Всю ночь и весь день

Каждый вдох и выдох давались с трудом, но боль больше не была острой, не растекалась из одной точки по телу всепоглощающим пламенем, не ослепляла. Она была терпимой, сквозь её туман он даже мог дышать. Он мог дышать. Он помнил, что выиграл бой, помнил, как убил чудовище, и облегчение, которое испытал от этой маленькой победы. Он помнил, как с трудом мог сделать неглубокий вдох, как стоял на коленях в хвое и листьях — собирался медитировать и ждать, пока тело исцелит себя само, а вместо этого провалился в темноту. Но под ним больше не было ни хвои, ни листьев, и воздух пах не лесом, а древесным дымом, травами и едой. По скрипу половиц под чьими-то лёгкими шагами Геральт понял, что находится в доме. Кто-то забрал его из леса и куда-то перенёс. Его лба мягко коснулась рука, и Геральт дёрнулся, издал низкий угрожающий звук. — Тише, тише, — зашептал голос. — Прости. Это я. Это всего лишь я. Этот голос он знал, и напряжение внутри немного схлынуло. Лютик снова коснулся его лица, провёл пальцами по щеке. — Ты очнулся? Геральт заставил себя открыть глаза. В комнате царил полумрак, у кровати горела одна-единственная свеча. За окном стояла ночь, но та же, в которую Геральт отправился на охоту, или следующая, он не знал. Лютик сидел на табурете рядом, в перепачканной кровью одежде, со слипшимися от крови волосами — но не был ранен. — Лютик. — Ш-ш-ш, — Лютик наклонился к Геральту, откинул волосы с его лица, и тот не нашёл в себе сил отмахнуться. — Я не уверен, что тебе можно разговаривать. Целительница сказала, что у тебя лёгкое пробито. — Заживёт, — он попытался сесть, и рука Лютика взлетела к его плечу в тщетной попытке удержать. Напрасно — боль в груди всё равно не дала бы Геральту приподняться. — Пить хочешь? — спросил Лютик. — Ты, наверное, умираешь от жажды. В горле и впрямь пересохло так, что было трудно глотать. Геральт отпил немного из поднесённой Лютиком кружки. Говорить стало легче. — Где я? — В доме целительницы. — И как я сюда попал? — С большим трудом, — Лютик дёрнул уголком рта в слабом подобии улыбки, и Геральт наконец заметил, насколько измождённым тот выглядел, насколько уставшим. — Ты тяжёлый. — Зачем ты за мной пошёл? — спросил Геральт. — Я же велел тебе оставаться в деревне. — Ты слишком долго не возвращался. — Ты мог пострадать. — Ты слишком долго не возвращался, — Лютик не убрал руки с его плеча, а Геральт и не возражал, её тяжесть успокаивала. — Я больше с тебя глаз не спущу, — сказал Лютик. — У тебя так сильно кровь лилась… я… я думал… — о чём он в тот момент думал, Лютик всё же смолчал. — Ты проспал всю ночь и весь день. Целительница тебя подлатала. Она сказала, что не знает, что с тобой делать. Геральт хмыкнул. Конечно, не знает. Ему лёгкое насквозь пробило. Человек бы от такой раны умер. Лютик скользнул рукой с его плеча к щеке. — Ты уверен, что заживёт? — его голос дрогнул. — Бывали у меня раны и похуже. — Это не шибко обнадёживает, — непринуждённо, хоть и слегка рассеянно, он начал поглаживать Геральта по волосам. Бывали у него раны и похуже. Доводилось ему в поисках помощи выползать на четвереньках из болот, самому зашивать распоротую кожу, сквозь боль, используя то, что, по счастью, оказалось под рукой. Однажды он несколько дней просидел в глуши со сломанной ногой — ждал, пока она заживёт настолько, чтобы он смог добраться до ближайшей деревни. Он не помнил, когда в последний раз кто-то отправлялся его искать, потому что он слишком долго не возвращался с охоты. Он не помнил, когда в последний раз после серьёзного ранения просыпался в тепле и безопасности. Когда в последний раз кто-то вливал ему в рот воду по капле, потому что он был слишком слаб, чтобы держать кружку. Когда кто-то гладил его по волосам. На одежде Лютика и в растрёпанных волосах засохла его кровь. Он не смыл её и не сменил платье. Тёмные тени под глазами указывали на то, что он всю ночь не спал. Геральт закрыл глаза и впервые за несколько недель — а может быть, и месяцев — позволил себе расслабиться. — Ещё поспишь, да? — спросил Лютик. — М-м, — выдохнул Геральт. — Ты был там совсем один, — Лютик всё так же рассеянно гладил его по волосам, медленно, почти нежно. — Нельзя было отпускать тебя одного. Какая чушь. Он всегда сражался в одиночку. Так все ведьмаки делали. Но сил спорить не было. — М-м-м. — Отдохни немного, — прошептал Лютик. — Просто отдохни.