Голос на том конце провода

Год спустя. Кто ж знал, что всё будет не так просто… Кику проворчала что-то невнятное под нос, в который раз проверяя распечатанные списки. Листы бумаги, плотно прижатые к планшету, уже изрядно потрепались из-за частого переворачивания, на полях остались следы от записей, написанных карандашом, стертых и снова написанных неизвестно каким по счёту слоем. Окна оставались открыты настежь, запуская в комнату весеннюю прохладу и лёгкую трель птиц. Лучи бегали по квартире солнечными бликами, прогревая всё помещение и даря ощущение рождения чего-то нового и светлого. Под ногами стояли пустые коробки, которые только предстояло собрать и упаковать, а слева находились уже запечатанные и готовые к перевозке. На полу — остатки скотча и обёрточной бумаги, которую предусмотрительно пришлось заказать онлайн. Где-то в той же стороне — постеры для стен, свернутые в узкие трубы. У подоконника — высокие стопки книг по психологии, справочники о человеческих чувствах и медицинские пособия по работе с людьми разного возраста. Сколько ни собираюсь, вещам нет конца и края. — Никогда бы не подумала, что в твоей маленькой квартире может уместиться столько вещей, — госпожа Огава тяжело вздохнула и начала причитать в своей излюбленной манере. — Я тоже не знала об этом до недавнего времени, — Кику отложила планшет, присаживаясь на край обмотанного в плёнку дивана. — Хотя, учитывая, как долго я тут жила, естественно, что скопилось столько всего. — А я всегда говорила, что в квартире у любой девушки должен быть порядок, — женщина снова и снова вздыхала, разбирая кухонную посуду. — Это дисциплина в первую очередь. Когда чисто в комнате, порядок и в голове. Умные люди для этого давно придумали клининг. — У меня не всегда есть на это время, ты знаешь о моей загруженности, — монотонно произнесла Кику, не особо вникая в очередную тираду о правильности бытия. — Вот замуж выйдешь, куда будет супруг приходить? Вот сюда? — Момо укоризненно указала на скопившуюся пыль, проведя по ней пальцем и подняв её вверх. — Вот кто тебе, если не родная мать, про это скажет? Поэтому я и не хотела говорить, когда планирую переезжать… Вынесут и мозг, и душу… — Это уже творческий беспорядок, — Кику недовольно закатила глаза, складывая руки на груди и занимая оборонительную позицию. — Мама! Положи на место, это очень редкая статуэтка Фемиды, я за ней охотилась два месяца. — Ты опять спустила кучу денег на какую-то фигурку? — Момо Огава повернулась лицом к дочери, недоверчиво хмыкнув, и приподняла бровь. — Стоило вложить эти деньги во что-то более ценное. Кику раздражённо цыкнула, снова натыкаясь на старые грабли. Сделав несколько шагов, девушка быстро выхватила богиню правосудия из рук матери и плотно прижала статуэтку к груди. Дипломированный психолог, который не может победить собственную мать. Как прискорбно. — Например? Во что я должна вложить свои деньги? — Кику сделала глубокий вдох, осознавая, что сейчас она самовольно в очередной раз вступает на тропу войны, протоптанную годами совместной жизни. — Например?! — женщина на секунду задумалась. — Помочь с выплатами за обучение Тору? Я считаю, это благое дело. Ага. Как же. С каких пор собственные ожидания и мечты, проецируемые на младшего брата, стали благими намерениями? — Мне казалось, это обязанность родителя — заниматься воспитанием и обучением ребёнка, — девушка хмыкнула и сложила руки на груди, при этом всё никак не отпуская миниатюрную копию богини. — Ты уже взрослая и должна понимать, как тяжело мне с вами и вашим отцом, — женщина страдальчески выдохнула, опуская гору тарелок на столешницу. — Как ты это не понимаешь?! Уж слишком хорошо понимаю… — Но это не делает меня обязанной. Этот институт для Тору выбрала ты, к слову, — Огава ходила по тонкому льду, поднимая острую в их семье тему для разговора. — Не уверена, что он, вообще, хотел этого. — Неблагодарная! У твоего брата талант играть на скрипке. Он гений, который рождается раз в сто лет! Ты обязана поддержать его хоть в этом! — женщина рассерженно хлопнула по поверхности гарнитура, от чего одна из тарелок с грохотом упала, разлетаясь осколками по светлому ламинату. Минус одна любимая тарелка… Интересно, они ещё есть в наличии или уже закончились… Девушка тяжело вздохнула, откладывая статуэтку в сторону, и медленно начала подбирать осколки с пола. Мать же недовольно шипела, получив небольшую царапину на лодыжке, от которой, по её мнению, может остаться шрам, и причитала из-за испорченных новых капроновых колготок. — Тут практически всё собрано, да и Тору скоро придёт, — Кику равнодушно выкинула осколки, предварительно завернув их в плёнку и обмотав скотчем. — Дальше я справлюсь сама. Не надо было изначально соглашаться на это, знала же, чем закончится… — Я