Право на прощение.

Завтрак прошел в привычной тишине. Тор, невыспавшийся и раздраженный, вновь обнаружил у себя отсутствие аппетита, однако на этот раз не стал уходить раньше, честно отбыв все положенное время за столом, и стараясь не реагировать на более долгие, чем обычно, взгляды матери. Одинсон по-прежнему пока не считал нужным говорить ей о вчерашнем визите к Локи, решив прежде разобраться самостоятельно. Впрочем, он толком не понимал даже в чем именно он должен разобраться. Почему Локи устроил голодовку? Не является ли это очередным планом? В конце концов, Фригг на самом деле может пожалеть сына и попытаться уговорить Одина дать ему свободу. В представлении Тора все это звучало логично, однако все-таки что-то не вязалось. Он с трудом дождался окончания трапезы и делая над собой усилия, чтобы не идти быстрее, чем следовало бы, отправился в подземелье. В этот раз Тор умышленно заранее обозначил свое присутствие, еще на подходе к нужной двери громко и отчетливо поприветствовал стражников, надеясь, что звук его голоса достиг до того, кого следовало. И когда открыл дверь, обнаружил Локи в той же позе и том же состоянии, в котором увидел вчера впервые за полгода. Трикстер полулежал на кровати, листал книгу и выглядел более чем здоровым. - Что-то ты зачастил, Величество, - хмыкнул он, не отрываясь от книги. – Закончились желающие быть твоей игрушкой для битья на площадке, и ты решил отрабатывать удары на мне? Тор скрипнул зубами, однако в этот раз у него была цель, и распускание рук ее реализации никак бы не помогло. Тем более, Локи прав, Тор вчера не должен был срываться. - Может оторвешься? - Чего ради? - К тебе пришел твой будущий царь. Локи медленно опустил книгу, уставился на Тора нечитаемым взглядом. - Интересное заявление. – Он сел, а спустя мгновение все-таки поднялся на ноги. – Так чем обязан, будущий царь? Подавив вздох, Тор проговорил: - Я хочу знать, что с тобой происходит? Локи очень натурально изобразил удивление. - Со мной? Ну, как бы тебе сказать… Я заперт в темнице, в которой должен провести остаток своих лет за увлекательнейшим занятием – чтением книг. Ты, кстати, не мог бы выполнить мою просьбу? Пополняй библиотеку хоть иногда. Не люблю перечитывать… Тор махнул рукой, и с раздражением отметил, что Локи не только замолчал, но и слегка отпрянул. Вчерашний инцидент определенно заставил его сделать выводы, хотя отказывать себе в удовольствии язвить трикстер все-таки не собирался даже под угрозой быть избитым. - Убери иллюзию. Локи окаменел. - Я не понимаю, о чем ты. - Вчера я возвращался сюда, - пояснил Тор, глядя в заметно насторожившиеся зеленые глаза. – Ты спал, и я видел твой истинный облик. Повторяю, убери иллюзию. Локи стоял каменным изваянием, нечитаемым взглядом глядя на Тора и, казалось, даже не дыша. Зеленые сполохи пошли по его телу в тот момент, когда Бог Грома уже хотел было повторить свой приказ, и вот взору его предстало пугающее зрелище. Локи похудел если не в половину своего веса, то на третью часть точно. Но самым страшным Одинсону показались не круги под глазами, не впалые щеки, а темные следы его собственных пальцев на горле. «Они ведь должны были уже исчезнуть, это всего лишь синяки!» мелькнула в голове Громовержца отдающая паникой мысль. Он непроизвольно шагнул к трикстеру, сам не понимая, зачем, однако тот сделал целых три шага назад. Возможно, их было бы больше, но спина Локи уперлась в стену. Заметно потускневшие зеленые глаза прищурились. - Доволен? - Что… - Тор заставил себя не обращать внимания на едкий тон узника, - что с тобой происходит? Ты болен? «Идиот», тут же