И тогда хрупкий купол треснет

      Где-то на периферии блестит рыжий всполох: закатное солнце всегда отражается от часов на стене. Это значит, что до конца рабочего дня осталось двенадцать минут.       Чжунли тихо вздыхает и разворачивает новый документ: под вечер осталась только бумажная работа, всех посетителей он успел принять утром. Да и в общем день выдался на удивление свободным: где-то в районе обеда даже пришлось какое-то время сидеть абсолютно без дела, пока не принесли документы. Такой вынужденный простой кажется странным на фоне идущего полным ходом восстановления Лиюэ.       Из окна то и дело доносятся возгласы строителей и прорабов, слышится шум и стук инструментов: Гавань отстраивается. Нападение Осиала не прошло бесследно, часть города разрушена, а оставшиеся после битвы энергетические сгустки унесли множество жизней. Долго и мучительно город оправляется от последствий, воду из подвалов до сих пор откачивают, но люди не унывают. Всё-таки дух жителей Лиюэ всегда был силён, и даже смерть Рекс Ляписа не сумела его подкосить.       Почти все просьбы жителей и документы так или иначе касаются восстановления Гавани. То требуется закупить материалы, то рассчитать их количество, то помочь распределить людей – Чжунли такая работа вполне по нраву, даже несмотря на то, что она является ужасно однообразной. Он любит Лиюэ и хочет сделать всё, чтобы город вновь процветал.       Постоянные жалобы даже в какой-то степени удручают. Чжунли правда делает всё, чтобы восстановление протекало как можно безболезненнее, но некоторые решения, принимаемые выше, всё переиначивают. В итоге кто-то жалуется на невыносимые условия труда, кто-то на недостойную плату, некоторые – на невозможность достучаться до Цисин. Но ведь и у Цисин работы по горло: мало того, что нужно как можно скорее отстроить Гавань, так ещё и предстоит перекроить все планы региона, ведь на божественную силу рассчитывать больше не приходится.       На секунду Чжунли прикрывает глаза и касается пальцами виска. Тяжёлое тянущее ощущение, которое возникает где-то внутри головы, является предвестником болей. Чжунли мучается с месяц: что-то произошло то ли во время битвы с Осиалом, то ли после, но ему пришлось долго лежать в больничных палатах хижины Бубу. После инцидента начались проблемы с памятью: Чжунли не помнил ничего до того, как очнулся, но благодаря разговорам с Нингуан и Кэцин что-то восстановить удалось. Поначалу после выписки он чувствовал себя хорошо, но где-то через неделю стали приходить жуткие головные боли. Чтобы справляться с ними, приходится принимать лекарство.       Чжунли мельком бросает взгляд на часы. Девять минут до конца рабочего дня и столько же до приёма лекарства. Господин Байчжу сказал следовать графику приёма настолько точно, насколько получится. Однако рабочий день ещё не окончен, документ не дочитан: время для лекарства ещё не пришло. Чжунли вновь возвращается к чтению.       Лучи закатного солнца доползают до стоящего на столе стакана и, преломившись, создают причудливые узоры-квадратики на пергаменте. Чжунли неожиданно засматривается: они словно что-то напоминают. Как будто внутри что-то реагирует, появляется лёгкое чувство дежавю. Оно уже порядком надоело, если честно: возникает то тут, то там, но неизменно не ведёт к воспоминаниям. Это удручает.       Воспоминания не спешат возвращаться, но почему-то Чжунли без особых проблем справляется с работой. Нужные факты и знания вдруг возникают в голове, когда требуется. В основном что-то по истории Лиюэ, экономике, социологии – то, что помогает качественно работать. Однако это просто факты, и они никак не связаны с воспоминаниями Чжунли напрямую.       Оторвавшись от световых узоров, Чжунли возвращается к тексту.       