стараюсь как лучше, но ты всегда отвергаешь мою помощь! Ничего ты не понимаешь в материнской любви. Вот свои дети появятся, сразу меня вспомнишь. Помяни моё слово! — Момо вскрикнула, всплескивая руками. Упаси меня, стать такой же, как ты… — Мама! Сколько раз я просила! Когда будут дети, тогда и приду к тебе за советом, а сейчас мне есть, чем заняться, — Огава-младшая зашипела, немного скалясь. — Хорошо! Я ухожу! Не звони мне, когда у тебя снова ничего не получится! — разъярённая Момо резко развернулась на пятках и, подхватив сумку, пулей вылетела из квартиры, с силой хлопнув входной дверью. Когда я, вообще, звонила тебе по таким мелочам? Тебе же это всё равно неинтересно… Огава вернулась обратно в комнату, устало оглядывая полупустое помещение. Статуэтка Фемиды, из-за которой начались сегодняшние разборки, стояла на краю стола, переливаясь бронзовыми отблесками на солнце. Величественная сильная фигура, тяжёлые чаши весов над головой и острый меч, как символ обдуманных решений и борьбы за правду и справедливость. Хотела бы я быть так же беспристрастна. Но всё, что я сейчас могу — это закрывать глаза на поведение своей матери и защищать себя и брата, рассчитывая каждое действие наперёд. Часть вещей давно была перевезена в новую квартиру в другом конце района, пока вторая уже неделю пылилась в старой. Везде требовалась генеральная уборка, а времени, чтобы выполнить весь объём дел, скопившихся за последние несколько месяцев, как обычно, катастрофически не хватало. В дверь постучали, вырвав девушку из накрывшего с головой потока мыслей. — Бегу, — Огава подскочила с места, врываясь в коридор с довольной улыбкой, и открыла дверь. — Явился, мелкий. На пороге стоял высокий хорошо сложенный парень с каре до подбородка. На плече висел небольшой рюкзак, а в руках была скрипка в кожаном футляре. — Я не один, я со взяткой, — Тору хитро улыбнулся, протягивая пакет со сладким, и зашёл в квартиру, скидывая вещи на пол. — Как обычно. — Ах ты, мелкий, — Кику запрыгала на месте от радости, забыв, что каких-то двадцать минут назад, была готова устроить драку не на жизнь, а на смерть в этой же самой квартире. — Всё как я люблю. — Мамы нет? — осторожно поинтересовался брат, озираясь по сторонам, и, не найдя причину своего беспокойства, быстро собрал волосы в пучок, обнажая бритые виски и затылок. — Ты снова сбрил полголовы в тайне от родителей? — поинтересовалась сестра, отгрызая огромный кусок шоколада. — Выглядишь изумительно. — Ага, жить сразу стало легче, — произнес Тору, закатывая рукава чёрной строгой рубашки. — Командуй, что куда. — Погоди, — девушка обошла брата со всех сторон, задумчиво поднося руки к лицу. — Мне кажется, или ты стал чуточку выше? — Есть немного, это так заметно? — парень неловко улыбнулся, почёсывая затылок. — Для меня, да, — Огава хитро прищурилась. — Напиши расписание, в какие дни тебя надо прикрыть от матери и когда у тебя истекает договор с тренером в спортзале, я оплачу. — Ты знала, что ты самая лучшая старшая сестра на свете? — Естественно, мелкий. Я лучшая в этом. Лучшая старшая сестра и худшая дочь… — Совсем скоро приедет машина из транспортной компании, надо будет проконтролировать, как погрузят коробки и довезут до квартиры, — Кику устало выдохнула, опускаясь на пол, и легла звёздочкой от усталости. — А потом, по-хорошему, мне надо попасть в офис. — Может, ты тогда сразу поедешь туда, а за твоими вещами я присмотрю? — брат присел на пол рядом, отпираясь на руки, и немного откинул голову назад. — Справишься? Я постараюсь освободиться как можно скорее, там пешком минут десять, — девушка резко села, серьёзно смотря на Огаву. Теперь это не тот Тору, которого она знала раньше. Тот маленький мальчик в белой рубашке-матроске и тёмно-синих шортах, дрожащими руками державший в руках скрипку — уже вырос. Теперь он был выше неё на голову, а то и две. С лица спали блёклые веснушки, а детские черты становились всё острее с каждым днём. Когда же ты успел так вырасти, мелкий… Парень удовлетворительно кивнул головой, поднимаясь с пола, и протянул руку сестре. — Ты можешь на меня рассчитывать! — С меня поход в ту кафешку, про которую ты говорил в прошлый раз, — Кику обняла брата, слегка потрепав его по макушке. — Ты что, начал курить? — Упс… — Ты… Младший, осознавая, что капитально влип, поспешил ретироваться в другую часть комнаты, крича о своей невиновности, периодически вписываясь в очередной крутой поворот. — Смотри в оба. Я смогу это понять, а вот мать — нет, — Кику усмехнулась, поправляя толстовку и отряхивая джинсы. — Я ничем не смогу тебе помочь. — Понял я, понял, — парень обиженно надулся. — Напиши, как освободишься. Передав брату ключи от обеих квартир, Огава вышла в подъезд. Внизу уже ждало такси и куча нерешенных вопросов впереди.

