Пташка

      Сашка в тысячный раз закрыла и тут же, глубоко вздохнув, в тысячный раз открыла фото в мессенджере. С него на неё смотрела совершенно обычная женщина. С совершенно обычным носом, тонкими губами, чёрными волосами с глубокой проседью — такой, какая всегда появляется, когда любимый парикмахер на месяц уходит в отпуск — и совершенно обычным выражением лица. Необычными были только глаза. Их серый, даже какой-то ледяной взгляд будто затягивал, затаскивал тебя в омут. Звал в морозную декабрьскую прорубь, в которую нырнёшь — обожжёшься холодом, околеешь до самых косточек, но всё равно, с самой радостной улыбкой будешь моржевать. И это было странно. Страшно. И странно, и страшно, и Сашка даже думать не хотела дальше, и собиралась было снова закрыть этот злосчастный чат и не открывать его никогда больше в жизни… Но пальцы, словно против её воли, начали набирать сообщение. Хотя, «против воли» — было спорным утверждением. Потому что «Добрый день, Альбина Игоревна…» Сашка точно написала исключительно добровольно.       С того странного приёма в администрации города прошла неделя, и всю неделю в голове младшей Старцевой бесконечным потоком крутилась только одна мысль: этакая лента Мёбиуса из предложения посотрудничать с Миклашевич. Вообще, по личному Сашкиному мнению, выглядело оно довольно странно: какой эскиз, какое лого, почему именно она… Зачем вообще этой женщине нужно было делать столь щедрый жест? Ещё и дочери её главной конкурентки? Очень-очень странно. — Очень-очень стрёмно… — выдохнула куда-то в потолок, в очередной раз перекатываясь по огромной кровати.       Хотя, впрочем, не ей судить. У богатых свои причуды, и знала она об этом точно не понаслышке. Если бы Альбина хотела досадить маминому бизнесу, она бы явно сделала это другим способом: вряд ли Сашка создаст столь божественный логотип, что матушка ослепнет от красоты и больше не сможет руководить компанией, правда? Хотя, мать, наверное, такое «сотрудничество» вряд ли одобрит. А с другой стороны — ей ведь нужно портфолио, и кто запретит разжиться им у главной материной конкурентки?       Сашка рассмеялась своим мыслям, и, окончательно забив на все предрассудки, вернулась к недописанному сообщению. «Добрый день, Альбина Игоревна! Это Александра Старцева. Я по поводу Вашего предложения — мои эскизы ещё актуальны?)»       Ответ пришёл незамедлительно: Сашка даже не успела выйти из диалога, как статус абонента тут же сменился на радостно подсвеченное «в сети», а сам пресловутый абонент тут же начал «печатать…» «добрый! более чем) сегодня в два — пообедаем в калипсо. буду ждать!»       Следом прилетел отвратительный подмигивающий смайлик.       Сашка не то усмехнулась, не то скривилась, не то подмигнула в ответ: — Будет ждать она. Ну-ну. Смайлики ещё мне шлёт. Очень странная женщина…       «Калипсо» был одним из лучших ресторанов города. Хотя бы, потому что владела им губернаторская племянница. А ещё потому, что расположение прямо на набережной было как нельзя более удачным, кухня была просто отменной, а средний ценник отбивал у случайных прохожих желание туда заходить. В общем, днём в «Калипсо» отдыхали после ночных пьянок богатенькие дочки-сыночки, а вечером их папы и мамы решали все свои важные дела. Идеальное место. Поэтому, когда на привычное материно «Ну, и куда собралась?», Сашка, натягивая на себя уже второй кроссовок, бросила, что в «Калипсо», Ольга Борисовна даже не попыталась включить свой обычный тотальный контроль. Только лениво кивнула и велела ехать «на Кирюше».       Что ж, «на Кирюше», так «на Кирюше». Сам Кирюша, поблёскивая лакированными ботинками и посвёркивая идеально отглаженным воротом пиджака, только тихонечко вздохнул, когда Сашка передала материно распоряжение. Видимо, он тоже, как и Старцева-старшая, посчитал, что девочка просто едет потусить с подружками, и ему совсем не хотелось ждать её там весь день. — Ну, не куксись! — Сашка хихикнула и игриво хлопнула водителя по плечу, заскакивая в автомобиль, — Ты меня только отвези туда, и возвращайся. Я обратно сама. — Но, Александра Валерьевна, я же должен… — Ничего ты не должен, — мягко улыбнулась, — Я поем, потом прогуляюсь. Набережная, снежок, лёд на реке — красота. Потом такси вызову. Не переживай.       В общем, когда они подъехали к ресторану, Сашка в тридцать третий раз пообещала не заблудиться, не потеряться и добраться до дома в целости и сохранности, и отправила счастливого Кирюшу обратно в гараж.       Альбина уже была на месте. — Добрый день, Саша. — Добрый, Альбина Игоревна.       Альбина её уже ждала и выглядела отвратительно прекрасно. Отвратительно — потому что Сашка вдруг поймала себя на мысли, что откровенно залипла на несколько секунд. Прекрасно… Ну, потому что прекрасно. Потому что эта её белая рубашка идеально сочеталась с бежевыми брюками из тонкой шерсти, массивными кольцами и столь же массивной цепью на шее, и будто специально небрежно уложенными короткими волосами. — Как поживаете, Саша?       