Очередной запрос из похоронного бюро. Нингуан говорила, что Чжунли раньше работал там консультантом. Может, поэтому у него такие познания в истории? Хотя, возможно, в бюро он оказался из-за них же. Однако теперь место консультанта вновь вакантно: Чжунли пришлось уволиться из-за потери памяти, да и Нингуан весьма вовремя предложила место получше. Она вообще почему-то проявляет по отношению к нему неожиданную заботу. Почему-то это кажется… странным. А ещё немного настораживает.       Бюро докладывает, что завершило работу по основным захоронениям, а также спрашивает, когда привезут новые запасы камня для табличек и надгробий: людям хочется отправить родственников в последний путь по всем правилам. Их можно понять. Лиюэ накрыло огромное горе, оправиться от которого удастся не сразу. Для того чтобы пережить его, нужно сохранять рутину, отвлекаться и не оставлять дела незаконченными. А родственник, захороненный не по всем правилам, – дело весьма незаконченное.       Чжунли даже не помнит, есть ли у него родственники. Наверное, если есть, то не в Лиюэ – иначе бы ему сказали Нингуан или Кэцин, у них ведь есть все данные о горожанах. Им бы точно не составило труда найти информацию. Но, с другой стороны, когда он вежливо попросил взять собственное дело для ознакомления, ему отказали. Получается, всё его представление о себе держится на рассказах Нингуан и Кэцин.       Поначалу такой расклад в какой-то степени устраивал: Чжунли думал, что, стоит втянуться в работу, и память постепенно восстановится. Но вот прошло уже больше месяца, а от воспоминаний ни намёка. Это вызывает весьма смешанные чувства.       Чжунли отодвигает стакан со света: пресловутые узоры света почему-то так и манят глаз. Подсознание находит в них что-то знакомое, но делиться не спешит и в итоге очень мешает работать. Хотя, возможно, Чжунли просто кажется. Он уже, наверное, за любую соломинку готов уцепится, лишь бы попытаться восстановить память. Из-за работы у него на это не особо много времени, да и все попытки пока проваливаются, но он старается: читает книги, разговаривает с людьми, долго думает на досуге над тем, что зацепило взгляд, как узоры-квадратики сегодня. Но пока результатов ноль.       Последнее время мир кажется удивительно хрупким.       Почему-то складывается ощущение, что не только он сам, но вообще всё вокруг не такое, какое должно быть. Документы не те, чернила неподходящие, улыбки помощников лживые, небо фальшивое. Взгляды жителей странные, что на приёмах, что на улице. Даже доктор Байчжу кажется каким-то непривычным, хотя Чжунли едва ли его помнит. Странности кажутся эфемерными, нереальными, как будто только Чжунли их замечает. Нингуан, услышав эти опасения, порекомендовала новый рецепт чая, посоветовала пить перед сном. Возможно, это могло бы помочь.       Чжунли списывает эти странности на мучающую его болезнь.       Сложно сказать наверняка, но, кажется, у этого ощущения хрупкости нет никакого основания. Чжунли пытается разбираться в себе, прислушиваться к организму. Он внимательно следует советам Байчжу, не пропускает ни одной консультации. Но это чувство… хрупкости – даже не понятно, хрупкости чего, – накатывает волнами, как сейчас, и висит где-то на периферии сознания неуловимой идеей. Возможно, это от того, что воспоминания не возвращаются?       Чжунли дочитывает документ, берёт перо и подписывает. Несколько секунд смотрит на оставленный росчерк. Даже он кажется искусственным, неестественным. Словно его оставил кто-то другой. Но как такое может быть? Вот перо в руке, вот пергамент; написанные символы гласят: «Чжунли». Так в чём же дело? Чжунли тихо фыркает, дёргая уголком губ, и ставит поверх подписи печать Цисин: документ заверен.       Возможно, просто следует больше отдыхать.       Дела в Гавани постепенно сменяются делами за её пределами: последствия битвы с Осиалом почти ликвидированы, и Цисин начинают навёрстывать упущенное в остальных областях. Довольно много работы накопилось в деревне Цинцэ: проблемы с перевозкой риса, бандиты, подтопления… Странно, но Кэцин почему-то не сильно спешит решать их проблемы, несмотря на то что Чжунли уже провёл все необходимые расчёты и переговоры.       