прокомментировал свой же вопрос. Ведь здесь почти каждый день бывает Фригг, и она поняла бы, если бы заключенный заболел. Она сама об этом сказала. - Не твое дело, - процедил Локи все так же вжимаясь – или опираясь? – в стену. – Уходи. - Что ты с собой сделал? – проигнорировал попытку брата огрызнуться Тор. – Зачем? - Я сказал, не твое дело! – неожиданно рявкнул Локи, и еще мгновение назад тусклые усталые глаза вспыхнули огнем ярости. Теперь настала очередь Тора отшатнуться. – Какая тебе разница?! - Локи, я… - Полюбовался? Понравилось? А теперь оставь меня в покое! – прорычал трикстер. – Пошел вон! Тор стало откровенно страшно. Больше всего Локи сейчас походил на дикого зверя, загнанного в ловушку и понявшего, что терять ему нечего. Разумеется, в пределах своей темницы Бог Обмана все еще мог использовать свои силы, но он должен был понимать, Тору, даже безоружному, он ничего противопоставить не сможет. Тем более, в таком состоянии. Одинсон не опасался нападения, он просто смотрел в глаза, полные ярости, отчаяния и…боли? Громовержец моргнул, отвел взгляд первым. Спиной, шаря одной рукой по стене в поисках двери, он подобрался к выходу. - Я…я зайду позже, когда ты успокоишься. Мы оба успокоимся. И закончим разговор. По дороге из подземелья Тор применил едва ли не всю свою выдержку, чтобы не пуститься бегом. Оказавшись наверху, где сквозь огромные окна коридор освещал тусклый солнечный свет, Громовержец почувствовал, что вновь способен думать, и застыл на месте. Разговора, мягко говоря, не получилось, но Тор ожидал чего-то подобного. Не ожидал он той отчаянной ярости, которой просто несло от узника. Одинсон до последнего держал в уме предположение о том, что Локи отказывается от еды, чтобы разжалобить Фригг, однако сейчас стал сомневаться в этом еще сильнее, чем до неудачного разговора. Нет, в поведении Локи была какая-то другая причина, и Тор понимал, если он не разберется, возможно, случится непоправимое. Каким бы ни был мерзавцем Локи, он уже наказан, а смерти Громовержец, еще полгода назад готовый лично убить брата, ему больше не желал. Тор постоял немного в коридоре, соображая, что делать, и, наконец, понял. Твердым шагом он направился к покоям матери. Фригг оказалась там, где Тор и рассчитывал ее увидеть, в обществе двух служанок Верховная Богиня занималась своим любимым рукоделием – вышивала огромный гобелен. Тор никогда толком не понимал пристрастия матери к работе руками, считая, что всем этим должны заниматься слуги, однако всякий раз, когда заикался об этом, мать смотрела на него ласково, как-то снисходительно, и говорила, что ей в радость делать свой дом красивее собственными руками. Когда Громовержец появился на пороге, служанки поднялись на ноги и почтительно поклонились. Тор слегка замялся. - Мама, можем мы поговорить? Наедине. Верховная Богиня внимательно посмотрела на сына, по всей видимости увидела в его лице нечто такое, что заставило ее слегка нахмуриться. Отпустив служанок, она кивнула Тору. - Пройди. Присядь. Тор вошел в комнату, поискал глазами, куда бы пристроиться, однако, вместо того чтобы разместиться в одном из мягких кресел, решительно сел на невысокий табурет у гобелена, на котором недавно сидела одна из асинь. Ему вдруг страшно захотелось быть как можно ближе к матери. - Что случилось? – спросила Фригг. Она воткнула в незаконченную картину иглу и внимательно посмотрела на сына. Тор мельком посмотрел на гобелен и отметил, что женщины вышивали сюжет коронации Одина. Громовержец вскинул брови. - Хочешь увековечить первый день правления Всеотца? Богиня Фригг чуть улыбнулась. - Признаюсь, изначально