⏳ ⏳ ⏳
— Что с тобой? — Юнги взволнован, ведь его крайне увлечённый — по жизни — друг в час дня лежит аккуратным длинным пластом на диване их общей гостиной. И это вместо того, чтобы пропадать где-нибудь в лаборатории или в подвале, смазывая и обхаживая Машину. — Всё нормально, — совершенно убитым голосом произносит Тэхён. Мин хватается за сердце и спешит на кухню к кулеру — воды! воды! — Я тебя внимательно слушаю, — присаживается он рядом с Тэ и чуть приподнимает его голову, помогая сделать несколько глотков. Юнги, собственно, забежал лишь переодеть туфли помягче: эти — из кожи, тиснёной под крокодилову — немного жмут. А тут такое! Гулко сглотнув, Ким снова откидывается на диванный валик. И молчит, многозначительно изучая потолок. — Ты за вчерашнее обиделся? Ну, прости меня, я почти не хотел — тот парень сам на мне повис! И у нас ведь ничего не было, вернее было, но очень быстро, это ни к чему не обязывает… — суетливо оправдывается он, допуская все свои грехи, которые могли привести его друга в такое лежачее состояние. Тэ тяжело и трагично вздыхает. — Ну прошу тебя, прости! Меня же не было от силы час! Ты ведь взрослый, я не обязан тебя опекать! — взывает он лежачего к совести. — Или надо?! Ах!.. Ты что-то употребил? Ты… курил? — с ужасом прижимает он ладони ко рту, раззявленному в немом крике. О боги! Ещё более трагический выдох-стон, сопровождаемый медленно и красиво закрываемыми веками. — Ким! Или ты говоришь, что случилось, или я от тебя ухожу! — всё, последний довод. — Я не имею права говорить тебе ни-че-го, — наконец негромко, а оттого прямо-таки зловеще произносит с закрытыми глазами Тэ. — Почему это я в таком остракизме? — недоумевает Мин. — Нет, друг мой, остракизму подвергли меня. Лишь мне одному запечатали молчаньем рот. — Ки-и-им… Ты что такое говоришь? Что за монолог Гамлета? — Это монолог Русалочки. — Ты сдурел совсем! — вспылил Мин. — Какая из тебя Русалочка? — А такая! — резко садится Тэ. — С меня взяли почти подписку, чтобы я молчал! А меня, блять, сейчас порвёт, если ты спросишь ещё хоть одно слово «что случилось»! — Ну… Это два слова… — Похуй! Я должен молчать ещё почти три часа! — и опять со стоном, приближенным к стенанию, валится навзничь. — Что-то по работе? — пристреливается Юнги. — Да. — Машина? — Она. — С ней всё в порядке, ты в ней ничего не сломал? — делает невероятное допущение историк, хоть и уверен, что его друг-аккуратист даже пылинку положит на то же место, откуда взял. Всё должно быть у него точно. Но на всякий случай надо поинтересоваться. — Что ей сделается? С неё теперь все защитные плёнки сняты, — устало хмыкает Тэ. — Тогда что? — версии закончились. — Не скажу, — но слышно, что слова почти разрывают связки, так хотят на волю. — Не говори, — легко соглашается и помогает этим друг. — Скажи лишь, почему надо молчать три часа? Тэ смотрит на свои часы без цифр и уточняет: — Ещё два часа и тридцать семь минут. И это приплюсуй к тем двум с половиной часам, которые я молчал здесь один! — горячо требует он сочувствия. — Ужасно! — поглаживает плечо Тэхёна его слушатель. — И кто этот жестокий человек, что такой кошмар тебе устроил? — Ху!.. — уже вскрикнул Тэ и сам себя подстрелил мысленно на этом взлёте. — Хуй его знает, кто он. Но он запретил мне об этом говорить. — Как это хуй его знает? — совсем запутался Мин. — Должен сказать тебе, друг мой, от твоих расспросов ещё тяжелее. Давай ты уже свалишь, я ещё пострадаю без тебя. А? — уже с раздражением намекает Тэхён. — Тогда я в библиотеку? — предлагает пути к спасению Юнги. — Валяй, — желчно разрешает Тэ. Мин переодевает свои красивые туфли: — Как я выгляжу? — кокетливо поправляет он чуть раскрутившиеся вчерашние кудряшки. — Как бар-ран… Лучше бы ты выглядел бледным африканцем… — Ким вообще не утруждается деликатностью. — Ах ты ж… — задыхается от возмущения Юнги. — Не жди меня вечером! — уходит, сильно и нервно виляя бёдрами, неприлично громко хлопнув дверью. Тэхён тут же срывается из положения лёжа и с грохотом усаживается за стол: ему срочно нужно выплеснуть свои впечатления, пусть даже потом придётся сожрать это эпистолярное наследие. Убористо и аккуратно выписывает Тэ свои переживания сегодняшнего утра, ведь это почти то же самое, что рассказать другу. Или даже нескольким. «Дорогой дневник…»⏳ ⏳ ⏳
