Третий Нефрит клана Лань, или кошмар Лань Цижэня

В Облачных Глубинах Вэй Ина и правда отмыли, так отмыли, что он теперь сверкал как натертый самовар, подчинили его нечёсаные год волосы, уложив их в прилизанный пучок, нарядили в чистенькие траурные одежды и закрепили этот нелепый в его глазах образ простой лобной лентой. Вэй Ин сопротивлялся так отчаянно, что его пришлось усмирить успокоительным зельем, которое превратило его в одного из его ходячих мертвецов. Но больше всего его пугало поведение Лань Чжаня. Он проявлял к нему поразительно много интереса, словно ребенок, которому подарили зверушку, которую он три года слезно просил. Он делился с ним игрушками, учил читать и писать, ходил с ним вместе на обед… Вэй Ин был в шоке. Неужели Лань Чжань так хотел друга, что был согласен даже на оборванца? Однако в подростковом возрасте, когда Вэй Ин с распростертыми объятьями предлагал ему себя в друзья, Лань Чжань почему-то его игнорировал. Переходный возраст? Вначале он пытался выбесить Лань Чжаня, портил его игрушки, капризничал, не хотел заниматься, швырялся едой, дразнил Лань Чжаня как никогда прежде, но все было тщетно. Его постоянно наказывали за все пакости, но никто ни разу не грозился вышвырнуть его из Облачных Глубин. Вэй Ин попал в свой худший кошмар. Но со временем он смирился. И как-то стал привыкать к Лань Чжаню и его братской заботе. Лань Чжань правда о нем хорошо заботился, хотя никогда не говорил ничего приятого или неприятного. Вся его забота была в его действиях. Вэй Ин подсознательно сравнивал его со своим братом из прошлой жизни, Цзян Чэном. Первый год жизни с ним был просто кошмаром для маленького Вэй Ина. Ему казалось, что Цзян Чэн его люто ненавидит. Потом Цзян Чэн смирился и в итоге они стали друзьями. Но когда Вэй Ин однажды спросил его: «Цзян Чэн, я ведь лучше собаки?», Цзян Чэн ему так и не ответил и обозвал придурком. Лань Чжань был добр к нему с самого начала. Конечно, он ругал его и сердился, но справедливо, а когда Вэй Ина слишком жестоко наказывали, и он из последних сил стоял голодный на коленях, маленький Лань Чжань тайком приносил ему пирожков в рукаве и становился рядом на колени, а на вопросы наставников честно отвечал, что принес еды для шиди и согласен принять за это наказание. Он делал все это от чистого сердца. Цзян Чэн, если делал что-то подобное, потом сто раз говорил, как он его достал своими закидонами и прочие гадости. Лань Чжань просто ничего не говорил. Вэй Ин никогда не задумывался над тем, какой он добрый. Ему всегда казалось, что он чопорный кусок льда, помешанный на своих правилах, которого очень забавно дразнить. Но Лань Чжань оказался чем-то гораздо большим, чем ходячим сборником о послушании. Через год Лань Сичэнь получил второе имя и собственный дом и переехал из комнаты, которую делил с младшим братом. И в тот же день туда заехал Вэй Ин. Как когда-то в юношеских мечтах, он стал спать с Лань Чжанем в одной комнате. И иногда, когда в темноте сверкала молния, гремел гром и страшный ливень барабанил по крыше, Вэй Ин с воплями кидался в кровать к Лань Чжаню, залезал под его одеяло и врал, что очень боится грозы. Сердобольный Лань Чжань повторял ему, что он должен спать в своей кровати, но в итоге позволял остаться. И тогда Вэй Ин скалился, заставлял его залезть под одеяло с головой и «бояться вместе, а то ему одному слишком страшно». И Лань Чжань боялся за компанию. Однажды Лань Чжань привел его к странному домику на отшибе Облачных Глубин, окруженному фиолетовыми цветами. Он сказал ему повторять за ним. Они вместе опустились на колени на крыльце и выразили почет одинокому дому. Вэй Ин никогда не был в этой части резиденции и недоуменно смотрел на шисюна, требуя объяснений. Лань Чжань долго молчал, а потом сказал тихо: «Грустить вместе, одному слишком грустно.» Вэй Ин так и не понял в чем дело, но повиновался и просидел рядом целых два часа в молчании, разглядывая горечавки. Потом он спросил Лань Сичэня об одиноком доме и Лань Сичэнь ничего не стал скрывать от него. И