правы. Сейчас я не заслуживаю доверия и будет лучше, если ничто не будет мешать мне его заслужить.       Мистер Арджент смотрит мне в глаза, и меня пробирает дрожь — однако в этом взгляде я вижу большее одобрение, чем на любое мое действие до этого.       Кто-то слегка толкает меня в плечо, но я не замечаю, кто именно, потому что в один момент Айзек захлопывает крышку багажника, а близнецы оказываются на школьных ступеньках. Засов, что обычно запирает большие двери на ночь, сорван с петель, что говорит лишь об одном: мы не первые.       Я смотрю на нож Скотта; он какой-то особенный, потому что его рукоять длиннее предыдущих, а лезвие тоньше, но я не разбираюсь в оружии настолько, чтобы сказать, как он называется.       Я слышу, как Кира достает из ножен катану. Как двери со скрипом уходят в сторону, когда Дерек толкает их со всей силы.       Наша своеобразная колонна состоит из вольной расстановки: сбоку от меня стоит Стайлз, сзади — мистер Арджент с арбалетом и Кира, перед нами — Скотт и Айзек. А первыми в школьном коридоре оказываются Дерек с Итаном и Эйденом. — Лидия? — кричит Стайлз, потому что сохранять анонимность девяти человек бессмысленно. — Лидия? — тут же присоединяется Кира.       Мы минуем один коридор и едва добираемся до шкафчиком, как вдруг оказываемся окутаны черным дымом. Проходит секунда, как спусковой крючок срывается: я слышу крики, свит стрел, рычание, лязг металла о металл — всё вокруг взрывается движением, совсем как тогда, в доме Скотта.       Вижу, как Кира пролетает мимо меня, рассекая воздух катаной. Айзек принимает боевую стойку, обнажая клыки, и кидается вперед. Скотт сталкивается с одним из Они и оказывается быстро опрокинут на спину. Чей-то нож летит в сторону и приземляется на пол.       Я сгибаюсь практически вдвое и ползу куда-то в сторону — мой секундный порыв храбрости улетучивается, как только острое лезвие едва не разделяет мое туловище на две половины. Однако несмотря на то, что смерть свистит прямо у моего живота, я не думаю, что целью хотя бы одного из демонов Они являюсь я.       Возможно, по указанию Ногицунэ или по счастливой случайности, никто меня не атакует и мне удается вынырнуть из потасовки и ползком добраться до дверей в кабинет. Заходить я не планирую, но тут, держась за стену, у меня хотя бы получается подняться на ноги. Пока ребята отвлекают демонов Они, надо найти Лидию.       Ногицунэ не видно — естественно, он слишком стратегичен и умен, чтобы лезть на передовую, пока каждый из наших бойцов твердо стоит на ногах. — Рут! — Стайлз ползет ближе ко мне, и я с радостью обнаруживаю, что он в порядке.       Хватаю его за руку, и мы бежим по коридору. Каждое приземление на стопу отдается болью, но я игнорирую ее настолько, насколько у меня получается.       Каким-то образом, схватка теперь разворачивается не только у шкафчиков, но и в кабинетах. Из-за рычания, криков и свиста стрел в ушах начинает звенеть, а потом я слышу, как с грохотом что-то разбивается, словно чье-то тело пробивает окно насквозь. Осколки брызгами, должно быть, летят в стороны, но в темноте я вижу только горящие глаза оборотней.       Я оборачиваюсь, замирая, но Стайлз тут же тянет меня за руку, и мне приходится послушаться. Несмотря на то, что я вижу, как острая катана одного из Они входит в чье-то туловище. Вижу, как чья-то фигура заваливается на пол, предпринимая слабые попытки подняться. Как кто-то протяжно рычит от боли и гнева одновременно.       Никто из нас не обсуждал, куда именно мы бежим, но почему-то кажется очевидным, что в школе есть лишь одно место, где можно держать человека, откуда тот не может самостоятельно выбраться, — подвал.       Я ускоряюсь, постепенно чувствуя, как ладонь Стайлза начинает выскальзывать из моей руки, а сам он сбавляет шаг. Я приваливаю его на свое плечо и тащу дальше, неразборчиво шепча что-то про «не сдаваться».       