Кофе и молоко

Ах, и вот он снова здесь. Он приходил обычно с утра. Небрежно убирал в пучок свои волосы, — несколько непослушных прядей каждый раз упорно выбивались из общей картины и огненными лентами, схожими с языками пламени, обрамляли изящные линии его лица. Всегда заказывал айс латте, всегда садился за дальний, огороженный деревянными рейками столик в углу, расположенный рядом с витринным окном; всегда садился так, чтоб иметь визуальный доступ к улице, но не выделяться из окна с наружной стороны. Затем, выпивая напиток, некоторое время просто сидел наедине с собой, — иногда что-то писал в блокнот, а иногда даже приносил свой ноутбук, задерживаясь подольше. Но в любом из вариантов он всегда практически незаметно уходил через запасную дверь, будто бы не желая привлекать внимание выходом с парадной. Удобная планировка позволяла ему без проблем скрываться от взглядов посторонних, незаметно растворяясь в ненавязчивом шуме чужих разговоров; исчезать в звоне столового сервиза, сливаясь воедино со звуками мерно разливающихся напитков. В потрескивающем гудении ламп, в жужжании кофеварок где-то за барной стойкой, — казалось, он умело испарялся в единении мелодий, не позволяя никому обратить на себя лишнее внимание. Вернее, почти никому. — Опять залипаешь? — легкий толчок в плечо заставил баристу дернуться и чуть ли не пролить чашку с капучино, где вот-вот должен был появиться авторский рисунок акантовой ветви, выполненный молочной пенкой. Ох, всё испортил. Зачинщиком оказался Куникида, что работал с Осаму в одних и тех же сменах. К сожалению. Дазай медленно отставил паровой кувшин и неудавшийся напиток в сторону и, облокотившись на барную стойку, глянул на непрошенного гостя через плечо: — Если б не ты, я бы, может, совершил очередной прорыв в искусстве владения молочной пенкой, — Осаму хмыкнул нарочито обиженно, а затем перевёл свой взгляд обратно на него. Солнечные лучи упорно пробивались сквозь витрину, отражаясь о зеркальное покрытие обеденного столика, а затем мягким ситцем приземлялись на рыжие кудри, из-за чего каждая освещённая прядь загоралась ослепительным огнём. Складывалось впечатление, будто сама природа беззвучно намекала Дазаю — вот он, он здесь, смотри, как он прекрасен в моих тёплых солнечных объятиях. Парень знал: природа не может намекать, а все эти намёки — лишь его собственные непослушные мысли. Однако же природа оставалась мастерицею выставить прекрасное в ещё более прекрасном свете. И у неё это прекрасно получалось. — Госпожа Йосано лично поручила мне проследить за тем, чтоб ты честно выполнял свою работу, — коллега продолжал капать на мозг, и Осаму снова был вынужден отвлечься от любований, но теперь уже для того, чтоб театрально закатить глаза в ответ на нравоучения от назойливого сотрудника в очках. Куникида действительно был приставлен к Дазаю в качестве своеобразного куратора, однако лекции, читаемые им каждый день, не приносили плодов, лишь только сильнее утомляя и без того незаинтересованного работой бариста. — При всём уважении к твоему положению, — продолжал Доппо, — директор вряд ли захочет терпеть убытки по вине твоего разгильдяйства. Рано или поздно держать тебя здесь не захочет даже она. Осаму лишь недовольно хмыкнул. Ему совсем не хотелось верить, что Йосано способна так хладнокровно выгнать его на улицу, однако лишний раз, всё же, испытывать её терпение не хотелось. Более того, раз госпожа Акико согласилась почти что даром отдать одно из подсобных помещений в пользование Дазаю, значит, будет как минимум не по-людски игнорировать её просьбу уделять работе хотя бы пару-тройку часов в день. Бариста нехотя приподнялся и, продолжая профессионально игнорировать чужую ругань, направился в сторону одного из клиентов. За время работы в кофейне руки уже автоматически