***

На обратном пути снова придётся ехать за сигаретами, всего две пачки осталось. Вакаса тяжело вздохнул, отсчитывая мысленно от одного до десяти и обратно. Прилив раздражения медленно отступал, оставляя после себя мерзкое чувство тошноты и усталости. То количество стресса, которое свалилось на них с Такеоми за последние месяцев семь, больше походило на бесконечный вязкий кошмар. Длинные ночи сопровождались бессонницей, вытягивая последние остатки сил. День сменялся днём, неделя — неделями, а колесо Сансары только недавно дало оборот и теперь набирало скорость, разгоняясь всё быстрее. Снова это чёртово место, будь оно проклято. Парень торопливо кивнул охране первого этажа, сворачивая в сторону лифта. Каждый раз, стоило Имауши перешагнуть порог здания, время вокруг как будто замирало, погружая его в состояние прострации. В голове моментально становилось пусто, лёгкие сковывало невидимыми цепями, заставляя забыть, как дышать. Блять… Как же я устал от этого… Парень остановился в конце коридора, ожидая когда приедет лифт и прожигая взглядом табло с этажами. Привычный сигнал, привычный звук металла. Автоматические двери разъехались в разные стороны, запустив сначала Имауши внутрь, а следом и миниатюрную незнакомку. — Вам на какой? — На восьмой. Женский голос разрезал неловкую тишину, выводя Белого Леопарда из раздумий. Кто это? Чья-то любовница? Вакаса равнодушно нажал на кнопку, прижавшись спиной к стене лифта, и оценивающе осматривал неожиданную спутницу. Отросшее каре, собранное во что-то не понятное, объёмное худи и узкие джинсы. Можно было бы подумать, что ей не больше семнадцати, но если присмотреться повнимательнее, то становились видны черты взрослого человека. Минимальное количество макияжа не скрывало тёмные синяки под глазами, а потрескавшиеся и обкусанные губы и вовсе выдавали окончательно. Девушка совершенно не была похожа на ту, кому был бы разрешён вход на их этаж. Сестра? Кроме Такеоми и Санзу вроде больше ни у кого и нет. Может ошиблась этажом? Или у кого-то фетиш на миловидных девочек-школьниц. А какое мне собственно дело? По правде, личная жизнь остальных руководителей организации его мало интересовала. Если быть точнее, не интересовала вовсе. Не моё дело, это всё не моё дело. Стоило лифту остановиться на нужном этаже, как девушка в спешке вышла, сворачивая в сторону соседнего крыла. Хуйня какая-то… Вакаса вышел на девятом и направился прямо к своему кабинету. В коридоре снова было шумно и суматошно. В воздухе — запах крови, чьих-то тяжёлых духов и табачного дыма, давно уже пропитавшего ковры и стены. Во рту защипало от смешения этого ядрёного коктейля, неприятно осело на языке. Белая рубашка, привычно расстегнутая на пару верхних пуговиц, нещадно сдавливала горло, окутывая удушающим приступом. Душно… В кабинете всё также, если не хуже. Огромные окна до потолка больше напоминали толстое стекло большого загона-аквариума. Словно запертый зверь в зоопарке, насильно прикованный к организации цепями привычек, установок и безразличия. Вакаса Имауши не выбирал Бонтен — это Бонтен выбрал его. Парень сбросил пиджак на ближайший стул и подвернул рукава по самые локти. На секунду ему даже показалось, что дышать стало легче. На журнальном столике остался недопитый виски и опрокинутые стаканы, один из которых осколками валялся на полу. Не смотря на поступки Акаши и его иногда чрезмерно детское поведение, всё, что касалось бумаг, у него всегда выглядело идеально. Всегда аккуратно разложенные документы теперь были раскиданы по столешнице, мебель располагалась не как обычно, а в стене виднелся свежий прострел. Вчерашний разговор Такеоми с Санзу, видимо, закончился очередной ссорой и дракой. Братья никогда публично не вступали в открытый конфликт, перебиваясь мелкими стычками вдали от чужих глаз. Харучиё откровенно бесился, пока Такеоми спускал всё на