Опиум

Очередная вечеринка под пустым поводом; что странно, уже третья на этой неделе. При всём уважении, это не похоже на Кхуна. Да и, у него на лице было написано, что что-то не так. И Арм уж точно не ожидал столкнуться сегодня с причиной. Напрямую.

***

Вокруг шум, музыка, голос едва различим, и чтобы расслышать, приходится наклониться поближе. — Почему ты меня не целуешь? Я что, тебе не нравлюсь? Если не нравлюсь, так и говори, отдам тебя Кинну, — Танкхун отворачивается демонстративно, дует губки, скрестив руки на груди и дёргает плечом. Арм, и так уже немного пьяный, впадает в ступор. Да, он хочет, как же он блять давно хочет поцеловать его, но, чёрт, слышать это из его уст? Да ещё и как приказ... Как это вообще- Как это, черт возьми, понимать? Что имел в виду Кхун, что он подумает, да и имеет ли вообще право Арм целовать его? — Г-господин Кхун, конечно, нравитесь- — Так поцелуй меня! И Арм подходит, берёт самыми пальцами за локоть, чтобы поближе, и целует невесомо в щёку. Но тут – всё внутри схлопывается. Танкхун фыркает раздражённо, хмурит брови и, перехватив запястье Арма, резко дёргает на себя – равновесие на миг теряется, а затем- его губы, мягкие в контрасте с глубоким – вдруг и сразу – поцелуем. У Арма в голове не остаётся ничего, кроме мягко-влажного ощущения, и у него попросту, блять, выбивает пробки. Сносит крышу. Он сдавленно выдыхает, и Кхун не останавливается – лишь усиливает напор, и это великолепно, восхитительно, когда в волосах ощущается его рука, пока вторая крепко, почти порывисто прижимает за талию к себе. Арма ведёт, и он крадёт у того поцелуй, жадно подаётся всем телом вперёд. Руки с минуту так и остаются - он крепко вцепился в острые плечи, между пальцами поднимается ткань рубашки. Она неприлично тонкая, через неё так сильно ощущается, какая горячая у Кхуна кожа. Ох, боже. Арм, казалось, почти и не пил, но не соображает ничего, когда мужчина отлипает от него, резко дёргает за руку и тянет за собой куда-то за угол. Его заволокло этим дурманом, тягучим, как опиумный дым, и он уже не может удержаться от того, чтобы вдохнуть поглубже. Их губы разъединяются с пошлым чмоком, и от этого мерзкого влажного звука, от силы, с которой Кхун вдруг толкает его за уже-похер-какую дверь, подкашиваются колени. Чужие ладони упираются в грудь, и Арм падает назад, спиной – в какую-то полку. Постепенно съезжает вниз, лопатки болят от удара, но ему наплевать, потому что, как только они на полу, Кхун залезает на него, заставляя выпрямить одну ногу, и трётся об него своими восхитительными бёдрами. На них так удобно и естественно ложатся ладони, что даже как-то страшно, и Кхун извивается, делает какую-то непонятную волну, от которой в паху всё взрывается, и не толкнуться бёдрами в ответ ну просто невозможно. На них сверху сыплются какие-то стопки, посуда – всё звенит и грохочет – Кхун, не зная, как лучше упереться рукой, случайно толкает стеллаж. Но это всё – Арму только помогает, потому что, пока стоял этот весь отвлекающий внимание грохот, Кхун громко, до неприличия громко простонал ему куда-то в шею, а затем – ох, блять, – взял его ладони и переместил к себе на задницу, обтянутую штанами. Изо рта – прерывистый вздох, и губы встречают такой же, когда Арм сжимает резко, с силой, провоцируя очередной толчок, и подтягивает ближе. Член уже гудит и пульсирует, а Кхун ещё даже не снял с него рубашку. Тот сдёргивает с Арма пиджак, бросает куда-то в сторону, и, чёрт, его длинные тонкие пальцы ныряют на грудь под белой тканью, гладят широкими, жадными движениями, и Арм знать не знает, откуда в нём столько, блять, страсти. — Господин Кхун? — слышится мутное за дверью. Они не вовремя, настолько, что Арму насрать: пусть его уволят, да хоть убьют, но он не намерен останавливаться сейчас. Вот уж ни за что. Он сталкивает Кхуна с себя, порывается встать – тот сопротивляется, прижимает к полу и тянется к губам, но вывернуться всё же удаётся. Собирается, кажется, что-то сказать, но не успевает, потому что Арм, резко поднявшись, подтягивает его за руку к себе, разворачивает и впечатывает в дверь. Знает – она открывается вовнутрь. — Господин? Вы здесь? — раздаётся снова по ту сторону фанеры, и эта близость, эта сладкая близость разоблачения заставляет его тело трепетать. Коленом