Что это? Элементы вежливости? Или?.. Изучающий взгляд этих ледяных глаз абсолютно не сочетался с ровным, скучающим тоном голоса. Сашка украдкой вздохнула. — Всё хорошо. Вы? — Тоже, — медленный, ленивый кивок головой. И тут же — снова — этот насквозь пронизывающий взор, — Что ж, я так понимаю, Вы всё-таки решились принять моё предложение?       Миклашевич чуть приподняла бровь, повторяя, обозначая свой вопрос, и картинно поставила подбородок на сложенные домиком руки. А Сашка снова почувствовала себя радостно захлёбывающейся в этой чёртовой январской проруби. — Да… — только и смогла выдавить из себя. — Я рада! — Альбина тут же встряхнула головой, разрывая этот странный зрительный контакт, и пощёлкала пальцами девочке-официантке, — Дашенька, как обычно. — Хорошо, Альбина Игоревна, — Дашенька услужливо кивнула и повернулась к Сашке, — Что для Вас?       У Сашки «как обычно» не было. Поэтому, пару минут потупив в меню, — как будто она не знала меню «Калипсо» наизусть! — выбрала себе салат и суп, и облегчённо выдохнула, когда подобострастная Дашенька скрылась за дверями кухни. Подняла глаза. — Саша, вы как-то удивительно смущены. Я бы даже сказала зажаты, — Миклашевич ободряюще улыбалась, — Давайте, что ли, пока нам несут заказ, всё же поговорим о том, например, как Ваши дела. Мне правда очень интересно…       Было ли ей в действительности интересно, Сашка так и не узнала. Но под этой странной улыбкой и завораживающим серым взглядом вдруг начала рассказывать всё, что только можно. О своей жизни, учёбе, любви к искусству, о своих работах и попытках работ… И Альбина Игоревна так участливо кивала, поддерживала разговор и поддерживала в принципе, что хотелось говорить ещё и ещё, ещё и ещё… И Сашка говорила. О том, что хотела поступать в Академию живописи, ваяния и зодчества, о том, как мать не отпустила её в Москву, буквально силой оставив при себе, о том, что мать в принципе пытается контролировать всю её жизнь, называя это опекой, и очень не любит, когда ей на это указывают, и постоянно злится и срывается по поводу и без…       И Сашка говорила. И остановилась только тогда, когда вдруг поймала себя на мысли, что говорит она совсем не то, что должна была. И совсем не той. — …а я виновата что ли в том, что она чуть не обанкротилась? Все деньги вбухала во взятку за этот тендер, вот и бесится теперь, боится где-то ошиби… — она вдруг резко осеклась.       Это был провал. Фиаско. Полное фиаско. Сашка медленно, очень медленно подняла голову на свою собеседницу. Альбина Игоревна всё также мягко и отзывчиво улыбалась, но было совершенно ясно, что услышала она достаточно. Более чем достаточно, чтобы Сашке выйти сейчас на набережную и броситься об лёд головой — если не утонет, так хоть разобьётся о замёрзшую речную гладь. — Я, наверное, пойду… — поднялась, пряча глаза где-то в маленькой сумочке, в которую безуспешно пыталась запихнуть телефон дрожащими руками. — Сашенька, ну, Вы же даже не доели…       Да она и не притронулась. Но сейчас это точно было наименьшей из бед. — Ничего страшного. Доем в другой раз, — телефон всё-таки влез в эту несчастную сумку, а вот бред из её уст, кажется, полился с новой силой, — Мне пора. Мне правда пора. — Значит, я провожу.       Миклашевич, одним глотком прикончив бокал с коньяком, вдруг поднялась со своего стула и махнула кому-то рукой. Маячивший неподалёку двухметровый шкаф в смокинге тут же метнулся в гардероб с немыслимой для такого детины скоростью, и тут же вернулся обратно с Альбининым пальто и Сашкиной дублёнкой в руках. Ещё один взмах тонкой руки, и охранник скрылся. Женщина распахнула полы дублёнки в приглашающем жесте. — Позвольте Вам помочь. — Альбина Игоревна… Не надо…       Она усмехнулась. Завернула Сашку в чёртовы кожу и мех и, понизив голос, произнесла куда-то в район её ключицы: — Я отказов не принимаю.       В машине ехали молча. Сашка невидящим взглядом смотрела на усыпанный снегом город. Миклашевич же, напротив, выкрутив на полную ручку громкости радиоприёмника, показательно беспечно подпевала какому-то старому русскому року. И вела свой майбах прямо к дому Старцевых. — Приехали.       Сашка встряхнула головой. — Что?..       Кажется, она слишком сильно увлеклась бессмысленным рассматриванием происходящего за окном. — Я говорю, приехали, красавица. Поставьте пять звёзд, пожалуйста.       Альбина Игоревна откровенно смеялась. Сашка резко обернулась, думая о том, как у неё ещё хватало сил издеваться, и желая ответить что-нибудь колкое в ответ… Но не успела.       Её губы вдруг накрыли чужие, а в затылок мягко, но властно впились тонкие, чуть узловатые пальцы. И неизвестно, что было сильнее: необычное, болезненно-приятное чувство ощущать, как эти тонкие, чуть шершавые губы касаются её, а язык медленно, будто играя, проходится по нёбу… или ступор, что накрыл Сашку с головой.       Однако ничью в этой игре объявили быстро. Ровно в тот момент, когда девушка вдруг ощутимо толкнула Миклашевич в грудь и, сильно хлопнув дверью машины, выскочила на улицу, прижимая руку к губам.       Женщина проводила её взглядом и довольно усмехнулась, наблюдая, как тонкая фигурка скрывается в воротах. Перегнулась через сиденье, доставая из сумки телефон. Напечатала сообщение. «завтра заеду за тобой в семь. ты ведь помнишь, что я отказов не принимаю?»