... Утром, когда Хувед, наконец, предложил ему сесть, Тэхён еле держался на ногах: мужчина рассматривал его горящими глазами долгие несколько минут, заставив молодого человека покраснеть, побледнеть, вспотеть, озябнуть — и так несколько циклов подряд. И вот они сидят, можно сказать, друг напротив друга, только на расстоянии почти в шесть метров: хозяин огромного кабинета — в кресле у окна рядом с книжным стеллажом, а его гость — на диване возле дальней стены. Между ними пересечённая местность в виде рабочего стола, большого ковра с тонким узором, двух терракотовых горшков с сочными растениями и небольшого шахматного столика, на котором расположилась доска с расставленными фигурами нежно-кремового и насыщенно-чёрного цвета. Тут же играет хрустальными гранями стакан воды, который заблаговременно поставил Хувед. — Это тебе, — указал он, — пей. Тэ, молча кивнув, выдул в один глоток большую часть. И уставился на спасительных пешек, коней и ферзей. Потому что, судя по маскировке, Хувед не хочет, чтобы его рассматривали. Ну и не надо, вон какие фигуры занимательные! Интересно, какие они на ощупь?.. — Я должен тебе кое-что объяснить, — говорит Хувед после несколько минут молчания и — почему-то Ким уверен — рассматривания, потому что он физически чувствовал оглаживавший его взгляд. Тэ опять кивает, гипнотизируя чёрную ладью. — Я… гм-гм… Я вчера был в машине времени. — Как?! — вскрикивает главный техник. Он до последнего надеялся, что неправильно понял смысл записки. — Ещё нет подтверждения и разрешения! — у него от такого нарушения сердце выпрыгивает на шахматное поле. — Мальчик, я сам себе разрешил. И своим путешествием подтвердил, — голос Хуведа дрожит немного, и Тэ понимает, что для человека такого уровня даже такая малая дрожь в голосе означает просто нечеловеческое волнение. Тэхён сглатывает настолько тяжело, будто пытается протолкнуть в горло пешку. Или слона. Что тут скажешь? Он поднимает на координатора глаза, полные мистического потрясения, транслируя так много вопросов, что Хувед продолжает: — Я понимаю, что я рисковал и Машиной, и жизнью, и отчасти проектом. Но больше всего жизнью, потому что на случай эм-м-м… неудачи, так сказать, я подготовил документы, которые бы продолжили жизнь исследованиям. У меня нет наследников и бывших жён, мои родители умерли, так что всё моё состояние было бы приятно разделено между моими сегодняшними сферами интересов. И поверь, Машина времени — самый лакомый мой интерес, — в его голосе очень тёплая интонация. — Словом, Ким Тэхён, так получилось, что я тебе первому скажу: вчера я путешествовал во времени. Даже воздух зазвенел в кабинете. Мозг Тэхёна однозначно отозвался звуком храмового гонга. Но голос смог лишь просипеть: — К-как?.. — Час. В прошлое. Я всё рассчитал, кроме того, что от впечатлений — если ты понимаешь примерно, что я вчера переживал — забуду вырвать из твоего блокнота предупреждающую записку, — он виновато разводит руками. Тэ молча быстро вынимает из кармана свёрнутый листок и показывает Хуведу, высоко поднимая брови. — Да, её. Но всё остальное прошло удачно. Я перед тобой. — Но ведь вы могли… — даже заканчивать эту фразу боязно. — Да, мог. Но я уже так много повидал и сделал в этой жизни, что моя смерть меня совсем не пугает. Однако теперь мы можем смело сказать, что наша машина времени может переносить людей. Представляешь, сколько лишних экспериментов, времени и денег я сэкономил своим безрассудством? — его глаза блестят, голос полон воодушевления. — А как технически вы это провели? — Тэ почти забыл, с кем он находится в одном кабинете, и позволяет себе вспомнить, что он учёный. Пусть и совсем молодой. — Ты хочешь видеть расчёты? — А можно? — Да. Раз ты моё первое доверенное лицо, — усмехается его голос под маской, — то можешь. Вот, — он метким скользящим движением толкает серебристую папку к противоположному краю длинного стола. Молча указывает рукой Киму, дескать — бери, читай! Тэхён пересекает всю положенную территорию и, опираясь на стол, открывает папку… ⏳ Взрослый мужчина откровенно любуется красивым, умным и — что скрывать — очень удачливым молодым человеком. Чёрные мягкие