он слегка раздвигает чужие ноги, заставляя чуть осесть, и ладонью водит по бедру. В теле стреляет сладостью: у того дрожат ноги. У Кхуна, блять, старшего-сына-главной-семьи дрожат ноги по его, Арма, вине, и подгибаются колени, когда он ведёт носом по шее от ключицы до уха. Его парфюм, чёрт бы его побрал, и так приятный, но теперь – пьяняще смешивается с запахом тела, и Арм втягивает носом воздух, лишь бы снова почувствовать, и выдыхает куда-то в висок с тихим рычанием. Кхун чуть запрокидывает голову, сглатывает шумно, пытается отдышаться. Взгляд у него мутный-мутный, блестящий, и покрасневшие губы едва приоткрыты. Когда его руки недвусмысленно давят на плечи, шуршащие мурашки быстро взбираются по телу снизу вверх. Ох блять, ох блять, ох блять. — Эх, показалось, что-ли, — на заднем фоне удаляются шаги и он опускается, резко, но не настолько, чтобы издать слишком много шума. Пока Арм возился с застёжкой брюк, тот не уследил за собой и толкнулся вперёд, и от этого нетерпения, от того, как сильно Кхун его хочет, всё внутри поджимается. Дрожащие пальцы не справляются и Кхун отдёргивает его руку, расстёгивает сам – чёрт, какой же он на удивление ловкий. Стягивает штаны вместе с бельём, и Арм запрещает себе думать, что даже член у него красивый. Вместо этого – позволяет себе поддразнить, прошедшись языком по всей длинне, за что тут же получает: руки сверху сбрасывают с его плеч рубашку – как будто специально, а затем изо всех сил Кхун ему вонзается ногтями в кожу, и это так отвлекающе-больно, но при этом так разоблачающе, что даже смешно. Впрочем, Кхун и не скрывает, что получает удовольствие – как только Арм берёт в рот наполовину, всхлипывает громко, и совершенно бесстыдно подаётся навстречу. — Арм... — голос у Кхуна глубокий и сладкий-сладкий, и у Арма по спине мурашки от этого сочетания букв, произнесённого вот так. — Назови меня по имени... — с чужих губ слетает сбивчивая просьба, и о, этот голос! Кто бы мог подумать, но ненавидящий перфомансы с караоке Арм сейчас готов был его боготворить. Игнорировать боль и тяжесть в паху уже невозможно, и рука тянется к собственной ширинке, кое-как расстёгивает, но даже двумя руками получается не сразу. Выпускает. Наконец-то облегчение. — Арм, быстрее... — чужая рука цепляет за волосы и неожиданно резко насаживает до конца, от чего приходится подавить рвотный, но из-за этой внезапной грубости собственный член дёргается от возбуждения. Он с влажным звуком отстраняется, задирает голову, чтобы посмотреть в лицо; тот слегка наклоняется и, чёрт, этот взгляд сверху вниз. Рука цепляется кольцом там, где был прежде рот, не меняя размеренного темпа. — Г-господин Кхун, — вдруг ниже-хрипше, чем обычно, голосом, и в карих глазах с поволокой вспыхивает настоящая жадность. Арм выжидает с пару секунд, берёт в рот на полную и тут же выпускает, давая сделать лишь один толчок. — Танкхун...— повторяет на пробу, раскатывает по языку буквы, и глядит, заворожённо потому что от этих глаз невозможно оторваться. Длинные пальцы убирают нежно со лба мокрую челку, чтобы затем с силой потянуть, заставить взять так глубоко, как только можно, вбиваясь резкими толчками. Его член неудобно заполняет горло, но Арм никогда бы не подумал, что отсасывать кому-то может быть настолько приятно. Кхуну явно осталось недолго, и он сам уже близок – сердце раздаётся шумом в ушах и пульс горячо стучит по всему телу. Рука тянется к своему члену, и Арм подбирает скорость ровно под ту, с которой Кхун трахает его рот. Воздуха мало, критически, голова на секунду проваливается куда-то в чёрное ничто, прежде чем дать телу сделать вдох. Но хватает всего пары толчков – он подаётся в сладком спазме в ладонь и звучно стонет, посылая вибрацию. Тут же – голос Кхуна, который, сильно вцепившись в загривок, бросает протяжный стон. Вдруг много горячего и жидкого в глотке, заставляет, отстраняясь, надрывисто закашляться, и Кхун шёпотом бормочет что-то несвязное, пока Арм бессильно опускается на пол в попытке отдышаться и прочистить горло. Ноги совсем не слушаются, когда он кое-как встаёт, застёгивается и оказывается подхвачен Кхуном под руку. Они глядят друг на друга вязкими, пьяными взглядами и, чёрт, Арм был готов поклясться, что он ни о чём больше не жалеет. Кхун, судя по глазам, тоже.