В кромешной тьме мы преодолеваем лестничные пролеты, пока не оказываемся перед огромными бетонными дверями. Я не была здесь раньше, но по тому, как Стайлз шарит сначала в поисках выключателя, а потом дверной ручки, я понимаю, что он был. — Лидия? — кричу я, хотя и сомневаюсь, что меня услышит кто-то кроме холодных стен.       Слабый свет начинает дребезжать у потолка, и тогда я вижу, что двери завалены на крепкий засов. Мы оба хватаемся за него и тянем в сторону. Сначала мне кажется, что наших сил не хватит, но потом он со скрипом едет в сторону, и следом мы тащим двери.       Внутри тоже оказывается пара лампочек, что, должно быть, зажглись от одного выключателя, а еще высокие стеллажи до потолка, заваленные старыми школьными книгами и принадлежностями: поломанные клюшки для лакросса, треснутые колбы для опытов и куча другого хлама.       Я делаю несколько шагов вперед, как вдруг Стайлз толкает меня в сторону, вскрикивая. Мир едет перед глазами, и я хватаюсь за соседний стеллаж, чтобы устоять на ногах. — Стайлз? — Лидия практически задыхается. — Рут?       Я быстро зажмуриваюсь и тру виски пальцами, прежде чем сконцентрировать взгляд на девушке. Ее рыжие волосы сбиты в колтун, платье и колени вымазаны в пыли и грязи, а в руках она сжимает бейсбольную биту, которой едва не прилетело мне по голове. — Как вы… Почему вы, — Лидия отрывисто выдыхает, опуская биту на пол; из ее груди вырывается кашель, переходящий в плач без слез. — Что вы здесь делаете?       Она с трудом проводит ладонями по лицу, оставляя на щеках сажу, совершенно не жалея макияжа; слезы блестят у нее в глазах. — Нам нужно уходить отсюда, — резко выдыхаю я, но Лидия практически не двигается с места. — Кто здесь еще? Кто еще с вами? — Если ты об Эллисон, то ее здесь не… — Кто еще пришел с вами?! — Лидия практически кричит, и я вижу, как ее колотит изнутри, однако не совсем понимаю, как реагировать на такой вопрос.       Перевожу взгляд на Стайлза и понимаю, что он едва стоит на ногах. Цепляясь за любые полки, он старается удержаться в вертикальном положении, но его ноги, точно ватные, скользят.       Я кидаюсь к нему и с трудом подхватываю его под руку, стараясь перенести хотя бы часть веса на себя. Мои колени подгибаются. — Помоги вывести его отсюда, — быстро говорю я. — Лидия!       Лидия отмирает и бросается к нам, подхватывая его с другой стороны. Эти несколько шагов от входа, которые мы сделали, кажутся мне вечностью. — Мы приехали со Скоттом и Кирой, — кряхчу я, пока мы ползем к нашей цели — захлопнутые двери, в которые только что вошли. — Еще Айзек и Дерек. Итан, Эйдан и мистер Арджент.       Я приваливаю Стайлза плечом к стене, чтобы сделать глубокий вдох. Хватаюсь обеими руками за ручку и тяну ее в сторону. В этот раз она поддается удивительно легко.       Секунда — и меня ослепляет яркий, из неоткуда взявшийся свет. Я закрываю глаза рукой, чтобы справиться со слепыми пятнами перед веками. Холодный порыв ветра дует мне в лицо, словно я распахнула форточку. — Рут… — слышу, как Стайлз хрипит это у моего лица, чувствую его отрывистое дыхание на своей щеке и понимаю, что то, что я увижу, не будет ничем хорошим. Отвожу перемотанную ладонь от лица и наконец распахиваю глаза.       Мы больше не в подвале и, кажется, не в школе вовсе. Мне уже с трудом удается сосчитать то количество раз, сколько я оказывалась в собственном или чужом подсознании за последние месяцы.       Сначала я вижу ребят: практически каждый из них лежит на земле. Айзек придерживает правую руку, которая, как мне кажется, болтается на одной кости. Кира одной ладонью зажимает рану на животе, а второй старается поддерживать Скотта за локоть; он сам с трудом пытается устоять на четвереньках, тяжело дыша.       Вся их одежда, руки и волосы залиты кровью: поскольку у демонов Они ее нет, а я не питаю надежд, что она принадлежит Ногицунэ, то, очевидно, каждая пролитая здесь капля — ребят.       