тормозах. Застарелое чувство вины старшего брата за испорченное детство, а сейчас и отсутствие твёрдой почвы под ногами в виде стабильного положения давало Харучиё небывалое преимущество над старшим. Сцепились, придурки… Санзу можно было понять, Такеоми тоже. Вакаса же до последнего придерживался нейтралитета, не вмешиваясь в семейные разборки. Ни он, ни Акаши сейчас не пользовались особым доверием у остальных руководителей. Устаревшие легенды в глазах нового поколения, разница в возрасте с которыми не превышала и четырёх лет. Априори предатели, воспользовавшиеся старыми связями и опытом. На их присоединении к группировке больше всех настаивал Майки, что послужило ещё одной причиной для усугубления семейной вражды. Сано своё решение отменять не собирался, заставив всех согласиться с таким раскладом событий. Даже Харучиё, до скрежета в зубах не выносивший один только вид брата, злобно помалкивал, ожидая удобного случая. Остальные в конфликте участвовать не спешили — практически сразу начали искоса наблюдать, анализировать, выжидать, какая сторона в конце концов прогнёт другую. Все прекрасно знали, что недооценивать выходцев из первого поколения Чёрных Драконов было весьма недальновидно и опрометчиво, но оказывать беспочвенное уважение за старые заслугу никто не собирался. Теперь Вакасе Имауши приходилось заново создавать себе репутацию. Шаг за шагом выстраивать комфортные в первую очередь для себя отношения. Взаимоотношения ради выживания. Шин, эти мелкие окончательно поехали башкой. Сдох ты раньше всех, а нам теперь отдувайся, хорошо устроился. Парень злобно цыкнул, собирая осколки и вытирая пролитый алкоголь. — Надо же, ты сегодня раньше, чем обычно, — за спиной послышался голос напарника. — Выглядишь, честно сказать, хуёво, — отозвался Леопард, повернувшись вполоборота, бегло оценивая масштабы вчерашних разборок. — Почему, интересно, я рассчитывал услышать нечто похожее на комплимент, — Такеоми хмыкнул. — Для приличия бы соврал, что ли. Я и сам знаю, что сегодня особенно красив — зеркала, к сожалению, давно и не мы придумали. Парень действительно выглядел совсем неважно. Разбитая бровь, наспех заклееная пластырем, тонкий порез на щеке и пара синяков на шее. Можно сказать, легко отделался. Обычно по лицу они друг другу не бьют. — Прекращай уже, — Вакаса закатил глаза и недовольно фыркнул. — Когда ты начинаешь так слащаво улыбаться, мне хочется блевать. И не делай этот странный взгляд, иначе меня правда стошнит. — Не больно-то и хотелось, но сейчас не об этом, — Акаши положил пару папок на диван и громко сел рядом. — Нам надо заехать к этим ребятам в гости, а потом появиться ближе к полуночи в «Ренессансе». Вакаса вяло потянулся к документам и бегло осмотрел чужие досье. На каждого не больше пяти страниц, несколько смазанных фото из какой-то подворотни, сделанные то ли на разбитую мыльницу, то ли на кирпич. А в конце длинные послужные списки преступлений, тянущие даже не на пожизненное, а как минимум на смертную казнь в несколько подходов. — Джеро Гото, тридцать восемь лет. Похищения, изнасилования, проституция, наркотики… — Имауши медленно перечислял записи у последнего, всё больше и больше сводя брови на переносице. — Как этот конченный мудак до сих пор шляется по Токио? — С его псевдозаслугами даже отдать на растерзание Санзу будет слишком безобидно. Такеоми не понаслышке знал о садистских пристрастиях Харучиё — радовал лишь тот факт, что жертвами почти всегда становились такие же аморальные уроды, как и Гото. Другие в их кругах практически не водятся. А те, кто беспристрастно причислял себя к нормальным, в конечном итоге ехали крышей не хуже остальных. Санзу не любил убивать быстро. Каждая вылазка превращалась в театральное представление: где сцена — это чаще всего тёмный холодный подвал или любое другое помещение, давящее на расшатанную психику. Где главный герой