волны волос, которые упали, прикрывая большие пронзительные глаза, ровный крупный нос, интересной формы губы, которые тот покусывает, перелистывая записи. Руки — как песня, этими пальцами, наверное, не устанешь восхищаться: они чуть поглаживают листы, двигаются по строчкам, останавливаются на тех местах, которые могут быть не сразу понятны… Замечательные руки! Грудь лёгким рельефом просматривается через водолазку, тонкая талия подчёркнута кожаным поясом на струящихся брюках, скрывающих стройные и явно ровные длинные ноги. Это миф, что «бананы» могли скрыть неаккуратные формы. Ничего подобного! Очень даже подчёркивали! А когда вот так — гладит он взглядом стоящего парня — это просто пир для глаз и для души. — Может, сядешь? Ты уже почти полчаса стоишь, Тэхён, — с удивляющей заботой в голосе говорит он. — Что?.. — вскидывает он свои лучистые глаза. — Я говорю, если ты устал, то садись. — Я могу? — поднимает он папку. — Да, конечно, — разрешает Хувед. И ещё около получаса Тэхён отсутствует. Координатор решает, что сейчас и он может чуть поработать — дополнить своими впечатлениями личный безрассудный «проект». Ведь это тоже важно! Он первый человек, совершивший путешествие во времени! Ох… Мурашки согласны с ним полностью — бегают, потрясённые. В кабинете наступает какое-то уютное молчание, чуть сдабриваемое шипением увлажнителя воздуха возле цветов и шуршанием страниц, прилетающим то от одного, то от другого мужчины. Тэхён читает совершенно интимную запись — письмо вот этого человека самому себе. Этот недосягаемой высоты босс разговаривает сам с собой «ты проходишь мимо и, блять, даже не смотришь сам на себя!». Вот от этой яркой душевной молодости очень взрослого мужчины парень чувствует восторг ничуть не меньший, чем от стройных расчётов, которые он просмотрел ещё раз от начала и до конца. Тэ аккуратно расправляет записку, которую принёс, и подшивает её в эту же папку. Поднимает глаза и видит, что Хувед что-то строчит. Теперь очередь молодого учёного порассматривать мужчину. Но не удалось. Тот словно почувствовал взгляд и оторвался от листа. — Прочёл? — Да, — очень просто и задумчиво ответил Тэхён. — Тебе мой поступок кажется необдуманным? — Соу-соу. Все расчёты убедительны, но риск был неоправданно высок. Однако вы удачно провели один из самых смелых экспериментов. Как, впрочем, поступали многие учёные — они испытывали изобретение на себе в первую очередь. — Вот. Видишь, как ловко ты меня оправдал, — опять улыбка в голосе. — Я восторгаюсь вами! — искренне отвечает Тэ и кланяется. — Очень приятно, что я могу вызвать восторг у молодого и перспективного учёного, — чопорно возвращает Хувед. — Сегодня в шестнадцать ноль-ноль я планирую собрать небольшое совещание по результатам моего э-э-э… путешествия. И объявить о результатах. Но до того никто, кроме нас двоих, не будет знать об этом. Не знаю уж, как тебе себя вести, когда я сделаю доклад… Посмотришь по обстановке, ты парень умный. Тэ молча и утвердительно смотрит на босса. — Ни. Ко. Му. — Я понимаю. — Сейчас, пожалуйста, отправляйся в свою квартиру — я улажу твой вынужденный прогул. А затем вашему отделу будет объявлено о собрании. То есть ты придёшь вместе со всеми. По рукам? — но это фигурально выражаясь, потому что он по-прежнему стоит далеко от Тэхёна. — Да, господин, — кланяется Тэ. — Тогда до собрания, Ким. ⏳ И пока Тэхён на подкашивающихся ногах спускается с верхнего этажа и, погибая от распирающего знания, перемещает своё тело в квартиру, чтобы принять всю тяжесть вынужденного страшного молчания, Хувед открывает в компьютере многочисленные файлы отдела кадров Института времени. Поиск приводит к папке с личным делом Ким Тэхёна. Дата рождения… Место рождения — о, Принстон, как интересно… Двадцать три года. Всего лишь! Аспирант Сеульского национального универстерта; специализация: «Прикладные информационные технологии в астрофизике и химии»; смежно-научный проект: «Интеграция модных тенденций 1980–1990 гг XX века с позиций геополитической синергии». Кто бы ещё перевёл, что именно он изучал в проектории? Но в университетах уже десять лет, как ввели «лирику для физиков» — смежные науки, чтобы молодые учёные не зацикливали своё мышление, а расширяли горизонты познания и прочая, прочая, прочая… Семья. Ради этих строк шестидесятидвухлетний бизнесмен и открыл личное дело Ким Тэхёна. Родители…⏳ ⏳ ⏳