Вокруг все усыпано снегом; он падает с неба, мягкими хлопьями опускаясь на землю и волосы, шуршит под нашими ногами. И даже так это не похоже на школьную территорию — это больше напоминает какой-то сад со страниц книг, что хранятся у доктора Дитона в клинике, я уверена.       Вокруг стоят огромные каменные вазы с увядшими растениями, а узкая тропинка ведет меж кованых арок куда-то вглубь парка. Однако все не выглядит так, что мне захотелось бы здесь остаться. Наоборот — каждый шорох пробирается в сознание и ворошит самые ужасные мысли. — Скотт? — тихо зову я, чувствуя, как ниточки внутри меня обрываются одна за одной. Ни Дерека, ни близнецов, ни мистера Арджента я не вижу совсем. — Где…       Я хочу спросить, где остальные, несмотря на ответ, который могу получить, но вместо этого слышу: — Между жизнью и смертью, — скрипучий, раскатистый голос раздаётся позади; оттуда, где еще недавно был подвал старшей школы.       Я дергаюсь и вижу, как из-за одной из арок выходит Ногицунэ. У него внешность Стайлза: его форма из дома «Эха», его длинные пальцы, его кожа цвета мела — они настолько одинаковые, что меня бросает в дрожь. Всё в нем точно такое же, за исключением одного — глаз. Они холодные и хищные, словно у тигра перед прыжком, смертельным для его жертвы. — Бардо, — одновременно со Стайлзом шепчет Лидия; слезы застывают у нее в глазах. — Не смерть, но уже и не жизнь.       Ногицунэ кивает с ледяной улыбкой, которая оголяет верхние резцы. Стайлз так никогда не улыбался. — Всё так, — скалится он, протягивая гласные. — Всё, как я и планировал. Или, вернее, как мы планировали, верно, Рут? — О чем ты говоришь, — неверящими губами шепчу я; рука настоящего Стайлза опускается мне на плечо и старается прижать меня ближе к себе. Лидия замирает, переводя дыхание.       До меня доносится тихое рычание, но я не знаю, кому именно оно принадлежит — на долю секунды мне кажется, что мне самой.       Ногицунэ смеется, практически не размыкая губ, отчего желудок сворачивается в жгут, и медленно обходит нас вокруг, пока наконец не становится в центре дорожки. Я замечаю кое-что еще, отличающее его от настоящего Стайлза, — он хромает и не размыкает пальцы, будто те все еще перемотаны старыми бинтами. — Разве не видишь, Рут? — скрипит он. — Оглянись вокруг. Всё именно так, как должно было быть. Как ты того хотела.       Краем глаза я улавливаю черные тени совсем рядом, и тут же недалеко от нас, по обе стороны от Ногицунэ, появляются демоны Они. Мне кажется, что их даже больше, чем было, будто на месте одного убитого появлялись новые два. — Что ты, блин, несешь? — взрывается Стайлз, и у меня щемит в груди от того, каким я слышу его голос: это не злость и даже не ненависть. Это усталость.       Он не смотрит на меня, а продолжает буравить взглядом Ногицунэ, потому что верит в то, что это очередная загадка или ребус. Он думает, что это представление, где каждый зритель и актер одной роли в конце концов умрет. Он не верит ни в одно слово тёмного лиса о том, что я могу быть к этому причастна — и на этом моменте мое сердце, кажется, перестает биться.       До меня начинает доходить смысл сказанного. Как я этого хотела — он сделал то, что я пожелала. — Ты знаешь, о чем я говорю, Рут, — Ногицунэ подается вперед подбородком, а его улыбка становится шире. — Шаг десять. Убить. Убить их всех.       Я замираю; моя ладонь выскальзывает из ладони Стайлза. Больше я не дышу совсем. — Они умрут, Рут, — продолжает Ногицунэ, восхищенно наблюдая за эмоциями на моем лице. Если он питается страхом, раздором и ненавистью, то сейчас он насыщается полностью. — Я занял всю доску: у твоих камней больше нет дыхания. Каждый из них умрет: раненный клинком Они или от нахождения здесь, в Бардо, — каждый из них будет мертв к рассвету.       