пьесы — жертва, считавшая себя птицей высокого полета и акулой в мире преступного бизнеса. Где сам Харучиё — режиссёр-постановщик, ловящий экстаз от оглушительных криков хлеще, чем с дорогостоящей наркоты. Медленно, практически по частичкам разбирал тех, кто когда-то считал себя всемогущим Богом. Заставляя человека пройти все эмоциональные и физические круги страданий. В такие моменты надежда на лёгкую смерть умирала первой, а на её место приходило желание умереть в принципе. Хуже всего, когда жертве доставалась триада. Братья Хайтани, которые сами по себе приносили одним своим появлением на горизонте уйму проблем, в сочетании с Санзу не оставляли ни единого шанса на выживание. Ран — редкостный манипулятор. Лёгкая полуулыбка, красивые черты лица, приятный тембр голоса с невероятной гибкостью ума — всё это создавало образ галантного молодого человека, состоящего из силы, красоты и статности. Но весь этот образ разрушался, словно высокий карточный домик, стоило заглянуть в аметистовые хитрые глаза. Холодный расчёт, провокации и высокомерие, обнажённые злобной усмешкой. Риндо, напротив, был полной противоположностью брата. И если старший отражал весь смысл слова статика, то младший был подобен динамике, бесконечно двигающийся. Лицо лишено изъянов, слегка смуглая загорелая кожа и яркие искрящиеся глаза, полные увлечённого азарта. Хайтани чувствовал поведение людей за километр, уже давно приловчившись сканировать их с одного взгляда, предпочитая в качестве альтернативы прелюдии — быстрый бой, сломанные кости и звериный человеческий страх. Акаши провёл по правой стороне лица, нащупав скользкий пластырь над бровью и давно зарубцевавшийся вертикальный шрам чуть ниже. В душе снова дёрнуло за живое, пока по подушечкам пальцев не прошёлся разряд тока, неприятно отдавая жжением по всей руке. — Чем он рассёк тебя на этот раз? — сухо поинтересовался Имауши, без слов понимая, о чём именно сейчас думает его друг. — Прекращай рефлексировать. — Я и не начинал, — Акаши злобно фыркнул. — Осколком стакана, хорошо хоть не от души порезал, шрам на шраме это уже перебор даже для меня. — Хватит спускать своим спиногрызам всё с рук. Даже сейчас, спустя столько лет, ты прощаешь ему это, — напарник всегда был строг, когда тема касались чувства вины и беспокойства. — Такеоми, тебе практически тридцать, а тебе надрал жопу твой младший брат, которому едва стукнуло двадцать три. Тебе самому не смешно?! — Но, я же… — Что «но»? — Вакаса грубо перебил Акаши, кидая папку с личным делом на диван. — Он тебя тогда едва не убил, теперь история повторяется снова. Прекрати копать себе могилу. Имауши сжал кулаки, тяжело дыша. Один из сильнейших людей среди Чёрных Драконов, годами державший свой авторитет. Он без каких либо проблем мог отправить человека на тот свет, но из раза в раз превращался в тряпку, как только дело начинало касаться Харучиё. — Хоть раз ты подумал о себе? Ты правда думаешь, что был готов остаться в четырнадцать лет один с двумя детьми на руках? Здесь изначально не было твоей вины, ты делал всё, что мог! — Вакаса медленно выходил из равновесия, сжимая кулаки. — Кто был рядом с Харучиё, когда у него была ветрянка? Кто сидел у его кровати по ночам, доделывая за него домашку, кладя хуй на своё будущее и нормальное образование? Кто ходил на все утренники и собрания Сенджу? Кто прикрывал их, пока государство грозилось раскидать детей по приютам? Акаши молча закурил, вздыхая. С этим было тяжело не согласиться. — Это меньшее, что я мог для них сделать. Парень обречённо выдохнул, закрывая лицо руками. Докричаться до похороненного чувства собственного достоинства Такеоми было невозможно. Будучи до крайности упёртым и не готовым услышать правду, он не оставил Белому Леопарду и шанса. Вот бы хоть раз пробить этот айсберг. — Поехали. Нас ждёт длинный неприятный разговор по душам с Джеро Гото.