Кластерные Интриги

      Наступила тьма… вместе с резкой как удар хлыста головной болью, что последовала за какафонией из металлического скрежета и звона, напоминающего падение гильз. А голоса, точнее, надрывные вопли, стали, наконец, яснее.       — Протри линзы, дылда! Все ящики тут раскидал, замкни мою фазу с нулём! — завопил чей-то напряжённый голос справа от тебя, заглушаемый треском помех.       — Да как можно было догадаться, что эти погрузчики, эти бестолочи, решили расставить их прямо за углом?! — возмущённо прошамкал кто-то слева, шумно поднимаясь из-за груды звенящего содержимого ящиков.       — А тебе что, предупреждающие знаки надо было любезно повесить? — с неприкрытой насмешкой прошипел третий позади, полный укоризны.       — «Внимание, опасность за поворотом!», — глумливо пропел четвёртый, отчего третий громогласно заржал, добавив:       — Ещё с изображением стопки коробок чёрным по белому! Вот так точно никто не засомневается. Ха-ха!       И другой тоже присоединился к его идиотскому смеху. Стало совсем невыносимо. Этот шум стремительно затаскивал тебя в действительность, от которой ты удивительно быстро отвык. К твоему счастью, хохот прекратился так же резко, как и начался. Хотя ты не мог визуально определить причину такого поворота из-за перекрывавшего весь обзор мешка на голове, тихо последовавшие справа бранные словосочетания на неизвестном тебе диалекте сразу дали о себе знать:       — Теперь вся амуниция разбросана на полу, мои сервоприводы треснут всё это собирать от такой моторики! — захлёбывался первый, гремя чем-то металлическим, — Клянусь вихревым мостом, у тебя в процессоре такая же неразбериха.       Минутку, он сказал «на полу»? Поверить не могу, как до меня раньше не дошло. Я на полу! Я впервые коснулся хоть какой-то поверхности за последние проведённые недели в роли туши, подвешенной к потолку. Это было одновременно и так странно, и так упоительно.       Однако минуты лежачего блаженства продлились недолго, и тебя быстро подняли на колени. Ты только сейчас понял, как сильно твои предплечья ноют вместе с шеей от удерживавших тебя оков с привязанными к ним тросами для удерживания, видимо, полумёртвого пленника в вертикальном положении. Эта боль не дала тебе ни единого шанса на какой-либо протест. Всё, на что ты оказался способен, это несколько раз стиснуть зубы, а потом глубже втянуть в себя пыльный воздух помещения, тихо выругавшись.       — Пусть сами теперь разбираются, — по интонации, с которой кто-то произнёс сзади, было ясно, что его больше всего наскучила эта спонтанно возникшая неразбериха. — Не нам же грозит лишение жалования за бардак.       И с этого момента все как по команде поволокли тебя вперёд и твоим коленям пришлось принять на себя вес твоего тела и испытать все неровности холодного пола вплоть до выхода на солнечный свет, который стал для тебя в первый момент настоящей пыткой, а непривычный тебе ветер пробирал до самых костей. Да что там холод, твои мышцы до сих пор помнили каждое сокращение от электрошока, которым тебя наградили за молчание, и с каждым пройденным метром они наливались болью всё сильнее.       Хотя бы бетонная поверхность не пыталась добраться до твоих коленей сквозь толстую ткань штанин. Однако даже здесь ситуация умудрилась преподнести тебе неприятный сюрприз.       Только не в лужу!       Ты был готов всё простить этим робогвардейцам с нетрадиционными садистскими наклонностями, но только не это. Ты даже на секунду проигнорировал опрометчивость попытки объяснить бесчувственным машинам, что промокшие штаны — ощущение не из приятных.       — Это кто там на трапе клешнями машет? — недовольно вопросил шелестящий голос слева.       И все как по неизвестному тебе сигналу остановили свое передвижение. Только, видимо, ты оказался не единственным, кто не понял происходящего, судя по непродолжительной тяге за левое плечо, что не ускользнуло от внимания остальных надсмотрщиков.       — Это называется «смирно», межеумок! — прошипел сквозь зубы справа. — Не видишь — старший на нас покосился. Пока не подойдёт, мы ни с места. Усёк?       — Нас же недавно проверяли, — заметил второй, и в его тоне сквозили нотки робости.       — Кто сказал, что это вас будут проверять? — приближался хруст гравия под чьими-то шагами вместе с усиленным репродуктором голосом, отчего все разом притихли и замерли на месте, а тебе оставалось только незаметно поразиться его исключительному слуху даже сквозь грохот работающих на полную катушку генераторов.       Вскоре шарканье стихло, приблизившись на достаточное для разговора расстояние, и до тебя долетела невозмутимая, но угрожающая недлительными паузами интонация:       — Если вам так было необходимо почесать речевыми синтезаторами, вы могли бы потрудиться отключить свои передатчики.       В этот момент в глубине души ты язвительно засопережевал незадачливым надсмотрщикам, представив себе, как они были готовы убить друг друга своими взглядами, лишь бы определить виновника их позора, но тебя быстро вернула к реальности неумолимо-решительная команда старшего:       — Стянуть с головы мешок!       Погодите, какой еще мешок?       Ответ поступил ослепительными лучами местного солнца, в одно мгновение высветившими ранее скрытую от глаз картину. Трудно описать словами пронзившее тебя дежавю — как будто весь воздух перед тобой распороли до последнего атома, и каждый квадратный ярд пустой авиабазы наполняется всё новыми деталями, стоило тебе только моргнуть, и каждая из них впивалась в твою память, словно ржавый штык. Особенно этот образ «старшего», что крепко сжимал в руке рацию, которая, видимо, соединяла его с репродуктором на крыше смотровой вышки, так и наталкивал тебя даже на абсурдные предположения.       Не его ли я тогда пристрелил в… Нет! Что я себе навоображал — убить незнакомого командира из пистолета на глазах у подчиненных? Такое случается только в третьесортном боевике или в дурных снах, но не наяву! Тем более я не припоминаю его механических «шевронов» на бледно-зелёном лице в сочетании с треснутой линзой у левой оптики.        — А вот и узник «34-11» собственнолично. — внимательно оглядел тебя сверху вниз старший и спрятал рацию в карман. Ты не был в восторге от его фальшивой попытки проявить офицерскую вежливость в игре со слогами. — Давно хотелось разузнать чуть больше, чем могут рассказать документы.       Прекрасно, ещё немного — и я стану безликой знаменитостью среди солдафонов, которым было на роду написано красоваться в витринах исторического музея. Уж больно бросаются в глаза их «снарусовские» гренадёрки. Интересно, мне хоть с чем-то новым удастся столкнуться?       Пока ты пытался поразмыслить над значениями расцветки их мундиров и количества полос на шлемах, старший наклонился к тебе. Кажется, твоя стальная маска с капюшоном были полностью прозрачны его тяжёлому взору, и это производило на тебя угнетающее впечатление. Благо гулкий звон твоего неровного дыхания был заглушён остальным шумом.       — До сих пор помню, как в прессе проскочила информация о том дне… — сверкая линзами, хриплым басом затянул он, будто совсем не интересовался, ответишь ты ему или нет. — Сам случай не был в новинку… как и тротиловые шашки в карманах у каждого десятого важника в столичных переулках. Но локация! — его лицо осветилось ужасом, который был тут же вытеснен незаметной заинтересованностью. — Мало у кого хватило бы дерзости заявить о себе в преддвериях самого дворца! Разумеется, это не случайность. Согласись.       Твой безразличный взгляд через маску на протяжении его монолога был ответом. Ты лишь терпеливо ждал, когда старший закончит свой досмотр. Признаться, с каким наслаждением ты представлял себе, как сплюнешь ему на металлическое подобие брюк цвета хаки. Пусть даже после этого он бросится на тебя с кулаками — тебе это казалось естественным. И, к твоему сожалению, одной тирады ему оказалось мало, и он надменно выпалил следующее:        — Ну, есть что добавить? Какие-либо пожелания напоследок?       