Я оглядываюсь. Скотт, Эллисон, Кира, Айзек — каждый из них был в моем списке: не все с начала, но все в конечном варианте. Я хотела, чтобы они умерли. Хотела, чтобы их жизни разрушились также, как и моя после смерти Мэтта. Хотела, чтобы долго и мучительно они наблюдали за смертью близких. — Рут? — это Скотт. Он что-то хрипит, лежа на коленях Киры. Его раны сочатся черной кровью, которая окрашивает снег. Мои глаза жжет. — Я этого не хотела, — шепчу я сначала самой себе, а потом кричу в полную силу: — Я этого не хотела!       Стайлз дергается, медленно оборачиваясь в мою сторону. Его уставший взгляд всматривается в мое лицо, а я не могу заставить себя посмотреть в его. — Еще как хотела, Рут, — шипит Ногицунэ. — И я помогу тебе с этим. — О чем он, — Стайлз старается коснуться меня рукой, но я невольно отвожу свою чуть дальше, — о чем он говорит, Рут?       Мой подбородок дрожит. Слезы обжигают щеки, когда я начинаю сопоставлять пазлы, которые раньше мне казались пустыми и бессмысленными. Ногицунэ всегда играл только в свою игру и с самого начала вел партию, вот только правила он вытянул из моей коробки.       Мы все — актеры в смертельной пьесе, что я написала. — Зачем? — кричу я, и мой голос срывается от безысходности и боли. — Зачем тебе это?       Стайлз и Лидия оборачиваются, а Ногицунэ делает несколько шагов в нашу сторону. Интересно то, что он действительно владеет ситуацией. Недалеко от меня валяется несколько ножей и катана, принадлежащая Кире, однако его это совсем не заботит. — Потому что это моя игра, — сипит он, и его голос похож на трение бинтов друг о друга. — А я не хочу проиграть в своей собственной игре. А чтобы выиграть, мне нужно одно… Убрать последний камень с поля.       Ногицунэ делает паузу, но я знаю, о ком он говорит. Кто еще был в моем списке и кто еще не ранен клинком Они. — Нет! — Да, Рут, — тягуче произносит тёмный лис, упиваясь каждым словом. Воздух вокруг нас густеет. — Сделай это. Убей его. Это твой ход, чтобы закончить игру. Покончить с этим навсегда.       Я чувствую, как дрожат мои колени. Как снег продолжает сыпаться мне на щеки и таить на коже. Как Лидия что-то шепчет, а Стайлз ищет ответы в моем лице, прекрасно понимая, что речь идет о нем самом. Как демоны Они обнажают свои катаны с характерным лязгом металла о металл. Как ненависть и боль разъедают меня изнутри. Как знакомое тепло в груди перерастает в настоящий пожар — такой знакомый, что мне не нужно объяснение этому, чтобы знать, что мое тело принадлежит теперь не только мне.       Якан, как и я, не собирается становиться пленником Бардо, а, значит, это превращается в борьбу за территорию. Демон мести питается моей ненавистью, а я еще ничего и никого не ненавидела сильнее, чем тёмного духа-проказника.       Мгновение — я вдыхаю глубже, а потом пригинаюсь к земле, хватаю близлежащий ко мне нож и метаю его в Ногицунэ. Промахиваюсь, но отвлекаю его внимание как своим поступком, так и алым огнем вокруг лезвия; пламя загорается, словно из эфемерной спички, и также растворяется, когда нож падает на заснеженную тропинку.       Слышу рычание — Скотт с трудом поднимается и атакует одного из демонов, сначала когтистой рукой, потом клинком, зажатым в другой ладони. Они наносит удар Кире, отчего на щеке той появляется порез; надо отдать должное, что из всех наших бойцов она выглядит лучше всех.       Я больше не вижу Стайлза, но слышу, как громко он зовет меня. Отпрыгиваю вперед, уворачиваясь от смертоносной катаны, делаю кувырок, прокатываясь по снегу, и в последний момент успеваю избежать удара в живот. — У тебя все равно нет другого хода! — яростно кричит Ногицунэ голосом рвущихся бинтов. — Вы уже проиграли!       Они нападает на меня снова, и лишь благодаря ловкости демона внутри меня мне удается увернуться. Сначала я делаю пару успешных выпадов, а потом пропускаю удар: острая боль обжигает предплечье — странно, раньше, когда Якан управлял моим телом, я ее не чувствовала. Возможно, дело в Бардо или в том, что сейчас демон не владеет мной полностью.       