Я помню, как ветер ласкал лацканы твоего кителя, Как твою треуголку ласкали брызги солёных вод. Тебя с детства судьба закрутила в круговорот Из которого ты всегда выходил победителем… Только вот ты не знал, куда море тебя ведёт. Ты услышал тот зов, когда был ещё хилым юнгой, Молоко не обсохло тогда на твоих губах. Ты держал лишь канат и надежду в своих руках, Но уже мог проплыть от России до жарких джунглей, Не ссылаясь на боль, неуверенность или страх. Ты скитался по тысяче стран, и услышал песню, В тот же миг забывая дом и бросаясь в путь. И, должно быть, уже в тот момент ты и начал тонуть. Эта песня была твоя мания, смерти вестник: Окрутила, опутала так, что ни выдохнуть, ни вдохнуть. Отыскал ты меня, когда стал на борту капитаном. Проложил путь по звёздам до самых туманных морей, Снарядил экипаж (ты нашёл самых верных людей, Тех, кто бьётся до самой последней раны) И поплыл на мой зов. Чтобы сделать навеки своей. Ты читал столько мифов о юных прекрасных нимфах На чей голос плывут моряки. Где найдут приют. Ты мечтал о русалках, что песни тебе поют… Твой фрегат шёл на всех парусах, огибая рифы. Твой фрегат шёл на остров, где нимфы твои живут… Ты мечтал о любви. Без волнения и без почестей. Ты пришёл на мой зов, в сердце было любви полно, Ты мечтал о русалке, что станет тебе родной… Но она где-то в море рыдает от одиночества. Где-то в море Сирена тянет тебя на дно.
Она бежала изо всех сил, ветви хлестали по голым ногам и лицу, оставляя красные полосы на практически белой коже. Дыхание сбилось, сердце ухало где-то в горле, а ноги двигались уже скорее по инерции, последние силы покидали её. Хоть кровь и стучала набатом в её ушах, она всё ещё слышала, как совсем близко, за спиной шуршали крылья её преследователя. Чёрный Лес схлопывался за ней, как вакуумное пространство, грозясь раздавить девушку если та остановится, если сдастся. Лес казался нескончаемым, засасывающим и удивительно живым. Когда ноги перестали слушаться, девушка замедлилась, готовая встретить неминуемую смерть… Но шорох крыльев позади стих, загнанная жертва затравленно оглянулась по сторонам, за спиной был только тёмный Лес, а перед лицом возникла небольшая полянка, посередине которой возвышался огромный валун. Она настороженно оглядываясь, подобралась к камню и упала на траву, облокотившись спиной на холодную поверхность. Где-то вдалеке, глубоко в лесу, взвыл волк, вой его был обнадёживающий и устрашающий одновременно, наверно именно так воют вожаки стай… Девушка глубоко вздохнула, как вдруг резкий порыв ветра растрепал ей волосы. Она замерла, прислушиваясь. Ветра не было, стояла тишина. Внезапно её ступни что-то коснулось. Девушка дернулась и попыталась подняться, чтобы увидеть то, что было у ног, но резкая боль в рёбрах заставила опуститься обратно на мокрую от росы траву. Она бессильно опустила руки, как нечто коснулось её икры. — Проклятие, — прошептала огнеголовая, в ужасе представив, что это змея сейчас ползает у её ног. Задвигав ногами, она, к своему удивлению, ничего ими не нащупала. И тут что-то мягкое коснулось её щеки. Девушка отпрянула насколько позволяли возможности, а позволяли они совсем чуть-чуть. Она отстранилась, как можно дальше и зажмурилась. — Не надо бояться меня… Девушка от неожиданности открыла глаза и уставилась в пустоту. Рядом никого не было. Она резко повернулась, но и с другой стороны камня никого не оказалось. — Не бойся меня… — Я не… я не боюсь, — выдохнула девица, храбрясь. Этот голос, едва слышный, несомненно был мужским, но совершенно не ясно, с какой стороны он доносился. — Боишься, — прошелестел голос. Или это просто шелест листвы? Девушка была готова принять этот голос за игру воображения, как внезапно тот продолжил: — Но боишься ты не меня… Заблудшая старалась успокоиться и понять, что же происходит. — Я боюсь того, чего не знаю, — сказала она в пространство, надеясь, что голос её звучит достаточно твёрдо. — Ах, вот как? — казалось, в голосе промелькнула насмешка, — а меня ты боишься? — Нет! — слишком резко и слишком быстро ответила девушка и замерла, испугавшись, что слишком грубо себя повела. — Храброе сердце… Голос изменился. Он стал задумчивым. Девушка у подножия камня молчала. — Гибкий ум… — продолжил голос. Казалось, что теперь голос доносится из какого-то конкретного места. Он движется. — Горячая кровь… пьянящая красота и… — тут голос умолк — и глаза, такие яркие, видящие. Кое-кому нужна твоя помощь… — Покажись… Пожалуйста. Огромная птица опустилась на землю прямо перед девушкой, жёлтые глаза светили двумя яркими насмешливыми фонарями, а когтистые лапы скребли траву. —Чем я могу кому-то, помочь, если я себе помочь не могу… Она не успела договорить, потому что перед глазами резко возник образ серого дома, его стены плакали трещинами, а в окнах не было видно ровным счётом ничего. Весь он был инородный, и как будто вырванный из совсем другого ландшафта. — Что ты мне показываешь? Я не видела раньше этого места. — В этом месте есть тот, чьими глазами ты должна стать. Тебя там уже заждались, спеши… Всё заволокло ароматным дымом, в котором и растворилась огромная птица, как будто её и не было.***