я хотела вышить день нашей с Одином свадьбы. Но, боюсь, изобразить себя правдоподобно у меня бы не вышло. Я, как и многие, вижу себя лучше, чем я есть. - Ты к себе не справедлива. Мать и сын замолчали. Тор смотрел на незаконченный гобелен и подбирал слова, Верховная Богиня с присущим ей терпением ждала, не пытаясь давить. - Мама, после нашего разговора вчера я был у Локи. Фригг нахмурилась чуть сильнее. - Ты сходил к нему? – осторожно, но в то же время, с надеждой, спросила она. – Вы… - заминка была секундная, но Тор уловил тревожность в голосе матери, - поговорили? Громовержец опустил голову. Идя сюда, он не собирался вдаваться в подробности, однако сейчас, под обеспокоенным взглядом матери понял, что просто не имеет права лгать. - Да…Нет… Не совсем. Я ударил его…причинил боль. Мама, Локи спровоцировал меня. Ты же знаешь, он умеет жалить словами как жалит зубами змея. Я не сдержался, и… Верховная Богиня опустила голову, прикрыла враз погасшие голубые глаза. - Ох, Тор… Разочарование в ее голосе больно кольнуло сердце, но Тор нашел в себе силы продолжить: - Он тогда выглядел обычным. Я помнил, ты сказала, Локи морит себя голодом, и ты страдаешь, глядя на это. Я хотел убедиться. И разозлился из-за его вранья. Посчитал, он лгал тебе, причинял страдания и… Тор хотел, было оправдываться дальше, сказать, что Локи отрекся от нее тоже, и он просто постоял за честь матери, но сдержался. Не хотел ранить еще сильнее. - Потом я ходил к нему еще раз. Не для того, чтобы извиниться или убедиться, что все в порядке. Мне просто нужно было. Он спал, и я увидел его истинный облик. При мне он набросил иллюзию, я просто не понял, что происходит на самом деле. Фригг вновь посмотрела на Тора. Голубые глаза ее были не такими ясными, но печальная улыбка чуть тронула губы. - Как же плохо ты знаешь своего брата, - произнесла она, впрочем, без укора, скорее с сожалением. – И как же плохо ты знаешь меня. Неужели ты думаешь, я бы не разглядела иллюзию, обман? - Прости… Они замолчали. Тор давно не чувствовал себя таким виноватым. Он огорчил мать, но главное, он не сообразил вовремя, в чем заключалась ложь Локи. Почему-то второе вызывало у него большее чувство вины и стыда. - Я схожу к нему, - решила Фригг. – Может быть, ему нужна помощь. «А ведь она даже не осудила меня за то, что я ударил беззащитного», подумал Тор. Фригг приняла произошедшее и просто решила помочь тому, кто нуждается в этом. Он вдруг с какой-то ослепительной ясностью понял, как на самом деле страдает всегда скрывающая эмоции Верховная Богиня. Как любит обоих своих сыновей. Как ей больно, и, возможно, она сейчас винит за произошедшее не его, не умеющего держать себя в руках Бога Грома, а себя. Ведь именно она попросила Тора навестить брата в заключении. - Да, сходи, - проговорил он несколько торопливо. – Он не ранен, но ты все равно, сходи. Но сначала… Мама, зачем он это делает? Что с ним происходит? Фригг чуть сжала лежащие на коленях руки, и Тор машинально накрыл их своими, пытаясь поддержать. - Я не знаю, - с горечью в голосе проговорила она. – Локи всегда был скрытным. Тихим, ранимым. Он тяжело переживал неудачи, не умел гордиться успехами. Я подбадривала его, но теперь понимаю, этого оказалось слишком мало. Он хотел обратить на себя твое внимание, внимание Одина… А сейчас Локи остался один, и, наверное, это окончательно его сломило. Он отталкивает даже меня, не хочет разговаривать, а я не знаю, имею ли право убеждать его, давать какую-то надежду. Я уже говорила, мне кажется, он просто не хочет жить… Боль в голосе матери была настолько ясной, что Тор тоже