Я шиплю, но продолжаю бой. Хватаю с земли нож и метаю его в демона. Четко попадаю в чёрную маску, как раз промеж глаз. Они замирает на месте, а потом вспыхивает желто-зелёным огнем и рассыпается пылинками, которые смешиваются с падающим снегом.       Теперь передо мной никого нет, и я смотрю за тем, как Кира сражается сразу с двумя Они, которые атакуют ее с обеих сторон. Она делает несколько умелых финтов и поражает одного из них в область, где у нормального человека находится сердце. Скотт уворачивается от своего нападающего, приземляясь на лопатки и прокатываясь меж его ног. — Стайлз! — кричу я в надежде, что услышу ответ, хотя в ушах у меня звенит и сердце бьется у горла.       Я вижу Айзека: он лежит на земле, его рука выглядит совсем плохо, раны не затягиваются и она волочится по дорожке, пока он безуспешно старается подняться. Они наступает прямо на него такими медленными шагами, что с каждым ударом стопы о землю глаза Айзека наполняются страхом неминуемой смерти.       У меня нет ни секунды на принятие решения, как вдруг я делаю выпад, проскальзываю вперед и в последнюю секунду влезаю между телом Айзека и катаной Они.       Глупая мысль о том, что бинты должны сдержать лезвие, разбивается в пух и прах, когда марля трещит по швам и рвется. Острая боль обдает мои ладони; слезы вперемешку с потом катятся по щекам, и я громко кричу, когда кровь заливает каждую линию жизни на моих руках. — Рут!       Меня зовут, но я не различаю голоса, только чувствую, что боль становится меньше: Скотт пронзает Они в спину, и в следующую секунду я перекатываюсь на бок, а потом падаю на землю. Мое лицо оказывается ровно над потерянной в недавнем бою катаной: сначала в отражении лезвия я вижу ало-багряную ауру вокруг своей фигуры, а потом взгляд падает на рассеченный подбородок.       «Иллюзии иногда ранят похлеще реальности», — голос доктора Дитона шумит у меня в голове, и тогда я перекатываюсь на спину, а остриё свистит у меня над ухом.       Заваливаюсь на бок и тут же резко вскакиваю, перекатываясь через правое плечо — как никогда бы не вскочила, если бы не Якан в моем теле. Вот только откуда ему взяться там сейчас, когда хвост Киры загнал его в самые далекие уголки моего сознания, как и после первого раза, едва я не зарезала Харриса? — Скотт! — кричу я, отчего он пропускает один из ударов; лезвие задевает его бок и распарывает ткань кофты. — Это все не по-настоящему! Всё это, — я взмахиваю руками, — не реальное!       Очередной Они атакует меня, и я уворачиваюсь, маневрируя под его рукой. С кем-то мы сталкиваемся спинами. — Ага, ты это им скажи, — Айзек; теперь он стоит на ногах, что не может не радовать.       Я оборачиваюсь и смотрю за тем, как он подпрыгивает в воздух, отталкивается от большого каменного изваяния и, зажимая арбалетную стрелу в здоровой руке, нападет на Они сверху.       Демоны отвлекаются на него, и я получаю маленькую фору: прижимаюсь к земле, стараясь спрятаться за одной из арок, и нахожу взглядом Стайлза. Мне везет, что он не так далеко от меня — за одной из каменных статуй, больше похожей на высушенный фонтан. Рядом с ним Лидия; он старается прикрыть ее рукой, когда землю в очередной раз сотрясает удар от упавшего туловища.       Я бросаюсь вперед и в несколько огромных шагов оказываюсь на месте. Хватаю Стайлза за рубашку и тяну на себя. — Это все не по-настоящему. Как тогда, в подвале в доме «Эха», ты помнишь? Все казалось таким реальным, но это было не взаправду, это тоже. Тоже нереально, — на одном дыхании говорю я. Стайлз сверлит меня испуганным взглядом. — Он дух-обманщик, помнишь? — кивает Лидия; она больше не плачет, хотя я вижу подтеки туши на ее щеках. — Он может создавать иллюзии.       Моя голова раскалывается, и мир словно замирает: Стайлз поднимается, выпрямляясь в полный рост, Лидия подхватывает меня за плечи, помогая идти, Скотт и Айзек, оба в боевой позе на полусогнутых ногах, двигаются к нам. Кира все еще сжимает в руках катану, прикрывая их спины. — Дверь, — говорю я, — там должна быть дверь.       