Berry Tragedy

Дариус точно может сказать, что они никогда не встречались по настоящему. Они веселились, как веселятся молодые люди, ходили по барам, клубам, пили, пели, и обсуждали женщин. Они присутствовали на тех вечеринках, которые так часто устраивали стражники, и проводили там всю ночь, после чего не могли правильно работать. Хотя Золотой Страж мог. Золотой Страж всегда все должен мочь. Потому что император не милосердный человек. Они были друзьями, они тренировались, они устраивали спарринги и, что неудивительно, Золотой Страж почти всегда побеждал. Они отправлялись на совместные миссии, и их связывало что-то необъяснимое и невидимое, но в тоже время такое очевидное. Что-то в их улыбках друг с другом, говорили люди. Дариус думает, они сами не заметили, как оказались посреди этой поляны в лесу, окружённой огромными деревьями и слишком бескрайним небом, на которой так хорошо ощущалась бесконечность этого мира, и теснота их клетки в замке. Раскрасневшиеся, и невероятно уставшие после тренировки, они буквально врезались в это чудо природы, помяв прелестную траву, и утонув в запахе цветов. Они не заметили, как их тела оказались так близко друг с другом, как их улыбки стали настолько искренними, как их губы стали настолько сладкими. Дариус хорошо помнил вкус этих губ. Горберри. У него была аллергия на горберри. Они не заметили, как прошли часы, недели, месяцы, как теплые руки внезапно стали не только поддерживать во время боя, а стараться коснуться как можно чаще, как можно больше, как можно ярче. Мимолётно, быстро, но обжигающе знакомо. Как эти кивки Золотой Маски стали предназначаться лишь для одного человека, как эти случайные движения рук превратились в знаки, как эти щеки стали такими красными. Ему всегда нравились Горберри. Что странно, потому что он пробовал их всего один раз, в детстве, после чего чуть не задохнулся, потому что его горло распухло. Казалось бы, он не многое потерял, ведь Горберри не были единственным сортом ягод, и даже наоборот, пользовались наименьшей популярностью. Тем не менее, этот горьковатый привкус на его губах, эта мягкая мякоть, тающая во рту, и шершавые косточки, которые щекочут язык, позволяли ему утонуть в проблемах своей жизни, и на секунду представить, что все в порядке. Опьяняющие Горберри, которые привели бы его к верной смерти. Но он мог их есть. В правильном количестве. Дариус никогда не думал, что может быть что-то настолько одурманивающие, настолько манящее, как губы его наставника. Они никогда не понимали, как и когда это происходило, это казалось таким нереальным, таким несуществующим, но тем не менее таким мягким и таким важным. Все что они могли сказать, это то, что им хотелось ещё. Они не заметили, как лица стали такими потными, как носы стали такими мягкими, как щеки стали такими приятными. Они не заметили, как чужие глаза стали такими глубокими, такими красивыми, такими особенными. Как заглянув за такие аккуратные ресницы, они стали обнаруживать самоцветы, с миллионом слоев, каждый из которых блестел на солнце. Они не заметили, как чужие слезы стали такими горькими, как им необходимо было вытереть их, как им необходимо было увидеть улыбку. Они не заметили, как начали тонуть в этом странном ощущении, которое опустошало их грудь, не давая возможности дышать, которое взрывалось в их головах, когда они думали друг о друге, которое раскрашивали их щеки ярко красным, когда они видели друг-друга. Они не смогли понять, в какой момент их мимолётные касания стали слишком обжигать, в какой момент их улыбки стали слишком наигранными, в какой момент Горберри стало слишком много. Когда-то давно, в одном маленьком, забытом месте под названием Хексайд, Дариус смотрел на своего одноклассника, и не мог понять, что происходит внутри него, когда тот улыбаеться миру настолько широко и открыто, показывая всем свои кривые зубы. Что заставляло его собственные губы расплываться в улыбке, когда кто-то настолько неаккуратный гонялся за бабочками и строил странные конструкции из мерзости. Что заставляло его соглашаться на ночевки, с большим количеством снеков, странных фильмов, и теплых пледов, под которыми они прятались вдвоем. Что делало из них двоих лучшую команду в классе, что помогало им понимать друг друга с полуслова. Когда-то в эту жизнь ступила красивая девушка, с зелёными волосами, которая всегда стояла ровно, которая никогда не опаздывала, и улыбка которой была настолько же опьяняющий, как и Горберри. Затем туда стали вбегать дети, много детей, с рыжими, черными, мятно-зелеными волосами. Когда-то Дариус посмотрел на мальчика, который ловил бабочек, и девочку, которая так странно улыбалась, и подумал что их волосы сочетаются. И подумал, что не хочет умереть от Горберри. Когда-то давно, в одном маленьком, забытом месте под названием Хексайд, у него было так бесконечно много друзей. И казалось что они никогда не закончатся, потому что они клялись своей кровью при свете луны, и знали все тайны друг друга. Когда-то давно, в одном маленьком, забытом месте под названием Хекссайд, девочка с странной улыбкой утащила за собой мальчика, который ловил бабочек, и больше не вернулась за Дариусом. Когда-то рыжий ребенок и ребенок, с мятно-зелеными волосами, ускакали в будущее, что бы разбить друг другу сердца. Когда-то второй рыжий ребенок перекрасился в темный, чтобы казаться страшнее. Когда-то Дариус остался один, и хотя был не сезон Горберри, он отчётливо