Часы издают тихий щелчок: рабочий день завершился. Чжунли аккуратно складывает подписанные документы – их чуть позже заберёт помощница, – а затем поднимается с места: на сегодня дела и в самом деле окончены, оставаться дольше нужного не требуется. Однако госпожа Нингуан просила зайти – этим Чжунли и займётся. Только сперва…       Чжунли берёт со стола стакан, подходит к столику у стены и наливает воды, задумчиво глядя на стоящую рядом склянку с микстурой. Ему не нравится зависеть от лекарства. Но по-другому пока что нельзя, увы. Возможно, когда-нибудь боли его отпустят, хотя Байчжу говорит, что пока что предпосылок нет. А ему Чжунли почему-то склонен верить.       Чжунли добавляет микстуру в воду, внимательно считая капли. Четыре, пять, шесть, семь. Ровно семь. Можно принимать и просто так, можно разбавлять в воде – разницы нет.       Привычным жестом покачав в руке стакан, чтобы микстура растворилась, Чжунли залпом выпивает воду. Ещё несколько секунд он смотрит на банку, словно она в состоянии ответить на вопросы или вернуть воспоминания. Но она, что удивительно, молчит. Чжунли вздыхает, едва заметно качая головой, убирает микстуру в карман и бросает быстрый взгляд в зеркало. Он застёгивает верхнюю пуговицу на тёмно-сером чхёнсаме, проверяет, что не появилось складок, поправляет пояс. Если не считать усталый вид, выглядит он на удивление хорошо.       Госпожа Нингуан ждёт.       Дверь с шелестом затворяется, но Чжунли не закрывает её на ключ: в противном случае помощницы не смогут унести документы вечером и принести новые утром. Да и в принципе ему прятать нечего: в кабинете только рабочие вещи.       Личных у него по пальцам пересчитать.       Коридор резиденции, как всегда, встречает приятным тёплым светом. Чжунли, чинно заложив руки за спину, направляется в конец: там, за резными дверями с позолоченными геометрическими узорами, находится кабинет Воли Небес Цисин.       Бесспорно, Чжунли рад, что ему помогают. То, что он может работать, несмотря на своё состояние, да ещё и на весьма высокой должности – исключительно заслуга Нингуан, и Чжунли перед ней в долгу. Пусть она и говорит каждый раз после благодарностей, что просто не может позволить разбрасываться такими кадрами.       Однако каждый раз при разговоре что-то внутри очень странно реагирует.       Немного поразмыслив, Чжунли решил, что, вероятно, причиной этой реакции является Глаз Бога. Они с Нингуан разделяют одну стихию – Гео. Но вот Нингуан – могущественный маг, а у Чжунли после болезни очень большие проблемы с контролем стихии. Он словно разучился подчинять Гео. Хотя он ведь и в самом деле не помнит, каково это – чувствовать мощь камня. Этих воспоминаний тоже нет.       Даже несмотря на то, что на поясе справа подвязан Глаз Бога, Чжунли не чувствует, что способен им пользоваться. Он обращался за помощью к госпоже Юнь Цзинь из оперы: она также обладает Гео Глазом Бога, однако все её рекомендации не дали никакого результата. Все вечера, потраченные на попытки овладеть Глазом Бога, прошли впустую. Нингуан же на просьбу о помощи лишь предложила подождать, сказав, что это магия – естественный процесс. И, когда наступит время, у Чжунли получится помириться с Гео.       Возможно, это самое «что-то» внутри как раз реагирует на родную стихию, пытается заставить работать собственную магию. Однако пока что результатов так и нет. Хотя, что странно, на Юнь Цзинь подобной реакции нет. Возможно, потому, что она просто слабее?       Перед дверями Чжунли останавливается. Прислушивается к себе: все намёки на боль окончательно прошли. Это, несомненно, хорошая новость. Иногда боли затягиваются и мешают сосредоточиться, но такое происходит, если сильно отклониться от графика, чего Чжунли старается не делать.       Тихо вздохнув, Чжунли нажимает на ручку и открывает дверь.       – Госпожа Нингуан, вызывали? – спрашивает он, вновь заложив руки за спину.       