Добавить? Ему ещё комментарии от меня нужны? Ха, этому интервьюеру бы точно не понравилось, что у меня на уме.       Ты даже невольно усмехнулся про себя. Твои губы сошлись в подобие улыбки, хоть из-за маски этого и нельзя было увидеть, но по нахмуренным бровям и сжатым губам в одну линию у старшего было понятно, что твой жест не остался без внимания, и он со скрежетом выпрямился, скрестив руки за спиной. Он, несомненно, пытался подобрать необходимые для ответа слова, внимательным взглядом устремившись куда-то в сторону.       — Впрочем, — сухо произнёс он в заключение, — у неразговорчивых ответы на все вопросы можно разглядеть в их оптике. — Последние слова заставили тебя непроизвольно заострить внимание на светящиеся огоньки в его линзах, пока он сдерживает раздражающую паузу. И чтоб мне стукнуло 220 он прав — его хищный взор вместе с неподвижным, острым как бритва анфасом не просто смотрели на тебя, а пронзали насквозь, заставляя сердце биться чаще, а то и вовсе выскакивать из груди, и только твоя новообретённая прострация была способна сохранить равновесие, только это никак не избавляло тебя от осознания всей мерзости его возможных намерений. — Взгляд выдаёт каждого, не так ли? — с фальшивой любезностью осведомился он, холодно оглядев тех четверых, что так и не подали голоса за время его речи, даже не повернув голов в твою сторону. — Снимите с него маску, мы должны знать, с кем имеем дело. Смелее, давайте!       Его командирский тон буквально зазвенел у тебя в голове, на достаточное мгновение отрезвляя и приводя мысли в порядок, но ты всё равно не смог определить, что тебя больше приводило в ужас — страх перед разоблачением или… хотя нет, это всё одна и та же мысль, только исходящая от разных источников. И каким бы мутным не казался замысел Снаруса, ему, похоже, не было безразлично моё немеханическое происхождение. До сих пор помню его ошеломлённую физиономию, когда он в первый раз сорвал с меня маску — с тех пор больше никто не решался проделать со мной подобное. Но что меня связывало с его непонятными планами?       Пока ты мучился в своих догадках, кто-то из четверых наконец напомнил о своём молчаливом присутствии, сбив ход твоих мыслей:       — Но товарищ капитан, у нас приказ от старшего офицера! Мы не можем прикасаться к узнику.       Прозвучало это довольно решительно, на что прозванный «капитаном» издал короткий смешок, с сомнением приподняв бровь.       — Неужели? Как интересно! Может, вы ещё посмеете сказать, что меня зрение подводит, раз я проглядел печать «Руками не трогать!» на карточке заключённого?       Последовавшее молчание оказалось неловким, а на лице старшего можно было прочесть раздражение пополам с тенью скепсиса. Однако очередное нарушение тишины было встречено довольно быстро:       — Это было срочное распоряжение. Офицер ссылался на риск заражения кластерным параличом при контакте с заключённым. — В его голосе прорезалась доля неуверенности, которая в два счета стёрла нахлынувшую озадаченность с лица капитана с услышанного, превратив его в маску ехидного всеведения.       — Вид у него, конечно, тот ещё, — словно раздумывая, протянул капитан, — будто на барахолке недавно открыли новую линию моды. Но я что-то не вижу на нём никакой ржавчины.       — Я, признаться, тоже. — Вступил в разговор другой голос позади, откашлявшись. — Вот только первые симптомы были надёжно изолированы маской, которую Снарус запретил снимать. Так что никто из нас к заключённому не прикасался.       Ещё лучше, оказывается, Снарус предусмотрительно повесил на меня ярлык заражённого. Но чью ты шкуру пытаешься сохранить такими ухищрениями?!       