чувствовал их привкус во рту. Это было не то, что сейчас. Ни один из них никогда не чувствовал этого, этого огня, который хотел чтобы его выпустили, этой горячей жидкости, которая заполняла их до краев, и которую так необходимо было отпустить. Наверное, поэтому они не заметили, как начали задыхаться в ней, как нежные ладони на запястья, превратились в кандалы, как Горберри начали заполнять его рот, как горло начало распухать, как трудно стало дышать. Они не заметили как стали настолько близкими, как не заметили косых взглядов императора. Они не заметили, как чувства стали такими яркими, как Дариус не заметил, как Исан стал таким замкнутым. Они не заметили, как жизнь стала такой воздушной, как Дариус не заметил подвоха. Ты когда-нибудь думал о смерти? Они не заметили, как стали так поглощены друг другом, что стали разрывать друг друга изнутри. Не заметили, как тяжёлое дыхание на полу посреди ночи, кровь от провала на молодом лице, и их страшные мысли стали таки реальными, такими настоящими, такими опасными. Когда их чувства стали настолько ощущаемыми, настолько осязаемыми, настолько живыми. Как их любовь, их ненависть, их боль, стала настолько сильной. Как их мимолётные жалобы на глупость системы ковенов превратились в восстание, как светлое тело покрылось шрамами, как их любовь стала кровавым месивом. Послушай, я вернусь не скоро. Просто пообещай не идти за мной. Никогда, хорошо? Пфффф, ты должен мне выпить. Я не за что это не пропущу! И будь верен Белосу. Что бы ты не узнал, он не должен узнать. Ты любишь хвастаться актерским мастерством, так вот, воспользуйся им. А он даже не видит трупа, потому что Белос заявляет что Золотой Страж погиб при сражении с дикими ведьмами. Он видит только небольшой камень, среди миллионов таких же, и кладет одинокий букет на спутанную траву. На самом деле, это было даже не так уж и долго. Всего три с половиной года, два, учитывая что первый год они действительно были лишь друзьями. Казалось, что время летело слишком быстро, часы превращались в секунды, но при этом прошло уже много лет. Словно они знали друг друга всю жизнь. Но часы-секунды сложились в всего два с половиной года, в два с половиной года опасных Горберри, после чего Дариус все же отравился. И Дариус задыхается, пока его горло распухает от всех тех Горберри, которые он заглотил, его тело чешется, и что-то хочет вырваться из него, пока он умирает. Он не заметил, как переборщил с ягодами, но это не так уж и важно, пока эти мокрые слезы с его глаз никто не вытерет. Пока губы со вкусом Горберри не коснуться его щеки, оставив это неповторимое ощущение. Никогда, шепчет его сознание, и Дариус не замечает, как смиряется с этим. И Дариус клянется, что никогда больше не переборщит с ягодами. Затем, в замке неожиданно появляется слишком маленький охранник, который подкладывает кучу бумаги, чтобы не выпасть из слишком больших сапог, который утопает в форме, и который известен тем, что не имеет магии и зачислен потому, что племянник императора. От ребенка пахнет кринсберри. Кринсберри — сочные ягоды, сок которых приторно-сладкий, но при этом горчит. Их мякоть вязкая, прилипающая к небу, и тянущаяся словно мед. Они очень любимы всеми живыми существами, но Дариус всегда из ненавидел. Всегда в сравнении с Горберри, Кринсберри были слишком. Ребенок что-то делает, чего-то достигает, но вызывает это отвратительное чувство, которое обжигает и бурлит внутри, которое вываливается в придирки, замечания и упрёки. Дариус не замечает, как пара насмешек превращается в каждодневные издевательства, когда он смеётся над любой мелочью, критикуя любое действие, и вызывая злость у ребенка. Не замечает, как одна шутка, превращается в череду бесконечных обзывательств, которые почти вызывают у ребенка слезы и заставляют того запереться в комнате. Дариус не замечает, как утопает уже не в сладкой радости вместе с Исаном, а в горькой обиде, потому что сколько плащей, масок, и нашивок не надели на вундеркинда, он никогда им не станет. Он никогда не станет хоть каплю похож на Исана. Дариус не замечает, как давит кусты Кринсберри, как обливает ягоды грязью, как уничтожает каждую крошечную косточку, любое доказательство существовавшего вкуса. Не замечает, как от ягод остаётся только кучка грязи, и кроваво-красного сока, который окрашивает их внутренности. Не замечает, как небольшое замечания, в попытке помочь ребенку стать похожим на него, превращаются в нескончаемую критику любого шага. Дариус пьянеет от ненавистных Кринсберри, хотя обещал себе больше так не делать. Горберри намного вкуснее Кринсберри. Дариус не замечает, как портит Кринсберри, пытаясь заставить их походить на совершенно другие ягоды. Позаботься о следующем Золотом Страже. Он должен быть младше всех. Стоя перед ребенком, сжавшимся под его взглядом, готовым к удару по лицу, голове, чему угодно, Дариус внезапно задыхается от собственной тупости. Это так похоже на историю с Исаном. И даже если Горберри и Кринсберри одного семейства, они совершенно разные. Он делает что-то, пытаясь исправить то, что исправить невозможно. Он пытается понять ребенка, но тот только в страхе закрывает лицо руками. Но затем в их особняке начинает пахнуть клубникой, человеческими ягодами, рассказывает Луз, притаскивая с собой целый контейнер. Они большие, сочные, порой кислые, и сладкие. Они странные. Но Дариус обнаруживает, что они ему нравятся. Возможно даже чуть больше, чем Горберри.