Я имею в виду ту самую, в которую мы вошли, а оказались здесь — но все, кажется, и сами это понимают.       Они обступают нас с двух сторон, взмахивают своими катанами и лезвия попадают по каждому: я получаю три глубоких пореза на руках и несчетное множество по туловищу. Живот заливает огнем, но я продолжаю идти, чувствуя, как к рукам Лидии присоединяются еще и руки Стайлза.       Ногицунэ я больше не вижу, хотя слышу его противный, хриплый шепот у себя в голове: он кричит, но так тихо, будто звук выставили на минимум. Я зажмуриваюсь, сжимаю зубы, а потом кто-то подталкивает меня вперед, и пространство вокруг вновь погружается в полумрак. — Все в порядке? — Скотт оглядывается по сторонам; его одежда растерзана в клочья, но сам он твердо стоит на ногах.       Мы снова в школе, и даже не в ее подвале, а в коридоре, с которого все началось. На нескольких шкафчиках отчетливо видно вмятины от влетевших в них со всего размаха тел. Вокруг валяется оружие: ножи мистера Арджента и катаны.       Я осматриваю свои руки и задираю кофту, чтобы убедиться наверняка: вместо кровоточащих ран на моем теле видно лишь красные царапины.       Облегченный выход срывается с губ. Я не чувствую себя «нормально» в привычном понимании этого слова, но я жива. Мы все живы — и отделались лишь несколькими шрамами, которые затянутся со временем. — Да, кажется, все нор… — договорить я не успеваю, потому что тупая боль заливает всю правую часть моей головы. Щека горит, и я чувствую привкус крови во рту и, внезапно, холод металла.       Кто-то вскрикивает, и соседний от меня школьный шкафчик содрогается — я вижу Киру, без сознания, лежащую на полу. — Мне тысяча лет! Вы не можете убить меня! — холодным, разрывающим ушные перепонки голосом кричит Ногицунэ. — Это моя игра! Вы можете убрать часть моих камней с доски, но меня? Вы не можете убрать меня!       Моя голова пульсирует, и на долгие секунды мне кажется, что это галлюцинация, вызванная ударом головой, когда я вижу, как лис только вскидывает ладонь и Скотт с Айзеком отлетают в другой конец коридора взрывной волной.       Я пытаюсь подняться на ноги, держась за любую доступную мне поверхность, как вдруг мне удается это слишком просто. Земля уходит из-под ног, а затылок рассыпается кучей искр — Ногицунэ смыкает свои пальцы у меня на горле и прикладывает головой о школьный шкафчик. — Я предлагал тебе, Рут, — шипит он мне в лицо, наклоняясь своими губами к моим. — Мы могли бы быть на одной стороне, могли бы принести возмездие. Могли бы убить их всех, как ты и хотела. Но ты выбрала поражение. Я уже победил!       Я шмыгаю носом, кровь настойчиво наполняет ноздри, отчего дышать тяжело. Сжимаю зубы от бессилия и злобы: Ногицунэ прав — что бы мы не делали, он будет возвращаться снова и снова, в этом теле или любом другом, но мы никогда от него не избавимся. — Отпусти меня, — из последних сил ядовито шиплю я, — сукин ты лис.       Как ни стараюсь, не могу сосредоточить на нем взгляд; слепые пятна ползут перед глазами, а голова гудит. А потом я слышу ледяной скрежещущий смех демона — услышав его, никто больше не сможет смеяться остаток жизни.       Я вспоминаю момент, когда увидела его в первый раз: в голове Стайлза. Двое сверхъестественных существа в одном теле едва не убили его, что значит, для него может существовать только одна по-настоящему действующая ловушка. — Я убью тебя, Рут, — голос демона трещит у меня в голове, хотя губы Ногицунэ почти не шевелятся. — Только если ты сама не сделаешь этого рань… — Ты хотел сказать, если я не убью тебя раньше, — выплевывает Стайлз, и в следующую секунду катана в его руках пронзает демона насквозь.       Мы стоим с Ногицунэ так близко, что я практически чувствую острое лезвие, которое застывает в нескольких сантиметрах от моего живота, пока Стайлз не вытаскивает его и не отбрасывает себе под ноги; катана приземляется с громким металлическим звяканьем.       