На этот вопрос ты не надеялся найти ответ, поэтому был вынужден подчиниться безмолвной инструкции, заданной инстинктом.       — А вы сами верите в эту историю, что вам наплели? — всё так же с презрительной въедливостью допытывался капитан, искоса бросая на них короткие взгляды. — Или мне стоит отчитывать вас за грубые нарушения условий содержания заключённых из группы риска? Даже перечислять не стану, и так до дисциплинарного ареста недалеко…       Было видно, что он сам догадывался об ответах, которые обеспокоенные охранники могли дать не задумываясь. Старший определённо наслаждался грамотным жонглированием словами и интонациями, заставляя подчинённых сделать выбор из одного единственного варианта, выгодн­ого ему.       — Я так и думал, — злорадно подытожил он, заранее торжествуя собственную победу. — Так бы и сказали, что боитесь замарать руки об оборванца. Надеюсь, вопрос исчерпан.       Заметно растерявшись, но не утратив самообладания, охрана переглянулась между собой — и, похоже, чтобы скрыть своё смятение, даже хлопнула ладонями по бокам. Ситуация требовала принятого решения, и наиболее уверенный из них медленно кивнул капитану, который после этого задумчиво потёр указательным пальцем подбородок, удовлетворённо бросив взгляд на тебя. В ответ ты бессознательно отстранился, пытаясь сохранить хоть какую-то дистанцию между собой и блюстителем порядка. Только тогда ты обратил внимание, как предательски кандалы препятствуют твоему движению — и тебя прошиб холодный пот, когда его тонкие, металлические пальцы всё ближе тянулись к твоей маске, словно старший собирался вырвать саму душу из обессиленного тела. Ты сомкнул веки и замер, уже готовясь к самому худшему, точнее — к неизвестному. Но вдруг ладонь, уже готовившаяся схватить тебя за маску, словно наткнулась на невидимую преграду — и остановилась, а лицо капитана неожиданно исказилось желчью, как только до его слуха долетел запыхавшийся выкрик издали:       — Капитан Фаргус! — остановился подбежавший возле капитана, и тот в ответ презрительно повернулся к нему лицом, практически не меняя положения корпуса, готовясь взглядом бросить в него кинжал, если он, конечно, мог. — Потребовали, чтобы вы соединились с «Кластер-тауэром», сэр.       И напряжение в воздухе вокруг капитана мгновенно разрядилось, уступив место лёгкому недоумению.       — Кластер-тауэр? И что им от меня нужно? — задумчиво нахмурился он, будто бы догадавшись о чем-то. И тут же его лицо перекосилось, на нём проступило негодование — но лишь на мгновение.       В ответ пришедший как-то неловко кивнул, всем своим видом выражая крайнюю растерянность и глубокое раскаяние. А в следующий момент капитан выхватил у него из рук переговорник и поднёс его к уху, полностью отвернувшись от тебя.       — Капитан Фаргус на связи, — холодно отрезал он. — Меня вызывают? — почти прошипел он в трубку. — На переговорную? — Потом на секунду прислушался и на что-то кивнул сам себе. — Прибуду только через час. Отлично. Конец связи. — Он передал переговорник обратно пришедшему, и тот, сделав извиняющееся лицо, торопливо спрятал его в карман комбинезона и удалился к своей работе.       Честно говоря, ты был мысленно благодарен незнакомцу, который так ловко избавил тебя от необходимости выкручиваться самому, дав тем самым передышку и возможность подумать. Хотя ярлык незнакомца, который ты поспешно навесил, больше сходил на преувеличение: его силуэт с самого начала мелькал у тебя в боковом зрении, пока он расхаживал среди ящиков и заносил в блокнот какие-то данные.       Похоже, это был суперкарго.       Впрочем, тебя уже начинало донимать томление в ожидании чего-то неведомого, того, что непременно должно было произойти, и это самое состояние неведения удерживало тебя от того, чтобы поторопить события. Поэтому твое время тянулось медленно, как автомобильная стрелка на счетчике, пока Фаргус не прервал молчание.       — А вы чего уставились?! — прогремел он, обводя четверых взглядом, в котором явно читалось намерение разнести их в пух и прах. — Пассажир опаздывает на свой спецрейс, пока вы тут перезагружаетесь! Немедленно на борт! — Он махнул рукой в сторону рампы какого-то шаттла, изгибы корпуса которого подозрительно повторяли очертания бронированного жука.       Ты не успел вдоволь насмотреться на это чудо техники, как тебя бесцеремонно втянули внутрь, и тут же сбоку понеслись такие потоки ругани и проклятий, что тебе почудилось, как завибрировала твоя маска. Вместо того, чтобы вслушаться, ты поневоле зажмурился, пытаясь всеми височными мышцами заткнуть уши — чем меньше знаешь об окружающих, тем лучше. Жаль руки не были готовы тебе помочь. Но вскоре тебя пристегнули к креслу, сняв все тяготы этого вечера с твоей шеи, что напоминали колодки, ты впервые испытал какое-то подобие уюта, которую никто не должен был нарушить. Казалось, еще немного, и придёт сладкий сон. Но расслабиться не удалось. Щелкнул замок ремня безопасности, и что-то ударило в грудь. Тебе даже захотелось выматериться на весь шаттл. Ты открыл глаза, хотел было спросить, кто посмел сорвать покой, но лишь держал рот приоткрытым, хоть такое мимическое искажение невозможно было разглядеть за ограничивающей обзор маской.       — Постарайся не заразить своей дрянью соседей, — насмешливо похлопал тебя по плечу один из тех четверых, кто провожал тебя. Тот заметно осмелел — конечно, ведь никакой гнусавый командир больше не пытался проделать своим карающим взором сквозную дыру в его ухмыляющейся физиономии. — Ещё бы ты позволил бедолагам не дожить до казни, — томно продолжил он, покачав головой. — Нехорошо.       — Да лучше уж квинтануться от своих, чем снова прогибаться перед рылом паршивого законника… — неожиданно донеслось слева от тебя. На такой неслыханный дерзкий демарш офицер не мог не обернуться. Так и случилось. Ты непроизвольно сжался, когда искрящийся конец дубинки просвистел над твоей макушкой и звонко врезался в челюсть говорившему. Впрочем, названный объект отделился от своего хозяина, отправившись в недолгий полёт к стене. Сам офицер, однако, оказался не настолько низменным, чтобы упиваться своей местью — наоборот, он грозно нахмурился и пристально оглядел потерпевшего, которого лишь чудом удержали на законном месте ремни безопасности.       — Тебя за речевой синтезатор никто не тянул! — раздражённо бросил он, затем окинул всё тускло освещённое помещение своими прожекторами и громогласно объявил: — Всем оставаться на местах, отбросы! Чтобы ни одно отребье не нарушало тишину любыми формами агитации или саботажа. Вне зависимости от приложенных стараний вы так и останетесь разносчиками слухов и мусора, которым суждено раствориться в мусоросжигателе. Дважды повторять не буду.       С выпаленной тирадой офицер развернулся на пятках и степенно отправился к выходу из отсека. Следом потянулись и другие, оставив тебя наедине со своими мыслями и товарищами по несчастью. Но какие именно мысли успели сложиться у тебя в голове, трудно сказать. Ты сидел, привалившись спиной к стене, ожидая, пока эти мысли начнут выстраиваться в некую последовательную цепочку. Тщетно. В голове было сумрачно: в сознании чувствовалась какая-то незавершённость. Но апатию ты мог отчётливо различить в этом сумраке.       Через несколько минут гул двигателей достиг своего максимума, и твоё естество пришло в движение. Вернее говоря, под самим движением подразумевалась бесшумная, неуверенная поступь, уже дошедшая до состояния, близкого к упадку, когда вперёд можно отправлять только слабую тень надежды. Но основная масса сознания проявила готовность восстать. Его следовало чем-то занять. Оно постоянно искало какую-то зацепку. Как будто ставкой в твоей игре была жизнь.       Жизнь, которую легко проиграть.