с тех пор каждый раз, когда Лань Чжань приводил его выразить почет одинокому дому, Вэй Ин грустил за компанию. Так они и росли вместе, вместе спали, ели и совершенствовались. Вэй Ину было тяжело скрывать свои выдающиеся таланты от наставников и вскоре он перестал пытаться. Он побеждал всех собратьев и в рукопашном бою, и с мечом, и плавал быстрее всех, и соображал лучше всех, и рисовал, и сочинял, использовал духовные техники лучше всех. Всех, кроме двух человек. Только два нефрита клана Лань не уступали ему в мастерстве и талантах. Лань Сичэнь нечасто практиковался с ним, так как был старше, но вот Лань Чжань… Лань Чжань был ему равен во всем. Их тренировочные бои длились так долго, что их приходилось прерывать уставшим от лязга мечей и отсутствия явного победителя наставникам. Вэй Ин упивался тренировками с Лань Чжанем. В Пристани Лотоса ему всегда было немного скучно, потому что все были хуже и слабее него и равного противника ему ужасно не хватало. Лань Цижэнь строго следил за его дисциплиной и наказывал особо жестоко за провинности, но Вэй Ину это было как об стенку горох — он продолжал озорничать и шутить. Это было ему жизненно необходимо, иначе в этой обители покоя и тишины он непременно сойдет с ума. Однажды Лань Цижэнь позвал их с Лань Чжанем к себе и без лишних поздравлений и радости подарил каждому по духовному мечу. Меч Вэй Ина отличался от его старого Суйбяня, но не уступал ему по качеству. Лань Чжань же, как и в прошлой жизни, получил свой ледяной меч с серебряной рукоятью. — Как ты назовешь свой меч, Ванцзи? — спросил Лань Цижэнь. Лань Чжань ровным голосом ответил: — Бичэнь. Лань Цижэнь задумчиво погладил бородку и одобрительно кивнул. — Хорошее имя, — он перевел холодный взгляд на Вэй Ина. — А ты? — Какая разница! Дядя и племянник вперились в него одинаковыми возмущенными взглядами. — Ты можешь хоть раз быть серьезным, Вэй Усянь?! — взорвался Лань Цижэнь, тут же вспоминая одну женщину из прошлого. Когда невинный Лань Цижэнь из вежливости спросил, как называется чудесный меч бродячей заклинательницы, Цансэ серьезно выдала: «Меч Горячей Красотки». Лань Цижэнь остолбенел тогда и стал бранить ее за неуважение к духовному оружию, а она, смеясь, ответила: «Почему неуважение? Это честь для меча носить в своем имени достоинство его владельца. Разве это неправда, а, Жэнь-гэгэ?» Лань Цижэнь был готов провалиться сквозь землю от подобного бесстыдства! — Вэй Ин, у меча есть душа, — сказал Лань Чжань с укором. — Это оскорбление для него. — Да нет, нет, я хочу назвать этот меч «Какая разница»! Лань Чжань искренне не понимал своего шиди. — Почему? — А чтобы у людей было вот такое лицо, как у тебя, когда я назову им это имя, ха-ха-ха! Те же слова Цансэ-саньжэнь эхом повторились в воспоминаниях Лань Цижэня, и он с ужасом понял, гены — это по-настоящему страшно. Он надеялся, что этот мальчишка никогда не женится и не передаст никому гены своей покойной матушки, чтобы бесстыдство не распространялось дальше по земле. Но мечу все же так и оставили имя Суйбянь. Благодаря своим талантам к пятнадцати годам Вэй Ин стал часто появляться в свете в компании двух нефритов, участвовать с ними в охоте и всяческих мероприятиях, заработав себе шутливое прозвище третьего нефрита клана Лань и многие другие. Но больше всего ему нравилось прозвище Неугомонный Бубенец клана Лань из-за того, что он все время прыгал вокруг двух нефритов и звенел своим хохотом. Ему нравилась эта метафора, две половины безупречного холодного нефрита и блестящий на солнце золотой бубенчик, разбавляющий их скучный облик своим веселым звоном. Так в народе и говорили: — Два Нефрита и Неугомонный Бубенец клана Лань спасли деревню от оборотней. — Два Нефрита и Неугомонный Бубенец клана Лань самые красивые юноши Поднебесной. И тому подобное. Вэй Ин прекрасно справлялся с желанием Мадам Юй и с семьей Цзян никак не контактировал, приклеившись к семье Лань как банный лист. Но все стало сложнее, когда в Облачные Глубины пожаловали ученики по обмену из разных орденов.