Её кабинет просторнее, но не намного богаче: всё-таки резиденцию на террасе Юйцзинь Нингуан считает временной. Новый нефритовый дворец уже заложен, вскоре начнётся активное строительство, как только будут завершены работы в Гавани.       – Здравствуй, да, – она мягко улыбается, поднимая взгляд от бумаг, – проходи.       Чжунли проходит вглубь и останавливается перед столом. Он мажет взглядом по бумагам, мельком замечая, что Нингуан читает какой-то приказ, а затем принимается разглядывать ширму за её спиной: ему не стоит лезть в чужие дела. Все нужные сведения он узнает, когда их опубликуют или принесут на подпись.       – Как наши успехи в восстановлении Гавани? – не отрываясь от документа, спрашивает Нингуан.       – Более чем хорошо. Все основные закупки я утвердил. Городские гильдии на ближайшее время обеспечены работой и ресурсами, – докладывает Чжунли, продолжая изучать искусно расписанную ширму.       Сюжет на ширме рассказывает какую-то старую легенду про Адепта, в которой текла кровь цилиня. Она ранее занимала должность Чжунли. Кажется, такая память – хороший способ почтить её: Адепт не пережила нападение Осиала, насколько Чжунли известно.       – Это отличные новости, – Нингуан подписывает документ, заверяет печатью, сразу сворачивает и перевязывает. Они пересекаются взглядами. – Я хотела тебе сообщить, что отправляю тебя на выходные на неделю.       – Меня? – удивлённо моргнул Чжунли. – Но ведь работы ещё очень много.       – Твои помощницы прекрасно справятся, – Нингуан вновь улыбается, чуть щурясь. – Я же вижу, что ты работаешь не покладая рук. Сейчас, когда основные проблемы Гавани решены, можно позволить себе немного отдохнуть, чтобы затем с новыми силами приняться за проблемы страны. Мы как раз за это время разберёмся с оставшимися мелочами. А ты отдохни, подлечись и отоспись. Ты здесь нужнее бодрый и отдохнувший.       Это предложение кажется… странным. Но логичным, с этим спорить сложно. Последние недели Чжунли плохо спал, и это действительно сказывалось на работе: он специально назначал встречи с жителями на утро, чтобы не нагружать себя документами. В ранние часы почему-то это давалось тяжело.       – Вы уверены? – Чжунли хмурится. Какие-то крупицы сомнений не позволяют согласиться сходу. – Целая неделя – это весьма щедрое предложение. Могу ли я?..       – Можешь, – кивает Нингуан, прикрыв глаза. – Более того, я уже всем сообщила, что с завтрашнего дня ты на выходных, а твои помощницы уже распределили между собой встречи. Так что, пожалуйста, отдохни как следует и проведи время в своё удовольствие.       Чжунли… теряется. Да, он думал о том, чтобы попросить выходной, но чтоб целую неделю? Это действительно щедрый подарок. И Чжунли действительно хотел провести немного времени в одиночестве и раздумьях. Может, спокойная обстановка и неспешные прогулки помогут вернуть воспоминания?       – Ваше предложение очень щедро, и я с радостью его приму, – Чжунли учтиво склоняет голову, прикрыв глаза. – Благодарю за предоставленную возможность. Могу чем-то ещё быть полезен?       – Нет, на этом всё, можешь идти, – Нингуан вновь улыбается, слегка наклонив голову. – До встречи через неделю.       – До встречи, – Чжунли легко кланяется и покидает кабинет.       Следуя по коридору, Чжунли хмурится: предложение отдыха оказалось чрезвычайно неожиданным. Однако, возможно, он действительно выспится за это время и сумеет хоть немного разобраться в себе. Надежда на то, что воспоминания вернутся, всё ещё теплится на задворках сознания. Пусть уже и абсолютно призрачная.       Он опускает взгляд на Глаз Бога. Тот, как всегда, висит абсолютно безжизненной побрякушкой: даже не поблескивает внутренним светом, как у других. Может, в течение недели удастся добиться успехов и на магическом поприще?       Чжунли грустно вздыхает, вновь поднимая взгляд. Идей много, а прогресса ноль.       Однако он попробует всего понемногу, ведь просто так смириться – значит проиграть. А проигрывать Чжунли не любит.       Или, по крайней мере, думает, что не любит.