Размашистыми шагами по коридору, с непроницаемой миной шёл Р1, в одной руке он нёс увесистый чемодан, пришедший в наше время прямиком из 70-х, за спиной висел чехол с гитарой, а подмышкой другой руки у него болталось что-то неопознанное, сзади торчали ноги в рваных колготках в чёрно-желтую полосочку, а спереди трясся медно-рыжий веер волос. Тело, которое час назад брыкалось, пиналось, царапалось и кусалось. (собственно из-за этого лицо Ральфа было исполосовано, а на плече чуть ниже рукава изодранной Телом футболки, наливался фиолетовым огромный укус). Воспитатель стремительно рассекал коридор, и что-то ворчал себе под нос. Закрашенные окна, не пропускали свет закатного солнца, делая коридор ещё темнее и уже. Ральф резко остановился у двери с ободранной цифрой четыре и красноречиво вздохнул, толкнул её ногой, входя внутрь. Пока все глаза комнаты были уставлены на него, он небрежно опустил на пол чемодан и гитару, и намного более бережно, поставил на ноги свою ношу. Ноша стояла, опустив глаза в пол. Удивительным было то, что все молчали, что редкость для этой комнаты. Вопросительные взгляды скользящие по его лицу, футболке, и плечам, заставили его вскинуться и начать короткий монолог: — Женское крыло забито, поэтому, а так же потому что вы самая малочисленная группа, эта дама, теперь на вашем попечении.- краткость — сестра таланта, оглядев суровым взглядом всех в комнате, он развернулся и вышел. Но тут же вернулся с кратким дополнением— ведите себя нормально. Теперь он ушёл на совсем, об этом оповестила хлопнувшая дверь в коридор и удаляющиеся, тяжёлые шаги. Бывшая Ноша стояла как вкопанная, и только после ухода Воспитателя подняла глаза, наградив всех холодным взглядом серых глаз. Пока все пребывали в шоковом молчании, она начала говорить: — Прошу прощения за то, что я упала как снег на голову, надеюсь это временная трудность, не хочу приносить неприятности. — её голос, он был удивителен, обволакивал и действовал, как гипнотический маятник, она продолжила, — мне уже объяснили, что имена у вас здесь не в ходу поэтому, представляться не стану. Она села на свой чемодан и стала обшаривать комнату взглядом из-под бронзовых ресниц. Шакал вскинулся первым: — Боже-Боже-Боже, ещё один аристократ в группе, невероятно, просто потрясающе — он чуть-чуть не выпрыгивал из своего кресла от радости.— я Шакал Табаки, к вашим услугам, торгаш и любитель мгновений. Медная голова достала из-под ремня пачку тонких виноградных сигарет, и закурила, глядя на Шакала с интересом. Далее представились и другие, открытого недовольства вроде не наблюдалось. Спустя полчаса, она распаковывала свой чемодан, половину которого, занимали блоки сигарет, а вторую немного вещей по мелочи и разного рода вкусности: банки с мёдом, орехи, пара пакетов чая, и несколько вакуумных пачек кофе. Она тихо переговаривалась со своими новыми сожителями, отвечая на незамысловатые вопросы, но в воздухе повисло ожидание, соседи чего-то ожидали, тихо что-то обсуждали между собой, подглядывая на дверь. В один момент, когда Македонский, передавал новенькой кружку ароматного кофе, дверь комнаты отворилась и в неё вошёл… а кто вошёл? Это был долговязый, худющий, с чёрными длинными патлами. Его глаза были поддёрнуты дымкой слепоты. И эти невидящие глаза, смотрели прямо на гостью, которую не ждали: — Как тебя зовут? -прошелестел неожиданно приятный голос с хрипотцой. — У меня ещё нет имени…— начала она, но Шакал её перебил. — Мы ждали тебя чтобы решить— но тут его прервал сам Слепой, подняв руку в жесте молчания. — Скажи ещё что-нибудь…— все понимающе на него посмотрели, голос был действительно необыкновенный. — Если угодно, могу спеть…— не растерялась медно-головая, протягивая руку к чехлу с гитарой. Слепой кивнул, и все устроились, как по команде, они обратились в слух. Девушка села на пол, и просидела пять минут, строя гитару, наконец по комнате полилась мелодия, и ещё через секунду все поняли какой ошибкой стало то, что они согласились выслушать: В поле спят мотыльки Уж свернулся у реки Только котик не спит и в окно всё глядит Кто же от гуля его защитит? Её голос завораживал, и никто не мог отвести взгляда от её глаз, смотрящих в пустоту. Волки спят