выполняли заданную программу: сперва нужно размельчить определённое количество зёрен в кофемолке. Затем — засыпать полученный порошок в тампер, образуя спрессованную «печеньку», помогающую сварить качественный и крепкий эспрессо. Если требуется молоко — его обязательно нужно нагреть и вспенить с помощью парового кувшина или вспенивающего термометра. Последнего у Осаму не было, посему он работал с помощью кувшина. Тщательно взбитое молоко поможет завершить напиток качественной пенкой и неповторимым узором в конце. Рука делает уже ставшие привычными движения, отрисовывая очередное сердечко по заказу покупателя. Иногда посетители просили нарисовать ещё что-нибудь на самом стакане, и Дазай не отказывал. Однако, иногда ему все же влетало от Куникиды за то, что очередной заказанный по желанию клиента цветочек вдруг завершал свой стебель узлом, напоминающим петлю на виселице. Но Куникида — не клиент, посему его нотации не особо задевали струны души. А посетителям подобные шутки, вроде бы, даже приходились по душе. Наверное, действительно серьёзно относящимся к просьбам что-то нарисовать был только Ацуши. Более того, этот святой ребёнок добавлял сердечки и блестяшки на каждый стакан, а выдачу заказа приправлял словесным букетом пожеланий счастья, здоровья, благополучия и всего-всего-всего. Казалось, будто Накаджима — бездонный колодец любви, причем колодец переполненный настолько, что он дарит свою любовь каждому встречному. Такое поведение было искренне непонятно Осаму, однако он старался не лезть лишний раз в душу беловолосому котёнку, зная, что в любой момент из-за его спины может вылезти его мрачный коллега по смене, играющий роль своеобразного телохранителя, защищающего Ацуши от нападок неадекватных клиентов. Эти двое идеально дополняли друг друга — в то время как Накаджима был бездонным колодцем любви, Рюноске был чёрной дырой, поглощающей всё на своём пути. Наверное, их и поставили в одну смену для того, чтоб уравновесить приторность Ацуши и нелюдимость Акутагавы. Иначе клиенты бы просто не вынесли каждого из них по одиночке. Особенно последнего. Дазай в очередной раз отдаёт напиток покупателю, желает хорошего дня и не упускает возможности иногда многозначительно подмигивать симпатичным молодым клиенткам, вызывая таким образом детский восторг и увеличивая вероятность того, что они вернутся снова. Таков бизнес. Время, однако, тянется уныло и долго, отчего глаза ненароком слипаются, и в перерывах между заказами парня попросту рубит прямо за барной стойкой. Будит его звук стакана, явно с осознанным усилием поставленного на лакированное дерево. Нехотя раскрывая глаза, бариста, глядя куда-то сквозь покупателя, заученным тоном выговаривает: — Добрый день, уважаемый посетитель, что будете заказывать? Осаму расслабленно клюёт носом и почти не смотрит на клиента. Кажется, тот заказывает стакан айс латте, и бариста, лениво кивая, отходит к кофеварке и готовит напиток. С одной стороны, этот выбор был одним из самых распространённых среди имеющегося ассортимента кофейных напитков и запомнить покупателей не предоставлялось возможным. С другой — именно его каждый раз брал себе тот самый парень, предпочитающий сидеть, спрятавшись за рейками и затрудняя Осаму вдоволь наслаждаться его великолепием. Пока Дазай нёс напиток, взгляд неосознанно зацепился за опустевший столик, где буквально пару минут назад сидел он. Уже всё? Осаму печально вздыхает и ставит чашку на барную стойку, а затем переводит взгляд на покупателя, готовясь распрощаться. — Спасибо за заказ, оплата наличными или кар… — Парень вскидывает брови и, кажется, сон сносит со скоростью ураганного ветра, когда крайне внимательный бариста наконец подмечает те самые ярко-рыжие кудри, частично выбившиеся из наспех собранного пучка. Сегодня он не ушел.