Невинная душа

***

      — Держи, Бруно. — Мирабель протянула мне небольшую белую чашечку с горячим кофе и наши пальцы на мгновение соприкоснулись.       — Милая, правильно говорить «tio Бруно», — мягко вмешалась Джульетта, чем вызвала на моём лице подавленную грусть.       Обращение по имени обрело в моих глазах некий интимный характер. Мне нравилось то, что к Феликсу или к Пепе она обращается совсем по-другому. Мне нравится быть особенным для Мирабель. Не знаю, когда это началось. Быть может, ещё десять лет тому назад, когда я в последний раз держал на руках маленькую беззащитную девочку, что горько плакала, утыкаясь в моё плечо. Я гладил её по волосам и приговаривал, что всё будет хорошо, что она самая особенная и самая лучшая. Sobrina не слушала меня, но я был рад, что могу быть её утешением.       Я никогда не испытывал к ней грязного желания или запретных фантазий, мне хотелось лишь обнять её и сказать, что всё хорошо. Встретившись с Мирабель за стенами Каситы, я хотел убежать и скрыться как можно быстрее, чтобы не выдать себя. Но моя любовь к ней не позволила мне этого сделать. И вот сейчас мы сидим за семейным завтраком, я лениво ем стряпню сестры, делая вид, что вовлечен в разговор, наши ноги соприкасаются и я не смею сделать ничего более.       Мирабель — Святой Грааль для меня. Чистая, абсолютно невинная душа, на плечи которой взвалилась невероятная боль.       После завтрака я молча ухожу в свою башню и с выдохом приземляюсь на висящий гамак. Мне не нравится спать здесь в окружении песка и тусклого одиночества. Я совсем не вижу солнечного света, а воздух такой душный и давящий, что хочется задушить себя, чтобы больше никогда и ничего не чувствовать. Но что-то останавливает меня, меняет в лучшую сторону и заставляет жить, по крайней мере, сейчас. Не знаю, насколько мои чувства нормальные, но я точно уверен, что они самые светлые и настоящие. Мирабель — есть любовь.       Я неосознанно дёргаюсь, когда вижу её в дверном проёме.       — Я не слышал, как ты вошла. — хриплым неуверенным голосом произнёс я, вскакивая с постели. — Ты что-то хотела, sobrina? — я мягко улыбаюсь, глядя на её глаза за линзами очков.       — Я устала, Бруно. Почему мама говорит, что я должна называть тебя дядей? — Моя девочка обиженно нахмурилась, проследовав к столу и, садясь на стул, повернулась ко мне.       — Потому что я твой дядя. — Я подхожу к ней, присаживаясь на корточки и мягко поглаживаю её макушку. Кудрявые волосы переплетаются с моими пальцами.       — Тебя не было со мной столько лет и вдруг сейчас мне нужно называть тебя дядей. — Внезапный укол вины поселился в моём сердце, я отвожу взгляд и отстраняюсь. — Прости! Я имею ввиду… Не знаю... — Мирабель опустила руки на колени, сжимая подол платья. Я осторожно, словно боясь, что меня вот-вот прогонят, укладываю голову на её бёдра и закрываю глаза. Её нежные маленькие ручки с любовью поглаживают мои волосы.       — Не волнуйся об этом, mi asterisco, ты можешь называть меня, как тебе захочется, — произнёс я, набравшись уверенности, и она всё понимает. Аккуратно приподнимая моё лицо и слегка сжимая его в своих ладонях, она смотрит на меня с грустной улыбкой. Спустившись ко мне, Мирабель внезапно целует меня. Это было так быстро, что я не успел почувствовать ничего, кроме мягких нежных губ. Я просто молчу, отдаваясь ей, но она не требует большего, и меня это устраивает. Я бы ни за что не опорочил честь моей прекрасной девочки, но чувствую, что её юное тело хочет иного, когда та садится на мои бёдра, завлекая меня в долгий поцелуй. Я чувствую, как бьётся её сердце, чувствую сбитое дыхание и неумелые, но приятные прикосновения к моей груди. Она осторожно опускает меня на твёрдый пол, задирая рубашку, и с упоением проводит пальчиками по моей груди. Я не останавливаю её, а лишь смущённо улыбаюсь, вздрагивая, когда она проводит языком по соску. Это так неправильно, но так приятно. Я чувствую небольшое возбуждение и знаю, что и она его ощущает. Но мне совсем не хочется большего. Всё, что мне нужно — лишь наслаждаться её поцелуями на своей коже и мягкими касаниями. Я первый мужчина в её жизни, а она - первая девушка, которой я смог довериться без остатка. Мирабель протягивает руку к моему паху, поглаживая бугорок под одеждой, но я останавливаю её.       — Не нужно, милая, давай не будем переступать эту черту, — прозвучал мой сдавленный шёпот.       — Но я хочу, пожалуйста… — Она умоляюще смотрит в мои глаза, перед этим совершенно невозможно устоять.       — Я знаю, что ты хочешь большего, но, прошу, не нужно этого делать. Рано или поздно, ты пожалеешь.       — Не пожалею, обещаю!       Я лишь улыбаюсь и крепко сжимаю её в тёплых объятиях. Свеча на столе потрескивает.       Мне не нужна близость, и я не раз говорил ей об этом, но юное тело просит совсем другого. Я чувствую, как её бёдра скользят по мне и промежность Мирабель едва касается моей ноги. Я позволяю ей только это, нежно целуя тонкую кожу на шее.       — Неужели я совсем не привлекаю тебя? — она всхлипывает, прижимаясь к моей груди.       — Что ты такое говоришь? — я заикаюсь, отвечая на столь глупую мысль. — Ты самая прекрасная, самая лучшая девушка на всём белом свете. Я люблю тебя, mi vida.       — Не оставляй меня… — я чувствую, как слёзы впитываются в ткань моей рубашки и скользят по коже.       — Рано или поздно мне придётся сделать это, mi amor. Ты ведь знаешь, сегодня к тебе придут свататься. Ты уже совсем взрослая. — Я улыбаюсь сквозь слезы, наполняющие глаза и затуманивающие взгляд. Мне хочется умереть, чтобы никогда не видеть своё сокровище в чужих объятиях.       — Я не хочу! Я хочу остаться с тобой. — Она вскакивает, вновь оседлав мои бёдра. — Почему я не могу выйти за тебя?..       — Потому что я твой дядя. — «Потому что я самый ужасный человек на свете».       Я медленно успокаивал свою любовь, пока та не ушла помогать приготовить обед к приходу гостей. Я остался совершенно один со своими тёмными мыслями и сверкающим ножом в столе. Встав с пола, я открываю нижний ящик, усаживаюсь на стуле и достаю серебряное лезвие, задерживая дыхание и прислоняя к своему горлу. Я сдёргиваю нательный крест, и он рассыпается на маленькие чёрные бусины.       Тихое «прости», вырывается из моего рта и остаётся на желтоватом листке рядом со мной. Свеча гаснет и я делаю свой последний вздох.       — Perdóname Dios...