в глухом лесу Мыши летучие спят на ветру Одна лишь душа во тьме бредёт Нечисти страшную гибель несёт Жуткий лад песни совсем не мешал, наслаждаться происходящим и самим голосом, а даже наоборот, настраивал на нужное настроение. А с ладошку крошке не уснуть Не оставь её ночью одну Ведьмака страшнее нет, за горсть златых монет придёт И больше никого ничто не спасёт Не спасёт Её голос вводил в гипнотический транс, какое-то наваждение заставляло придвинуться ближе и прикоснуться. Она хотела продолжить куплет, но Слепой остановил её, прикладывая руку к грифу гитары. Рыжеволосая непонимающе встретила пустой взгляд, поддёрнутых, дымкой глаз. — Бедный Ральф и понятия не имел, что наткнулся и еле вышел живым из драки с Сиреной…— он туманно улыбнулся и встал, возясь на втором этаже кровати, вытащил оттуда свои пожитки, и кивнул в её сторону, — теперь твоё место… Сирена… Девушка произнесла своё имя беззвучно, словно пробуя на вкус. По комнате пролетело одобряющее уханье, и негромкие, но почётные хлопки в ладоши. К сидящей на полу Сирене, подъехал Табаки на мустанге и заговорщически начал шептать на ухо: — Не каждого Вожак Вожаков лично крестит, поздравляю, ты на особом счету. Девушка начала оглядываться в поисках вожака, но его уже и след простыл. Она ловко влезла на уступленную кровать, и посмотрела на своих новых соседей с высоты своего нового положения. Горло саднило после пения, а голосовые связки неприятно стянуло спазмом, голос всегда был её даром и проклятием, долго она говорить не могла из-за слабых ещё с рождения связок, но когда она говорила, то слушали только её. Девушка бегло на языке жестов объяснила, что всё, что есть в чемодане съестного передаёт в общее пользование. Оказывается знание языка жестов не редкость, и поняли в комнате, абсолютно все, кроме Толстого, который самозабвенно жевал угол чемодана. — Ты всегда будешь разговаривать с нами на языке глухонемых? — поинтересовался Сфинкс. «Не стану лишний раз открывать рот, если это не необходимо, не могу долго разговаривать, слабые связки с самого детства» — размашистые жесты выдавали экспрессию в человеке, Сфинкс понимающе кивнул и задал следующий вопрос: — Не хочешь сыграть со мной в шахматы? — он почему-то на сто процентов был уверен, что она умела. Активные кивки стали ему подтверждением. Слезая с кровати, она чуть не уронила Македонского, который рвался подстраховать, и стыдливо покраснев, оба начали извиняться, один вслух, а другая размахивая руками. Уже за шахматной доской, вокруг которой собрались, поглазеть, Шакал, Лорд и Македонский. — В этой комнате чудеса под запретом — как будто невзначай отметил Сфинкс, пытливо всматриваясь в изморозь серых глаз напротив, Македонский стушевался и ушёл заваривать кофе. Сирена молчаливо кивнула, давая понять, что понимает о чём идёт речь и Сфинкс, как ни в чём не бывало спросил: — Чёрные или белые? Девушка повернула доску так, чтобы перед ней строгими рядами выстроились черные фигуры. Игра шла плавно и с достаточно ожидаемыми поворотами, так что к середине партии белых фигур на доске было гораздо больше чем чёрных. — Ты здесь не случайно, верно? — тихо предположил Сфинкс, когда за столом остались только они и дремлющий в коляске Шакал. Сирена подняла серые грозовые глаза, сбивая коня Сфинкса ладьёй, перетаскивает слюнявую фигурку в свой угол, жестом за что-то извиняется и открывает рот. — Во сне ко мне пришла большая птица и сказала, что я должна стать чьими-то глазами, и показала Дом. Как не старался Сфинкс сопротивляться голосу, его взгляд всё равно становится туманным и сонным: — То есть, ты пришла сюда сама? — спросил Шакал, который, как оказалось вовсе не дремал, а просто грел уши. «О нет, вы что, я поняла какое это стечение обстоятельств, когда воспитатель нёс меня по коридору, я увидела надпись, кажется что-то про большую птицу, и поняла, а так меня сюда сдал отец.» Все в комнате на секунду замерли, бандерлог Лэри отлепился от стены, около которой стоял во время всего разговора и исчез в тишине коридора, с верхней койки свесился Чёрный, чтобы просто осмотреть человека принёсшего бред в комнату. — Дом сам призвал её, интересно, каким боком тут наш Папа Стервятник… — пробубнил явно озабоченный Табаки, попутно разбивая часы, которые предварительно стащил с руки новой сожительницы, а она делает себе очередную пометку в уме, никаких часов в Четвёртой, скажем так на них у Шакала аллергия. — Завтра навестим эту таинственную Птицу— подумав, сказал Сфинкс, и признал поражение, которое настигло его в самый неожиданный момент. Когда все легли спать, он ещё долго пялился на доску, силясь понять, как он умудрился проиграть заведомо выигрышную партию.