Во время собрания Тэхён, с честью выдержавший своё испытание (пусть ему и пришлось опуститься до оскорбления своего чувствительного друга), встал позади профессорского состава, в скромном арьергарде из аспирантов. Нельзя сказать, что он слушал невнимательно, но то ощутимо всасывающее внимание, с которым докладчика пожирали глазами, ушами и мозгами сотрудники лаборатории Машины, не шло ни в какое сравнение с тем, что позволял себе Тэ. Он мог даже ненадолго отвлекаться, вновь пытаясь получше рассмотреть координатора. Тот снова был в маске, но теперь с открытым лбом. Глаза были спрятаны за очками с чуть тонированными стёклами и ярко-синей оправой. Сейчас Тэхён заметил на его довольно длинных пальцах несколько колец. Красиво. Очень интересный мужчина. В своём докладе Хувед опустил лишь два рукописных документа: письмо самому себе и записку Тэхёну. Ну, значит, так надо. Тэхён всё-таки задумался и отвлёкся, потому что он вздрогнул от неожиданно громкого: — Пгошу меня пгостить, но это же фогменное мальчишество! А если би вас газмазало по Машине?! Ви пгедставляете, к чему би это пгивело?! — потрясая крупными заслуженными кистями, восклицал израильтянин. В этом направлении Тэхён был на его стороне. — Я уже принёс свои извинения в начале доклада, уважаемый господин Риневич, — довольно смиренно ответил нарушитель. — Это вегх безгассудства, уважаемый господин Чон! Самый вегхний вегх! Выше некуда! Чернокожая пресс-секретарь порывается встать, чтобы, видимо, защитить честь их общего босса. Но тот легко кладёт ей руку на плечо, успокаивая. — Но давайте же увидим хорошее, друг мой! — призывает тот самый господин Чон. А с каких это пор стало известно?! Как-то Тэхён пропустил момент знакомства. — Мы его бесспогно видим, — так же резко, как начинал ругаться, понижает громкость Мордехай, — ви настоящий учёный, я снимаю пегед вами свою егмолку, потому что ви поступили как наш человек, — рассвечивает всё лицо улыбчивыми морщинами еврей. И первым начинает аплодировать. После этого Тэ уже потерялся в свободном обмене мнениями, в котором господин Чон совершенно не чванился, а довольно подробно рассказывал, как он пришёл к этой идее, как он боялся и что чувствовал в момент перехода. Словом, это была настоящая радость от парадоксального и безумно смелого научного хода, который позволил выиграть партию, что грозила стать затяжной. Риневич ещё несколько раз неубедительно пожурил Чона, но в конце встречи обнялся с ним и сказал: — Я от лица нашего негвного коллектива выгажаю вам своё восхищение и безмегную благодагность за вашу смелость. Ну всё, уважаемый, тепегь ви нас не поймаете — газбежимся по газным вгеменам, как пгусаки! — смеётся он. — Эм-м… Прошу прощения, профессор, — тоже, скорее всего, улыбается координатор под маской, — но как кто вы разбежитесь? — Как тагаканы! — объясняет Мордехай, шевеля под носом пальцами для наглядности. Тут уже прыскают даже самые скромные аспиранты. Даже кудрявый Юнги, всё это время старательно дувшийся на Тэхёна. Опять из холодильника приносят шампанское и триумфально пуляют пробками в потолок. Тэхён, отчасти успокоившийся, но ещё измождённый своими переживаниями, подходит к другу с мензуркой: — Если я тебе скажу, что всё, что сказал Хувед, я знал с утра, потому что он мне это рассказал сам в своём кабинете, ты мне поверишь? — спрашивает он. — Да ты что-о-о? — широко раскрывает узкие глаза Мин. — Вот то-то и оно! Именно он запретил мне говорить о чём бы то ни было до собрания. Прикинь, как меня бомбило! — улыбается Тэ, видя, что друг его простил от таких новостей мгновенно. — Ты мой герой! Я бы не смог! — уверяет его Юнги и обнимает поперёк спины. Тэ улыбается и понимает, что не так уж и глупо выглядит его друг со своим барашком на голове, вполне терпимая модная причёска… Разговаривая только с профессорским составом (при всём демократизме собрания, субординацию никто не отменил), господин Чон стоит так, чтобы видеть гибкую фигуру Ким Тэхёна. Он мельком поглядывает на аспиранта, всё больше и больше поражаясь. Поражаясь тому, как юноша похож на своего отца.⏳ ⏳ ⏳