Ногицунэ застывает, и я вижу сеточку вен, которая покрывает его лоб и щеки. Пальцы, до этого держащие меня за горло, разжимаются, хватка ослабевает, и я падаю на пол. Колени дрожат, но я хватаюсь ладонями за шкафчики, стараясь восстановить вертикальное положение. Подношу сложенный локоть к носу и вытираю кровавые подтеки.       Ногицунэ яростно сжимает губы в тонкую полосу, которая теряется на общем фоне грязно-серого лица. Он зол, но не удивлен — даже больше, секунду спустя я замечаю в его взгляде удовлетворение, словно мы все продолжаем играть точно по его плану.       Последнее, что я вижу, прежде чем он рассыпается на пыльные осколки, как старая глиняная ваза, — это хитрая улыбка, с которой он смотрит в мои глаза.       От одного из самых темных японских духов остаётся лишь желто-зелёный светлячок, вылетающий из тонких губ, разбитых на тысячу частей. Его камень только что скинули с доски, но он все равно чувствует себя победителем, и от этого мне тошно больше всего.       Не знаю, что мною движет, но я поднимаю вверх ладони и захлопываю светлячка в ловушку. Я не могу переместить Якана в Стайлза, но могу поместить его в себя и убить двух демонов одним выстрелом.       Подношу руки к своему рту и выпускаю его меж своих губ. Светлячок бьется о зубы и нёбо, пока наконец я не глотаю его и этим окончательно не отрезаю его выход на свободу.       Голова взрывается вспышкой боли, которая сначала пульсирует в затылке, а потом нарастает во лбу и стреляет в висках.       Аксиома всегда была проще простого: одно тело — одно существо. Никто не может быть двумя лисами сразу — а я тем более.       Я делаю выпад вперед, хватаю катану с пола, задерживаю дыхание и в следующую секунду ввожу лезвие себе в живот, совсем как Стайлз в тело Ногицунэ. Почему-то казалось, что это будет тяжело, а оказалось проще простого — плоть мягкая, словно кусок сливочного масла.       Огонь охватывает место ранения, но я знаю, что пока лезвие находится в туловище и затыкает порез, у меня еще есть шанс на спасение, а я этого не хочу. Поэтому в следующую секунду я берусь за рукоять двумя ладонями, сжимаю челюсти и резко тяну катану из себя.       Перед глазами темнеет, и мне кажется, что боль настолько сильная, что я падаю в обморок — на деле, всего лишь валюсь на подкосившихся ногах. Пола не чувствую, но только потому, что меня подхватывают чьи-то руки. — Рут, зачем… зачем ты… — голос Стайлза дрожит; я чувствую противный комок, который сжимает его горло. — Зачем ты это сделала…       Я с трудом дышу и открываю глаза; тело будто погружено в раскаленный котел. На лбу выступает испарина, мне жарко и холодно одновременно. — Потому что это был единственный выход, — говорю я совсем тихо.       Мы на полу; моя голова лежит у Стайлза на коленях, а его руки пытаются зажать рану, из которой толчками выплескивается кровь. Вся наша одежда пропитывается железом, логотип дома «Эха» на моей футболке исчезает под подтеками.       Недалеко от нас стоят Скотт и Айзек, первый поддерживает ошарашенную Киру за плечи. Лидия обхватывает себя руками вокруг туловища и качается на пятках, закусывая губу, чтобы сдержать слезы. Я стараюсь ей улыбнуться, но боль настолько невыносимая, что заставляет меня скривиться и зажмуриться до слепых пятен. — Рут, ты… Это должен был быть я, — Стайлз дрожит, в его глазах блестят слезы. — Зачем ты… — Нет, — чувствую, как рот наполняется тошнотворным привкусом металла. — Это всегда была я… Мы бы не избавились от него иначе… Кому-то надо было это сделать.       Не знаю, в каком момент я понимаю, что это я.       Наверно, когда слышу, как ребята говорят о спасении и смерти. Когда Якан убивает тех парней моими руками. Когда Эллисон оказывается в больнице. Когда Айзек с ненавистью смотрит в мое лицо. Когда Стайлз находит Лидию в том подвале. — Ногицунэ, Ногицунэ был прав, — кровь струйкой бежит с уголка моего рта, и я стараюсь упереться локтями в пол, чтобы принять удобное положение (если такое вообще возможно в этой ситуации). Получается херово.       