ощутил ее. Впервые за полгода ему вдруг тоже стало горько за то, что произошло с его братом. - Мама, но это… Я не знаю… – Громовержец покачал головой. – Так не должно быть. Когда Локи атаковал Мидгард, когда из-за него погибло столько людей, а девять миров пришли в хаос, я сильно разозлился. Он ведь сам отрекся от всех нас, и я принял это отречение, все это время я жил с мыслью, что у меня больше нет брата. Но сейчас... Я не знаю, - повторил он. – Вчера впервые за полгода увидел Локи и понял, я не желаю ему смерти. Клянусь. Верховная Богиня высвободила руку, но только чтобы на этот раз покрыть ею массивную кисть Тора. — Это хорошо, - тихо, но как-то светло проговорила она. Тор рискнул посмотреть в глаза матери и увидел, что они уже не настолько тусклые. – Вчера ты сказал, что ничего по отношению к Локи не чувствуешь. Сегодня ты переживаешь из-за того, что ему больно. Может быть это знак. Может быть еще есть надежда, что все хоть как-нибудь наладится. Спасибо, Тор. Громовержец кивнул. Он все еще толком не понимал, как относится к брату, но знал, то, что сказал сейчас матери, было чистой правдой. Озлобленный Локи, убивающий смертных, пытающийся поработить чужой мир возможно заслуживал страшной кары. Тот Локи, которого Тор видел сегодня, несмотря на его злость, вызывал у Одинсона чувство сострадания. А еще Громовержец осознал, что при всем своем желании, так и не сумел до конца отказаться от их с Локи братства. Все эти полгода убеждал себя, и даже почти убедил. Но стоило взглянуть в наполненные искренним отчаянием глаза, осознал – Локи все еще занимает место в его сердце. Фригг поднялась на ноги, и Тор последовал ее примеру. Вместе они молча покинули покои. В коридоре, когда Одинсон понял, что мать собирается отправиться в темницу к Локи немедленно, спохватился. - Мама. – Фригг вопросительно посмотрела на сына. – Я…еще раз схожу к Локи. Обещаю, больше его не трону. Но я хочу разобраться, понять… Фригг с минуту вглядывалась в лицо сына, и, видимо, на этот раз увидела там то, что хотела, потому что осторожно, но искренне улыбнулась. - Спасибо, Тор, - искренне повторила она, и направилась по коридору, оставляя Громовержца наедине с мыслями и сомнениями. До самого позднего вечера Тор добросовестно занимался делами, не позволяя себе отвлечься на посторонние мысли. Он выбрался из кабинета, когда уже достаточно стемнело, однако до ужина еще было время, и Тор направился по ставшему почти привычному маршруту. Он уже отметил, стражники провожают его удивленными взглядами, по всей видимости, гадая, с чего это Громовержец, полгода не знавший дорогу к темнице мятежного принца, теперь ходит сюда по несколько раз на день. Тор слегка скривился, он знал, если сплетни по дворцу еще не пошли, то их появление в любом случае дело времени. Интересно, а дойдет сия информация до Всеотца? Тор открыл дверь. Локи лежал на боку, обхватив себя руками, и бездумно смотрел в одну точку. На появление Тора он никак не отреагировал. Громовержцу это показалось плохим знаком, он и без того не был мастером вести разговоры, а пытаться выяснить что-то у того, что не обращает на тебя внимания – задача не из простых. Однако, пути назад не было, прочистив горло, Тор произнес: - Локи. - Не насмотрелся? – Вяло и даже не обернувшись. «Ну, хотя бы ответил», не без облегчения подумал Тор. Разговаривать с пустотой ему совершенно не хотелось. - Локи, что с тобой происходит? - Кажется, я уже отвечал сегодня на этот вопрос. У тебя появились проблемы с памятью? Тор поморщился осознавая, что трикстер пусть и вяло, но пытается хамить, однако кивнул. - Я помню твой