Стайлз помогает мне повернуть голову и видит, как слезы катятся по моим щекам. — О чем ты? — его голос срывается и проходится словно ножом по сердцу. — О чем ты говоришь, Рут? — Он был прав, — как в бреду, шепчу я, — когда я узнала, что вы убили Мэтта. Я поклялась… Поклялась, что убью вас. Всех вас, чтобы отомстить за него, — я перевожу взгляд на Скотта и сжимаю губы; замечаю Дерека и близнецов, которые потрепанные, но живые стоят за его спиной. Слезы попадают мне на язык и смешиваются с итак солоноватой кровью. — Якан выбрал меня не просто так, он… Он…       Я не могу договорить, потому что спазм сжимает горло. Грудную клетку разрывает, и я надрывно кашляю, отчего кровь еще усиленнее пульсирует из раны. Сплевываю на пол, и по кафелю расплывается алое пятно.       Хочу что-то добавить, но мысли разбегаются. В голове бьется гонг, а потом черепную коробку раздирают голоса: Якана, Ногицунэ, мой собственный — они так кричат, что я ничего не могу разобрать и в итоге кричу сама.       Ожидаю, что вот-вот придет облегчение, но живот горит, и я больше не могу сжать руку Стайлза в ответ. Тело начинает биться в лихорадке. — Скотт! Скотт! — Стайлз надрывисто кричит, то и дело оборачиваясь назад. Его ладонь тонет в моей крови, а бинты полностью алые. — Скотт, пожалуйста…       Скотт не двигается с места: либо потому что видит, что это безнадежно, либо пораженный настолько, что его ноги прирастают к полу. Я его не виню, я даже ему благодарна. Однако вместо него ко мне кидается Айзек. — Стой, что ты, — Стайлз не успевает договорить, когда тот, отталкивая его плечом вбок, хватает мою руку и крепко сжимает ее в своей; только теперь я осознаю, какая у меня онемевшая конечность.       Черная жидкость бежит по венам на руке Айзека, и он сжимает челюсть, тогда как агония, охватывающая мой живот, постепенно перерастает в пустоту — я будто разлетаюсь по крупицам и становлюсь одной из космических пылинок. Мне трудно сконцентрировать взгляд, но я ему слабо улыбаюсь.       Айзек держит мою ладонь, пока боль окончательно не уходит. Айзек смотрит своими голубыми глазами в мои. Айзек поднимается и что-то шепчет одними губами. И я понимаю одно — он меня не ненавидит.       Наверное, Айзек — единственный, кто был действительно честен по отношению ко мне. Был единственным, кто знал правду с самого начала и относился ко мне так, как я заслуживала. — Спасибо, — тише, чем шепотом говорю я, но знаю, что он слышит.       Стайлз сидит рядом с моим телом на коленях. Он что-то шепчет, переплетает наши пальцы. Он с благодарностью, не облеченной ни в какую словесную форму, смотрит на Айзека: для него это многое значит, а для меня тем более. — Рут, я… — Стайлз не договаривает, но мы понимаем, что он хочет сказать. Он понимает.       По моим щекам бегут слезы, оставляя соленые дорожки. Я закрываю глаза.       Мама готовит вафли, малиновый джем течет по краю банки. Папа помогает мне собрать робота, который умеет здороваться и рассказывать анекдоты. Мэтт встречает меня в аэропорту Лаг-Вегаса. Эллисон пробирается в мою комнату, и мы долго сидим на моей кровати, болтая. Лидия придерживает меня за плечи и дает конспекты для подготовки к контрольной. Скотт заботливо предлагает отвезти меня домой.       Стайлз смеется, шутит и целует меня на крыльце ветклиники. Я обещаю ему, что со мной все будет в порядке. Я обещаю папе рассказать все вечером. Я обещаю маме почаще писать. Я обещаю Мэтту отпустить его однажды.       Стайлз касается моего холодного лба своим. Стайлз целует меня солоноватыми губами. Стайлз прижимает меня к своей груди. Стайлз трясет меня за плечи.       Стайлз кричит, и его надрывный плач рикошетит от стен и металлических шкафчиков.       Стайлз прощает меня. И я прощаю себя.