содержательный утренний монолог, но мы оба понимаем, что я спрашиваю о другом. Он окинул взглядом комнату, прикидывая, стоит ли ему присесть, наконец, решившись, устроился в одном из кресел, с которого мог видеть лицо узника, и приготовился ждать ответ. Однако, кажется Локи имел на этот счет другое мнение, или просто исчерпал сегодняшний предел слов. Молчание затягивалось. Убедившись, что ответа все же не последует, Тор решился попробовать еще раз. - Знаешь, когда вчера мама сказала, что ты ведешь себя странно, я решил, ты ей лжешь, чтобы разжалобить и получить свободу. У меня и сейчас на этот счет есть сомнения. Не хочешь их развеять? Локи с кровати то ли хмыкнул, то ли фыркнул. - Ты, оказывается, умеешь строить такие сложные предположения? Не все потеряно. - А ты, оказывается, не можешь научиться разговаривать не оскорбляя. Локи чуть пожал плечами. Разговор вновь зашел в тупик. Тор раздраженно пошевелился в кресле. - Суртур побери, что я с тобой вожусь? Да если бы не мама, я бы в жизни сюда не пришел! Она страдает, глядя как ты себя изводишь. - Мне все равно, - с пугающим равнодушием проговорил Локи. И прежде, чем возмущенный Тор набрал воздуха в легкие, собираясь высказаться, продолжил: - Я давно ей сказал, что не нуждаюсь ни в ее визитах, ни в ее жалости. И уж тем более, я не нуждаюсь в том, чтобы ты таскался сюда и «возился» со мной. Тор поперхнулся собственным возмущением. Интонация, с которой сейчас говорил Локи, была лишена каких бы то ни было эмоций. Просто слова, пустые, какие-то безжизненные. Как будто Локи действительно плевать на все, что произошло, на то, что он сотворил. Тор вскочил на ноги, навис над все так же лежащим без движения заключенным. - Чего ты добиваешься? Внимания?! Ты для этого хотел прикончить меня, убил столько людей, а сейчас устроил показательную голодовку и говоришь, что тебе все равно? Ты вообще хоть понимаешь, что натворил и что творишь сейчас?! Локи повернулся так, чтобы открыто смотреть в лицо разгневанного Громовержца, и чуть прищурился. - Полагаю, я все-таки добился внимания. Тор шумно выдохнул. На сотую долю секунды в его голове мелькнула мысль схватить трикстера, хорошенько встряхнуть, чтобы понял, осознал, наконец, деяния рук своих, раскаялся, однако Громовержец в этот раз все-таки сумел взять себя в руки. И все-таки от былой жалости, желания понять мятежного брата, что так цинично отзывается о чьих-то жизнях, не осталось и следа. - Ты жив только благодаря маме, - проговорил он холодно. – Будь благодарен ей за это. Локи ответил ему таким же пустым безразличным взглядом, каким совсем недавно были и его слова. От насмешливости не осталось и следа. - Наверное, ты прав, - просто проговорил он. - Но теперь это уже не имеет никакого значения. Просто оставьте меня в покое. - Вновь отвернулся и прикрыл глаза. Тор шумно выдохнул, развернулся и твердым шагом покинул камеру-комнату. На душе было тяжело, от мыслей болела голова, от сомнений рвался на части разум. Он пытался, приложил усилия, чтобы разобраться в происходящем, возможно, не настолько много, как следовало бы, но Локи тоже никак не способствовал решению вопроса. Наоборот, в очередной раз вывел Громовержца из себя. Локи все равно, он ничего не чувствует ни по отношению к содеянному, ни по отношению к своей семье, гонит мать и желает остаться один. Следовало принять это, хотя еще днем Громовержец осознал, что так до конца и не вырвал брата из сердца. И все-таки душевная тяжесть и сомнения не давали покоя. Стоя в коридоре дворца Тор обернулся на лестницу, ведущую в подземелья и понял, что спустится по ней еще не один раз.